Внезапно Филипп понял, в чем заключалась главная трагедия его отца. Когда-то он был хорошей совой, по-настоящему хорошей и честной совой. Но потом он примкнул к Чистым…
— А что было дальше? — вывел его из задумчивости Нирок. — Что было после пожара? Ты сказал, что потерял отца, но ведь он выжил?
— Сейчас я объясню, что имел в виду. Пожар начался днем. Он был настолько силен, что перекинулся на другой берег Серебряной реки. Повалил густой дым. Вокруг ничего не было видно, дым разъедал глаза, в горле першило, я почувствовал, что задыхаюсь…
Мы вместе все вылетели из своего дупла. Мы жили в самой красивой части Серебристой Мглы, она называлась Ручейки.
Уже не помню, как случилось, что мы с отцом отбились от остальной семьи. Я плакал и просил отца вернуться, но он отказался. Он отвечал, что это уже бессмысленно. Наверное, он был прав. Но очень скоро горько пожалел о своем решении. Когда огонь успокоился, от наших Ручейков не осталось и следа. Мы вернулись на пепелище и, разумеется, не нашли никаких следов мамы и остальных. Мы искали везде, облетели весь лес, но их нигде не было.
С каждым днем отец все сильнее и сильнее винил себя в том, что не попытался спасти свою семью. Он перестал охотиться и ночи напролет бездумно кружил над лесом. Он помешался, а я умирал с голоду. Понимаешь, я ведь в то время был намного младше тебя и еще не умел сам добывать себе еду. Наверное, я бы так и умер с голоду, если бы не Чистые.
С отцом начало твориться что-то страшное. Он не просто тосковал, у него начались приступы ярости. Он ни с того ни с сего стал набрасывался на меня. У него что-то помутилось в голове, в желудке.
Вскоре наступила самая ужасная зима в моей жизни. Мы голодали. Дичи стало совсем мало. Однажды мы нашли лисью нору, и мой отец убил лисенка. Он всегда говорил, что нельзя убивать детенышей, потому что тогда малыши не смогут вырасти и дать потомство, и нам не на кого будет охотиться. Я понял, что отец нарушил одно из своих главных правил. Но ведь мы голодали…
Вскоре после убийства лисенка я стал замечать, что с отцом происходят и другие перемены. Сначала они были почти незаметны. Отцу все стало безразлично. Он стал ругаться, не стесняясь меня, хотя раньше никогда этого не делал.
«Никогда?» — подумал Нирок. Его мама всегда ругалась в его присутствии, да еще как!
— Примерно в это время к нам прилетел отряд рекрутов во главе с Жуткоклювом и Зверобоем. Чистые часто посылают своих офицеров в места, уничтоженные лесными пожарами. Они знали, что осиротевшие, лишившиеся крова и семьи совы преисполнены отчаяния и умирают с голоду. Их прежняя жизнь закончилась, а начать новую порой не хватает сил. Чистые разыскивали таких бедняг и предлагали им сухие дупла, гнезда из мягкого мха, вдоволь сочных полевок, крыс и мышей. Новичкам обещали, что они станут начальниками и полководцами будущей империи.
— Но ведь Чистым нужны только сипухи? — уточнил Нирок.
— Да. Жуткоклюв и Зверобой сразу сказали отцу, что только сипухи имеют право служить в элитных войсках. Они сказали еще, что элитные подразделения должны быть чище снега, и для них годятся только сипухи Тито Альба.
— Я знаю! Мама всегда говорит, что Тито Альба — любимцы Глаукса.
— Ну да. Вот только они умолчали о том, что одни сипухи всегда будут чище других. Мой отец рассчитывал, что станет большим начальником, командиром эскадрона. Он очень ожесточился. Мне кажется что, потеряв семью, он готов был стать убийцей.
— А что с ним стало потом?
— Потом? Потом его убили.
— Убили?
