Тут хектурион заметил подъехавшее начальство и проревел команду остановиться. Легионеры немедленно вскинули обеими руками секиры в салюте и положили их на плечо.
Одёрнув длинный чёрно-красный плащ, полагающийся главнокомандующему и дочери императора, Мариция в сопровождении двух телохранителей подъехала к строю, осматривая воинов. Никто из легионеров не дёрнулся, строй замер как одно существо. Не видя ничего, что заслуживало бы замечаний, дочь Хотака направилась к офицеру.
— Первый хектурион второго атакующего отряда Дрелин, миледи! — гаркнул тот, сорвав шлем и отсалютовав.
— Поздравления, хектурион. — Мариция поглядела на его эмблему, узнав золотой силуэт, в чёрном поле, — репутация легиона Виверны известна повсеместно.
— Благодарю, миледи!
— Кто твои командиры?
— Капитан Фион, тревериан Гарандон и командующий Баккор.
— Командующий Баккор… да, я помню его, отец всегда отзывался о нём уважительно. Твой легион специально обучен для лесной войны, не так ли?
Хектурион усмехнулся, так что шрамы на лице, заслуженные в прошлые кампании, искривились, и брякнул парой стальных перчаток на поясе. Пальцы перчаток заканчивались острыми крюками и могли легко использоваться для лазания по деревьям.
— Мои парни надеются встретиться первыми с эльфами Сильванести… Если на то будет ваш приказ.
Мариция расхохоталась:
— Я запомню твои слова, первый хектурион Дрелин!
Женщина тронула коня, а хектурион с одобрением посмотрел ей вслед, довольный, что дочь Хотака запомнила его имя. А сама Мариция ещё долго слышала позади себя рёв команд, доносящийся с тренировочного плаца…
Боевой дух легиона Виверны был очень высок, это было легко заметить, если посмотреть на любого солдата. А почему бы и нет? В близкой победе никто не сомневался. Она осмотрела периметр лагеря, где часовые в красных плащах стояли через каждые двадцать пять шагов.
Стоящие рядом дозорные отсалютовали ей, страж легиона Виверны только что сменил друга из легиона Волка, который уже торопливо ел, уписывая за обе щеки сушёную козлятину. На его шлеме был искусно закреплён собачий или волчий череп.
Еда в неположенном месте у поста была нарушением дисциплины, но пребывающая в хорошем расположении духа Мариция лишь погрозила проштрафившемуся пальцем. Видя, как вздрогнул солдат, она поняла, что он извлечёт необходимый урок.
Выехав за границы лагеря, Мариция криком подстегнула коня и понеслась вперёд. Рослые, закованные в броню телохранители нахлёстывали коней, чтобы не отстать от неё. Длинная трава сгибалась под ласковыми порывами ветра, мирный день был тихим и солнечным. Дочь Хотака быстро пронеслась через могучий дубняк и начала подниматься на невысокий холм, заканчивающийся зубчатым каменистым утёсом.
У самой пропасти Мариция осадила коня, подождав приотставших телохранителей. С холма открывался прекрасный вид.
Внизу на север и юг, до самого горизонта, расстилались новые владения империи, с другой стороны открывался вид на военный лагерь. Только отсюда можно было оценить, с какой точностью расставлены ряды палаток, образуя правильный пятиугольник, остриём указывающий на Сильванести, и понять, что здесь не обошлось без измерительных инструментов. Рядом вырубили свободное место, подготовив площадки для дополнительных лагерей новых легионов. Бивуак напоминал колонию лесных муравьёв, что выросли до огромных размеров и заполонили все вокруг.
Невдалеке задирали вверх свои огромные рычаги катапульты, готовые метать камни величиной с целого минотавра или бочки с зажигательной смесью. У каждого легиона имелось по двадцать пять катапульт и равное число меньших баллист. На большом поле пылила кавалерия, устраивая учебные сшибки с соседними отрядами для тренировки — копья с развевающимися знамёнами посверкивали.
