В 70-80-ые г.г. XX века намечаются некоторые изменения, касающиеся идеологической обстановки в СССР, наступает эпоха «гласности». Становится возможным издание полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского в 30-ти томах Институтом русской литературы РАН.
В указанном периоде начинает возобновляться написание литературоведческих работ по изучению романа «Бесы», в которых ученые обращаются к сущности главного персонажа Николая Ставрогина, причинам интереса Достоевского к людям с глубоким «подпольем» души [4, с. 25]. Пожалуй, Н.В. Касаткин, советский психолог и литературовед, будет являться одним из немногих исследователей второй половины ХХ века, кто серьезно подойдет к вопросу разгадки тайны человека в творчестве Достоевского. В учебном пособии «Тайна человека: своеобразие реализма Ф.М. Достоевского», написанном в начале 1970-ых г.г., Касаткин укажет на внимание Достоевского к людям ставрогинского типа. «Ставрогин несколько напоминает Раскольникова. В детстве он был добрым мальчиком, затем погрузился в омут всевозможных пороков и извращений и, в конце концов, стал преступником. Он не нашел удовлетворения в разврате и преступлениях, но достигнуть возрождения так и не смог. Подобный жизненный путь проходят Версилов и Иван Карамазов. Они не могут подняться над убеждением, что жизнь человека определена утробностью его существования. Человек Достоевского не доходит в романе до конца своего жизненного пути. Это обстоятельство особенно отражается в структуре романов. Романы Достоевского как бы не закончены. Они предполагают дальнейшее продолжение жизненного пути героев» [8, с. 5]. Н.В. Касаткин, полемизируя с советским толкованием образа героя, говорит о едином художественном замысле романов писателя, а Николая Ставрогина рассматривает в первую очередь как представителя одного из типов героев Достоевского. Подобное мнение об образе Ставрогина высказывали литературоведы и философы начала XX века (Н.А. Бердяев, С.А. Аскольдов).
«Ставрогин совсем не походит на человека новой прогрессивной России. Современники не смогли разгадать смысла Ставрогинского равнодушия. Он представлялся им карикатурой на людей новой России. Однако Достоевский, наблюдая действительность, предугадывал появление людей подобного типа. Высказывались предположения, что прототипом Ставрогина был Бакунин… зерно истины в этом предположении все же содержится. Бакунин – прежде всего идеолог анархизма. Ставрогин отвергает всякую идеологию… Он может признать только практическую ценность теорий и в состоянии построить одновременно несколько взаимоотрецающих. Их истинность его не интересует, он их строит не для себя…
Ставрогин – человек, который способен идти в народ, в демократию, в революцию, не защищая ни народа, ни демократии, ни революции. Иногда усматривают в Ставрогине родоначальника декаденства. С некоторыми оговорками это мнение можно повторить в отношении Кириллова, Версилова, Ивана Карамазова» [8, с. 33].
Помимо этого, Н.В. Касаткин говорит о Николае Ставрогине как о типе героя не только Достоевского, но и как о типе мировом, что, в свою очередь, подчеркивал Д.С. Мережковский в работе «Л. Толстой и Достоевский». Ставрогин – личность, которая раскрывается не столько в речи и в поступках, а сколько через ассоциации (Иван-царевич, бог Савооф). Исследователь считает, что прообразы Ставрогина проходят через все мировое творчество. В античном мире и мифологии – это боги Эпикура и образ Нарцисса, в литературе западной Европы – шекспировский принц Гарри, герой романа Бальзака «Шагреневая кожа», образ Дориана Грея из романа Уайльда, «белокурая бестия» Ницше, в русской литературе – это Онегин и Германн Пушкина, Демон, Арбенин, Печорин Лермонтова, Бессонов А. Толстого. Достоевский, по мнению Касаткина, хорошо видел незаурядность, огромный потенциал показанного им типа героев. Именно в их внутреннем мире должна была отражаться психология людей будущего [8, с. 43-45].