— В первой же битве. Клудд похитил одного из предводителей Великого Древа и держал его в ловушке, но Лучшая в мире стая сумела разыскать своего наставника и прилетела ему на помощь…
— Я слышал про эту стаю! Говорят, ею командует мой дядя Сорен! Это он убил твоего отца?
— Нет, это сделала совсем крошечная короткоухая сова, я забыл ее имя. Говорят, она летает лучше всех в совином мире.
— А это точно она? Не бородатая неясыть, которая убила моего отца?
— Нет, Сумрак тут ни при чем…
— Сумрак? Значит, его зовут Сумрак?
— Да.
Теперь Нирок знал имя убийцы своего отца.
В норе воцарилось долгое молчание. Было слышно, как снаружи в ущельях каньона свирепо завывает ветер. Наконец, Нирок снова заговорил:
— А что было с тобой после смерти отца?
— Ничего хорошего. Я был всего-навсего лишним клювом, который нужно было кормить. Я был пепельной совой, и когда подрос, мне стали поручать всякую грязную работу. Меня никогда ничему не учили. Моя жизнь была сплошным несчастьем, пока не появился ты. Тогда все переменилось. — Филипп удивленно покачал головой. — Твоя мать каким-то чудом назначила меня тебе в друзья, и я привязался к тебе так, как никогда ни к кому не привязывался. Ты принес мне счастье, Нирок. Моя жизнь совершенно переменилась. Я стал получать лучшие кусочки полевки. Мне разрешили вылететь из каньона и набрать сверчков для твоей церемонии Первого насекомого. Во время всех твоих церемоний я занимал почетное место рядом с твоей мамой. Я так и не сумел привязаться к Нире, но тебя я полюбил сразу, и с каждым днем любил все сильнее…
Снова в воздухе повисла тишина. Нирок осторожно высунул клюв из пещеры и прошептал:
— Там уже совсем темно.
— Да, — кивнул Филипп. — Но было бы глупо покидать наше убежище. Давай останемся тут до рассвета. Как ни странно, путешествовать днем для нас безопаснее, чем ночью. Не думаю, что преследователи решать разыскивать нас при свете дня. — Филипп лукаво подмигнул Нироку и добавил: — К счастью, следопыты твоей матери не заключали сделки с воронами, а значит, не обладают правом беспрепятственного пролета!
— Об этом я и не подумал! — просиял Нирок.
— Значит, будем ждать утра.
Друзья забились в самый уютный уголок пещеры и попытались уснуть. Но сон не шел к Нироку. Слишком много мыслей теснились в его голове, слишком много событий произошло в последнее время. Желудок у него трепетал и щебетал, как безумный.
— Филипп! — тихонько толкнул друга Нирок. — Ты еще не спишь?
— Нет, — сонно ответил Филипп.
— Слушай, я вот что подумал. Тебя в самом деле звали Филиппом, когда ты жил в Серебристой Мгле со своими родителями?
— Я точно не помню, но мне кажется, что мое имя начиналось с буквы «Ф».
— Что такое буква? И что такое «Эф»? — немедленно спросил Филипп.
— Буква, это такой значок для чтения или письма. Моя мама умела писать и читать, она и меня научила.
— Значит, не только Ночные Стражи знают эту премудрость?
— Нет, не только. Просто Ночные Стражи знают и умеют больше, чем другие совы. Некоторые совы тоже умеют разбирать буквы.
— И ты тоже умеешь?
— Я же сказал, немножко умею.
— Как бы я хотел уметь читать, — с завистью прошептал Нирок.
— Я могу научить тебя нескольким буквам, чтобы ты мог составить свое имя. Но за настоящими знаниями надо лететь на Великое Древо Га'Хуула.
— Филипп… — после недолгого молчания снова прошипел Нирок.
— Я устал, Нирок! — взмолился тот. — Завтра нам предстоит тяжелый перелет, нужно набраться сил.
— Только один вопросик, совсем маленький!
— Ну?
— Разве не странно, что мы с тобой так похожи? Наших отцов убили Ночные Стражи, и мы оба потеряли матерей…
На этот раз Филипп открыл глаза и внимательно посмотрел на Нирока.