— Как великолепно! — выдохнула Мариция. — По-другому просто не скажешь…
Она видела большой отряд минотавров, приближающийся с севера под мерный рокот барабанов, видела группы легионеров, выполняющих физические упражнения, видела тренирующихся в бросках копий…
Казалось, нет ни одного солдата, не занятого в подготовке к вторжению.
— Легион Виверны, несомненно, лучший в лагере, миледи, — осмелился нарушить тишину один из телохранителей. — Хотя и остальные четыре не многим ему уступают.
— Император обещал мне прислать ещё три до начала вторжения, среди них будут «летящие грифоны». Как только они прибудут, мы будем готовы помериться силами с этими изнеженными эльфами. И на сей раз им придётся встретиться с нами лицом к лицу, а не выставлять трусливых магов, что колдуют издалека…
Каждый минотавр знал историю и рассказы о последнем вторжении в Сильванести. Тогда эльфы применили мощную магию, заставив саму землю биться с легионами… Позорное поражение, исторический разгром.
Мариция продолжала наслаждаться видом, разглядывая гербы и флаги.
Каждый из них имел свою историю и славу. Вон там знамя легиона Виверны, там возвышается изумрудно-красный стяг легиона «Драконья Погибель» и чёрный штандарт легиона Волка. На юге гордо реял её собственный флаг — легиона Боевого Коня, одновременно признаваемый имперским. Неподалёку бледнел бело-серебряный стяг легиона Снежного Ястреба.
— Внушительный вид, — пробасил незнакомый голос.
Телохранители Мариции инстинктивно дёрнулись, выхватывая оружие и прикрывая свою хозяйку.
Напротив два закованных в чёрную броню рыцаря вытащили клинки, горя желанием бросить им вызов.
— Нет никакой необходимости в насилии, мы же союзники, — поднял руку подъехавший Галдар.
Верный помощник Мины сидел на скромной серой кобыле, которая больше подходила для человека и выглядела утомлённой под весом минотавра. Он был не менее семи футов в высоту и, как правильно оценила Мариция в письме к отцу, внешне совершенно не выделялся. Благодаря невыразительному коричневому меху он мог бы легко затеряться в толпе минотавров, но вот глаза…
В письме Мариция при всём желании не смогла описать ту энергию, которая изливалась из них на окружающих. Глаза Галдара жили отдельной жизнью. Когда он говорил о преданности Мине, что вернула ему руку, Мариция всегда ощущала некий подтекст и недосказанность, который передавал его взгляд. Галдар создавал армию Мины из отверженных и дезертиров, что ему блестяще удавалось, значит, он талантливый лидер, так зачем ему приманка в виде человеческой женщины?
Дочь Хотака восхищалась этим минотавром, но не доверяла ему.
— Ты опоздал, — произнесла она наконец.
— Меня вообще не должно тут быть, — ответил Галдар. — Я должен быть с нею и охранять её. — Он помолчал. — Но это последний раз, когда я покинул её… Мина говорит, Щит скоро неизбежно падёт.
— Ты уверен? — раздувая ноздри, спросила Мариция.
Огонь в его глазах никогда не гас.
— Мина сказала, это случится, значит, это случится.
Галдар полез в потёртую дорожную сумку, притороченную к седлу, и вытащил скатанный пергамент.
— Она приказала передать вам это.
Мариция кивнула телохранителю, и тот, тронув вороного коня, подъехал к Галдару. Выражение лица коричневого минотавра оставалось бесстрастным; он молча отдал послание, остановив рыцаря, уже открывшего было рот, чтобы вмешаться в ответ на подобное оскорбление.
Мариция приняла послание из рук телохранителя, подняв глаза на Галдара:
— Что там?
— Планы битвы. Карты и схемы. Следуйте им, и путь вашей армии будет наиболее лёгким. — Он внезапно надулся о гордости: — Именно минотавры покорят восточный Сильванести!
Его слова не слишком удовлетворили Марицию.
— Сильванести будет принадлежать нам полностью! И, кроме того… карты у нас не хуже твоих!
