Иллитиан находил весьма маловероятным, что Вект встретил свою давно заслуженную кончину, но решил не возражать ей. Мелкие архонты и главари банд мрачно кивали. Они явно понимали, что любые противоречия с их стороны в настоящий момент приведут только к быстрой и гарантированной смерти от рук воинов Белого Пламени. Они попали в ловушку и были втянуты в заговор просто потому, что стояли рядом, когда более могущественные архонты открыто обсуждали подобные дела. Может быть, позже они попытаются ускользнуть и сбежать с доносом к Векту, но над ними всегда будет висеть вопрос: «Почему вы ничего не сделали, чтобы остановить их?» И все же Иллитиан мысленно сделал себе заметку, чтобы при первой возможности переместить их отряды внутрь крепости. Так проще будет следить за ними и контролировать.
– Вы получите мою поддержку… – начал Иллитиан, но тут его прервал вопль:
– Предатель!
Это воскликнул один из главарей в задней части дворика – молодой гибкий геллион с длинными густыми волосами. Он метнулся к Иллитиану, но двое стражей прыгнули навстречу, чтобы перехватить его. Геллион быстро ушел в сторону и с разворота ударил ближайшего стражника ногой, распоров ему вену лезвиями шпор. Стражник рухнул наземь, заливаясь кровью, и весь двор погрузился в суматоху. Другие стражники бросились вперед с поднятыми винтовками. Инкубы Иллитиана сомкнулись вокруг архонта защитным кольцом. Остальные предводители банд, Малхиерит, Ксхубаэль и другие архонты как один попятились от сумасшедшего отщепенца, мгновенно оказавшись рядом с Иллитианом и его телохранителями, отвлеченными одиноким геллионом.
Именно в этот миг настоящий убийца нанес удар.
|
|
Не в натуре Иллитиана было испытывать удачу. Холодная логика была его излюбленным оружием, а тщательно продуманный план – предпочтительным методом. Он всегда стремился не полагаться на случай, даже когда казалось, что судьба все чаще подталкивает его к таким затеям, где шанс играет все большую роль. Иллитиан чувствовал себя, как азартный игрок, который уже поставил на кон все, что имел, но вынужден делать это снова и снова, просто чтобы оставаться в игре. Разумеется, была вероятность, что во время встречи с архонтами произойдет еще одно покушение на его жизнь. Он тщательно проследил, чтобы шансы были на его стороне, но всегда понимал в глубине души, что однажды настанет миг, когда на чаше весов будет лежать вся его жизнь, и тогда в нее вмешается чистая случайность.
Вот он, этот миг. Инкубы редко действовали несогласованно, но на этот раз они оставили слепое пятно, прикрывая Иллитиана. В промежутке между бронированными плечами инкубов мгновенно возник клинок и с неудержимой скоростью устремился к груди Иллитиана. По воле злого случая, Иллитиан увидел оружие, лишь когда оно было в считанных дюймах от него, и отчаянно попытался увернуться – но уже слишком поздно.
Неудачи продолжали накладываться друг на друга. Теневое поле вспыхнуло с микросекундным запозданием и не смогло лишить выпад всей силы, клинок прошел сквозь клубящееся облако энтропической энергии, которая лишь замедлила его, но не остановила, и продолжил движение к сердцу. Острый игольчатый кончик с удивительной легкостью пробил скрытые под одеждой доспехи, рассек твердую, словно алмаз, матрицу, будто она была всего лишь толстой тканью. Когда нашедшее цель острие вонзилось глубоко в плоть Иллитиана, он закричал, в полной уверенности, что испускает свое последнее дыхание. Потом это случилось…
|
|
…Где‑то в бурлящей неопределенности пустоты чуть встрепенулась древняя и невообразимо чуждая сущность. Движением, осознанным не более, чем подрагивание ресницы, оно разделило и заново сплело нити Судьбы. Удовлетворенная, сущность снова затихла…
…В саду Иллитиана полыхнула ослепительная желтая вспышка. Клинок дрогнул и отскочил, словно наткнулся на камень. Иллитиан отшатнулся, моргая, чтобы убрать яркие пятна, танцующие перед его глазами.