— Ты ничего не путаешь, Нирок? Мать потерял я, а не ты. Это твоя мама тебя потеряла. Так что между нами есть существенная разница.
— Ты хочешь сказать, что я сбежал от нее?
— Ну да. И правильно сделал.
— Правда? Почему ты так думаешь?
— Ну… — замялся Филипп. — Ты полетел на поиски правды и…
— Что?
— Нирок, я скажу тебе то, что думаю, а ты постарайся на меня не обижаться. Ты слишком хорош для своей матери. Слишком хорош. У тебя есть принципы, понимаешь?
«Принципы?» — с удивлением подумал Нирок.
«Но с принципами далеко не улетишь, — вздохнул про себя Филипп, — принципами сыт не будешь. И выжить с ними куда труднее, чем без них».
Но вслух он ничего не сказал.
Вскоре Нирок, наконец, уснул.
Пятнышко в небе
Тонкий луч света упал на лицо спящего Филиппа. Он моргнул и открыл глаза.
«Утро! — недовольно подумал он. Совы предпочитают спать днем и летать по ночам. — Все-то у нас не как у сов!» — проворчал про себя Филипп, поглядев на мирно спавшего в углу Нирока.
Стараясь не разбудить друга, он проскакал к выходу из пещеры и выглянул наружу.
«У-ху!» — ухнул он и даже зажмурился. Солнце ослепительно сверкало на свежем покрывале белого снега.
Филипп осторожно приоткрыл глаза и покрутил головой, выискивая следы погони. Несколько минут он пристально разглядывал небо, осторожно поворачивая голову в разные стороны. Вроде всё было спокойно. Славный денек — для дневных пташек, разумеется. Ветерок слабый, небо чистое и ослепительно-синее, перехватчиков не видно. Значит, надо будить Нирока и отправляться в путь…
— Нирок, вставай! Пора лететь! — тряхнул он друга за крыло. — Вставай, сегодня нужно пролететь как можно больше, чтобы оказаться подальше от каньона.
Но когда они высунули клювы из пещеры, Филипп вдруг насторожился.
— Стой! — крикнул он и с силой отпихнул Нирока, уже готовившегося выйти на свежий снег.
— В чем дело?
— Не нужно оставлять на снегу отпечатки своих когтей. Зверобой сразу их заметит, у него глаз наметанный. Придется осуществлять сухой взлет.
— Как это? — не понял Нирок.
— Не волнуйся, у тебя все получится. Сейчас потренируемся, а потом полетим. Сухой взлет осуществляется там, где нет подходящего возвышения вроде камня, ветки или скалы, или слишком тесно, чтобы как следует расправить крылья. Смотри на меня, — скомандовал Филипп. Он с силой поднял крылья над головой, почти соединив кончики первостепенных перьев, а потом с силой обрушил оба крыла вниз. В следующий миг он был уже в воздухе. — Видишь, это просто. Главное, вложи всю силу во взмах, понял?
И в самом деле, у Нирока все получилось с первого раза. Филипп с нескрываемым восхищением посмотрел на своего ученика, а потом сказал:
— Так, а теперь нужно сделать еще кое-что.
— Что еще? У меня все отлично получилось, полетели!
— Посмотри под ноги. Видишь, весь пол покрыт следами наших когтей. Если Зверобой сюда заглянет, он сразу поймет, что мы тут были. Видишь вон ту бороду лишайников наверху? Давай оторвем пару клочков и хорошенько за собой подметем.
Когда все было готово, друзья весело взмыли в безоблачное голубое небо и стали все выше и выше подниматься над каньоном.
День и в самом деле выдался отличный, даже для ночных птиц. Впереди друзей ждала еще одна радость. Когда они пролетали над зубчатой стеной каньонов, где сидела целая стая черных ворон, те лишь молча покивали им головами.
