– На таких кораблях до тысячи солдат в штатном режиме, – напомнил Кокреллу один из ротных, битком набивших рубку управления. – А если это караван, то и больше. Перевозят новые части смены охраны заводов.
– Именно. Но я проходил практику на подобных судах. Жилые отсеки – здесь, в этом аппендиксе. А мы вломимся здесь, в технической зоне. Перед ударом запустить удаленно оба наших спасательных челнока, и направить вот сюда. Разгерметизация основных коридоров жилой зоны обеспечена. Людей запрет по каютам, а два транспортных рукава проходят рядом, какой‑нибудь из шатлов их все же зацепит. Будут сидеть дома, пока им не заварят корпус и не выпустят.
– И зачем на «убитый» корабль?
– Затем, что миноносцы нас выпотрошат за десяток минут. А так – пока разберутся, захватим спасательные челноки и под видом экипажа эвакуируемся на любой из пассажирских лайнеров. Они обязаны подобрать своих. Лайнер под контроль и на нем вернемся домой. Других вариантов не вижу…
– Нагло, – пробормотал молчавший навигатор. Но потом усмехнулся и спросил: – Господин подполковник, а к названному контракту за вашу доставку ноль дорисуете? Тогда разыграю таран как по нотам…
– Будет тебе ноль, – согласился Кокрелл. – Главное, нам мимо этих охламонов до главной туши проскочить, пока не прочухались. А дальше посмотрим, у кого нервы крепче. Тем более что оружия с планеты я набрал полные трюмы…
* * *
Мы даже не потеряли атмосферу, когда проломили чужой борт. Знатно приложились лбами, когда истошно скрипя рудовоз продирался через тушу чужого корабля, но остались целы. А потом – череда направленных подрывов, прорубившая нам проход вперед, и злые от безысходности наемники пошли на штурм. Только вперед – к желанным шатлам, к эфемерному спасению.
Я не видел, как распахивались люки наших «троянских» переростков, и как расчищали дорогу к рубке пассажирского лайнера. Я в это время заканчивал сортировку раненных и помогал грузить тяжелых на очередной «борт». И пришел в себя лишь, когда Тибур сунул мне в скрюченные руки фляжку с какой‑то пахучей дрянью.
– Хлебни, док, это ром. Местный… Все, отпрыгались. Лайнер наш, все на месте. Через полчаса промежуточный прыжок, корректировка, и домой. Как доберемся, отпускаем обгадившихся от страха штатских, и приключение закончилось.
Жидкость безвкусным комком прошла по пищеводу и тяжело осела в желудке. Вернув флягу, я лишь поморщился:
– Сколько в живых, не знаешь?
– На перекличке: четыреста пятнадцать, из них треть ранены.
– А в рейд уходило больше трех тысяч. Вот тебе и приключение… И еще четыре отряда перемололи в фарш… Называется, сходили деньжат срубить.
Тибур выцедил оставшиеся капли и флегматично прицепил пустую флягу на пояс. Похоже, наш разведчик к своей и чужой жизни относился с должной долей равнодушия. Жив? И ладно. Главное, чтобы по возвращению с рейда было что выпить и съесть. А остальное – приложится.
