Я заснул днем, а проснулся ранним утром. В оконное стекло лупят крупные капли, коридор потрескивает половицами, на соседней кровати красавица и чудовище занимаются любовью.
Это стечение звуков, наверно, и разбудило меня. Я поворочался, насколько это позволяла делать забинтованная нога, но снова заснуть не мог.
- Какой цинизм, - произнес я, обращаясь к трахающейся парочке.
Они притихли.
- Какой цинизм - заниматься сексом в одной комнате с человеком, у которого навылет прострелена нога.
- Скажи спасибо, что у тебя голова не прострелена, - ответил Гоген после паузы. Мухина, завернувшись в простыню, исчезла в душе.
- Слушай, Гоген, - я решил достать его. - Убей меня, а? Пока Мухина купается.
Гоген сел на кровати.
- Иногда очень хочется, - сказал он. - Но нельзя.
- А ты и сам потом застрелись, - посоветовал я. - Такой урод, как ты, на хрен не нужен.
- Дюрер, я тебя насквозь вижу, - произнес Гоген. - Ты совсем не такой, каким хочешь казаться. Ты маскируешься под бесчувственное животное, а на самом деле все человеческое, что в тебе есть, никуда не исчезло. Все с тобой, Дюрер. Все здесь.
- Я бы травы покурил, - сказал я. - Нет у тебя травы?
- Нет.
Мухина выключила воду. Слышно было, как она вытирается, как встряхивает своей рыжей гривой. Еще было слышно, как кто-то неспешно шагает по коридору - видно, поглядывая на номера комнат, написанные на каждой из дверей.
Шаги закончились у двери нашего номера. Я ожидал услышать стук - деликатный или настойчивый, но вместо этого дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы мой новый знакомый Винсент Ван Гог проник внутрь
В руке он держал большой кулек с фруктами. Видно было, что этот сорокалетний дядечка, похожий на профессора, близорук. Он дважды поправил серебряную оправу на переносице, пока своими влажными глазами не нащупал меня в рассветной мгле сонной гостиничной комнаты.
- Это Дюрер? - спросил Ван Гог у Гогена и, не дождавшись ответа, шире, чем я мог ожидать, улыбнулся мне.
- Здравствуйте, Альбрехт. Предлагаю на ты.
- Здрасте, - сказал я.
- Где Мухина? - поинтересовался Ван Гог.
- В ванной, - ответил Гоген.
- Ты не хотел бы тоже пойти в ванную, Поль? - спросил Ван Гог. - Я собирался пообщаться с Дюрером прямо сейчас.
Гоген надел халат и скрылся в ванной. Они о чем-то пошептались с Мухиной, а потом включили воду, чтобы у Ван Гога не сложилось впечатление, что они слушают наш разговор. Ван Гог сел на кровать, поставив кулек с фруктами на стул рядом.
- Меня зовут Винсент Ван Гог, - сказал он и продемонстрировал еще одну улыбку. - Я занимаюсь издательской деятельностью.
- Хотите… Хочешь опубликовать что-то из моих текстов? - спросил я. - Достаточно было просто позвонить моему агенту.
- Ха-ха-ха, - по слогам произнес он. - Очень смешно. Я издаю газеты, а не книги.
Он на секунду задумался о чем-то, но тут же вернулся к разговору.
- У меня мало времени, Альбрехт, - его голос чеканил слова, а глаза уставились куда-то у меня за спиной. - Поэтому не буду тратить его на реверансы. Сальвадор Дали неделю назад покончил с собой. Знаешь, кто это?
Я отрицательно покачал головой.
- Бандит. Он был бандитом.
Что владелец газет и пароходов имеет в виду под словом "бандит" - страшно предположить.
Ван Гог встал и начал ходить по номеру.
- Дали был моим компаньоном в основном моем бизнесе. Я знал его с первого класса школы. У него не было ни жены, ни детей, а родители погибли в автокатастрофе семь лет назад. У Дали был брат, который давным-давно уехал в Германию. Брат сидит сейчас в берлинской тюрьме, но об этом знаю только я - Дали этот факт не афишировал. Когда Сальвадор погиб, его друзья отправили письмо единственному родственнику, на его старый берлинский адрес - нашли в записной книжке Дали. А я тем временем решил сам заняться поисками его брата, - Ван Гог снова сел на кровать. - Пришло время подобраться к сути проблемы. Как ты думаешь, Дюрер, почему я среди ночи приехал к тебе сюда, в этот замусоленный польский городок?
Я пожал плечами, хотя страшные догадки навалились на меня со всех сторон.
- Дали и самоубийство - эти два понятия несовместимы. По крайней мере, я так думал, - задумчиво произнес Ван Гог. - Я хочу понять, почему он это сделал. И ты, я надеюсь, мне в этом поможешь.
- Каким образом? - спросил я. Наверно, не надо было спрашивать.
- Поедешь в Киев, поселишься в его квартире, подружишься с его друзьями… Ты будешь записывать все, что узнаешь. Ты ведь писатель. Ты даже похож на Дали, хотя братьям не обязательно иметь такое внешнее сходство.