— Вот это да! — заухал Филипп, догоняя Нирока. — Давай крыло! — крикнул он, и друзья с размаху хлопнули друг друга кончиками крыльев.
Они пролетели еще какое-то время, когда вдруг начали собираться облака, постепенно скрывшие веселую голубизну. Только впереди небо пока оставалось ясным.
Друзья держали курс на север, собираясь облететь Темный Лес с его смертоносными Крушильнями. Дальше начиналась Серебристая Мгла, но сначала нужно было преодолеть Пустоши.
После рассказа Филиппа Нирок страстно мечтал поскорее добраться до Серебристой Мглы и своими глазами увидеть самые прекрасные в мире деревья. Филипп с восторгом встретил план Нирока. Ему тоже хотелось взглянуть на родные места и поглядеть, как Ручейки оправились после пожара.
Однако друзья не забывали об опасности и время от времени оглядывались по сторонам, присматриваясь, не летят ли за ними следопыты Ниры. Несколько раз они останавливались поохотиться, но также старались не оставлять следов, в особенности погадок и отпечатков когтей.
Сытые и довольные, они продолжали свой путь.
Нирок повернул голову за спину и посмотрел на сгущающиеся тучи. Погода портилась на глазах, вот-вот должен был начаться снег или дождь. Внезапно Нироку показалось, будто в сером облаке мелькнуло что-то темное. Дождь? Нирок хотел было отвернуться, но почувствовал, будто его что-то кольнуло в желудок. Он еще сильнее развернул голову и настроил мышцы лицевого диска так, чтобы уловить малейший звук. Так оно и есть! Теперь он ясно слышал ритмичный свист воздуха, рассекаемого мягкими совиными крыльями.
— Филипп! Нас настигают!
— Не может быть! — ахнул Филипп, оборачиваясь назад. — Глаукс! Ты прав. Что будем делать?
— Разделимся, — мгновенно сообразил Нирок и сам поразился своей уверенности. — Так им будет тяжелее нас догнать.
— Но где же мы встретимся? Я-то хоть немного знаю эти места, а ты тут впервые.
Нирок ненадолго задумался, а потом радостно воскликнул:
— Мы вернемся назад и встретимся в лисьей норе, где ночевали сегодня. Они ни за что не догадаются, что мы можем выкинуть такой номер.
Филипп снова с восхищением посмотрел на юного друга. Что и говорить, мысль была отличная. Каменные уступы каньонов превосходно скрывали их от взоров погони. И вообще, кому придет в голову, что беглецы решатся спрятаться в каменном каньоне, кишащем змеями и крысами?
— Договорились. Полетели!
Друзья стремительно развернулись и помчались в разные стороны.
Я распадаюсь!
Нирок выглянул из лисьей норы и взглядом поискал в небе Филиппа. Пора было ему вернуться! Совенок уже давно сидел в пещере и начал серьезно тревожиться за друга. Но в пустом небе не было никаких следов Филиппа. Впрочем, следов погони тоже не было.
Что если погоне все-таки удалось схватить Филиппа? Нирок отогнал от себя эту ужасную мысль. Он отошел от входа и поплелся вглубь пещеры. Отрыгнув погадку, Нирок подхватил ее в когти и зашел поглубже, чтобы закопать.
Он как раз энергично разбрасывал когтями землю, когда почувствовал, как будто что-то выпало у него из хвоста. Нирок стремительно обернулся и увидел перышко, сиротливо лежавшее на песчаном полу.
— Великий Глаукс! Что это со мной? — пролепетал он, в страхе глядя на свое перо. В следующий миг еще одно маленькое перышко медленно выпало из его крыла. Нирок затрясся от страха и едва сдержал крик. Желудок у него содрогнулся от ужаса.
— Глаукс Всесильный, что ты тут делаешь? — раздался у него за спиной удивленный голос Филиппа.
— Филипп! — бросился к нему Нирок. — Ты вернулся! Я так рад… так рад…
— Да что с тобой?
Нирок выпрямился и постарался держаться молодцом. Он судорожно сглотнул и несколько раз с силой зажмурился.