Он смутно видел, как инкубы снова смыкаются вокруг него, рубя клэйвами неведомого убийцу. Потом его зрение частично прояснилось, и он увидел архонта Вериксию, которая лежала у его ног в луже собственной крови. Инкубы отсекли ей руку чуть ниже плеча. Отрубленная рука все еще сжимала клинок, которым она его ударила – оружие выглядело искаженным и оплавленным, как будто его накалили до немыслимых температур.
Иллитиан смотрел сверху вниз на Вериксию, пытаясь понять, почему она пожертвовала собственной жизнью, чтобы попытаться его убить, и почти преуспела. Верность Векту? Страх воздаяния? Хотя силовые лезвия инкубских клэйвов прижигали раны, она была в считанных секундах от того, чтобы окончательно истечь кровью. Она подняла на него взгляд, полный неугасимой решительности, и выплюнула свои последние слова:
– Вект уничтожит и тебя, и всех, кто с тобой! Ты так же мертв, как я – ты просто еще этого не знаешь!
|
|
Иллитиану пришлось потрудиться, чтобы взять себя в руки, чтобы его насыщенное адреналином тело не пробирала неконтролируемая дрожь после того, как он так близко разминулся со смертью. Ему хотелось растоптать мертвое лицо Вериксии, закричать на нее, проклинать стражей за то, что они его подвели, убить всех, кто был достаточно близко, чтобы увидеть мгновенный ужас, наполнивший его, когда лезвие вонзилось в плоть.
Вместо этого он сжал губы в тонкую нить, нахмурился и несколько секунд глубоко дышал. Архонты и главари стояли словно парализованные в окружении разгневанных кабалитов Белого Пламени. В нескольких метрах от него валялся труп геллиона. Он лежал наполовину в фонтане, испещренный бесчисленными красными кратерами, где осколочные винтовки разорвали его плоть, уже почерневшую и раздутую от десятков различных токсинов, распространяющихся внутри.
Иллитиан посмотрел на застывшие, исполненные страха лица перед собой. Они ожидали, что их перебьют. Именно так бы обошелся с ними Вект в подобных обстоятельствах. Даже вероятности, что кто‑то из остальных знал хоть что‑то о покушении, было бы достаточно, чтобы приказать подвергнуть пыткам и убить каждого из них. В соответствии со своей смертоносной змеиной логикой, Вект счел бы, что ни один из этих архонтов не стоит того, чтобы рисковать и оставлять его в живых после подобного случая. Иллитиан закрыл глаза и снова глубоко вдохнул. Он не был Вектом. По крайней мере, пока что. Он открыл глаза и милостиво улыбнулся.
– Как я говорил… – с ледяным спокойствием произнес Иллитиан, – …прежде чем меня столь грубо прервали, я поддержу вас в попытках вернуть ваши ярусы города. Я уполномочу своей властью любого архонта, которому она нужна для того, чтобы вернуть наш осажденный город под контроль. В нынешнем кризисе Вект доказал, что недостоин быть нашим лидером, и нам самая пора взять дела в собственные руки. Именно так, как вы сказали – мы должны держаться друг друга, чтобы помочь самим себе.
Глупцы жадно глотали его слова и кивали, выражая довольное согласие со всем, что говорил Иллитиан. За доверчивыми улыбками, несомненно, крутились шестеренки: архонты размышляли, насколько далеко они могут зайти вместе с Белым Пламенем и что они могут с этого получить. Неважно, ведь теперь они были его архонтами, не Векта, и с каждым мигом, что они провели в услужении ему, им будет сложнее освободиться. Он привяжет их к себе еще крепче, и они привлекут других архонтов, надеясь снизить свой собственный риск. Одиночке тяжело устроить революцию, но в толпе каждый может позволить себе храбрость.