Он угостил меня сигаретой и закурил сам.
- Я думаю, ты хочешь задать мне несколько вопросов. Даже знаю каких, - Ван Гог улыбнулся. - Первый вопрос, конечно же: "Почему я?" Потому что ты обладаешь теми качествами, которые так необходимы для этого задания: притворство, жестокость, умение фиксировать действительность. Еще потому, что у тебя нет другого выхода - я имею в виду историю с твоей подружкой на лыжном курорте. А самое главное - потому, что…
- Зачем тебе это? - неожиданно для себя перебил я Винни.
- Что "это"? - он удивленно взглянул на меня. - Зачем тебе знать, почему Дали убил себя? Он мертв, и знание ничего не изменит.
- Изменит, - тихо ответил он. - Я перестану бояться.
Подробности
Поезд катился по Украине, постукивая переобутыми на границе колесами. В купе, рассчитанном на троих, двое - я и Мухина. Гоген - в соседнем купе.
Поезд, а не автомобиль - требование, которое я изложил Ван Гогу. Гоген за стеной, а не в моем купе - еще одно условие. Я говорил что-то о том, что присутствие мужчины в непосредственной близости давит на меня, мешает сосредоточиться.
Как и присутствие женщины. Но об этом я Ван Гогу ничего не сказал, понимая, что без наблюдателя он меня не оставит.
На столике стоит новый нотбук. Очень хорошая машина, подарок от Винни. Единственный документ, который находится на этом компьютере - досье на Дали и его друзей. Документ подготовлен Огюстом Ренуаром, о котором Ван Гог сказал: "Это мой секретарь. По заданию будешь общаться с ним".
Из досье я выяснил, что мой новый брат, Сальвадор Дали, умер в возрасте тридцать один год. Он выбросился из окна своей квартиры на двадцать первом этаже бизнес-центра, который ему же и принадлежал. Дали разбился на мелкие куски, и тело смогли опознать только проститутки по его гипертрофированному пенису. Дали оставил короткую предсмертную записку, и две графологические экспертизы подтвердили ее достоверность. Записка не фигурировала в досье - Ван Гог пообещал показать ее в Киеве.
Дали принимал участие в различных белых и черных бизнесах. Перечислены были только белые: рекординговая компания, две газеты, две FM-станции, ночной клуб и сеть ресторанов. В этих делах он имел компаньонов, в каждом бизнесе по одному.
Компаньон по компакт-дискам - Пабло Пикассо, 33 года. Фото.
По газетам - Винсент Ван Гог, возраст не указан. Без фото.
Компаньон по радио - Огюст Роден, 28 лет. На фото - лицо убийцы.
Ночным клубом Дали владел совместно с Татьяной Яблонской, чей возраст тактично не был указан. Я узнал в ней поп-певицу, которая была безмерно популярна два года назад. Лет тридцать и очень хорошо выглядит.
И компаньон по ресторанам - Франциско Гойя, 65 лет. Крепкий старик, судя по фото.
До тренинга Сальвадор Дали в невероятных количествах поглощал различные наркотические вещества и алкоголь. О тренинге информация скорее отсутствовала, чем присутствовала. Он не имел названия, поэтому его приходится называть просто "Тренинг". Известно было, что Дали записался на Тренинг вместе с Яблонской. Они прошли две ступени, каждая по восемь дней. Шестнадцать суток пребывания в загородном доме. Сколько человек было в группе, кто были эти люди, какие занятия проводились - не известно. Поисками организаторов Тренинга в настоящее время занимаются специалисты Ван Гога.
Вот и все о самом Тренинге.
Последнее занятие завершилось пять недель назад, а неделю назад Сальвадор Дали выпрыгнул из окна. Я проверил по календарю - после Тренинга он прожил ровно месяц.
Поведение Дали после Тренинга коренным образом изменилось - он отказался от наркотиков, алкоголя и курения, стал вегетарианцем и почти перестал разговаривать с людьми, хотя до этого был очень общителен. Он никогда не делился своими проблемами с друзьями, а после Тренинга беседовал с ними только на темы настолько отвлеченные от реальности, что его просто перестали понимать.
Некоторые компаньоны и друзья Сальвадора уже через неделю после Тренинга стали высказывать опасения по поводу его психического здоровья. Но бац! Поведение Дали меняется снова. Он так же весел, все снова в тех же количествах, снова наркотики, мясо и проститутки, он прожил так десять дней и покончил с собой.
Дали имел четыре квартиры в Киеве. В последнюю неделю своей жизни он каждый день менял место ночлега, как будто пытаясь избежать слежки. От кого он бежал? Куда он прибежал?
Я пытаюсь найти что-то насчет брата Дали, но информацией о нем Ван Гог почти не располагает. Есть только его фотография пятилетней давности в обнимку с девушкой в одном из венских парков, на которой почти невозможно разглядеть его лицо. Я смотрю на подпись под фотографией, и понимаю, что имел в виду Винсент, говоря о самом главном совпадении между нами. Его зовут так же, как и меня
- Альбрехт.