— Филипп… Мне неприятно говорить тебе об этом, но… Кажется, я умираю.
— Что? О чем ты болтаешь, дуралей? Выглядишь ты совершенно здоровым.
Вместо ответа Нирок мрачно кивнул себе под лапы и подцепил когтем выпавшее перо.
— Что ты скажешь об этом, Филипп?
— О чем? Что тут говорить? Ты линяешь, только и всего.
— Линяю?
Филипп глубоко вздохнул, а про себя подумал: «Неужели его сумасшедшая мать не объяснила ему, что такое линька?»
— Успокойся, это совершенно естественно. Все совы линяют.
— Ты хочешь сказать, что я не болен? И я не умру?
— Умрешь, но не от линьки. Прости, если разочаровал тебя. Линька — это признак взросления, только и всего. Когда ты был крошечным птенцом, ты точно так же потерял весь свой пушок. Помнишь, тебе устраивали церемонию Первой Линьки?
— Кажется, что-то припоминаю… Так значит, это то же самое? — недоверчиво пробормотал Нирок, пододвигая к Филиппу свое выпавшее перо. — Это же не пух! Это очень важное перо. Кроющее хвостовое, между прочим. Как я смогу летать, если у меня выпадут из хвоста все перья?
— Перья не выпадают все сразу, дурачина. Ты потерял старое перо, на его месте скоро вырастет новое, только и всего.
— Когда оно вырастет?
— Наберись терпения.
— Хорошо тебе говорить! Как я могу набраться терпения, когда за нами гонятся перехватчики, да еще во главе с самим Зверобоем? В такой ситуации нельзя разбрасываться перьями!
— Успокойся, они вырастут через несколько дней, — сказал Филипп и встревоженно повертел головой.
— В чем дело? — немедленно всполошился Нирок, всегда чувствовавший малейшие перемены в настроении друга.
— Нужно закопать эти перья, так же, как мы закапываем погадки. Они могут выдать нас.
— Глаукс! Как же я сам об этом не подумал! — содрогнулся Нирок.
— Давай посмотрим, сколько еще перьев вот-вот выпадут.
Приблизившись к Нироку, Филипп принялся осторожно перебирать когтем его перья. Пока он внимательно осматривал каждое перо, Нирок мелко трясся от страха и мешал работе.
— Нашел? Нашел что-нибудь? — поминутно спрашивал он.
— Да успокойся ты, ради Глаукса! Ничего не нашел и не найду, если будешь мне мешать.
— Тебе легко говорить — успокойся! Ты-то не распадаешься на кусочки. Подумать только, части моего тела разбросаны по всем каньонам, как метки, указывающие, куда мы полетели!
— Возьми себя в когти, Нирок! — рявкнул на него Филипп. — Ты вытащил меня из каньонов и позвал на поиски правды о Чистых и Га'Хууле. Не забыл? Но чтобы найти твою правду, нам нужно сначала улететь подальше от Чистых. Наберись мужества. Ты — это не только твои перья. Не твои перья придумали заключить сделку с воронами. Не перья подсказали тебе, как получить право дневного пролета! Ты — это твои мозги и твой желудок. Потеря пары перьев это пустяки, по сравнению с потерей мужества. И не смей больше говорить, что ты распадаешься!
Нирок кивнул. Ему было ужасно стыдно. Филипп был совершенно прав. Стыдно устраивать истерику по поводу обыкновенной линьки. Филипп сказал, что это естественно, значит, так оно и есть. Сейчас нужно думать о том, как выбраться из каньонов.
Они должны спастись, ведь впереди Нирока ждет столько дел! Он должен найти правду, увидеть дерево, узнать, что такое зеленый цвет… Может быть, когда-нибудь, встретиться со своим дядей Сореном. Чем больше Нирок думал об этом Сорене, тем больше ему хотелось поближе узнать его. Если верить тому, что он увидел в пламени, Сорен должен быть очень необычной совой.