На миг Иллитиана отвлекли невидимые голоса, прошептавшие ему несколько докладов. Два из них были ожидаемыми, третий же – ни в коей степени. Архонт Белого Пламени ответил несколькими сжатыми инструкциями, прежде чем снова повернуться к своей плененной аудитории. Без дальнейших притворств он начал раздавать им приказы.
– Так что ж, к делу. Наксипаэль и Ховорос – идите и разберитесь с кабалитами Вериксии из Расколотого Слова, уничтожьте упорствующих и включите остальных в свои ряды. Малхиерит и Ксхубаэль – вам нужно отправиться на свои ярусы сейчас, так как вскоре это станет значительно сложнее. Вам покажут дорогу через фундаментальный слой – полеты в любой момент могут стать крайне опасными для вашего здоровья.
Словно подчеркивая слова Иллитиана, в вышине прогремели накладывающиеся друг на друга сверхзвуковые удары. Бросив взгляд наверх, Иллитиан увидел тонкие полосы, оставляемые хвостовыми огнями «Острокрылов», что кружили в небесах. Они вернулись со значительным подкреплением и, если верить прошептанным докладам, недалеко за ними следовала громадная армия кабалитов Черного Сердца. Пока что реактивные истребители медлили, держась за радиусом эффективного поражения орудий крепости, и ждали, терпеливые, как стервятники, реющие над куском падали.
Когда архонтов и главарей банд начали уводить под надзором тяжеловооруженной стражи, Иллитиан приказал привести во двор неожиданного гостя, чтобы переговорить с ним лично. Посредством различных уловок Иллитиан заставил своих новых союзников задержаться ровно настолько, чтобы они успели увидеть прибытие бледнокожего мастера‑гемункула, Беллатониса. Пусть они спрашивают себя, что за планы он замышляет, пусть строят теории, как уникальные умения гемункулов могут послужить интригам Иллитиана. Им не следует знать, что Беллатониса просто поймали крадущимся по нижним уровням крепости, или что гемункул спас свою шкуру, лишь заявив, что ему срочно нужно обсудить с Иллитианом некие важные дела.
Харбир старался не сглатывать от волнения, когда небесная колесница «Яд», на борту которой он находился, резко спикировала к садам на вершине крепости Белого Пламени. Он стиснул в одной руке цилиндр с головой Анжевер, крепко держась другой за изогнутый поручень. Гравилет опустился и высадил его в маленьком дворике с фонтаном. Когда Харбир вышел, стражники Иллитиана как раз уволакивали оттуда два трупа и уводили группу каких‑то взволнованно выглядящих личностей.
Он узнал в толпе архонта Наксипаэля и на миг запаниковал, подумав, что сейчас он его узнает, и все раскроется. Потом он вспомнил, что носит лицо Беллатониса, и расслабился. Наксипаэль никак не мог знать, что этот «Беллатонис» на самом деле – тот самый тощий наемник, который сбежал от него еще тогда в Хай'кране.
Иллитиан стоял у одной из стен дворика, окруженный инкубами, и выжидающе созерцал приближение Харбира. Для Харбира это было совершенно новое ощущение – архонт Белого Пламени глядел на него не с презрением. Те несколько раз, что они лично встречались, Иллитиан всегда рассматривал Харбира как никчемное уличное отребье, временного агента Беллатониса, которого едва можно было счесть компетентным, и поэтому считал, что тот совершенно не заслуживает его внимания. Однако к самому гемункулу, как теперь понял Харбир, Иллитиан питал толику осторожного уважения и относился к нему не совсем как к равному, но, определенно, как к силе, с которой надо было считаться.
В его голове снова зашептал надоедливый голос Анжевер.