Я же лишь прислушался к пустоте внутри себя и попросил друга, прежде чем провалился в сон:
– Найдите, кто из санитаров на ногах, пусть сразу после броска пройдут по раненным и отберут самых тяжелых. На дозаправке надо успеть прооперировать, кто совсем плох. Надо успеть…
– Отдыхай док, сделаем. Мы теперь почти дома, нам подыхать нельзя…
Пасынки
Хрустящий песок на зубах, песок в кровати, песок везде. Проклятая богами номерная планета, даже не заслужившая себе приличного имени, одни матерные отметки на тактических картах. Место, где наемники торгуют смертью на вынос. Место, где мы торчим уже третий месяц, проедая остатки неудачного контракта на Шамбале. Хотя, какие там остатки, жалкие крохи. Выплаты за потерянные корабли, семьям погибших, штрафы за пиратский захват пассажирского судна… Но – вывернулись, и даже остались в деле. Четыре сотни оборванцев с легким вооружением, способных прогуляться к черту в гости и притащить его вместе с семейством, если заплатят. Плохо лишь, что не платят. Затишье на рынке, после столь шумного передела недвижимости. Затишье, что пьет наши нервы и силы…
Я закончил колдовать с очередным участком обожженной кожи и убрал инструменты. Чаки поморщился, натягивая майку с длинными рукавами, но ни звуком не выдал боли, терзавшей его искореженное тело. Наемнику крупно не повезло, когда мы прорывались из космодрома. Всю правую половину тела опалил огненный шторм, оставив после себя гноящуюся растрескавшуюся кожу и шрамы, обезобразившие щеку. Но зато заряженный на агрессию здоровяк перестал цепляться ко мне, признав за спятившим доктором‑переростком право на существование. Потому что именно этот придурочный миротворец штопал саднящую шкуру и возвращал его к жизни.
– Нам нужен контракт, – пробормотал я, тщательно моя руки. – Препараты остались только для неотложки, а скольких еще надо ставить на ноги.
– Подполковник – неудачник. Ему никто не подаст, – недовольно хрюкнул Чаки, закончив одеваться. – Надо было послать всех подальше и не делиться.
– Ты про выплаты? Можно было. И через день на нас бы спустили всех местных собак. Потому что никто не любит, когда в разборки наемников вовлекают другие корпорации… Хорошо хоть, людей сохранили и от любых исков отбились.
– И что? С голой задницей посреди пустыни? Тоже мне, счастье… Нет, Кокрелл такой же спятивший идиот, как и ты. Носитесь со своей бредовой идеей об армии в изгнании, тратите людей и деньги на химеру. Давно бы уже подрядились на непыльную работенку и стригли купоны. Так ведь нет, погоны вместо нимба, совесть не позволяет…
– Наемники у криминала долго не живут, должен знать. Расходный материал при любых разборках.
– Я тебе так скажу, док… – Громила натянул потертую куртку и шагнул к двери, сжимая в руке респиратор. – Мы все долго не протянем, работа такая. Но пожить и сдохнуть я хочу весело, а не считая жалкие гроши. И если босс ничего дельного не найдет, я спрыгну. Потому как чихать хотел на вашу долб…ую присягу, мне и без уставщины хорошо живется.
Оставив после себя горку свежего песка, Чаки исчез в буром мареве. А я пересчитал редкие ампулы в скудно обставленном шкафу и отправился в гости к командиру сводной бригады. Потому как недовольство упертого злобного придурка – это одно, а вот проблемы с лечением потрепанного личного состава – совсем другое.
* * *
– Работы нет. Дело дошло до того, что утром в аукционном зале устроили стрельбу. Сцепились кто‑то из молодых за копеечный контракт по зачистке зоны под строительство. Выселять бедняков, стрелять в недовольных ради будущих небоскребов – куда дальше можно скатиться… И вот, даже за такую подработку дерутся.
Подполковник сильно сдал после нашего рейда. Сгорбился, в глазах пропал тот шальной огонек, что всегда отличал моего старого командира. И это притом, что он держался дольше других. Апатия и вспыльчивая беспричинная злость давно поселились в наших рядах, пожирая остатки бригады. Каждый из солдат остро чувствовал свою ненужность и неустроенность. Откат после возбужденного дележа несуществующих миллионов тяжелым катком прошелся по нашим душам. Еще чуть‑чуть, и начнется массовый исход. Хотя, у соседей тоже самое. Даже вербовщики криминальных анклавов затерялись в песчаных бурях. Проклятая планета, проклятое время…
– Черт с ней, подработкой. Но если мы в ближайшее время не найдем средства, парни начнут умирать. У нас половина с незалеченными ранениями, из них большая часть держится на границе с необратимыми изменениями лишь благодаря препаратам. Которые тают с невообразимой скоростью. Неделя… Слышишь, командир? Неделя, и я голый. И откроем счет мирным потерям…
Казалось, что Кокрелл даже не слушал меня. Хотя я прекрасно понимал, что подполковник все слышит, и каждое слово для него – словно острый нож. Потому что он отвечает за парней, он несет ответственность за то, чтобы они выжили в любой переделке и вернулись домой. Но вот где наш дом, если на каждом висит фиктивное обвинения в мятеже и реальный расстрельный приговор по возвращении. Куда возвращаться, если вместо людей в погонах, защищавших свою страну, сейчас в песках затерялся сброд наемников, готовых от тоски начать рвать глотки друг другу.