Они приготовились подкрепиться полевкой, пойманной в дальнем конце норы. Нирок прыгнул на мышку и уже занес свой смертоносный клюв, чтобы прикончить ее одним ударом…
— Отпусти ее! — внезапно взвизгнул Филипп.
— Отпустить? Ты спятил? — удивился Нирок, чувствуя, как пленница бьется в его когтях.
— Отпусти ее. Они вернулись. Кровь подскажет им, где нас искать.
Нирок немедленно разжал когти, и мышка с писком бросилась прочь. Нирок осторожно подкрался к Филиппу и выглянул в отверстие выхода.
— Великий Глаукс, они спускаются на дно каньона! Как же они нас нашли?
— Не знаю, — мрачно ответил Филипп.
— Мы в западне.
— Это как сказать…
— Что ты имеешь в виду?
— Помнишь, я рассказывал тебе, что лисьи пещеры обычно бывают очень глубокими и разветвленными? Давай пойдем вглубь, может быть, там есть другой выход. — С этими словами Филипп повернул голову в сторону черной пасти туннеля, видневшейся в задней части норы. — Только прошу, подбирай все перья, которые потеряешь.
Они шли очень долго, и с каждым шагом коридор становился все уже. Нирок шагал впереди. Посовещавшись, друзья решили, что Филиппу будет проще заметить выпавшие перья. Филипп разворошил старую лисью подстилку и тащил за собой кусок свалявшегося мха, чтобы заметать следы. Он знал, что Зверобой очень опытный следопыт и умеет находить даже самые неприметные из них. Но неужели он настолько умен, что смог отыскать их в старой лисьей норе, после того, как Нирок с Филиппом разделились и вернулись обратно?
— Становится посвободнее, — еле слышно прошептал Нирок. — Я уже могу расправить крылья.
— Это здорово, — выдохнул его друг. Он до смерти устал протискиваться в узкие лазы, да еще тащить за собой лисий мусор. Коридоры были сырые, насквозь провонявшие падалью и пометом. Нет, это место было совершенно не предназначено для птиц, тут можно было задохнуться от тесноты и духоты!
— Я лечу! — донесся до него счастливый голос Нирока.
Филипп с наслаждением расправил крылья, и вскоре оба друга уже летели по широкому извивающемуся проходу, спиралью поднимавшемуся вверх.
Они слышали шорох крыс в темноте, видели горящие красные точки их глаз. Но сейчас друзьям было не до охоты, несмотря на то, что в желудках у них было совсем пусто. Сейчас у них была одна задача — спастись.
— Я вижу впереди свет, — крикнул Нирок. Откуда тут взяться свету, сейчас же ночь? — удивился Филипп. В следующий миг он узнал ответ на свой вопрос.
— Это звезда! — проухал Нирок.
Они вырвались из тесной, душной пещеры в бархатную свежесть ночного неба. Огромная яркая звезда сверкала прямо над их головами.
— Все ясно, это Неподвижная Звезда, — пояснил Филипп. — Она всегда висит в одном и том же месте и никогда не двигается. Нам нужно лететь прямо на нее, и мы не собьемся с курса.
— А разве там не север? — встревоженно спросил Нирок. — Там же дуют свирепые Крушильни?
— Не волнуйся, мы изменим курс, не долетая до них. Свернем и полетим в Пустоши. Там живут пещерные совы, а значит, должно быть много разных нор и пещер…
— Опять норы! — проворчал Нирок. Но он понимал, что выбирать не приходилось. Нирок в последний раз обернулся, чтобы посмотреть, не оставил ли сзади еще одно перо, как вдруг…
— Глаукс! Перехватичики! Они нас догоняют!
— Но как они нас нашли? — ошеломленно пробормотал Филипп. — Ладно, это потом. Спиралью вниз, живо!
— Вниз?
Прямо под ними были грозные Пики, пронзавшие ночное небо своими вершинами. Можно ли там летать? Пики торчали так тесно, что казалось, будто между ними невозможно протиснуться. Нет, туда нельзя!
