– Паршиво дела обстоят, – подвел итог прошлой неделе Тибур. Остатки бригады только что закончили проводку каравана, во время которой успели сцепиться с придурками в одном из глухих углов. К счастью, обошлось без потерь, лишь поцарапало несколько парней. Но раньше никакая шелупонь даже не заикалась о нападении на охраняемые нами конвои. Похоже, группу пенсионеров‑инвалидов окончательно списали со счетов.
– Сам как?
– Что мне сделается, я же заговоренный… Но с остальными… Кокрелл на стены лезет, того и гляди, на людей кидаться начнет… Новых спецов не нанять, мы подчистую выскребли всех, кто с дома в бега подался. Чужаки за наши проблемы воевать если и будут, то лишь за отдельные деньги. А их не хватает ни на корабль, ни на финансирование компании против корпоративного совета. Ни адвокатов нанять, чтобы дела пересмотрели, ни атомную бомбу купить, чтобы проблемы одним махом решить. Весело…
– Ну, зато хоть в строй парней возвращаем. У меня в лазарете осталось лишь пятеро, остальные в казармах.
– Ага. Из личного состава – больше половины не способны нормативы выполнить. Ни марш‑бросок пробежать, ни в потасовке поучаствовать. Док, не стебись, без тебя тошно. Можно подумать, ты на глаза розовые очки одел и слюни пускаешь от счастья.
– Слюни я пускал, когда нас на Шамбале заживо поджаривали, а сейчас еще терпимо. Живы, почти здоровы, при оружии и ясно поставленной боевой задачей. Прорвемся, Тибур.
Разведчик лишь покрутил пальцем у виска и потопал к выходу. Уже в дверях он обернулся и постарался закончить беседу на более радужной ноте, чем обычно:
– Да, сегодня на ужин вместо тушенки свежее мясо обещают. Не опаздывай!
Мя‑я‑я‑ясо, надо же. Ладно, служба‑службой, а ужин по расписанию. Пойду, отведаю кулинарных изысков. Как народу поубавилось, кормить стали лучше. Чем не радость?
* * *
– Есть вариант, как получить билеты домой, – начал Кокрелл, когда мы собрались на ужин за общим столом. Четверо ротных, молодой технарь на должности начальника радиоэлектронной борьбы, Тибур как командир маневренной разведгруппы и я – медицина. – Но вариант тухлый, на грани фола.
– Кого будем мочить? – попытался пошутить Салса, бывший арткорректировщик, прибившийся к нам с полгода назад.
– Компьютеры.
Видя непонимание в наших глазах, командир продолжил:
– На одного серьезного человека собрали компромат. Гору компромата. Но пока придержали, хотят заставить плясать его под свою дудку. Этот человек даст нам коды доступа в систему, подскажет, как обойти электронные ловушки и прочий технологический мусор. Но вот пробиться на верхушку небоскреба, где спрятана серверная – это уже самим. Там, рядом с чужим компроматом, лежат данные о финансовых операциях корпораций, сменивших правительство на родной планете. Если мы наложим лапу на эти данные, есть шанс поторговаться. Никому не хочется, чтобы его тайные игры с конкурентами вылезли наружу. Поэтому, получив подобного рода рычаг давления, мы сможем начать торговлю с директорами. Наше оправдание и снятие приговора в обмен на чужие файлы.
– А подвох в чем?
– Это может и не сработать. Когда станет известно, что компьютерный центр взломали, с богатеньких уродов вполне станется сменить одних управленцев на других, после чего грош цена нашему компромату. Хотя – попробовать стоит.
– Когда выступаем? – поинтересовался практичный Тибур, но Кокрелл его притормозил:
– Маленькой группой пойдем. Буквально несколько человек. Любое грубое вмешательство, и систему вырубят, переключив на резервный дата‑центр. Поэтому – пять‑шесть человек, не больше. Я – потому что заказчик не хочет никому больше доверять коды доступа. Кто‑то из разведки. И, скорее всего, док. Потому что единственная идея о проникновении завязана лишь на медиков. А у нас других медиков нет.
– Но пластид хоть можно взять? – возмутился Салса, пристрастившийся к пиротехническим эффектам на новом месте.
– Не знаю пока. Но звучит заманчиво…
И пока они жарко обсуждали детали предстоящей операции, я прикидывал, где бы достать чистую униформу и реанимобиль. Раз уж изображать медиков, то стоит сделать это красиво…
* * *
Как много неприятностей может сделать крохотная ампула с бесцветным содержимым. Достаточно лишь подбросить ее спешащим на работу после обеденного перерыва клеркам. Подождать, когда милый молодой человек займет свою позицию за столом, и активировать радиовзрыватель. Крошечный хлопок, и газ без цвета и запаха медленно расползается по этажу. А через пять минут сидящих вокруг начинает выворачивать наизнанку. Раз‑два‑три, и телефонные линии уже раскалены от вызовов скорой помощи и полиции. Пора приступать за работу.