— Ваши действия были согласованы с Миной. — Галдар дёрнул поводья, разворачивая лошадь. — Если вы отказываетесь, это ваше право. Но именно она руководит завоеванием!
Мариция с трудом сдержала себя: отец не отдавал никаких распоряжений относительно споров с Галдаром на этой стадии отношений двух армий. Вот когда легионы войдут в Сильванести, разговор будет другим…
— Будьте готовы, миледи! — крикнул Галдар на прощание. — Да… Мина посылает благословение Единого Бога вам всем!
Он и сопровождающие рыцари быстро проскакали по вершине холма и исчезли в роще. Мариция некоторое время смотрела вслед минотавру-отступнику, затем бросила последний взгляд на свои легионы.
— Напомните мне выставить тут посты с завтрашнего дня, — сказала она. — Отсюда хорошо следить вражеским разведчикам…
— Да, миледи!
— Поехали, мне необходимо написать сообщение императору.
Она тронула коня к лагерю, затем ещё раз оглянулась и, фыркнув, прошептала:
— Единый Бог, надо же… Ты оцениваешь себя очень высоко, Галдар…
Сахд
Сахд презирал минотавров гораздо больше, чем другие людоеды. По его мнению, они годились только на корм мередрейкам. И всё же Кернен нуждался в рабочей силе, а минотавры идеально подходили для всех грязных работ. Но надсмотрщик никогда не упускал ни малейшей возможности, чтобы продемонстрировать проклятой расе своё отношение.
Цепочка рабов, покидающих шахты, торопливо опускала глаза, проходя мимо ужасного повелителя лагеря. Одетый в плащ командира неракского когтя, уродливый людоед похлопывал себя по ноге плёткой-девятихвосткой, внимательно осматривая каждого.
— Гарак! — заорал он одному из стражей. Остальные надсмотрщики сами чувствовали себя неуютно, когда Сахд был рядом. — Гарак хота и дж'хан!
Низкорослый страж немедленно подбежал и вытащил из цепочки рабов молодого минотавра с заплывшим от ударов глазом.
— Хота и Гараки, Урсув Суурт 1 — прорычал людоед. — Барака х'ти Форна Глиу и'Сахди!
Ничего не понимающий раб кубарем подкатился прямиком под ноги Сахда. Сожжённые губы надсмотрщика искривились в чудовищной гримасе, сзади людоед врезал по ноге минотавра, заставляя того не поднимать голову.
Сахд некоторое время молча разглядывал раба, затем наклонился и кнутом счистил грязь с его вспухшего плеча. Под коркой земли пламенело рабское клеймо — знак сломанных рогов.
— Урсу-у-ув Су-у-урт, — низко прорычал Сахд на общем. — Копать — тяжёлая работа, да-а?
Минотавр молчал, но его начала бить сильная дрожь. Красный плащ встрепенулся, когда Сахд бросился вперёд и повернул лицо раба к себе.
— Плохо внизу? Душный туннель, плохой воздух?
— Я упорно тружусь, мастер Сахд, — пробормотал молодой минотавр.
Надсмотрщик утробно захохотал.
— Но твой туннель, — указал он на остальных рабочих, — меньше чем у них!
— Да у него на участке выходит огромная скала! — не выдержал один из толпы — пожилой чёрно-серый минотавр. На его ушах чернели гниющие язвы, оставшиеся после того, как в первый день прибытия людоеды вырвали оттуда медные кольца. — К тому же кирки тупые. Нам давно пора заменить инструменты на новые!
Его слова превратились в вопль, когда надсмотрщик хлестнул его по коленям. Плётка вытянула старика ещё пять раз, прежде чем Сахд поднял руку.
— Должен работать лучше, Урсув Суурт! — встряхнул он молодого раба.
Поигрывая плетью, Сахд заорал надсмотрщикам:
— Хири и корак Равана ут и'Аргони!