— Тебе понравится, вот увидишь! — крикнул Филипп.
Совы обычно пролетали над Пиками сверху, никому и в голову не приходило петлять в узких проходах между скалами. Значит, погоня тоже будет искать их над горами! Быстро работая крыльями, Филипп с Нироком начали кружить среди острых скалистых вершин.
Легко затеряться в запутанном лабиринте скал, но еще легче лишиться мягкого опахала на внешней кромке крыла, протискиваясь в узкие щели! От напряжения болели мышцы, крылья отказывались повиноваться. Нирок заметил, что Филипп то и дело теряет высоту.
Впервые в жизни Нирок чувствовал каждое свое перышко, каждый очин. Он и представить себе не мог, как тяжело обходится этот еле заметный изгиб первичных маховых перьев, кроющих перьев на крыльях и хвостового оперения! Нирок изнемогал от усталости, но продолжал лететь.
«Глаукс, у меня даже когти разболелись! Что это там впереди? — моргнул он. — Глаукс Милосердный, да это же узкая площадка на вершине пика! Наконец-то!»
Не говоря ни слова, Нирок опустился на скалу, Филипп устроился рядом с другом.
— Кажется, я не могу больше лететь, — прошептал он.
— Думаешь, мы оторвались от них?
— Не знаю. Может быть. Прижмись ко мне поближе. Сейчас почти полнолуние, я не хочу, чтобы они заметили наши тени.
— Смотри-ка, опять пошел снег, — пробормотал Нирок, кивая на снежные вихри.
— Угу. Ты показываешь на Крушильни. Это они закручивают снег в такие красивые спирали.
Нирок замер. Зрелище было устрашающее. Он никогда еще не видел таких ветров. Они закручивали не только снег. Казалось, само черное небо и свет луны бешено вращаются в центре стремительной воронки.
Филипп поднял голову и посмотрел куда-то за спину Нироку.
— Они нашли нас, — очень спокойно сказал он.
Нироку показалось, будто его желудок выпал в когти.
— Нет!
— Пока нет, но они уже знают, где нас искать.
— И скоро они нас обнаружат?
— Это вопрос времени. Думаю, скоро.
— Почему ты так уверен?
— Потому что их возглавляет единственная сова, которая могла разыскать нас здесь. Их ведет Док Яроклюв. Посмотри, вон он летит.
Нирок поднял голову и увидел огромную полярную сову, медленно кружившую над скалистыми пиками. Между ее белоснежных крыльев темнело длинное черное перо.
— Что это у него на спине? — спросил Нирок.
— Воронье перо, — ответил Филипп. — Опознавательный знак, по которому его узнают во всех царствах. Вороны обожают Яроклюва и охотно пропускают куда угодно. Они его боятся и превозносят, как героя.
— Иными словами, у него тоже есть право дневного пролета, — мрачно заключил Нирок.
— Да, только его право гораздо больше нашего. Он может летать, где захочет и когда захочет. — Филипп помолчал. — Скоро он нас найдет. Мне кажется, это произойдет раньше, чем вон то облако скроет луну.
— Что же нам делать?
— Выбор невелик, — усмехнулся Филипп. — Или ждать, пока нас сцапают или рискнуть пробиться через Крушильни.
Друзья переглянулись. Потом дружно выкрикнули:
— Через Крушильни!
Вихрем сорвавшись со скалы, они помчались навстречу грозным снежным вихрям.
Крушильни
Нира молча смотрела на полярную сову. Увидев, как Нирок с Пыльнобровкой скрылись в Крушильнях, Чистые покинули горные пики. Нечего было даже думать о том, чтобы последовать за беглецами в смертоносные вихри.
— Ситуация складывается весьма необычная, — заявил Док Яроклюв, покосившись в сторону Крушилен. — Только Ночные Стражи умеют летать в таких ветрах. Не припомню, чтобы даже орлы когда-нибудь по своей воле залетали в них. Так что дело плохо. Даже если наши беглецы каким-то чудом выживут, то будут сильно оглушены постоянным верчением и вращением.