– Ты прав, док, как всегда прав… Но я тебя предупреждал, что это дорога в один конец. И мы медленно и верно ползем к финалу. Без финансов, без связей, без работы. Бригада, превратившаяся в колосс на глиняных ногах. Ткни пальцем, и все рассыплется. Кто помоложе, разбежится по шайкам и бандам. А кто постарше, пойдет батрачить на шахтах охранниками, пока не получат киркой по башке. Занавес закрывается, док. Спешите покинуть зал до того, как двери закроют, и клоуны спалят балаган со всем содержимым…
На седого старца было больно смотреть. Сгорбившись, он привалился к столу и бездумно чертил пальцем одному ему понятные фигуры на пыльной крышке. Жалкая тень отчаянного офицера, которого я знал. Человеческий мусор, сваленный в кучу на сгнившей планете…
Я остановился у окна, за которым плясали бурые всполохи ветра, секущего дома крошечными песчинками. В мутном стекле отразилось мое лицо – вытянутое, искаженное, с черными провалами вместо глаз. Пустота, шагнувшая наружу в темных коридорах, ждала своего часа. Она ждала, когда я начну терять кусочки души с каждым умершим, которого не сумел спасти. С каждым из молодых ребят, что медленно загибаются здесь и сейчас на моих руках. А скольких так потерял мой командир? Не на операционном столе, или на скрипучей кровати, а в жаре горящей бронетехники, или разрывах мин и снарядов? Сколько сводных бригад уже на его счету? Сколько он еще должен потерять, чтобы окончательно сойти с ума?… И скольких должен потерять я, чтобы превратиться… Во что?…
* * *
Шагнув к столу, я поправил «камуфляжку», затянул ремень и проверил, на месте ли кобура с неразлучным револьвером. Потом отчеканил, глядя строго перед собой:
– Господин офицер! Я, старший лейтенант медицинской службы сводной бригады войск специального назначения, хочу поговорить с бывшим капитаном моей роты, а ныне с подполковником Кокреллом, командиром сводной бригады.
– Не понял, – буркнул старик, зло сверкнув глазами. – Говори.
– Прощу прощения, но я должен поговорить с господином подполковником. Речь о вопросах боевого обеспечения бригады и посторонние туда не допускаются.
– Док, ты что, сбрендил? Голову напекло, или опять какой отвар набодяжил?
– Никак нет. Но я буду разговаривать только с моим командиром, а не вонючим куском говна, который изображает из себя невесть что…
Я смотрел, как жилистый седовласый убийца медленно встает, и продолжал кричать, уже не сдерживая себя:
– Я буду говорить только с моим командиром! С человеком, которому я верю как самому себе! А не с этой падалью, занявшей его место! Контракты тебе никто не дает, с…ка?! А зачем нам какие‑то контракты?! Мы – спецназ! Наша задача – прийти первыми и победить! Где мой командир, что провел парней через огненный ад космодрома?! Где мой командир, который в джунглях вызвал огонь на себя, а потом превратил мальчишек в отличных солдат?! Где он, я спрашиваю? Здесь его нет! Здесь сидит какой‑то м…к, не способный утром построить людей на зарядку и выполнить марш‑бросок! И он еще хочет, чтобы я с ним говорил?! Да…
Удар я не заметил. Лишь в мозгах хлопнуло, будто кто‑то неудачно вогнал силовой кабель в люстру, и разноцветные лампочки радостно взорвались, осыпав все кругом стеклянной требухой. Голова дернулась, и я полетел, полетел куда‑то, потеряв связь с реальностью…
– Док, ты живой? – кто‑то тряс меня за плечо, возвращая в пропыленный песчаный мир.