- Альбрехт, - Мухина свесилась с полки, коснувшись меня рукой. - Альбрехт, ты не спишь?
- Я сплю, Вера. Я всегда сплю.
- Ты такой странный, Аль. Можно, я буду звать тебя Аль?
Она спускается ко мне, и я закрываю крышку нотбука. Рыжая. Локти и колени бьются о стену купе. "Он все услышит". Он - это Гоген.
Пусть слышит.
Новый телевизор
Ренуар оказался румяным толстячком лет тридцати, слегка педерастичным, если приглядеться.
- Как твоя нога? - поинтересовался он.
- Лучше.
- Замечательно!
"Замечательно", "великолепно", иногда даже "феерично" - он сыпал этими словами совершенно искренне, как будто реальность вокруг него действительно подчинялась каким-то неведомым заурядному человечеству оптимистическим законам. Он размахивал своими короткими ручонками у меня перед носом, исторгая фонтан бестолковых вопросов. Еще в машине я хотел поговорить о деле, но Ренуар отказался обсуждать дела, пока я не приду в себя после поездки.
- Примешь душ, Вера сделает тебе перевязку, освоишься на новом месте, - тараторил он, - а за обедом поговорим. Что ты ел в поезде?
Киев проносился мимо, неспешно принимая меня в свое медлительное существование. Сон о горах без снега у меня на глазах сменялся сновидением о городе в деревьях.
- Мы приехали, - сказал вдруг Ренуар - наше путешествие закончилось на самой тихой и неподвижной улице Печерска. - Нравится тебе здесь? Тихо, правда? Гоген говорил, что ты любишь тишину. Это квартира Сальвадора.
Шикарная квартира, спасибо, Дали. Я, шаркая больной ногой, расхаживал по прохладным комнатам с недостижимыми потолками, с нишами и эркерами, и не мог нарадоваться. Минимум мебели, две спальни, хай-тек аппаратура и очень большой телевизор.
- Ты, наверно, не любишь ТВ? - спросила Мухина. Она сейчас осматривала квартиру, Гоген остался дежурить на улице, а Ренуар укатил куда-то.
- А что, ТВ можно любить или не любить? - мне не особо хотелось с ней разговаривать, много дел.
- Я думаю, можно - прокричала она из соседней комнаты. - Я, например, люблю ТВ.
- Ну и дура.
Вера сделала вид, что не расслышала. Я достал блокнот и начал составлять список вопросов к Ренуару и Ван Гогу.
- Будешь есть? - спросила Мухина, не заглядывая в комнату.
- Угу.
На кухне начались звуки. Эти звуки внушали мало доверия, поэтому я несколько раз тянулся к телефону затем, чтобы заказать пиццу, но это действие так и не совершил.
1. Что мне делать, если я встречу знакомых?
Каких знакомых? Я пытался вспомнить кого-нибудь из киевских приятелей, но кроме одноклассников никто не приходил в голову.
2. Могу ли я увидеть родителей?
- Скоро будет готово! - прокричала Мухина. Сразу же после ее слов с кухни донеслось долгое шипение масла на сковородке.
3. Что известно об Альбрехте Дали? Был ли вообще этот Альбрехт Дали? Или Ван Гог его придумал?
4. Обладает ли Альбрехт Дали правом наследования по отношению к Сальвадору Дали?
Это очень важный для меня вопрос. Если да, то, скорее всего, мне не дадут прожить ни дня. Слишком многим людям помешает появление наследного принца из Германии.
Что я здесь делаю?
Этот вопрос я задал самому себе. Он раздался в моем мозгу, но я почувствовал каждую его букву явственнее, чем, если бы написал на бумаге. Что я здесь делаю? Что происходит?
На кухне вытяжка начинает не справляться с запахом гари. Мухина включает кондиционеры по всей квартире. Я оглядываю стены комнаты, и непонимание, неприятие ситуации пронизывает меня до кончиков нервов.
Мухина ставит тарелку рядом с компьютером. Она улыбается - довольна проделанной работой.
- Что это? - спрашиваю я.
- Это блинчики с ничем.
Перерыв на обед
К телефону подошла Вера.
- Звонил Ренуар, - сказала она, повесив трубку. - Он через пол часа ждет тебя в ресторане, принадлежавшем Дали. Чуть позже к вам присоединится Ван Гог. Я останусь здесь, поедешь с Гогеном.
- С этим придурком?
- Да, со мной, - придурок, оказывается, уже вошел - у него был ключ. - Я - твой телохранитель.
- Тогда я могу быть спокоен. Что бы мне одеть, Вера?
Мы подъехали к ресторану раньше Ренуара. Гоген поговорил с администратором, довел меня до столика и отодвинул стул, помогая сесть. Сам он занял место за стойкой бара.
Трое мужчин и две девушки за соседним столиком принялись меня разглядывать. Я углубился в меню. Мне не нравилось в этом ресторане - он был слишком светлым и ярким. Официант принял заказ и на секунду замешкался. Видно было, что он хочет о чем-то спросить. Я кивнул ему.