Верещащий цветной автомобильчик лихо подкатил ко входу к небоскреб, откуда уже началась эвакуация. Строгие доктора с ассистентами спешно двинулись вперед, сжимая в руках пластиковые кофры с оборудованием.
– Дорогу, дорогу! Токсикологическая служба! Где пострадавшие?!
Яркая лампочка в глаза, флакон нашатыря под нос:
– Этих можно вниз, транспортабельны. Проводите нас к тяжелым, пока не начали терять людей! Быстро, господин офицер, счет на минуты!
Респираторы на лицах, руки привычно набирают раствор и ловят иглой вену у очередного пациента. Раскладные носилки, плачущего толстяка на них, и поближе к лифту. Эвакуация, бегом, бегом! А сами – в суете и беготне, заполонившей этаж, шагнули в крохотный закуток, отмеченный контрактором на детальном плане здания. Сюда не заглядывают вездесущие камеры. А зря, потому что одни из здоровых коробов вентиляции проходит рядом, за фальш‑панелью. Еле слышный писк шуруповерта, и мы уже испарились, растворившись в привычном полумраке чужих коммуникаций. Двинулись, господа «токсикологи», нас ждут дела.
* * *
– Вот, запасной пожарный выход в машинный зал. И рядом распределительный щиток, куда свели все узлы системы безопасности.
– Что, идиот здание проектировал?
– Нет, проектировали нормально, стандартный образец. Но потом наняли субподрядчиков подешевле. Те слепили, как было, нормы притянули за уши, на проводах сэкономили, красивыми панельками стены закрыли – и сойдет. Внизу охрана сидит? Сидит. А на двери в зал замок. И камера рядом. На которую изредка поглядывает попугай из офиса. Ставь статическую картинку – и можешь с голой ж…пой по залу гулять, никому дела нет.
– И откуда ты только такой умный! – восхитился нашим спецом по радиооборудованию Тибур.
– Меня из университета выперли на последнем курсе! – гордо отозвался тот. – Перемудрил с взрывными устройствами. Грехи молодости. Спаял схему неправильно. Комната в общежитии – под ремонт, а меня – в армию. Чтобы найти правильное применение шаловливым ручкам.
– Зачем тебе схемы подрыва? – заинтересовался я, пытаясь устроить несчастное длинное тело поудобнее в жестком коробе вентиляции.
– Так ведь весело, – отозвался студент‑недоучка, продвигаясь вперед. – Все, камеры два часа будут показывать фикцию, пошли ковыряться с сигнализацией…
И ведь пошли, вредители. А меня так и оставили в трубе. Чтобы под ногами не мешался… Ну и ладно. Я хоть посплю назло всему миру. Если не вывалюсь только в распахнутый люк…
* * *
Не знаю, кто навел на нас охрану. Почему‑то, у меня стойкое подозрение на заказчика. Не иначе, как в его офисе была утечка. Но, кто бы не стукнул, нас спасла лишь слабая подготовка дуболомов в пиджаках, решивших выполнить захват своими силами, а не позвонивших в полицию. Никто не хочет делиться славой с группой захвата. Все хотят сами, доблестно и под звуки фанфар сцапать безоружных грабителей.
– Руки вверх! – заорал крепыш в конце коридора, не успев еще толком ввалиться в помещение.
– Док, прикрывай! – рявкнул снизу Тибур, и я тут же начал палить в сторону прибывавших новых гостей, высунув руку из дыры вентиляции.
– Десять секунд! – прокричал кто‑то внизу, одновременно с этим забрасывая мешок с барахлом наверх.
Бам‑бам – отозвался короб, получив в подарок две дырки рядом с моими ногами. Вот уроды!
Кхе‑кхе‑кхе – прошелестел автомат Кокрелла, плюясь желтыми язычками через глушитель. Судя по всему, командир метил по ногам, чтобы связать возможную погоню раненными.
– А‑а‑а! – заголосили в углу, ломая тяжелыми телами стеклянные перегородки.
– Все, закончили! – отрапортовал радиоэлектронщик, и повалился на пол, поймав пулю затылком.
– К чертям, – ругнулся Тибур, отправив в угол брикет взрывчатки.
Бам‑бам – добавил я следом, оттягиваясь назад по трубе, извиваясь испуганным червяком.
Громыхнув коробом, наверх подтянулись оставшиеся. Снизу замолотили пули, а потом шарахнул пластид, расшвыривая корпуса компьютерных стоек и вышибая окна на улицу.
– Шевелись, док, мы под связиста еще подарок сунули, чтобы тело не опознали. У тебя – не больше минуты, чтобы добраться до основной шахты. Оттуда – вниз, в канализацию.