С трудом разлепив глаза, сумел разглядеть мутную картинку, которая потихоньку превратилась в озабоченные лица Самсона и Тибура. В стороне стоял бледный Кокрелл, перекатываясь с носка на пятку. Заметив, что я начал шевелиться, подполковник зло бросил:
– Еще раз так отчебучишь, лейтенант, и я тебя шлепну. Честное слово.
– Кишка тонка, – сплюнув кровью на пол, я оперся на руки парней, чтобы сесть. Потом, медленно покачиваясь, начал загибать пальцы: – Когда у нас не было оружия, мы наср…ли на устав и пошли к гангстерам. Получили кучу неучтенных стволов и оборудования, благодаря чему неплохо отбивались в джунглях… Когда нам было нужно, тащили у летунов и пехоты, но позиции оборудовали по последнему слову, включая мой бункер с генераторами… Даже после предательства командования и хунты, ты сумел собрать людей и отбил ребят, отправленных подыхать на каторгу. Каждый раз, когда весь мир проваливается в задницу, у тебя есть идея, как оттуда вылезти. Или – ты эту идею берешь у парней, которые служат под твоим командованием. И говорить мне теперь, что у тебя нет контрактов, нет денег, и ты решил сдохнуть в этом вонючем клоповнике… Да я быстрее тебе одолжу ствол с единственным патроном, чем вытирать сопли моему бывшему командиру… Поэтому не бухти мне про то, кто кого шлепнет. Потому что подполковник Кокрелл не стреляет в своих, а решает проблему… Дожили, пугать он меня вздумал…
И я побрел к себе, отказавшись от помощи ребят. Потому как большая помощь требовалась моему командиру. Который никак не мог понять, кто он и где. И который уверенно тащил всех остальных в пропасть, вслед за собой…
* * *
В шесть утра двери барака распахнулись, и сквозь бурую хмарь шагнула крепкая фигура в легкой накидке и автоматом в руках.
– Подъем! – проорал незнакомец и расхохотался. – Команда – сбор номер один! Норматив по занятию высоты двенадцать‑дробь‑четыре – пятнадцать минут! Не уложившиеся в норматив повторят упражнение еще три раза! Время пошло!..
Вечером ветер стих, и бригаду построили куцыми рядами рядом с казармами. Застывший посередине подполковник чеканил, разглядывая напряженные лица перед собой:
– Мы опустились, превратившись в сброд! Мы – элита‑элит, лучшие бойцы, прошедшие самые страшные испытания войны и эмиграции. И теперь, когда бригада стоит в шаге от разрушения, я хочу спросить вас – кто вы? Боевая единица, способная решать любые задачи и постоять за себя? Или толпа оборванцев с оружием в руках?… Подумайте и дайте ответ себе. Себе – в первую очередь… Кто считает, что его место не в армии, может уйти. Кто останется, завтра в шесть утра мы проводим общий сбор и выдвигаемся на новую точку дислокации. Чтобы решить проблему с пополнением, оружием и новой боевой задачей. Но балласт мне не нужен. Поэтому – для всех, кому надоело тянуть солдатскую лямку, двери на выход открыты. До завтрашнего утра… Вольно, разойдись!
Поманив меня, Кокрелл прошагал к старенькому багги и застыл рядом с ним.