+Не будь слишком самоуверен – на самом деле гораздо проще лгать тому, кто смотрит на тебя сверху вниз, чем тому, кому есть до тебя дело, так что не отклоняйся от того, что я тебе говорила.+
Харбиру пришлось подавить дрожь. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что у него меж ушей временами разговаривал призрачный голос. Ему казалось, будто с ним шепчутся духи умерших.
– Приветствую, мой архонт, – сказал Харбир, подойдя ближе. Он пытался разговаривать с тоном, который Анжевер описывала как оттенок веселого пренебрежения, обычно используемый Беллатонисом. Глаза Иллитиана моментально сузились в подозрении.
– Беллатонис, я не чаял увидеть тебя снова, – сухо сообщил Иллитиан. – Ты выглядишь так, словно прошел войну. Вижу, ты принес с собой и старуху. Полагаю, она может еще оказаться полезна.
– Произошло покушение на мою жизнь, – начал Харбир, спокойно и легко повторяя хорошо отрепетированные слова. – Это случилось в моей личной мастерской – там, где я занимался тем особым проектом по вашему поручению.
Лицо Иллитиана застыло, когда он услышал этот намек на воскрешение Эль'Уриака.
– Кто на тебя напал? – потребовал ответа архонт.
– Мой старый ковен, Черное Схождение. Они послали по моему следу «Талос». Они, очевидно, верят, что я совершил нечто дурное… Нет, непростительное.
По лицу Иллитиана невозможно было прочесть, что он думает. Мгновение он, видимо, делал прикидки, а потом сказал:
– Для меня это ничего не значит. Они – твои враги, а не мои. Как видишь, – Иллитиан сделал жест в ту сторону, куда унесли тела, – у меня прямо сейчас предостаточно своих собственных противников. Я не желаю умножать их число, ввязываясь из‑за тебя в какую‑то непонятную ссору с целым ковеном гемункулов.
– Вы игнорируете тот факт, что им, очевидно, известно то, что мы сделали, – продолжал настаивать Харбир, как ему казалось, с правдоподобной уверенностью. Ему начинало нравиться это маленькое представление.
Иллитиан без интереса пожал плечами.
– Сомневаюсь, что Черное Схождение поделится этим знанием с кем‑то еще, если их затянет в погром Векта. Разве ты раньше не жаловался, что они никому не передадут свои знания, даже если от этого будет зависеть существование самой вселенной?
В голове Харбира раздался резкий, настойчивый призрачный шепот:
+Помни, что я тебе говорила. Не обсуждай с ним то, о чем вы могли беседовать раньше. Иллитиан относится к тебе подозрительно и пытается сбить тебя с толку мелкими деталями прежних разговоров.+
Харбир не принимал в расчет, что Иллитиан может предполагать наличие самозванцев, выдающих себя за тех, кто ему знаком. Странная настойчивость, которую проявляла Анжевер, когда требовала заучить все фразы, вдруг перестала казаться такой странной. Ему нужно было как‑то ответить, поэтому он решил не отступать от сценария.
– У Черного Схождения есть еще кое‑что, что вам хотелось бы добыть, – сказал Харбир. – Некто, кого вы ищете с тех самых пор, как она исчезла.
Мрачный взгляд Иллитиана на мгновение вперился в чужое лицо Харбира. Архонт Белого Пламени не смог скрыть, что заинтересован этим намеком. Дай ему простую загадку, сказала Анжевер, и Иллитиан не сможет противостоять соблазну ее разгадать. Харбиру казалось, что это не самый прямой путь к цели – мести Беллатонису – но Анжевер хорошо разбиралась в придворных интригах Верхней Комморры, не под стать обычному вору и убийце вроде Харбира.
– Ты подразумеваешь, что Черное Схождение удерживает мою давнюю и дорогую подругу, Кселиан, – сказал Иллитиан. – Это интересная теория. К несчастью, я не могу и представить, что у тебя есть какие‑то доказательства.