– И где эта ваша шахта, – пропыхтел я, теряя опору под ногами. – Ой, м…ть вашу!
Счастье еще, что Тибур успел вцепиться мне в рукав, втягивая назад. А то бы так и кувыркался вниз, на все черти‑сколько этажей.
– Как знал, – прошипел разведчик, запутавшись в моих ногах. – Есть, распор вбил, веревку давайте… Так… Ну, я пошел, а док следом.
Следом, так следом. Спасибо еще, что научили на тренингах, как спускаться по узкому тросу, зацепив карабин. И пусть я болтался, как сосиска‑переросток, но все же сумел через десять минут бесконечного спуска в бездну коснуться ботинками дна. Сверху мне на голову свалился Кокрелл. Где‑то во тьме еще шебуршился Салса, а я уже шарил крошечным фонариком, пытаясь понять, куда подевался Тибур.
– Правее смотри, док, – пихнул меня в бок командир бригады. – Там должен быть лаз. Через него мы доберемся до тупиковой трубы, мимо которой раз в сутки проходит почтовый пневмо‑экспресс. Для нас через двенадцать часов его притормозят на пять минут. Успеем перебраться в грузовые капсулы, и до конечной точки. Выход из трубы за собой заварим, здесь оставим пару сюрпризов. Даже если уроды доберутся до местных коммуникаций, ни в жизнь не догадаются, где мы укрылись. Двинулись, док.
Но я стоял столбом и смотрел, как пузырится кровь на губах Тибура. Потому что с такими ранениями ему не протянуть двенадцать часов. Чудо еще, что он лазал по трубам и скакал на веревке, словно взбесившийся бабуин. А у меня с собой лишь общий хирургический набор с парой ампул, который способен лишь протянуть агонию. И до госпиталя нам – как до другой планеты пешком.
– Двинулись, док, – усмехнулся белыми губами Тибур. – Двинулись. Нам еще минировать тут все к чертовой матери. Не мельтеши под ногами…
И я встал на карачки и засеменил по вонючей трубе, чтобы не мешать парням делать свою работу, ощущая с каждым вздохом, как у меня за спиной медленно умирает друг…
Кусочки моей души
– Оно хоть стоило того? – в сотый раз я спросил Кокрелла и заткнулся. Потому что он даже не стал отвечать. Уже ответил, когда бегло просмотрел скачанную информацию и емко охарактеризовал наши «успехи». Заказчик может быть спокоен – мы знатно разворотили весь компьютерный центр, а сколько он уже заплатил, чтобы дубликаты компромата исчезли в других местах – я даже такие цифры выговорить не сумею… Но вот нашу проблему рейд не решил ничуть. То, на что удалось наложить лапу, лишь рассказывало о данных наружного наблюдения и извращенных развлечениях высокопоставленных чиновников разных мастей. Про корпоративные секреты не удалось найти ни байта информации. И грош цена этим записям. Только если бульварным газеткам продать, чтобы на чай заработать. Сходили за компроматом, называется. Шантажисты‑любители…
– Док, ты бы мне вколол еще той дряни, что у тебя осталась, – прохрипел Тибур, и я осторожно протиснулся к нему поближе.
Любитель ножевого боя был плох. Совсем плох. Я как мог закрыл раны, поставил единственный катетер и воткнул обезболивающее. Но несколько пуль, разворотивших ему бок, явно вызвали внутреннее кровотечение, и без оборудования я был бессилен. Парень медленно загибался, беспрестанно кашляя, и держался лишь чудом да силой воли. Но оставалось ему совсем чуть‑чуть.
Открыв последнюю ампулу, я сделал укол и уложил мокрую от пота голову себе на руку:
– Ничего, Тибур, мы еще попрыгаем. Слышишь? Вот‑вот приползет почтовый экспресс, перенесем тебя и домчим до казармы мигом. А там у меня все под рукой, оглянуться не успеешь… Ты только не молчи, пандиллеро, нельзя тебе молчать. Если отрубишься – все, уснешь навсегда… Расскажи мне лучше чего‑нибудь. Потихоньку, шепотом. Ну, про Самсона нашего расскажи, про братишку, как вы с ним познакомились?
И, пачкая мне рукав кровью, лучший рукопашник бригады еле слышно засипел, вспоминая давно прошедшие дни…
– Плохо мы с ним начали, док, очень плохо…
* * *
Огромный негр замер в углу казармы, застыв готовой взорваться грудой мышц. Вокруг него бесновалась толпа подростков, выкрикивая угрозы и ловя тот миг, когда можно будет вцепиться в гиганта, чтобы порвать на части.
– Урод черномазый! Г…н драный! Ты на кого руку поднял, с…ка! Мы тебя…
Вперед протиснулся крепко сбитый живчик с обезображенной ожогом щекой:
– Что тут у нас?