– Поехали, док. Твоя встряска с подарочным револьвером прочистила мне мозги. Действительно, если нет работы, надо ее найти самим. Посовещавшись с парнями, я ее нашел… Садись, поедем общаться с заказчиком…
Лихо крутя баранку, седой мужчина объяснял мне суть безумной идеи:
– Знаешь про Тортугу? Да, крупный анклав в трех системах отсюда. Анархическая вольница, где торгуют чем угодно и поставляют любые пороки за большие деньги. Там популярны гладиаторские бои. И в последнее время на эту потеху часто выставляют бывших солдат и наемников, скупленных по всей округе. Думаю, если мы свернем шею этому анклаву работорговцев, то сумеем восстановить численный состав бригады за счет освобожденных вояк. Плюс, заявим о себе, как о серьезной силе, с которой стоит считаться. Тогда и контракты появятся, и новые люди, через которых можно будет готовить отход домой, на Родину. Как считаешь, хорошая идея?
– Кто даст корабль до Тортуги? – я был вполне доволен, наблюдая искоса за водителем. Похоже, мой настоящий командир действительно вернулся, стряхнув с себя наваждение планеты без имени.
– Есть тут один жук. Наркоторговец, полное отребье. И вырастил огромный зуб на своих бывших компаньонов. Думаю, он не откажется нам помочь…
* * *
И он действительно не отказался. Потому что Кокрелл мило улыбнулся и озвучил свое предложение:
– Ты даешь нам корабль и оборудование по списку. А я улетаю на Тортугу и потрошу клан Чирочи. Так потрошу, что он уже никогда не поднимется. И ты убиваешь одним ударом двух зайцев. Возвращаешь моральные долги и спроваживаешь с планеты очень неприятных людей, которых я возглавляю. Как тебе предложение?
– А если я не дам корабль и барахло, что просишь?
– Тогда я потрошу тебя. Потом продаю все, что добуду, и получаю желаемое. Но ты уже не увидишь, как закопают последнего из Чирочи. Итак?
Через сутки мы уже грузились на транспорт, навьюченные без меры оружием, медикаментами, амуницией и еще чертовой кучей коробок, без которых любая война превращается в скаутский самодеятельный пикник.
Здравствуй, Тортуга, мы уже идем. Вот дух переведем после погрузки, и…
– Бригада, подъем! В коридорах и кубриках – строиться! Упор лежа принять! И – раз!..
Молодые волки
Тортуга встретила нас не ласково. Сначала пришлось немножко пострелять в порту, куда не хотели сажать корабль. Потом вправили мозги каким‑то обормотам, пытавшимся задержать нас на трассе. И, на последок, крепкие ребята из работорговцев попытались доказать, что они тоже умеют умирать. Видимо, кто‑то слишком много смотрел боевиков, мечтая о славе героя. Как результат, у меня добавилось работы по лечению раненных, а на развалины бывшего гладиаторского афитеатра приходили поглазеть зеваки, бурно обсуждая недавние события. Но по итогам рейда мы пополнили ряды бригады до четырех с лишним тысяч человек, наведавшись за неделю еще на несколько невольничьих рынков. После чего ни одного военного с рабским ошейником на Тортуге не осталось. А Кокрелл столкнулся с новой проблемой.
– Вот дерьмо! Фактически мы сколотили общий костяк из стариков и тех, кто успел прослужить больше десяти лет, прежде чем так или иначе попал в переплет, а затем в рабство. И сейчас я могу быть уверенным в двух тысячах бойцов, которые знакомы с дисциплиной, и готовы служить под моим командованием. Но еще половина – это неуправляемый шлак. Бывшие бандиты, молодежные беспредельщики, просто идиоты, попавшие под армейский набор. Толку от них – ноль. Ни желания служить, ни желания постигать азы военной науки. Плюс, сильная община наемников на краю города, которая мутит воду, не желая нашего усиления как конкурентов… И если мы в срочном порядке не решим эту проблему с пополнением, новые незванные лидеры поставят бригаду с ног на голову. Вот тогда и умоемся кровью по самое не балуй… Да еще эта идея с выборами…
Идея уже была озвучена и не однократно. Как ни странно, у наемников, продававших умение убивать, существовала масса разнообразных законов и обычаев. На которые зачастую плевали с высокой колокольни, но ими же трясли в воздухе, когда умным и шустрым парням нужно было сместить неудобное руководство. Или когда делили крупный куш после удачного дела. Или когда искали козлов отпущения после дела неудачного… В любом случае, крики о выборах командования бригадой раздавались уже неоднократно, а игнорировать половину личного состава, обвешанного оружием… Мда, Кокреллу не позавидуешь.