Так, в 70-80-ые г.г. XX века углубляется представление об интертекстуальных связях романа «Бесы» с русской литературой, в частности разрабатывается сопоставление образа Ставрогина с Г.А. Печориным – главным персонажем романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». В 1972 году выйдет статья литературного критика В.И. Левина «Достоевский, "подпольный парадоксалист" и Лермонтов», где автор будет писать, что Достоевский считал Лермонтова одной из высочайших вершин русской литературы, но его отношение к Лермонтову все же противоречиво. Достоевский считал его нередко олицетворением злобы. «Говоря, например, о Ставрогине, писатель роняет вдруг такое замечание: "В злобе (Ставрогина – В. Л.) выходил прогресс даже против Лермонтова"» [56, с. 147]. Писатель также будет ожесточенно относится к фигуре Печорина. Черты «демона» и «лишнего человека», как считал Достоевский, были слиты в Печорине, что для писателя было неприемлемо.
Главную связь лермонтовского героя и Ставрогина Левин будет усматривать в том, что «…единственная точка приложения их духовных сил… – это «игра» с окружающими, подчинение их своей воле» [56, с. 153]. Именно с этой позиции автор статьи рассмотрел параллели лермонтовского героя и Ставрогина. В пример Левин приведет материалы из записных книг к роману: «"Главное. Князь, приехав, ни слова с воспитанницей. По письму Ст. Т-ча он догадался (про себя), что та влюбилась, и, приехав, нарочно по Печорински, не заговаривает с ней"» [56, с. 153]. Левин напишет, что оба героя не боятся впадать в такие эксперименты, которые разрушают чужие жизни. Ставрогин - фиктивный убийца Шатова, Марьи Лебядкиной, Лизы Тушиной. Печорин - реальный убийца Грушницкого, «злой гений» в жизни княжны Мери и Веры Лиговской. Герои, если и хотят, то не могут «пощадить» этих людей. В таком случае, будет уязвлена их гордость.
Также Левин соотнесет «бесовство» Ставрогина с «демонизмом» лермонтовских героев в целом, укажет на романтическую составляющую образа героя, которую подчеркивал также Д.С. Мережковский. Автор считает, что Ставрогин не случайно женится на морально идеальном существе (Марье Лебядкиной), ничем не оскорбляя его и даже относясь к нему с нежностью. Он пробует строить свое личное «братство», свой «храм», свое «царство Божие» на двоих. В сущности, это и есть модель романтического героя «Демона», которая заканчивается так же печально; правда, у Достоевского гибнет и предмет любви «демона», и он сам [56, с. 156].
В 1982 году советский и российский литературовед Г.М. Фридлендер в статье «Ф.М. Достоевский» будет писать о Ставрогине как об одном «… из самых сложных человеческих лиц, созданных Достоевским » [90]. Подход Фридлендера к герою весьма своеобразен. Он будет видеть в Ставрогине человека острого, аналитического ума, большой внутренней силы, в котором кипит ненависть к лицемерным устоям общества, воспитавшего его. «Анархическое отрицание существующей лицемерной морали побудило Ставрогина в молодые годы бросить ей вызов и с головой погрузиться в разврат. В это время он совершил отвратительное преступление, мысль о котором позднее никогда не покидала его, – насилие над полуребенком, девочкой Матрешей» [90]. После этого преступления Ставрогин ни на минуту не находит покоя. Он пытается искупить вину, взяв в жены юродивую Марью Лебядкину, «…ищет новых любовных приключений, блуждает по всему свету, пытаясь найти рассеянье… Но все это не увлекает Ставрогина надолго - в сердце он неизменно чувствует… роковую пустоту; в глубине души ни на одну минуту не умолкает голос совести, которая… напоминает Ставрогину об его преступлении» [90]. Поэтому, как считает Фридлендер, Ставрогин решается на самоубийство, отказавшись от плана бежать в Швейцарию.
Таким образом, в указанном периоде исследования творчества Ф.М. Достоевского возобновляется литературоведческий подход к интерпретации образа Николая Ставрогина. Полной эмансипации от политических и идеологических взглядов творчество Ф.М. Достоевского достигает в 90–ые г.г. XX века и уже по-настоящему начинает обсуждаться.