- Вы брат Сальвадора? - выдавил он.
- Если да, то что?
- Не подумайте, что я… Он оставил для Вас кое-что.
- Что именно?
- Я принесу вместе с выпивкой.
Официант исчез.
Гоген вопросительно посмотрел на меня, ерзая на высоком стуле. Слишком долгий разговор с официантом? Я пожал плечами.
- Привет, Альбрехт!
Ренуар полез ко мне с объятиями, хотя мы не виделись несколько часов. Сто процентов, голубой.
- Ты уже заказал выпить, Альбрехт? Что ты заказал? Твой брат пил только текилу.
Официант подошел снова, чтобы принять у нас заказ. Он ничего не отдал мне - сделать это незаметно для Ренуара было невозможно.
- У меня есть вопросы к тебе и к Винсенту, - сказал я, когда официант отошел.
- Винсент скоро будет, но все равно спрашивай.
Я положил на стол листок бумаги с четырьмя вопросами. Огюст достал из кармана пиджака яйцевидную ручку и, сделав на листке несколько росчерков, вернул его мне.
1. Что мне делать, если я встречу знакомых? - Ничего.
2. Могу ли я увидеть родителей? - Нет.
3. Что известно об Альбрехте Дали? - Ничего.
4. Обладает ли Альбрехт Дали правом наследования по отношению к Сальвадору Дали? - Да.
- Забудь о знакомых и друзьях, - сказал Ренуар, пряча ручку. - Там, где тебе предстоит бывать, ты их не встретишь. А если встретишь, не узнаешь, спрячешься за ним, - он кивнул в сторону Гогена. - Родители… Нет. Альбрехт Дали - Сальвадор не любил говорить о нем, поэтому мы не знаем о нем ничего. Не только мы, никто не знает, - он сделал ударение на слове "никто". - Что касается наследства… Согласно завещанию брат Сальвадора наследует его движимое и недвижимое имущество. Речь идет об автомобилях и квартирах, принадлежавших Дали. Что касается его сбережений, то все до копейки было передано некому фонду со счетом на Мальдивах. Нет сомнений, что это - фонд Тренинга.
Я поперхнулся.
- Я тоже был удивлен, - признался Ренуар. - Как ты понимаешь, речь идет об очень больших деньгах.
- А доли в бизнесах унаследовали компаньоны? - поинтересовался я.
- Точно, - ответил Ренуар. - Завтра тебе нужно будет встретиться с юристом, который занимается завещанием.
- Но ведь у меня нет ни одного документа, который подтверждает, что я… Что я его брат.
- Хорошо, что напомнил, - Огюст положил на стол небольшой конверт. - Распечатаешь потом. Здесь свидетельство о рождении и паспорт. Кстати, ты - гражданин Германии, и это еще одна сложность для наследования. Но юристы разберутся. А вот и Винни!
Администратор и некоторые из сидящих за столиками поприветствовали вошедшего Ван Гога.
- У меня десять минут, - сказал он, усевшись напротив меня и отогнав жестом официанта. - Я принес последнюю записку твоего брата. Пожалуйста, не удивляйся, а постарайся вникнуть в то, что там написано.
Суицид как он есть
Он протянул мне лист, вырванный из книги карманного формата. Лист обладал широкими полями, на которых и разместилось предсмертное послание Сальвадора Дали. Оно состояло из двух слов.
Я пробежал глазами текст, потом прочитал его еще раз.
- Обвинение в самоубийстве? - спросил я.
- Мне так не кажется, - ответил Ван Гог. - Я каждый день просыпаюсь с мыслью о его записке.
- Что ты имеешь в виду?
- Прочитай еще раз, - посоветовал он. - На следующей записке, которую оставит Пикассо, может быть написано мое имя.
Я сложил листок вдвое - так, как вначале.
- Я возьму это, ладно?
- ОК, - сказал Ван Гог.
Я спрятал листок.
- И что мне делать? - спросил я Винсента.
- Сейчас или вообще?
- Сейчас. Вообще.
- Сейчас - ешь. Вообще - живи своей жизнью (слово "своей" прозвучало как бы в кавычках), общайся с людьми, заводи новые знакомства.
- Знакомства с кем?
- Ты не волнуйся, Альбрехт, - посоветовал Ренуар. - К тебе люди сами потянутся. Я думаю, все друзья Сальвадора захотят познакомиться с его братом.
- Где здесь туалет? - спросил я.
- Нервничаешь? - Ван Гог дружелюбно улыбнулся. - Гоген тебя проводит.
Закрыв дверь, я положил записку, оставленную Дали, на сушилку для рук и перечитал слова снова.
Я среди безумцев.
Нужно бежать.
Я вышел из туалета. Гогена по близости не было - вернулся к стойке. Быстрым шагом я через подсобные помещения, мимо поваров, поварят и посудомоек вышел в заплеванный двор, затем, через подъезд, на улицу.
"Пабло Пикассо", - было написано в записке Дали.
- Аэропорт, - сказал я таксисту.