– Правила единоначалия никто не отменял! – чеканил подполковник на утреннем построении. – Но и считаться тупоголовым сатрапом в нашей сложной ситуации я не собираюсь. Поэтому, слушай приказ!.. Сегодня к восемандацати ноль‑ноль инициативная группа представит мне список нового командования. И я буду разговаривать только с этими людьми, а не очередными балаболами‑самовыдвиженцами… Под их руководством будет создана вторая мобильная бригада, куда уйдут все желающие, вместе с легким вооружением. И в составе наших войск больше не останется любителей горлопанить и ничего не делать. Кому не хочется носить погоны – имеют право покинуть расположение части, подав письменное заявление. Но предупреждаю сразу, что повторно шанс давать никто не будет. Дезертиры нам не нужны…
Все четыре с лишним тысячи человек поместились на мощеном плитами внутреннем дворе бывшего рабского анклава. И глядя на них с балкона, на взгляд можно было легко определить – кто есть кто. Бывшие профессиональные солдаты привычно держали строй, разбившись на утвержденные роты. А «демократическая вольница» медлено сгрудилась в кучу, превратившись в недовольную толпу на левом фланге. Оттуда доносились смешки, редкие пока выкрики, задние ряды уже смолили местные паршивые сигареты, окутавшись сизым дымом.
– Партизаны недобитые, – поморщился Тибур, не забывая поглядывать на пустынную улицу, отлично видную с обзорной вышки. Рядом в уголочке дремал Самсон, пристроив любимый пулемет между ног. Согласно штатного распорядка, парни несли караульную службу, а я приткнулся к ним, чтобы не попадать под ноги Кокреллу и его помощникам, злым как собаки.
– Думаешь, вся толпа пойдет в наемники?
– Никуда они не пойдут. Будут болтаться, пока на улицах не передавят. Здесь Тортуга, беспредельщиков не любят. А командир не любит, когда ему вместо армейского подразделения начинают мастерить публичный дом… Только идиоты не знают еще, что их судьбу решили. Кто действительно захочет тянуть лямку и в бригаде останется, тот станет настоящим солдатом… Это я про молодняк говорю… Кто хочет просто денег срубить и головы проламывать, пойдут к новым командирам. Получим чистых наемников, с которыми разойдемся мирно, без кровопролития. Может, кого из наших туда переманят, наобещав кучу всего. А оставшейся шобле придется определяться – с кем они. Либо – за ворота… Вон, сколько места свободного осталось после рейда. Займут пустующие бараки, будут корчить из себя анархическую вольницу. Потом – подомнет их какая‑нибудь умная голова из местных, или просто в расход пустит. И все, отпрыгались…
– А если бунтовать вздумают, попытаются Кокрелла скинуть прямо сейчас? С чего им из бригады уходить, когда можно просто нового командира пропихнуть?
– На этот случай здесь я сижу, – неожиданно трезвым голосом отозвался Самсон. Надо же, я‑то думал, он дрыхнет без задних ног. – Начнут бузить, мигом с трех стволов причешем. Потому что это уже не свободные выборы, а бунт. И штрафбата у нас нет, сразу ставим к стенке.