– Кселиан была одним из ваших старейших и могущественнейших союзников. Вернув ее, вы могли бы снова привлечь на свою сторону Клинки Желания, за которыми последовали бы многие из крупнейших ведьминских культов. Вы не можете победить Векта без нее.
– Это ты так считаешь, – опасно протянул Иллитиан. Харбир не ответил на выпад. Анжевер подстроила все так, что он мог только утверждать, а не спорить над фактами. Может быть, Иллитиан и мог победить Векта самостоятельно, но, когда они шпионили за ним посредством кристалла, то услышали достаточно намеков на то, что он активно ищет новых союзников. По словам Анжевер, Кселиан была самым сильным соратником Иллитиана. Харбир продолжил следовать сценарию, пытаясь избавиться от чувства, что он загоняет себя во все более глубокую яму.
– Если бы вы просто дали мне то, что нужно, я бы мог отвести ваших воинов в сердце лабиринта Черного Схождения, – заявил Харбир. – Вы сможете забрать Кселиан, а я смогу проследить за тем, чтобы мои бывшие собратья по ковену получили, что им причитается, за все мои неудобства.
Иллитиан усмехнулся этому предложению.
– Ты хочешь лишить меня части войск накануне битвы, – ответил он, – чтобы отправиться на охоту неведомо за чем, что известно лишь по твоим словам, и, вне сомнения, видишь себя командующим этой… экспедицией.
Архонт Белого Пламени покачал головой и посмотрел на небо, прежде чем продолжить. В вышине над крепостью виднелось плотное сплетение огненных следов. «Острокрылы» и «Пустотные вороны» поблескивали в тусклом свете Илмей, нетерпеливо описывая пируэты в небе в ожидании приказов атаковать.
– Лакеи Векта уже стоят у моих ворот и требуют, чтобы их впустили. Очень скоро они соберутся с силами, чтобы попытаться сокрушить крепость Белого Пламени. Мы проверим, кто сильнее – орды Векта или моя готовность их принять. Ты пришел слишком поздно, гемункул.
Харбир чувствовал, как ускользают его шансы на успех. Идея была такова: добиться помощи у Иллитиана и выследить подлинного Беллатониса. Теперь оказалось, что архонту Белого Пламени наплевать на вероятность шантажа со стороны Черного Схождения, и к тому же он не желает посылать хоть какие‑то войска за Кселиан. У Харбира закончились все заранее подготовленные приманки. Он решил попробовать нечто иное.
– Почему бы вам самим туда не отправиться? – спросил Харбир. – Вы могли бы лично возглавить нашу экспедицию, чтобы удостовериться в том, что она пройдет успешно. И что, вероятно, более важно, вас не будет в крепости в критический момент, если вдруг ваша готовность окажется меньше, чем таковая войск Векта.
+Глупец! Он ни за что на это не согласится!+ с ненавистью прошипела Анжевер. +Иллитиан слишком труслив, чтобы руководить с передовой.+
– Я не могу бросить моих верных последователей в такое время, – возразил Иллитиан, но Харбир счел это заявление неубедительным – архонт, по меньшей мере, размышлял над этой идеей. Может быть, на самом деле он больше боялся орд Векта, чем лабиринта Черного Схождения.
– Вы можете сказать своим воинам – со всей честностью – что отправляетесь на опасную миссию, чтобы вернуть в бой свою давнюю соратницу, Кселиан, – сказал Харбир. – Если они так верны, как вы говорите, то они с радостью примут эту новость и одобрят это начинание. Если же вы окажетесь заперты в крепости, то не сможете влиять на исход событий за ее пределами.
Иллитиан на миг склонил голову набок, как будто прислушиваясь к кому‑то невидимому. Он, судя по всему, принял решение, и его темные глаза вспыхнули внезапной целеустремленностью.
– Нам нужно поскорее выдвигаться, – объявил Иллитиан. – Ситрак движется сюда через Гору Скорби, и его эскорт уже оцепил крепость. Если мы отправимся сейчас, то еще успеем проскользнуть сквозь кордон до прибытия основных сил. Потом будет слишком поздно.