— Но как мы узнаем, выжили они или нет? — резко спросила Нира.
Док Яроклюв с любопытством посмотрел на мать-генеральшу. Странно, очень странно. Кажется, в этих вихрях сейчас кружится ее единственный сын? Почему же она не выказывает ни печали, ни страха? Неужели хочет только убедиться в том, что он умер?
Нира бросила быстрый взгляд на разведчика и мгновенно поняла, о чем тот думает.
— Я не знаю, что толкнуло моего сына на такой мятежный поступок, но не потерплю мятежа! — отчеканила она. — И не прощу бунта.
— Вполне вас понимаю, — кивнул Док Яроклюв. На самом деле он ничего не понимал, но это было неважно.
Док Яроклюв был родом из страны Далеко-Далеко. Большая часть наемников и солдат, готовых выполнять любую работу за соответствующее вознаграждение, происходила именно из этого сурового края. Наемникам было все равно, что делать, лишь бы за это платили. Плата могла быть самой разной — от права охоты на той или иной территории, до живых угольков из кузницы или даже крупинок, которые до последних событий имели большую цену в совином мире.
В настоящее время Чистые мало что могли предложить такому первоклассному разведчику, как Док Яроклюв, и все-таки он решил оказать им эту небольшую услугу. Кто знает, возможно, когда-нибудь Чистые оправятся от поражения и снова заставят весь совиный мир содрогнуться от страха? Будет разумно сделать Ниру своей должницей. Док Яроклюв уважал Ниру, она была сильной совой с хорошей хваткой.
— Как мы узнаем, живы они или нет? — снова спросила Нира.
— Мне известен один безопасный путь в обход Крушилен, — ответил Док Яроклюв. — О нем мало кто знает, — подчеркнул он, пристально глядя прямо в глаза Нире. Он хотел, чтобы она поняла, что он оказывает ей огромную услугу. — Мы облетим опасный участок и окажемся на другой его стороне. Там есть несколько выходов, я знаю их все. Там мы и разыщем беглецов — живых или мертвых.
Жуткоклюв выступил вперед и поднял коготь.
— Сколько там этих выходов, Док?
— Два или три, не больше. Я легко найду тот, из которого их выбросит. Не забывайте, беглецы будут без сознания, так что поймать их не составит труда.
«Как все просто!» — подумал про себя Жуткоклюв. Уже не в первый раз его посещали сомнения по поводу Чистых, их целей и, особенно, методов.
Еще до Пожара он стал задумываться над тем, правильно ли Чистые готовят свои армии. Если быть совсем точным, то он начал думать об этом еще раньше, после небольшой стычки в Клювах. В тот раз Чистые располагали огромным численным преимуществом. Они были лучше вооружены. Лучше дисциплинированы. Они покорили огромные территории, и только совы из Северных царств могли сравниться с ними!
Но, несмотря на все это, они были разгромлены жалкой стайкой Ночных Стражей, которые не имели никакого представления о дисциплине. Вот тогда-то Жуткоклюв впервые задумался над тем, почему свободный союз сов обладает лучшей армией, чем грозный союз Чистых. Ему было совершенно очевидно, что битву в Клювах выиграли мозги, а не дисциплина.
С тех пор, как на свет появился Нирок, крамольные мысли все чаще и чаще тревожили Жуткоклюва. Он привязался к юному наследнику. И содрогался при мысли о том, чего ждет от него Нира. Ему было тошно смотреть, как она воспитывает своего сына.
Жуткоклюв часто думал о том, как было бы хорошо, если бы этот славный малыш родился в обычной совиной семье… или даже на Великом Древе Га'Хуула. Но еще больше терзали Жуткоклюва мысли о его собственном будущем. Внешне у него все шло прекрасно, Нира обещала произвести его в полковники, но с каждым днем Жуткоклюва все сильнее тошнило от самой Ниры и от ее дел.