Пусть даже Германия.
Встречи на трассе
Так я оказался на трассе, ведущей в аэропорт - когда я сказал таксисту, что у меня нет денег, он высадил меня там, где услышал эту новость. Я перешел трассу и отправился в сторону города - насчет Германии я действительно психанул, нужно пересидеть в Киеве, достать денег, а потом уже спасаться от компании самоубийц.
Через двадцать минут я обогнал человека, который шел в том же направлении, что и я. Это был старый индус, судя по всему, бомж. Он жестом попросил сигарету, и я протянул ему открытую пачку. Дед спрятал пачку в свою котомку и приветливо заулыбался мне беззубым ртом.
- Вы говорите по-русски? - спросил я.
Индус кивнул.
- Можно мне одну сигарету из той пачки, которую я Вам дал?
Он закивал и протянул мне замусоленную сигарету. Это была сигарета не из моей пачки, но я взял ее.
- До встреч, - сказал индус без акцента и свернул на проселочную дорогу.
Через сотню шагов возле меня резко притормозил синий фольксваген. За рулем сидела девушка.
- Ты в город? Садись!
Я сел в машину. Девушка оказалась проституткой.
- Я ездила друга из Голландии встречать, а он не прилетел. Зараза! - она хлопнула ладонями по рулю. - А ты откуда?
- Из Германии, - ляпнул я.
- Ага, - она на минуту сосредоточилась на дороге.
- Послушай, - сказала она, повернувшись ко мне. - А я тебя вспомнила. Ты брат Сальвадора. Ребята твою фотографию показывали.
Какую фотографию? Какие ребята?
- Я очень любила Сальвадора, - сказала она и надула пузырь из жевательной резинки. - Он мне делал подарки, один раз возил на острова. А ты тоже ничего. Как тебя зовут? Альбрехт?
У моей спутницы зазвонил мобильный.
- Привет, привет. Знаешь, с кем я познакомилась?… С Альбрехтом Дали. Да, это родной брат Сальвадора, он прилетел из Германии… Он сейчас здесь. У меня в машине сидит… А ты с Пабликом сейчас? Привет ему. Он ведь знает Альбрехта? Наверняка знает!… - Пауза, после которой она повернулась ко мне. - Пабло с тобой не знаком, но очень хотел бы познакомиться. Он хочет говорить с тобой.
Трубка, нагретая ее рукой, оказалась в моей.
- Привет, Альбрехт, - услышал я. - Где ты находишься? Давай встретимся. Девушка тебя подвезет, она знает, куда.
Он повесил трубку прежде, чем я успел ответить.
- Я не могу сейчас встречаться с ним! - сказал я.
- Он очень хочет тебя увидеть, - ответила проститутка. - Тебе что, сложно? Так будет лучше и тебе, и мне.
Не прошло и десяти минут, как она остановила автомобиль возле большого частного дома на берегу Днепра. Наступал вечер.
Пленэр
Трое мужчин, что сидели за столиком на берегу, встали и направились ко мне. Три девушки, сидевшие с ними, остались на своих местах. Моя проводница, помахав всем рукой, тут же укатила.
- Привет, Альбрехт! Прими наши соболезнования, - сказал первый из подошедших. - Я - Пабло Пикассо. Это Огюст Роден и Жоан Миро. Мы - друзья твоего брата. Он рассказывал тебе про нас?
- Он писал мне про тебя, Пабло, и про Родена, - ответил я, пожимая им руки. - А про тебя, Жоан, я, к сожалению, ничего не слышал.
Мы пошли к столу.
- Миро был партнером Сальвадора по его основному бизнесу, - произнес Роден. - Твой брат не афишировал это занятие. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я отрицательно покачал головой.
- Наркотики, - произнес Миро. - Мы с Дали занимались наркотиками.
Словно в подтверждение его слов на столе оказалась тарелка с таблетками, накрытая стеклянным колпаком.
- Мы тебя ждали, - сказал Пикассо.
Все съели по таблетке и запили чаем из самовара, который пощадило время.
- С приездом, - сказал мне Миро в образовавшейся паузе.
Солнце исчезало, поблескивая алым на лезвии монумента, торчащего над Днепром.
- Ну что, поехали? - предложил Пабло.
- Куда? - спросил я.
- Вообще собирались в клуб.
- С этими? - я кивнул на девчонок.
- Нет, без них. А до клуба мы хотели поохотиться. Писал тебе Сальвадор про охоту на дураков?
Охота на дураков
Мы сели в длинный кабриолет и поехали. Я оказался на заднем сидении рядом с Пикассо, которого уже начинало колотить.
- Охота на дураков - уникальное времяпрепровождение. Ее придумал Сальвадор, - сообщил Пикассо. - Ты сам увидишь. Это все длится недолго, каких-нибудь пять-семь минут, но удовольствие получаешь ни с чем не сравнимое! Это как секс. Как секс! Ты занимался когда-нибудь сексом?
- Пару раз.