Харбира слегка ошеломил такой поворот. Он лишь хотел намекнуть, что время поджимает, но поток событий внезапно подхватил его и понес. Планировалось постепенно снискать расположение Иллитиана и получить власть над ним, подвесив перед его лицом соблазнительную наживку. Полноценная спасательная миссия, охота за Кселиан в полных ловушек глубинах лабиринта Черного Схождения – этого он никогда не хотел, но именно это, очевидно, ему и предстояло получить.
+Дитя, что ты наделал?+ горько вздохнула Анжевер в его сознании.
Глава 9
ГРОТЕСКНЫЕ СОЗДАНИЯ
Обезглавливатель был терпеливым охотником – воистину, более терпеливых не существовало. Он выслеживал отдельных врагов на протяжении десятилетий на множестве различных миров, он мог неделями лежать в засаде, выжидая идеального момента для того, чтобы забрать трофей. Он ждал, пока добыча, которая мнила себя не добычей, сражалась со стаей мандрагор, пока не возникла патовая ситуация. Он видел, как явилась другая стая и сама забрала их как трофеи. Заинтригованный, он спустился туда, когда они ушли, чтобы изучить отметины, оставленные мандрагорами.
Кхерадруах нашел неровные подобия кровных знаков, которые остались после этих двух стай. Он узнал старые символы, отметки двух братьев‑королей, которые вели давнее и жестокое соперничество, не интересовавшее Обезглавливателя. Чужаки, впрочем, оставили собственные знаки, провозглашающие верность одному из братьев. Это было неправильно и только наполнило Кхерадруаха еще большим раздражением. Существа из внешнего мира были добычей, на которую следовало охотиться, а не соперниками или собратьями по выводку, чтобы тратить на них время.
Инстинкт, как всегда, вел его вперед, на поиски идеальных трофеев. Он следовал за стаей мандрагор и уменьшающимся караваном рабов, пока они не достигли цитадели одного из братьев. Теперь он снова ждал и терпеливо прислушивался к перешептываниям на ночном ветру.
Ксагор подтащил по неровному полу еще один труп и, довольно крякнув, сбросил его в яму с плотью. Затем он подобрал длинную железную лопату и утопил труп в булькающей массе. Вонь стояла неописуемая, но для развалины вроде Ксагора это был просто запах работающего производства и сырья, подготавливаемого к обработке. В некоем роде он был странно счастлив, больше, чем когда‑либо с момента прибытия в Аэлиндрах. Место, которое хозяин выбрал в качестве нового временного обиталища, напоминало пещеру с низким потолком. В полу были ямы неправильной формы, где обитали специально адаптированные микроорганизмы, превращающие плоть трупов в податливую жирную массу. При наличии правильных стимулов, как знал Ксагор, из этой сырой глины можно было вылепить кости, мышцы, ткани и даже (если тот, кто этим занимался, был настолько искусен в ваянии плоти, как его хозяин) сложнейшие внутренние органы.
С одной стороны от ям, вдоль стены пещеры, стояла разнокалиберная коллекция грубых вертикальных саркофагов. Им было далеко до вычурных регенерационных камер с хрустальными передними стенами, которые использовала для возрождения элита Комморры. Эти саркофаги были сделаны из пластов кости, которой грубо придали форму, соединенных блестящими полосками хрящей. Они возвышались на три метра, и к тому, что находилось внутри каждого из них, было подведено множество змеящихся труб и шлангов, исходящих из ям плоти. Обитатели саркофагов были чудовищными, массивными зверюгами, чья ширина почти равнялась росту. Их черты скрадывались липкими мембранами, закрывающими саркофаги спереди, но они давили изнутри на перепончатую стенку, и по вырисовывающимся силуэтам можно было предположить, что их внешность характеризуется изобилием сухожилий, похожих на канаты мышц и неровно торчащих костей.