– О, Тибур! Смотри, новенького занесло! Нет, чтобы представиться, как положено, он Августо в рыло сунул! Не понравилось ему, что чернож…пой обезьяной назвали!
– Непорядок. Нельзя так с сослуживцами. Они к тебе – со всей душой, а ты руками размахиваешь.
– Убью, – зло просипел гигант, и лишь крепче сжал кулаки.
– Да неужели? – восхитился вожак стаи и потянул из кармана нож‑раскладушку. Потом улыбнулся, и достал еще один, такой же. – Ну, раз ты у нас такой крутой, давай проверим, чего стоят угрозы. Все – по честному. На ножах. Пока первый не попросит пощады… Слабо?
Толпа орала, верещала, скакала на спинках двухъярусных кроватей. А два молодых парня пытались друг друга убить. Кровь уже заляпала пол, стены, обильно намочила распоротые майки, но бойцы все кружили по казарме, пытаясь достать противника. Молниеносные удары следовали один за другим, сопровождаясь попутно тычками в глаза, горло. Крепкие ботинки норовили сломать голень, или раздробить колено. Острая сталь кромсала плоть, но и здоровяк‑негр и стремительный латино все еще держались на ногах. Казалось, еще миг, и кто‑то пропустит последний выпад. Но дверь в казарму распахнулась, и внутрь вломился наряд военной полиции, разорвав спертый потный воздух воплями свистков.
– А ты ничего, бугай, силен, – усмехнулся Тибур, когда его волокли к выходу, скрутив руки за спиной.
– Пошел ты, – только и ответил Самсон, получив первый удар дубинкой…
* * *
– А потом он меня в карцере выхаживал, – прохрипел Тибур. – Двое суток тряпки в миске с водой мочил и поил. Нас тогда знатно отмутузили за драку, я чуть копыта не отбросил. Но выкарабкался. А Саме – хоть бы хны, лишь цвет с черного на синий сменил на пару недель, и все. Крепкий чертяка, никогда никого не боялся…
Мы протянули еще полчаса. Из той долгой вереницы минут и секунд, что приближала нас к приходу долгожданного экспресса.
– Это точно, Самсон здоровяк был, хоть куда. Сколько мог барахла за один присест утащить, – согласился я, стараясь не потревожить нечаянным движением скрючившегося от боли друга.
– Вот черт, – еле слышно отозвался он, с трудом ловя спертый воздух. – Не хочу вспоминать, как мы вместе воевали. Там сплошь одна кровь и трупы. Г…но одно, док, даже обидно. Сколько людей накрошили, уже и не верится… Лучше про учебку. Там было весело. Как вообще может быть весело в армии… Чего только стоит его боязнь высоты.
– У Самы? Высоты? Шутишь, он с любого обрыва мог сигануть, даже не поморщившись.
– Мог. Но поначалу – мы его толпой с парашютной вышки сбросить не могли…
* * *
– Я не полезу, – наотрез отказался здоровяк, и начал лихорадочно оглядываться, пытаясь найти пути отступления.
– Ты что, издеваешься? – опутанный ремнями подвесной системы Тибур ткнул приятеля в живот. – Как это – не полезу? У нас сегодня первый прыжок с парашютом! Вздумаешь что отчебучить, весь взвод взгреют! И почему? Потому что «единственная угроза обороноспособности страны» из самолета шаг сделать не смогла? На тебя и так уже ротный пальцем тычет. Пошли, не ломайся.
– Нет, не могу, – выбивая зубами чечетку, отказался Самсон. – Я обделаюсь. Прямо там, в воздухе. Представляешь, как будет стыдно, когда на земле вокруг соберется толпа, а я в грязном комбезе, с запахом…
– Выдумаешь тоже! Всего‑то – один шаг сделать. Раз – и ты уже как птица.
– И два – в лепешку о землю. Потому что парашют не открылся…
Сильный кашель прервал рассказ, но чуть позже Тибур смог все же продолжить, задыхаясь на каждом слове.