Те немногие рабы, что поверхностно знали язык людоедов, уже кинулись к загонам, а на остальных набросились стражи, колотя дубинками и полосуя плетями.
— Хирак! — скомандовал Сахд.
Немедленно к молодому рабу подбежали два надсмотрщика и, схватив его за руки, растянули их в стороны, несмотря на отчаянное сопротивление юноши. Он некоторое время потрепыхался, а потом затих, полностью обездвиженный.
Появившийся людоед тащил в лапах огромную каменную плошку. Она была настолько горяча, что, даже обернув её шкурой, он ревел и морщился от боли. Сахд указал на землю перед собой, куда стражник с облегчением и бухнул свою ношу, затем отступил и достал из-за пояса большую железную ложку.
Стражи подтащили минотавра к плошке, от которой валил густой дым. Раб забился с новой силой, но подскочивший третий людоед схватил его за голову и заставил разжать зубы.
— Копать трудно… Урсув Суурт надо много еды… — почти промурлыкал Сахд, откладывая кнут и садясь на корточки рядом с юношей. — Надо много хорошей еды… да?
Он повернул голову раба так, чтобы тот мог увидеть содержимое плошки. В ней пузырилась чёрная лава, немного остывшая, но все равно смертельно горячая. Даже внутренняя часть плошки уже обуглилась от соприкосновения с ней.
— Чтобы быть сильным как камень, надо стать камнем, — продолжил старший надсмотрщик. — Значит… нужно его есть…
Проходящие рабы опускали глаза и отворачивались, не смея привлечь к себе внимание. Они все уже давно смирились с неминуемой смертью, но мечтали дожить хотя бы до вечера.
— Жри, Урсув Суурт! — Сахд зачерпнул поданной ложкой горящие камни и принялся заталкивать их в рот минотавру.
Зашипела горящая плоть, ужасный воюще-скулящий звук донёсся от семифутового минотавра. Сахд набрал вторую ложку и сунул её меж зубов бьющегося раба. Металл быстро накалился, и надсмотрщик, выругавшись, отбросил её. Потом подскочили помощники и быстро закрыли рабу рот, обвязав его голову верёвкой.
В течение долгих минут остальные рабы вынуждены были наблюдать мучения молодого минотавра, а все, кто мог заглянуть в маленькие, глубоко посаженные глазки Сахда, увидели бы там дикую радость и восхищение.
Наконец жертва начала затихать. Тогда Сахд приказал развязать ему голову и позволил другим рабам утащить полумёртвое тело.
После этого хозяин лагеря грозно осмотрел всех:
— Нет больше голода? Работать больше, да? Сегодня двойная норма!
В ответ он не услышал ни звука.
Сахд щёлкнул плетью и посмотрел на пустующие шесты. Пожалуй, десятка голов будет мало, чтобы ответить на наглую выходку беглецов. Его обожжённая морда вновь расплылась в усмешке — он наведёт порядок в своём королевстве любым путём…
Два людоеда на самом дальнем западном посту тоскливо поглядывали по сторонам, таращась на чёрные скалы и бесчисленные нагромождения камней. Вокруг не было и следа растительности: чтобы посмотреть на нормальную траву, пришлось бы скакать четыре дня на лошади. Даже вездесущие ящерицы не забредали сюда.
Среди всех постов, окружавших лагерь, на этом ночью было холоднее всего и дул непрекращающийся ветер. Здесь никогда ничего не происходило, и назначение сюда расценивалось как худшее из наказаний.
Оба людоеда знали это. Один лениво точил старое лезвие, второй лежал и выискивал блох у себя в шерсти. От них исходило жуткое зловоние, усиливаемое прямыми лучами солнца, кроме того, они недавно сильно подрались. Их взаимная неприязнь была широко известна, и лишь страх перед Сахдом заставлял их не перерезать друг дружке горло.
Внезапно людоед с мечом замер — далеко внизу показалась измотанная фигура, медленно ковыляющая по камням. Присмотревшись, страж сразу разглядел остатки цепей и торчащие рога.