Вторя чернокожему гиганту, снизу донеслись слова командира бригады:
– Балласт мне не интересен. Балласт не интересен никому. Но давить разгильдяев, которым спас жизнь – я не собираюсь. Силой никто вас не держит. Оружие для выживание – у вас в руках. Двери открыты, можете быть свободны. Но кто останется, будет выполнять приказы и жить по законам железной дисциплины. А любого, вздумавшего устроить анархию в бригаде, судить будут по законам военного времени… Жду новых командиров в назначенное время… Вольно! Разойдись…
* * *
Через сутки наполовину «похудевшая» бригада передислоцировалась на новое место, заняв район старого нефтеналивного терминала. Соорудив укрепленные пулеметные гнезда на облюбованных позициях, мы получили неплохо защищенный лабиринт, в котором можно было куда как меньшими силами держать оборону. Плюс – разведанные подземные трубопроводы, способные вывести нас в любую точку Тортуги. Плюс – выход к реке, на которую у нас смотрел небольшой порт, прикрытый раздвижными навесными воротами. И пусть пока саперы заминировали этот район в несколько эшелонов, но минное поле – наше, и мы всегда сможем принимать баржи с продовольствием и товарами, а так же прорваться водой, если станет «жарко».
Сколоченная наспех мобильная группа наемников вобрала в себя полторы тысячи головорезов, гордо примеривших имя «Молодые волки». Обменяв развалины рабовладельческого анклава на деньги, новые «потрясатели Тортуги» прикупили автотранспорт и теперь торговались на местном рынке душегубов, обещая выполнить любую работу за смехотворные деньги. Демпингующих выскочек попытались приструнить, но «волки» ответили автоматным огнем, и старожилы предпочли не обострять отношения. Судя по всему, подобные истории в этом диком городе происходили уже не раз, и мудрые люди решили дать возможность новичкам свернуть шею без лишней стрельбы.
Смешнее всего получилось с толпой «партизан». Выбрав свободу, почти шесть сотен бывших гладиаторов‑неудачников оккупировали часть старых бараков, где сначала пьянствовали, а потом объявили о воссоздании рабовладельческого анклава. Где все так же будут проводиться бои на выживание. Вот только теперь на окровавленный песок выйдут другие, а новые хозяева станут смотреть на гладиаторов сверху, надираясь спиртным на бронированных трибунах.
Вечером ко мне зашел Чаки. Я искренне удивился, не ожидая его увидеть.
– Что к «волкам» не подался? – задал вопрос, раскладывая инструменты по кюветам.
– Любители, – поморщился наемник, стягивая футболку. – Гонору много, мозгов мало… Да и медика приличного у них нет, так, лишь пара коновалов.
– Но здесь ведь служить придется, – поддел я громилу, начиная возиться с обожженной рукой. – Лямку тянуть, в наряды ходить, кроссы бегать.
– Побегаю, заодно форму восстановлю, – Чаки был не в настроении зубоскалить. – Похоже, я чуток промахнулся, когда списал подполковника. Мужик‑то с двойным дном. Вон как дело повернул… Мы снова при деньгах, своя база, люди, оружие… Посмотрим, как повернется. Может, новую крутую группировку сколотим, и там получится в должности вырасти. Или позже снова новая группа отколется, но уже реально серьезных ребят… Но это все лучше, чем с молодыми идиотами пули зубами ловить.
– Считаешь, у молодняка шансов нет? С техникой, боеприпасами.
– Воюют не оружием, воюют головой. А с головой у них плохо. Двух недель не прошло, поцапались уже со всеми. Даже на Кокрелла попытались наехать, требовали еще себе минометную батарею и людей дополнительно… Любой крупный контракт, и их на нем закопают. Готов месячное довольствие на это поставить.
Я аккуратно закрепил повязку и усмехнулся:
– Не, ставки не принимаю. У меня удачи в азартных играх нет, даже лучше и не пытаться… Все, еще раз зайдешь, я со спиной закончу, и будешь как огурчик. Шрамы останутся, но рубцевание кожи я тебе убрал, мокнуть ничего больше не будет. Если будет время и желание, то и шрамы заполируем. На лице – хоть завтра.