– Знаешь, док, ведь он в самом деле до смерти боялся. До колик. До одури. И когда нас пинками погнали к рампе на выброску, Сама подполз к краю просто на полусогнутых. Еще чуть‑чуть, и он бы действительно обгадился. А я стоял следом и боялся не меньше. Но никак не мог показать, что мне страшно. Что я, самый крутой парень в казарме, испугался каких‑то паршивых прыжков. И когда увидел его, серого от страха, рассмеялся и прогнал свой ужас. Будто тряпкой стер пыль с зеркала. Раз – и все, как рукой сняло. И орал ему в ухо, что готов спорить на недельное жалование, что первым до земли в штанах не донесет наш ротный клоун, Петр Кашептинский. Его мамаша нагуляла сына с кем‑то из портовых рабочих, подарив сынуле в память о папаше странное имечко. Надо же было придумать – Петр… Сама как меня услышал, так стал ржать, словно полоумный. Так мы на пару с рампы и вывалились. Он хохотал над Петром, а я над ним… И больше ни один из прыжков не пугал, даже ночные и на воду… Даже на воду…
* * *
– За отказ в выполнении приказа, за оскорбление офицера, за неподчинение вышестоящему командованию, разжаловать сержанта Самсона Гаррета в рядовые и перевести в штрафную роту спе…
– Вот дерьмо! – резкий возглас заставил розовощекого капитана подавиться, смяв концовку фразы. – За что судить невиновного?!
– Кто сказал? Выйти из строя! – штабист закрутил головой, пытаясь найти источник еще не выясненной угрозы.
Быстрая фигура метнулась на середину плаца, к застывшему перед крошечной трибуной чернокожему гиганту. Топот тяжелых ботинок – и рядом с другом замер мрачный крепыш в щегольски скошенном на бок берете.
– Рядовой Тибур Хек! Разрешите доложить! В указанное вами время присутствовал вместе с сержантом Гарретом в зоне конфликта. Разрешите доложить! Указанный вами офицер был пьян, как свинья, и похабными словами позорил честь сводной бригады спецназа!
– Что?! Рядовой, да вы понимаете…
– Так точно! Лично сдал ублюдка патрулю, господин капитан! И рапорт составил по форме!.. Смею доложить, если с сержанта Гаррета не будут сняты обвинения, я добьюсь, чтобы рапорту дали вход. Черта с два тогда ваш приятель‑алкоголик останется на должности. Попрут с позором…
– Так! Оба! На гауптвахту, бегом, МАРШ!
Пыхтя как паровоз, Самсон лишь сокрушенно мотал головой:
– Ну какого хрена ты в это влез, а? Мало тебе взысканий, решил еще в правдолюбцы записаться? Капитан тебя сгноит!
– Пусть он своей должностью подотрется, урод! – Тибур даже не сбил дыхание, выдерживая общий темп бега. – Я до командира бригады дойду, если надо. Он мужик жесткий, но дерьмо не спустит, поверь. Чтобы какая‑то штабная сволочь на бригаду ср…ла прилюдно, а мы утирались? Не будет такого…
– Посмотрим, как запоем, когда неделю на губе откукуем, а потом в штраф‑роту засунут.
– Ерунда, в первый раз, что ли…
* * *
– Нас тогда с губы Штадт вытащил. Лично в этом вонючем деле разбирался. Сильно старика взбесило, что штабисты попытались официальный рапорт под сукно запрятать, и на солдат всех собак повесить. В итоге нас званий и поощрений лишили, но и капитана с приятелем на гражданку поперли. Без лишения выслуги, но все же… И как только первая заваруха началась, так меня с Самсоном в первых рядах на передовую. Штабисты очень большой зуб имели после этого случая. Так и понеслось… Где кровь пускают, там и мы…
Я уже еле мог различить слабый шепот Тибура. Между каждой фразой ему приходилось набираться сил. Но еле живой разведчик все пытался говорить, говорить, чтобы отогнать прочь подругу‑смерть. Сколько раз он танцевал с ней на полях чужих войн. И вот теперь костлявая тварь пришла за ним.
– А как Сама пулеметчиком стал, это же комедия, док. Его все в минометчики сватали, с его‑то силищей. Сделали бы «буйволом», заставили бы таскать железную дуру за расчетом. Так ведь нет, не выгорело… Стал наш братишка пулеметчиком, и никогда уже с «машинкой» не расставался…
Но я так и не узнал, как именно Самсон превратился в безбашенного стрелка, готового прикрыть ураганным огнем сослуживцев. Потому что на последнем слове Тибур умер. И я потерял еще один кусок души, вырванный с кровью в вонючей тьме забытого богами коллектора под огромным небоскребом. Мои друзья умирали, оставив меня одного. Уходили, не попрощавшись. И как мне тащить дальше эту ношу, слабому уставшему доктору, сгорбленному неподъемной болью, без меры отсыпанной бесконечной войной…
В указанное время за тонкой стенкой замер на пять минут пневмо‑экспресс. Который вывез нас на другой конец города, откуда мы в итоге добрались домой. Шальной рукопашник навсегда упокоился на крошечном кладбище позади казармы, в ряду скромных могил, сопровождавших нас с планеты на планету.
Я закрыл флягу и больше не брал ни капли в рот, потеряв вместе с другом и вечерний ритуал очищения. И безглазые души погибших приходили теперь ко мне каждую ночь…
Этажи небоскребов
– Господин Лауэрс пока не может вас принять. Оставьте, пожалуйста, координаты, и мы свяжемся с вами.