Так-так… сбежавший раб.
Он толкнул задремавшего компаньона и пальцем указал на бредущую фигуру. Людоеды обменялись быстрыми взглядами и, покинув пост, кинулись за едва переставляющим ноги беглецом. Его поимка не должна была представлять сложности, а уж Сахд выдаст награду за любого раба, живого или мёртвого.
Но как только они с криками выскочили из-за скал и ринулись на жертву, их немедленно окружила более чем дюжина минотавров. Один из бывших рабов быстро схватил оторопевшего людоеда за руку и вогнал тому в горло его собственное лезвие. Второй стражник взревел и, размахивая дубиной, попытался вырваться из кольца. Ему удалось задеть одного минотавра, но это только увеличило ярость нападавших — они навалились со всех сторон, нещадно работая кулаками и камнями.
Вытерев новый меч, Фарос наблюдал, как толпа яростно молотит уже давно мёртвого людоеда, превращая того в бесформенную массу.
— Посмотри, нет ли у них ещё оружия, — сказал он Грому. — У стражей обычно бывают и кинжалы.
— Конечно, Фарос.
— Скоро смена караула, нам пора двигаться.
Довольно много рабов сумело избежать лап людоедов и в конечном итоге очутиться в потайной пещере. Гром благодарил Саргоннаса, что тот дозволил спастись стольким товарищам по несчастью. Фаросу было всё равно, однако его раздражало, что к ним присоединилось столько ртов — теперь украденного продовольствия хватит только на пару дней.
Его безоговорочно признали лидером, точно так же как ранее это сделали Гром и Валун. Фарос сначала раздражался, а потом принял все как есть и стал думать, каких целей можно достичь с такой группой.
Надо было совершать ещё вылазку, захватить больше снаряжения и навредить людоедам. Если следующий набег провести достаточно быстро, когда людоеды его не ожидают, можно было бы не на шутку обескуражить врагов.
Оставив мёртвых стражей лежать на камнях, отряд двинулся к лагерю. До захода солнца оставался час — это было для беглецов самое удобное время. До того как отряд достиг шахт, они потихоньку зарезали ещё двоих часовых — на этот раз спящих. Людоеды никак не могли поверить в угрозу нападения бывших рабов, и эта самонадеянность была на руку Фаросу. Сахд, вероятно, думал, что все минотавры кинутся бежать к морю…
Когда солнце закатилось, отряд собрался для последних инструкций. Впереди поблёскивали факелами ограды лагеря и перекликались стражи, время от времени доносилось шипение мередрейков.
— Ждите удара гонга, — приказывал Фарос. — Каждый начинает движение только после него.
Они улеглись на землю и затихли, слыша только собственное дыхание и случайную ругань людоедов. Один минотавр захрапел, за что немедленно получил пинок от Фароса.
Когда ожидание стало нестерпимым, унылый звук разнёсся по скалам.
Через час после наступления полной темноты удар гонга тревожил окрестности. Гонг висел у хижины Сахда, и ни один из минотавров не знал, для чего служат эти удары. Сахд требовал — этого было достаточно.
Фарос предполагал, что эта какая-то древняя традиция со времён эрдов…
Но сегодня удар стал сигналом для нападения на лагерь. Фарос и больше дюжины минотавров выбрались из-за камней и двинулись вперёд. Те, у кого не было оружия, сжимали в руках связки цепей или острые камни.
Двое копейщиков с мередрейком охраняли вход. Минотавры приблизились уже на расстояние броска, когда мередрейк, несмотря на то, что с наступлением ночи рептилии становились вялыми и сонными, почуял их и грозно зашипел. Людоед ослабил цепь и, сделав несколько шагов вперёд, замер, увидев множество тёмных фигур, приближающихся к нему. Счастливые обладатели холодного оружия бросились на тварь, раня её кинжалами, не давая напасть. Рептилии пришлось отступить, трусливо прячась за хозяина. Тот взмахнул копьём, попытавшись ткнуть остриём Фароса, но юноша увернулся и кинулся на людоеда, сбив того с ног. Не успел противник опомниться, как Фарос вогнал ему лезвие меча под подбородок и с хрустом провернул его.