- Значит, и охота на дураков тебе понравится! - Пикассо отвалился назад, перекинув ноги наружу через бортик машины. Городской пейзаж несся мимо, начинала подпирать таблетка.
Мы заехали на парковку возле Бессарабского рынка.
- Кто пойдет со мной на базар? - спросил Пикассо, потрясая канистрами, извлеченными из багажника. - Идем, Дали?
Я взял одну из канистр.
- Рынок, наверно, уже закрыт, - сказал я спине Пикассо, когда мы перешли дорогу.
- Рынок закрыт, а мясник ждет, - ответил Пабло. - Мы по пятницам почти всегда приезжаем. Вот он сидит и ждет!
Отогнав от себя толпу цветочниц, Пикассо ударил ногой в одни из ворот рынка.
- Кто? - спросили из-за ворот.
- Сейчас узнаешь, кто! - проорал Пикассо и постучал еще энергичнее.
В воротах открылась калитка, за ней оказался огромный мужик в белом переднике с кровавыми пятнами, который засуетился: "Паблуша, дорогой, а я тебя жду!" и потащил нас за собой, как желанных гостей тащат в гостиную хорошие хозяйки. Мы оказались в холодной комнатушке, завешанной свиными и коровьими головами, где мясник наполнил обе канистры свежей, видно сегодняшней, кровью.
- Кровь бычья? - как на допросе спросил Пикассо. - Подсунешь свиную - убью.
- Что ты, Паблик, да как можно! - еще больше засуетился мясник, отчего долго не мог закрутить крышку канистры, - Самая натуральная бычья кровь, Паблуша, самая натуральная!
Наконец, канистры были закрыты, Пикассо расплатился, и мы вышли на улицу.
Пока нас не было, Роден и Миро извлекли из багажника картонный ящик с водяными пистолетами. Их быстро заполнили кровью и раздали, каждому по два. Пикассо продемонстрировал мне большой пластиковый автомат, с дула которого свисала длинная багровая капля.
- Пистолеты - это не для меня, - сказал он. - В них крови помещается как в пипетке.
Когда все спрятали "оружие", мы снова запрыгнули в машину, и на этот раз рядом со мной оказался Роден.
- А куда мы теперь едем? - спросил я его.
- В один рестор, - ответил он. - Да мы уже приехали. Держи маску.
Мне досталась маска Минни Маус.
Мы проехали мимо неонового входа без остановки. Как оказалось, местом парковки был запланирован темный вонючий двор. Значит, такова моя доля - пользоваться в ресторане черным входом. Из кухни через коридор мы вышли прямо за барной стойкой, одевая по дороге маски. Я немного ошалел, оказавшись вдруг в зале, наполненном светом и живой музыкой, но меня подтолкнули в спину, и вот я вместе со всеми оказался посреди ресторана, наполненного большим количеством чуваков и телок, излучающих успех. Джаз смолк. Несколько секунд публика рассматривала неизвестно откуда взявшееся мышиное семейство и Дональда Дака (это был Роден). Мы, в свою очередь, волчьими глазами оглядывали посетителей, словно выбирая, кого съесть. Затем тишину разрушил Пикассо, который в два шага оказался на эстрадке, отпихнув при этом певицу в декольтированном изумрудном платье, и сказал в микрофон:
- Добрый вечер! Мы совсем ненадолго прервем ваше веселье! Потрудитесь, пожалуйста, ответить, кем написана повесть "Над пропастью во ржи"?
Последовала тягучая пауза.
- Я повторяю свой вопрос: кто написал "Над пропастью во ржи"? Просто скажите нам, кто это сделал, если вы знаете, и мы уйдем, и ничего не будет.
Окончание второй порции безмолвия ознаменовалось тем, что Пикассо выхватил из-под полы пиджака свой автомат и выстрелил в того, чье лицо показалось ему самым тупым и удивленным. Выстрел Пикассо был командой к действию - за две минуты весь зал превратился в бойню: не стало ни одного чистого лица, ни одной рубашки или платья, не залитых кровью. В воздухе, пропитанном кровавым паром, повис шок, и этот шок должен был вот-вот смениться тем состоянием, когда люди готовы разорвать других людей на части, и все почувствовали это, но первым почувствовал Миро, и он перемахнул через стойку бара, а за ним - все остальные, словно чехарда, и нам вслед несся настигающий нас визг, а из плеча бегущего последним Пикассо вдруг брызнул фонтанчик не бычьей, а его собственной крови, и он обернулся на бегу и увидел человека, из-за крови на лице и на всем теле напоминающего раздавленный помидор, с настоящим, не водяным, пистолетом в руке.
Пикассо выхватил свой пистолет и застрелил помидора, почти не замедляя бег. Я не заметил, как мы оказались в машине.
- Ты весь дрожишь, - сказал мне Пикассо. Он сжимал руку в том месте, где она кровоточила.
- Я тоже перевозбудился, когда оказался на охоте в первый раз, - признался Роден. - Как ты, Пабло?
- Отлично, - ответил Пикассо. - Заедем к Сарьяну?
- Конечно.