– Спасибо, мы тогда подождем. Потому что господин Лауэрс назначил встречу на сегодня и просил обязательно дождаться, когда в его плотном графике появится «окно».
– Хорошо, я сделаю отметку о вас. Кофейный автомат слева, сахар и сливки на столике рядом.
– Спасибо…
Фальшивая вежливость. Мы, с улыбками во все лицо, и миловидная секретарша ближе к сорока, официально строгая, но предупредительная. Кстати, возраст тоже показатель солидности фирмы. Это только молодые лоботрясы набирают себе на передний край обороны молодых финтифлюшек, которые потом вечерами отрабатывают с боссами завышенную зарплату. У серьезных ребят секретарь занят только своей непосредственной работой, зачастую стимулированной дополнительными имплантами видеопамяти, чипами с циклической записью и шифрованием полученных данных. Оружие в приемной монтируют редко, мода на это уже прошла. А вот за скрытыми панелями зачастую могут сидеть два‑три охранника, вооруженных по последнему слову техники. Функционально и эффективно. Все же специально подготовленные люди справляются с убийством себе подобных куда как лучше, чем какой‑нибудь роторный автономный пулеметный блок между ног секретарши. Чего стоят скандалы, когда подобные молотилки неправильно оценивали резкие жесты посетителей, или реагировали на кашель. Груды трупов и потеря репутации, сплошное безобразие. Поэтому состоятельные люди, получившие бизнес в наследство, предпочитают дорогую отделку приемной с парой‑тройкой тайных комнат, которые на фоне зарплаты эшелонированной охраны выглядят как жалкая строка в смете расходов.
Уже месяц мы обивали пороги серьезных и очень серьезных компаний. Такими темпами скоро начнем стучаться в двери умопомрачительно деловых и важных джентльменов. Пока медленно восстанавливающая силы бригада перебивалась небольшими заказами, Кокрелл упорно долбил по всем возможным потенциальным контактам, продавливая четко сформулированную мысль: есть воинское подразделение, которое готово сменить совет директоров на отдельно взятой планете в обмен на финансирование операции. Любой уважающий себя бизнесмен может воспользоваться нашим предложением, чтобы свести счеты, или посадить в освободившееся кресло более удобных и сговорчивых кандидатов. Одна лишь проблема, что в череде корпоративных войн наша Родина стояла в конце списка, с отметкой: «новые хозяева все претензии проплатили».
Но подполковник продолжал ходить, озвучив вполне здравую мысль:
– Если бросить камень в пруд, пойдут волны. Если бросать регулярно, то рыбаки на берегу сочтут это интересным. И если постоянно порождать курсирующие среди корпораций слухи о возможных проблемах среди директората, это вполне может подтолкнуть сомневающихся и дать нам шанс. Один лишь шанс, который мы не упустим.
И я надевал модный костюм два, а то и три раза в неделю. Повязывал галстук, начищал ботинки. И шел вместе с командиром по очередному адресу. Дабы присутствовать в качестве мебели рядом с украшенным блеском наградных планок Кокреллом. Как смеялись парни:
– Док, у тебя единственного на лице присутствует отпечаток университета. Вполне сойдешь за консультанта по деловым и политическим вопросам.
Что я и делал. Изображал важного джентльмена на встрече возможных заказчиков. Чтобы проконтролировать, подписать, тихо шепнуть на ухо. А может, потому что командиру просто неуютно было одному в чужих кабинетах, где вежливо улыбались, и столь же презрительно‑вежливо разводили руками:
– Просим прощения, но ваше предложение в данный момент не интересно.
* * *
– Господин Лауэрс готов вас принять. Прошу сюда, господа.
Безразмерный стол, окно во всю стену. И крошечная охапка кубков на застекленных полках. А вот хозяин – необычен. Приплюснутые уши, неряшливо восстановленный перебитый нос. Вполне возможно, что кубки – его лично. Но взгляд такой же, как и у других обладателей подобных кабинетов: будто вынули из морозилки два шила, и теперь со скукой тыкают в посетителей, пробуя их на прочность.
– Я навел справки о вас, господа… Выполненные контракты, рекомендации, ставки за работу… И говоря прямо, мне не понравилось. Потому что с бывшей половиной вашей так называемой бригады я бы имел дело. С наемниками всегда просто иметь дело. Но вы… Это что‑то для меня непонятное. Армейская часть, бежавшая с родной планеты. Психопаты, поднявшие флаг гражданской войны и кричащие об этом на всех углах. Вооруженные до зубов люди из специальных подразделений, пугающие одним своим присутствием потенциальных заказчиков. Мало того, вы еще и цены ломите непомерные…
– Зато у нас есть один плюс, который вы больше не купите нигде, – я открыл рот, посчитав столь «замечательное» начало разговора его завершением. Раз тебе открыто хамят в лицо, можно сворачиваться, толку от беседы не будет.