Подхватив брошенное копьё, ещё один минотавр бросился к мередрейку.
В этот момент послышались крики и вопли — это Гром со своим отрядом начал отвлекающий манёвр, чтобы оттянуть на себя как можно больше людоедов Сахда и облегчить путь Фаросу.
Рептилия не металась, получая со всех сторон уколы, и не знала, на кого бросаться, но её сильный хвост уже отбросил двух слишком близко подобравшихся противников. В этот момент подбежавший минотавр с размаху проткнул её копьём с широким наконечником. Мередрейк, захрипев, попытался убежать, но силы рептилии быстро таяли вместе с хлещущей из раны кровью. Фарос ударом меча добил тварь.
— Быстрей! — махнул он рукой. — Пока они не опомнились!
Бывшие рабы вбежали в лагерь, проскочив мимо ужасных шестов, — некоторые вздрагивали, посматривая вверх… Большинство беглецов понимали, что их свобода стоила другим жизни. Теперь все места были заняты, и даже Фарос содрогнулся от глубины ненависти Сахда. «Неужели проклятый надсмотрщик убьёт каждого, до кого сможет добраться?» — подумал юноша.
Прежде чем Фарос успел открыть рот, рабы кинулись валить ужасные колья; взрыв ярости сопровождал каждый сломанный шест.
От ближайшего к ним загона послышались крики — рабы взывали о помощи. К ним немедленно рванулись несколько горячих голов, Фарос уже собирался вернуть их обратно, но в этот момент из-за угла загона показалась дюжина стражей, вооружённых дубинами, копьями и мечами.
Тогда, повернувшись к остальным, юноша проревел:
— Вот они! Убьём их!
Его отряд бросился на людоедов. Первого минотавра насадили на копьё, но второй, вооружённый одним кинжалом, смог распороть глотку противника, рассыпав строй людоедов. Другой надсмотрщик безуспешно попытался нанести удар дубиной и рухнул, подсечённый под колени. Подскочивший раб вспорол ему брюхо.
Рядом с Фаросом рухнул минотавр, сокрушённый дубиной. Юноша встал на его место и вонзил меч в бок людоеду.
Трое минотавров взламывали замок на загоне. Один из них закричал, когда копьё пробило его насквозь, но оставшиеся два справились, и замок, загремев, сорвался с петель. Не успел он коснуться земли, как наружу посыпались рабы.
Ещё сопротивлявшиеся людоеды были просто погребены под яростной массой тел. Закованные, истощённые, рабы вымещали на мучителях всю накопившуюся злобу. Месяцы и года заключения горели в их глазах…
— Ты! — Фарос схватил пробегавшего мимо раба за плечо. — Ты и та пятёрка, быстро за мной!
Вместо шести к Фаросу присоединилась добрая дюжина добровольцев. С востока раздались громкие взрывы, а людоеды завопили особенно громко — очевидно, минотавры Грома смогли зажечь несколько хранившихся там бочек с маслом. Багровое зарево пожара быстро распространялось, захватывая весь восточный край лагеря.
Внезапно из тьмы появились слюнявые морды рептилий — одной, другой, третьей… Двигались мередрейки неуверенно, словно в страхе, и на них не было обычных цепей. Сзади показались погонщики, факелами подгонявшие тварей.
Минотавры остановились кик вкопанные, многие сразу кинулись бежать.
Но без цепей своевольные твари не желали идти в атаку, предпочтя набивать брюхо другим, более лёгким способом. Они разбегались во тьме в разные стороны, не слушая команд. Погонщики надрывались, но их слова уже мало что значили. Один из мередрейков вдруг развернулся и кинулся на хозяина, злобно шипя.
— Смелей! — призвал Фарос минотавров с копьями. — Вспорем им брюхо!