Беллатонис дежурил у саркофагов и проверял каждый из них с материнской заботой курицы‑наседки. Он был облачен в просторные одежды из черных шкур и обесцветил свою кожу, чтобы она стала ближе к личному идеалу гемункулов – чистому молочно‑белому цвету. Ксагор был особенно рад тому, что хозяин все больше и больше походил на себя прежнего. Утрата Харбира немного печалила Ксагора, но он утешал себя тем, что потеря хозяина опечалила бы его гораздо, гораздо больше.
Однако хозяин выглядел озабоченно и постоянно перепроверял один из саркофагов с помощью снабженного линзами аппарата, поднося его к глазу. Наконец, он подошел к Ксагору, пока тот волок к ямам еще одно тело.
– Будь добр, скажи мне, Ксагор, – с отеческой улыбкой попросил гемункул, – сколько этих ур‑гулей ты сбросил в ямы и куда именно их поместил.
– Семь, хозяин, – ответил Ксагор и указал на ямы, которые использовал.
Как только он опустил руку, Беллатонис врезал ему по лицу. Удар был точно рассчитан так, чтобы железная маска Ксагора с хрустом вдавилась в нос, отчего у него заслезились глаза. Внутри что‑то лопнуло, и он почувствовал, как горячая кровь моментально хлынула сверху на его губы. Он поборол желание сорвать маску и (в некой глубоко погребенной части своей души) ударить в ответ. Вместо этого он с несчастным видом опустил голову пред лицом необъяснимого гнева своего господина.
– Почему я должен постоянно жить в окружении идиотов? – зашипел Беллатонис, занося руку для нового удара. – Они больные! Все до единого! Нам придется опустошить зараженные ямы и начать все заново. Гротески, подсоединенные к ним, загублены – они кишат паразитами и патогенами, подобных которым я никогда не видел! Как ты не заметил, что сырье испорчено?
Досада гемункула уязвила Ксагора больше, чем сам удар. Он не уделял много времени осмотру трупов, а просто собирал их снаружи, где их сбрасывали, и оттаскивал к ямам. То, что он запомнил, сколько именно тощих ур‑гулей попало в варево, было чистой случайностью. Большая часть тел принадлежала к рабским расам, к ним примешивалось несколько окровавленных комморритов, горстка угольно‑черных мандрагор и какие‑то странные безымянные твари, которых Ксагор никогда раньше не видел. Отчаянно желая оправдаться, Ксагор выпалил единственную уместную информацию об ур‑гулях, которую он знал:
– Те ур‑гули, которых мы видели в Комморре, тоже были больны! Этот подумал, ничего странного, что их тела принесли частично сгнившими, считал, это их естественное состояние, как у тех, что наверху.
Беллатонис остановился, не убирая занесенную руку, и пристально посмотрел на Ксагора.
– Что ты только что сказал про ур‑гулей в Комморре? Повтори сейчас же.
– Т‑те ур‑гули, которых мы видели в Комморре, тоже были больны? – неуверенно промямлил Ксагор.
Беллатонис медленно опустил руку.
– Это, как мне кажется, больше, чем совпадение, – пробормотал он про себя и снова повернулся к ямам плоти, на которые указывал Ксагор. Он снова извлек линзовое устройство и подверг бурлящую жижу длительному осмотру. В конце концов гемункул вынул из рукава длинный тонкий стилус и с преувеличенной осторожностью дотронулся им до поверхности мерзко пахнущего месива. Убрав инструмент, он еще несколько минут изучал сквозь линзы блестящую каплю, повисшую на кончике стилуса, а затем бросил его обратно в яму.
Гемункул глубоко и хрипло втянул в себя воздух, прежде чем снова заговорить.
– Ксагор, у нас должны быть под рукой баки с денатуратом, беги и принеси их сюда. Быстро.