Чаки собрался, с довольной рожей полюбовался на свое отражение в зеркале и хохотнул, распахивая дверь:
– А ты, док, еще спрашивал, чего я в город не подался. Мне тоже хочется, чтобы девушки любили… До завтра…
* * *
Рядом с любой войной живут люди, которые с нее кормятся. Продавцы награбленного, хозяева публичных домов и пивнушек. Стоит где‑то осесть военному люду, как рядом по взмаху волшебной палочки материализуются ресторанчики, игорные заведения и прочие сомнительного рода подвалы, торгующие чем угодно и когда угодно. Не успели мы обжиться на занятой территории, как рядом в пригородах уже вовсю засияла неоновая реклама, и шустрые ребята выгнали толпы зазывал на улицы.
Командир бригады не стал закручивать гайки, лишь встретился с хозяевами увеселительных точек и предупредил, что за любого убитого или пропавшего солдата будет расстреливать каждого десятого, не утруждая себя поисками настоящих виновных. И пустил вечерами патруль, который подбирал перебравших лишку. Но в целом мы сосуществовали мирно и без эксцессов: парни спускали пар после вечерней поверки, а местные бойко торговали неплохим пивом и тянули деньги по мелочи на различных игровых лохотронах. Я даже успел облюбовать крошечный ресторанчик, в котором подавали неплохо приготовленную рыбу, куда и заглядывал пару раз на неделе.
В этот раз мне не удалось дожевать свой кусок в одиночестве, как за столик без спроса подсел широкоплечий крепыш, с вычурными татуировками на щеках.
– Не кашлять, док.
– И тебе, Ганс. Как колено?
– Прыгаю твоими стараниями, спасибо… Ребята просили передать предложение. Перебирайся к нам, док. Ты – головастый мужик, что тебе в этом болоте чахнуть? Мы же – удвоенную ставку даем сразу, без дураков.
Я отхлебнул сок из высокого стакана и усмехнулся:
– Ганс, хороший ты парень, просто чудо, почему до сих пор живой и здоровый. Спасибо за предложение, но ты уже пятый, кто подкатывает. И каждому я вынужден повторять: своих не меняю. Пусть у нас болото, пусть мы заплесневевшие динозавры, упустившие свое время… Но я с моей бригадой подыхал столько раз, что слился в одно целое. Увы, мне ходу нет. Стар я для таких шуток.
– То есть деньгами тебя не заинтересовать… А если госпиталь под тебя сварганим? Думаю, местные с радостью вложатся. Представляешь – свой госпиталь. Сестрички на выбор, любая техника. Большим человеком станешь на Тортуге.
– Мне целый авианосец предлагали. Тоже – с девочками, грудой подчиненных и зарплатой до небес. Нет, Ганс, я лучше старлеем остаток доживу, сколько отпущено.
– Жаль… Но если вдруг надумаешь, или подшабашить захочешь – знаешь, где нас искать… Только мы на базу через две недели вернемся, не раньше.
– Хапнули горящий контракт? Удачи тогда вам. Просто так подобные подарки не раздают.
– Прорвемся, док! – засмеялся довольный жизнью и собой молодой парень и косолапым медвежонком выкатился из‑за столика.
Действительно, неплохой парень. На гладиаторской тренировке ему разбили колено. И когда наши парни вломились в анклав, рабовладельцы как раз думали, что делать с инвалидом – оставить убирать трупы с арены, или пристрелить. Я собрал Гансу сустав заново. Хромота осталась, и стометровку пробежать быстрее чемпиона парню не светило. Но бегать марш‑броски и штурмовать стены он уже мог без проблем. Вопрос лишь в том, не найдут ли они эти проблемы в своем спешном выезде на экстренный контракт. Надо будет заканчивать ужин и заглянуть к командиру. Может, что разузнаю. Или, наоборот, поделюсь свежей информацией…