Двоим копейщикам сразу же удалось завалить рептилию, и теперь она издыхала, пронзённая с двух сторон. Видя, что дело принимает серьёзный оборот, людоеды отбросили факелы и потянулись за мечами. Некоторые погонщики ещё пытались взять под контроль своих тварей, но остальные уже сообразили, что мередрейки сейчас не менее опасны для них самих.
Один людоед схватил минотавра и с такой силой отшвырнул его, что обрушил деревянную стену хижины. Другой, размахивая дубиной с бешеной скоростью, держал на расстоянии трёх рабов.
Копейщики ранили ещё одного мередрейка, и теперь он носился по кругу, разбрызгивая кровь. Любимый запах буквально свёл с ума остальных тварей, двое кинулись на раненого, остальные без разбору врезались в толпу минотавров и людоедов.
Страшные челюсти щёлкнули в дюйме от лица Фароса. Увернувшись от свистнувшей над головой дубины, он немедленно ткнул рептилию факелом в пасть. В этот момент сзади его схватил надсмотрщик. Юноша извернулся, и факел зашипел на перекошенном волосистом лице. Шерсть людоеда вспыхнула, и он, разинув клыкастый рот, с воем покатился по земле. Фарос подскочил к надсмотрщику и прекратил его муки ударом меча.
Когда юноша обернулся, чтобы разобраться с мередрейком, того уже молотил цепями добрый десяток минотавров. Две последних рептилии ожесточённо грызли друг друга — рабы наблюдали за этим с усмешками.
Со всех сторон бежали рогатые фигуры, рабы все прибывали, все чаще стали слышны крики, требующие смерти главного надсмотрщика.
Набег превратился в нечто ещё недавно казавшееся совершенно невозможным — в восстание.
Людоеды были отброшены повсеместно и сейчас искали друг друга в темноте, но все равно их было во много раз меньше, чем освобождённых минотавров. И, в отличие от Вайрокса, казалось маловероятным, что они получат помощь извне.
— Найдите мне Сахда! — заорал Фарос. — Ищите его!
Теперь пылал весь восток и юг — там загорелись подожжённые освобождёнными рабами загоны и сарай. В центре лагеря полетел в огонь шест с грубым знаменем Сахда — красной тряпкой с намалёванным лопнувшим черепом. Но минотавры не доверили его огню, самолично растерзав на тысячу кусочков. Фарос посмотрел в сторону кладовых и вдруг заметил, как одна из них тоже занялась огнём.
— Нет, разрази вас гром! Прекратите! — Он бросился туда.
Он подумал, что обезумевшие от свободы рабы громят все подряд, не подозревая о драгоценном содержимом кладовых. Тёмные фигуры бегали вокруг второй хижины, поливая её маслом из бочонков.
Приглядевшись, Фарос понял, что это людоеды.
«Но что они делают? Уничтожают собственные припасы, осознав поражение?» — удивлённо подумал юноша.
Когда он приблизился, то ясно услышал голос Сахда. Главный надсмотрщик ругал своих ленивых подчинённых, подстёгивая их. Людоеды предпочли бы бежать или драться, но Сахда они боялись больше. Один заметил Фароса и предупреждающе зарычал командиру.
В свете огней выражение морды Сахда с сожжённой и обугленной кожей напоминало маску ужаса. На его поясе висели меч и плеть, которой так часто доставалось Фаросу и другим заключённым. Сахд узнал молодого минотавра, радостно осклабился и зашагал навстречу, кося почти безумными глазами…
Воспоминания вновь нахлынули на Фароса… другой надзиратель… в Вайроксе… Мерзкий Пэг мог легко быть братом Сахда, он также ненавидел тех, кого охранял… Пэг убил Ультара, единственного друга Фароса… и дважды пробовал убить его самого… Но, в конце концов… именно он, Фарос, убил его… Сахд был просто воплощением Пэга, только в десятки раз хуже…
Юноша засмеялся, поднимая меч.