Ксагор поспешил за баками, которые стояли в нише в одной из стен пещеры. Гладкий камень, из которого состояли эти сосуды, был одной из немногих субстанций во вселенной, которая могла выдержать длительное соприкосновение с их содержимым. К несчастью, это еще и делало их слишком тяжелыми, чтобы их мог перемещать один развалина. Ксагору пришлось один за другим подтаскивать баки к тому месту, где стоял Беллатонис, глубоко погруженный в размышления. Хотя сосуды были плотно запечатаны, наружу просачивался острый и терпкий запах, который резал окровавленные ноздри Ксагора и проникал прямиком в носовые пазухи, отчего глаза снова начали слезиться. К тому времени, как Ксагор приволок последний сосуд, он набрался достаточной храбрости, чтобы задать вопрос.
– Хозяин… этот хочет спросить, что происходит? – рискнул Ксагор.
Беллатонис повернулся и, продемонстрировав удивительную силу, поднял последний бак из рук Ксагора, прежде чем ответить. Пока гемункул говорил, его ловкие пальцы ломали печати. Ксагор встревожился, увидев, что Беллатонис скрыл лицо маской, чего развалина не наблюдал за все время работы с ним.
– Болезнь, которой заражены эти трупы, имеет… необычную природу, – сказал Беллатонис. – Она сотворена, точно так же целенаправленно, как стеклянная чума, и имеет столь же неестественное происхождение.
Гемункул опрокинул содержимое сосуда в ближайшую яму. Густая янтарная жидкость смешалась с жижей из плоти, выпуская облака дыма. Зловонная масса в яме несколько секунд яростно кипела и бурлила, а затем превратилась в черную субстанцию, похожую на смолу.
– Неестественное? – тревожно переспросил Ксагор. Если гемункул использовал такое слово, это значило, что он имеет дело с чем‑то действительно и глубоко выходящим за рамки нормы.
– Я уверен, что это проявление того вида моровой болезни, который мы наиболее часто ассоциируем с демонами и иными сущностями, что обитают за пеленой. Это инфекция, способная разложить не только тело зараженного, но и его душу.
Ксагор сжался от страха, глядя, как хозяин расхаживает по сторонам и уничтожает содержимое загрязненных ям. Отвратительная вонь, уже наполняющая пещеру, вскоре стала практически токсичной. Демонический мор – для Ксагора это было что‑то новое, куда привычней для него была концепция демонического нашествия.
– Придется ли нам бежать из Аэлиндраха? – наконец спросил Ксагор. – Куда нам идти?
Беллатонис покачал головой.
– Мы и шага не сможем сделать за пределы дворца Ксхакоруаха – его приспешники схватят нас и притащат обратно. А то, куда нам пойти, это само по себе отдельный, нерешаемый и совершенно справедливый вопрос. Если мои догадки верны, то нигде уже не безопасно…
– Из‑за демонического мора, хозяин? Разве его нельзя излечить?
– Единственное реальное лекарство – это смерть зараженного, но даже тогда пораженная душа – невзирая на предположительное бессмертие, каковое приписывается душам – будет продолжать отравленное существование в рабстве у того, кто создал этот мор. Вкратце – нет, не существует никакого лекарства, которое я мог бы представить. Огонь, в больших количествах – вот что бы я прописал.
– Тогда что нам делать? – заныл Ксагор. Очевидное беспокойство хозяина заставляло развалину чувствовать все больший страх. Весь мир Ксагора строился на представлении о практически полном всеведении Беллатониса во всех делах, касающихся плоти. Видеть, как хозяин отступает перед столь давно известным противником, как болезнь – это казалось нонсенсом. Вирус, бактерия, мор, патоген или паразит – все они были лишь очередными факторами, которыми мог манипулировать мастер‑гемункул… разве не так?
– Мы сделаем единственное, что можем, Ксагор, – сказал Беллатонис. – Мы расскажем Ксхакоруаху о своих находках и посмотрим, что у него есть сказать по этому поводу.