– Да? И какой же?
– Мы не сдаем нанимателя. Даже если обстоятельства изменились, даже если пришли конкуренты с чемоданами, набитыми деньгами, мы выполняем контракт… Наверное, вы давно общались с настоящими наемниками, если столь идеалистически смотрите на их услуги. Не обжигались на перепродаже заявки и ударах в спину? Нет? Тогда рад за вас.
Лауэрс покосился на меня, потом повозил пальцем на сенсорном экране и повернулся к командиру бригады:
– Подполковник Кокрелл, если я правильно прочел информ‑справку… И давно вы позволяете подчиненным перебивать себя?
– Макс Убер мой боевой товарищ. Учитывая, сколько мы с ним провоевали, он вполне заслужил право голоса. Которым и воспользовался.
– И с кем мне тогда разговаривать? С ним, или с вами? Кто из вас действительно имеет вес? Кто будет принимать решение и ставить подпись на контракте?
– Подпись буду ставить я. А если я не стал вас посылать за столь неожиданный «наезд», так это лишь из‑за привычки больше слушать, чем говорить. Максу пока простительно столь резко реагировать, у него штабного опыта не так много.
– Мда? И какой же тогда у него опыт, кроме штабного? – деланно заинтересовался хозяин кабинета, откинувшись в кресле и с откровенной усмешкой разглядывая гостей.
– Похороны, – отозвался я. Похоже, наша неприязнь была взаимной. Морду бить вряд ли будем друг другу, для этого охрана есть. Но красиво словесно плюнуть друг другу в рожу и удалиться – почему бы и нет? – У меня отличный опыт в организации похорон. В силу специфики, обычно хороню своих. Кого не удалось собрать по кускам после штурма укрепленной точки, или когда наниматель удирает обратно в уютное гнездышко, оставив нас подыхать на чужой планете.
Обладатель многочисленных кубков выбрался из‑за стола, подошел к окну и уперся замороженным взглядом в нависшие над городом облака.
– Дерьмо, – неожиданно проронил он. – Все кругом – дерьмо. Вы правильно сказали – продают все и всех. Наемники, компаньоны, контракторы и проститутки в элитных заведениях. Все продаются и покупаются на корню. Приходится страховаться в несколько эшелонов, чтобы выполнить простейшую работу. Страховка на случай предательства, страховка для присмотра за наблюдателями, страховка на случай перепродажи контракта, страховка от нападения только что нанятых боевиков… Мир спятил, ни на кого нельзя положиться.
– На нас – можно, – не согласился Кокрелл, вольготно развалившись в кресле. Похоже, его забавлял разговор. Редкий в наше время разговор без вежливого политеса, со злыми словами на грани матерщины.
– Потому что вы – беглые каторжане?
– Потому что мы – солдаты. И выполняем приказ. Вне зависимости от изменения боевой обстановки.
– Сол‑да‑ты… – протянул Лауэрс и вернулся на свое место. – Звучит забавно. Но ваши рекомендатели действительно отмечают, что данное слово вы держите. В любой ситуации. Даже самой паршивой… Признаюсь, мне нет дела до ваших разборок с директоратом. И я не полезу в это г…но, своих развлечений полно. Но – я торгую оружием. Разным оружием. Разрешенным к продаже и не очень. И мне интересно предложить вам контракт на сопровождение одной сделки. Охрана периметра, груза, контроль за корректным поведением моих покупателей во время передачи товара, и охрана группы продавцов до момента, когда полученные деньги будут доставлены в банк. Очень простая задача, на каждом этапе которой к вам могут подойти крепкие ребята с другим деловым предложением… Как, возьметесь?
– Мы тоже навели справки, – усмехнулся командир сводной бригады и достал из кармана крошечный листок бумаги. – И я предполагал, о какой работе может идти речь… Вот здесь – список вооружения, которое нам нужно. По обычным каналам его не достать, а для эффективной работы оно необходимо. Оплатите контракт оружием согласно перечня, и мы прикроем ваших продавцов во время сделки.
– Даже так?… Забавно, обычно начинают играть цифрами и пытаются вычислить, сколько нолей можно присобачить к итоговой сумме… Хорошо, я согласен на такой вариант. Детали контракта получите завтра утром. Но если вздумаете меня кинуть, вашему господину Уберу придется заниматься похоронами сослуживцев массово. И себе, заодно, могилку отроет.
– Надо будет – отрою. В качестве окопчика… Но если и вы, господин Лауэрс, вздумаете нас использовать как шлюху из дешевого кабака, я с удовольствием схожу на ваши похороны. Даже если для этого придется чуть‑чуть пострелять, или взорвать этот небоскреб к чертовой матери.