Сахд мгновенно бросил в него факел, который Фарос отбил лезвием. Этого было достаточно, чтобы на мгновение ослабить бдительность минотавра, и надсмотрщик, выхватив свой клинок, бросился на юношу.
Мечи встретились с лязгом, который услышал весь лагерь.
Сахд усмехался сожжённым ртом, обдавая минотавра гнилым дыханием.
— Узнал тебя, Урсув Суурт, — проскрежетал людоед. — Я хлестал тебя множество раз… пришёл за добавкой, да?
Фарос напрягся и отбросил Сахда назад, к горящим хижинам, но людоед тут же снова кинулся вперёд, и они вновь сцепились, но теперь надсмотрщик попытался добраться клыками до глотки Фароса. Юноша резко отскочил назад, и не ожидавший этого Сахд едва не растянулся на земле, но быстро восстановил равновесие, злобно скалясь.
Столпившиеся вокруг людоеды вдруг заметили что-то за их спинами и беспорядочно отступили, бросив своего хозяина.
Лезвия вновь со скрежетом столкнулись, клинок Сахда разрубил меч Фароса, и осколок металла отлетел, пропоров щеку минотавра у глаза. Фарос отвлёкся, чтобы смахнуть кровь, и, вновь воспользовавшись этим, надсмотрщик достал его по рёбрам.
Выругавшись, Фарос сделал шаг назад, и тут ему под ногу попался потухший факел Сахда. Юноша зашатался и рухнул на спину, а главный надсмотрщик радостно кинулся к нему:
— Завтра повешу твою голову на самый длинный шест, Урсув Суурт! Сделаю ему улыбку, и пусть твои друзья маршируют вокруг!
Он занёс меч над головой и ударил. Фарос, извернувшись, сумел откатиться, и лезвие лишь высекло искры с камней. Он ударил Сахда ногами, отшвырнув того, а сам перекувырнулся и вскочил.
Сахд смеялся как безумный, стараясь подняться на ноги. В этот момент Фарос прыгнул на него, и они покатились по грязи. То один, то другой оказывались наверху, душа друг друга. Внезапно одна из оставленных без присмотра бочек взорвалась, земля задрожала, раскидав дерущихся в разные стороны.
Фарос, шатаясь, попробовал найти меч, когда ему показалось, что в спину вонзились гвозди… нет, это были стальные когти плети! Смех Сахда заполнил его сознание, кружа голову.
Раздался резкий свист, и последовал новый удар, закрутивший минотавра волчком.
— Больно кусает, да? — выдохнул Сахд, чья фигура выступила из тьмы, теперь мрачно освещённая пожаром.
Фароса от боли выгнуло дугой, но он нашёл в себе силы посмотреть в глаза мучителю, подступающему ближе.
Новый удар минотавру удалось пригасить рукой, пальцы стиснули скользкие кожаные хвосты. Он рухнул на колени, но его рука уже смыкалась на рукояти меча.
Следующий удар пришёлся по выставленной ноге, обдирая мясо до кости.
— Тебе не нужна кожа… Урсув Суурт? Нет, не нужна… не нужен и, мех… — Сахд дразнил, издевался… — Тебе ничего не надо, кроме крови…
Но теперь Фарос ясно видел и слышал надсмотрщика. Он уже привык не обращать внимания на боль, уходя в себя…
Последний удар Сахда он поймал намного лучше, ощутив, как глубоко вошли железные когти. Людоед отчаянно потянул плеть на себя, а Фарос воспользовался ею как противовесом, рванувшись к нему.
Впервые глаза раба и надсмотрщика оказались так близко.
Сахд дрогнул и, неожиданно бросив плеть, рванулся к своему мечу. Но Фарос не спешил за ним, он медленно сматывал плётку, наблюдая за людоедом. Сахд был уже почти у меча, когда девять острых железных когтей пропороли его руку. Надсмотрщик взревел, и новый удар не заставил себя ждать. Фарос бил без перерыва, хлеща людоеда, не давая тому опомниться…
Сахд был уже весь залит кровью, он дышал все тяжелее и тяжелее.