- Сарьян - наш лечащий врач, - объяснил мне Пикассо, и мы прибавили скорости.
Веселые танцы
Пикассо отправился к доктору Сарьяну, который был примечателен хотя бы тем, что принимал в любое время дня и ночи. Миро вызвался сопровождать раненого. Мы с Роденом остались возле машины.
- А где Ван Гог? - спросил Роден. - Почему ты не с ним?
Не успел я ответить, как Огюст уже набирал телефонный номер.
- Винни, привет! Ты где?.. Тебе привет от Альбрехта Дали. Почему ты его бросаешь одного?... Я, Роден и Пикассо... Ну и Альбрехт. Мы возле клиники Сарьяна... Ничего не случилось. Пикассо легко ранили... Нет, с Альбрехтом все в порядке. Хотя постой... Почему ты хромаешь, Альбрехт? Ты не ранен?... Нет, с ним все в порядке... Хорошо, что ты рядом, подъезжай, мы ждем.
Ван Гог приехал через минуту. За рулем его мерседеса сидел Гоген, который тоже вышел из машины, но держался в стороне, пристально поглядывая на меня.
- Я рад, что ты уже познакомился с ребятами, - сказал мне Ван Гог. Он обнял сначала Родена, потом меня.
- Странно, что ты жив, - тихо сказал Ван Гог, хлопая меня по спине.
- Какие планы? - спросил он у Родена.
- На танцы, - ответил Огюст. - Но ты, Винни, насколько я помню, не любишь танцев.
- Танцы никто не любит, - сказал Ван Гог. - В клубы ходят не ради танцев.
- Все кроме меня, - возразил Роден. - Я люблю танцевать.
И Роден под музыку из автомобиля показал, как он это делает.
- Что, уже колес наелись? - спросил Ван Гог, наблюдая па Родена.
- Будешь? - Роден протянул ему таблетку.
Ван Гог поморщился, но таблетку взял.
- А вот и я! Жив и здоров! Привет, Винни! - это был Пикассо с перевязанной рукой.
- Привет, Винни, - сказал Миро. - Сарьян сказал, что Пабло нельзя на дискотеку.
- Ерунда! - бросил Пикассо. - Я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше! Поехали, поехали! Сколько можно здесь находиться!
- Садись ко мне в машину, Альбрехт, - произнес Ван Гог, и я не смог отказаться от этого предложения.
- Ты меня очень подвел, Дюрер, - сказал Винсент в автомобиле. - Предстоит серьезный разговор о твоем поведении, но не сейчас. Как ты с ними познакомился?
- Случайно, - признался я.
- Ты ведь не веришь в случайности, как и я? А, Дюрер? - он закурил. - В клубе Поль будет все время рядом с тобой. Даже в туалете.
Когда мы пересекли порог клуба, я почувствовал, что таблетка только сейчас набрала во мне полную силу. Музыка доносилась сверху и изнутри, продолговатые фигуры преломлялись в пульсирующем свете. Я стряхивал с себя ледяную скорлупу, я пробуждался.
На вибрирующих ногах я прошел к танц-полу. Гоген вертелся поблизости. Отличная музыка! Я готов был рыдать на груди диджея, рыдать от счастья.
- Пей больше и чаще, - посоветовал Роден, протискиваясь рядом со мной сквозь танцующую массу.
Я почувствовал, как сильно хочу пить, и бросился к бару.
- У меня нет денег, - обратился я к Гогену. - Пожалуйста, купи мне три чая.
- Сразу три? - переспросил бармен.
- Да. Сразу три.
Потом я выпил еще один чай, потом еще два. Мне потребовалось срочно посетить туалет, и я сказал об этом Гогену. Он зашел в туалет вместе со мной.
- Прошу Вас, Альбрехт, - издевательским тоном произнес Гоген, распахивая передо мной дверь одной из кабинок.
За дверью на унитазе с закрытой крышкой сидел Пикассо. Перевязанную руку я узнал раньше, чем его треснувшее лицо, на котором застыли брызги крови и мозга. В повисшей руке он держал пистолет, дуло которого касалось кафельного пола.
Призраки в опере
Действие наркотика улетучивалось медленно и болезненно.
В два часа ночи я перестал следить за тем, что происходило вокруг. Кажется, всей компанией - Ван Гог, Роден, Миро и я - побывали в еще одном клубе, а потом опять сели в машины и подъехали к красивому зданию. Увидев это строение, я с трудом, но все же заставил себя осмысливать происходящее, потому что это был не очередной клуб, а Национальная Опера, и было четыре двадцать утра.
Мы заняли места в одной из лож, положив ноги на впереди стоящие кресла. В ложе напротив сидел парень с двумя девушками, они помахали нам, а мы - им. Других зрителей не было.
Опера началась, как только все расселись - "Риголетто", на итальянском языке.
- Почему мы здесь? - поинтересовался я у Ван Гога.
- Слушаем оперу, - ответил он. - Нужно попуститься после диско. Катарсис.
Видно было, он нервничает. Все понимали, почему. Ария на сцене завершилась, и Роден произнес в образовавшейся паузе:
- Я думаю, все согласятся, происшествие с Пабло касается каждого из нас.