На этой доброжелательной ноте мы и расстались.
* * *
На улице дул мерзкий холодный ветер, тащивший с собой водяную пыль. Я поежился и поблагодарил командира, что прихватил меня с собой. Все же в ангаре куда как лучше дышать морозным воздухом, чем коченеть за периметром, сжавшись в задубевший комок под плащ‑накидкой. О том, что в случае заварухи с покупателями стреляющего товара меня легко нафаршируют свинцом, предпочитал не думать. Скучно думать о смерти, когда тебя могут убить сто раз на дню: во время патрулирования территории, оказания помощи подстреленным солдатам, или на выходе из блестящего полированными боками небоскреба. Слишком многим мы оттоптали любимые мозоли. Слишком громко заявляем о желании пустить на комбикорм уважаемый директорат одной милой планеты. Удивительно, что столь долго зажились на этом свете.
– Эй, что за дела?! – начал нагнетать атмосферу развязный живчик в богато инкрустированном серебром жилете. – Я не понял, это что за уроды? Мы так не договаривались!
Знакомые напевы. Сейчас стороны проверят друг друга на слабину, пощупают словесно потроха, проверят – не получится ли выбить нахрапом скидку, а то и прибрать часть товара внаглую. Криминальный мир, прослойка между шпаной на улицах, и боевиками из крупных анклавов. Денег не так еще много, чтобы купить себе целый город, но хватает, чтобы сколотить крошечную личную «армию». Которая при любом реальном столкновении героически погибнет, но до этого момента успеет попортить кровь и окружающим, и своим нанимателям. Жизнеутверждающий бардак, возведенный в принцип существования. Скука…
– Деньги привезли? Или только грузчиков, чтобы чужой товар с машин перебросить? – получил «шарнирный мальчик» в ответ.
Мда, подполковник не в настроении. Видимо, на его вечно хмурое состояние души наложились новые счета за базу, мерзкая погода и нахальные рожи продавцов, спрятавшихся за нашими спинами. Легко быть нахальным, подставив под чужие стволы наемников. Ведь в случае стрельбы мальчиков в красивых костюмах оставят в живых, а прибьют лишь вояк, вздумавших спасать чужую задницу. Продавцов трогать нельзя, через них еще разговаривать с другой стороной, сбивая цену на контракт и добывая новую партию оружия. А мы – расходный материал. Если чуть‑чуть дадим слабину и покажем, что боимся. Тех, кто боится – сожрут. А кто покажет зубы в ответ – может заслужить уважение. Либо – нагнать ответный страх… Со страхом у нас просто. Кокрелл на кого угодно может страху нагнать.
Но не успели стороны сцепиться в словесной перепалке, как я осторожно похлопал командира по плечу и пробормотал:
– Подожди на секунду, у меня тут разговор короткий есть…
И шагнул вперед, навстречу чужим стволам, навстречу напряженным пальцам, коснувшимся спусковых крючков автоматов и пистолетов.
– Патти? Какого черта ты здесь делаешь?
Я распахнул объятия навстречу огромному бугаю, бритому налысо. Будь все проклято, какие люди, и до сих пор живые, не захороненные на личном кладбище криминального анклава. Не ожидал…
* * *
Личный телохранитель моего старого знакомого из прошлой жизни. Человека, которому я когда‑то спас жизнь, и кто так же отблагодарил меня. Патти, верный костолом Ромеро. Чуть постаревший, набравший лишний вес, но все так же заряженный на убийство и кровопролитие. Бывший вышибала, для которого я считаюсь близким другом.
– Отпусти, убивец, задушишь!.. Хватка у тебя, как у медведя.
– Макс, бродяга! А мы тебя потеряли! Думали, все, охранка замела и акулам скормила… Ты, наверное, и не знаешь. У нас теперь мода такая: люди исчезают в океане, чтобы никаких расходов на похороны.
– Паршивые новости, Патти. Но я смотрю, ты поднялся, стал уважаемым человеком. Ромеро долю выделил, или в свободное плавание ушел?
– Босс сюда отправил, филиал открываем. Если хорошо раскрутимся, стану здесь главным. А пока базу организую, оружие закупаю и людей вербую.
Я посмотрел на примолкшего клоуна в расшитом жилете и усмехнулся:
– А горластый зачем?
– Боб? Он пока думает, что растет до бригадира, надеется свою команду на новых землях получить.
– На самом же деле – будет ловить пузом пули, которые достались бы тебе.
Патти довольно усмехнулся. Похоже, я угадал, и горластый мальчик долго на этом свете не протянет. Не всегда на сложных переговорах можно встретить старых знакомых.
– Ладно, пойдем в сторонку, поболтаем. Какой смысл под ногами у грузчиков болтаться.
Будущи