Миро: "Происшествие"? Да ладно, называй это самоубийством, как есть!
Роден: Мы можем назвать это самоубийством только после заключения, которое сделают специалисты.
Ван Гог: Когда будет информация?
Роден: Завтра в полдень.
Дюрер: Это очень похоже на самоубийство.
Ван Гог: В общем, да.
Миро: Значит, цепочка продолжилась.
Роден: О чем ты, Миро? Неужели ты веришь в этот бред? А ты, Винсент, что, тоже веришь в это?
Ван Гог: Тем не менее, Пикассо не пошел в оперу.
Роден: Альбрехт, что ты об этом думаешь? Ты читал записку своего брата? Может, ты нам все объяснишь?
Дюрер: Я познакомился с Пабло только сегодня, но Сальвадор, которого я знал, никогда бы не убил себя. Я ожидал, что с вашей помощью пойму, почему это произошло. И происходит...
Миро: Я думаю, есть только один человек, который сможет тебе это объяснить.
Ван Гог: Татьяна Яблонская. Тебе необходимо познакомиться с ней.
Роден: Сегодня вечером представится такая возможность. Тебе нужно будет хорошо выглядеть - советую поскорее лечь спать.
Слово "спать" послужило для меня командой. Ария схлынула вместе с голосом Родена, и я на время умер.
Позднее утро
Я проснулся на огромной кровати в незнакомой квартире. Я был в одежде, туфли стояли рядом с кроватью. Я одел их и подошел к окну. Неясный сумрак - то ли хмурое утро, то ли пасмурный вечер.
- Что тебе снилось, Альбрехт? - голос Ван Гога.
- Ерунда снилась, Винни, - ответил я. - Не хочу даже рассказывать. Где мы?
- Это мой дом.
- Который час?
- 17.10. Меньше, чем через два часа Роден повезет тебя знакомить с Яблонской. Надеюсь, ты не забыл, что происходит и кто ты такой? Сходи в душ, и мы поговорим с тобой об этом и о многом другом.
Многое другое - это то, как я вчера ушел из ресторана, где мы обедали с Ван Гогом и Ренуаром. В ванной, помимо прочих штук, я обнаружил восемьдесят четыре разновидности мужских парфюмов - я сосчитал их, пока стоял под душем.
Ван Гог: Когда ты убежал, я отдал распоряжение доставить тебя в любом виде - живым или мертвым. Тебе просто повезло, что ты повстречал Родена и остальных. Хотя и они могли тебя прихлопнуть в любую минуту.
Дюрер: Мне не показалось, что они настроены против меня.
Ван Гог: Ты знаком с ними несколько часов. Что ты можешь о них знать! Слушай меня внимательно! Ты здесь для того, чтобы, будучи Альбрехтом Дали, делать скрупулезные записи всего, что видишь и слышишь.
Дюрер: Я помню об этом. Если ты дашь мне компьютер, я напишу тебе полный отчет о том, что произошло с того момента, когда я встретил проститутку на трассе, до этой минуты.
Ван Гог подвинул ко мне свой нотбук. Он был уверен, что я блефую. Мне потребовалось полтора часа, чтобы написать этот текст, от встречи на трассе до слов "этот текст".
Раздался звонок в дверь.
- Это Роден, - Ван Гог взял со стола переполненную окурками пепельницу, чтобы вытряхнуть ее по дороге, и пошел открывать дверь.
Я поставил в тексте последнюю точку.
- Ты поедешь с нами, Винни? - спросил Роден.
- Нет, Огюст... - Ван Гог кивнул в сторону компьютера. - Статьи молодых авторов. Сегодня нужно прочитать.
Глиняный приз
Мы подъехали к одному из культурных дворцов. На мостовой толпилась искрящаяся публика.
- Что здесь будет происходить? - поинтересовался я.
- Вручение наград в области музыки, - ответил Роден, вертевший головой в поисках места для парковки. - Профанация - призы из глины, покрытой золотой краской. Я вручаю награду, Яблонская получает.
Мы вышли из машины.
- Одень это, - Роден протянул мне VIP-бейдж. - За сценой снимешь.
В VIP-зоне мы оказались через две минуты. Он оставил меня возле буфета, пообещав вернуться через десять минут. Я оказался в толпе, состоявшей из безбашенных музыкантов, безгрудых моделей и людей без определенных занятий. Я очень весело провел минут тридцать, съел за это время восемь бутербродов, а Роден все не появлялся. Из разговоров я понял, что церемония уже началась - награждали клипы.
Я прошел за кулисы, выглянул в зал - полно людей. На сцене стоят женщина и мужчина. Мужчина - не Роден. О чем-то рассказывают, в основном называют песни и фамилии. Потом начали показывать клип. С того места, где я нахожусь, экран не виден.
Я решаю вернуться в буфет, но, видно, сбиваюсь с маршрута, потому что вместо буфета оказываюсь в коридоре с множеством дверей. Будучи уверен в т