Когда Андрианна в первый раз открыла глаза, ей пришлось смутиться. Над ней стояли двое мужчин. Один — мрачно-красивый, другой — просто красивый. Они хмуро глядели на нее, и поэтому ей было трудно сосредоточиться на них. Мрачным красавцем был, несомненно, Хэтчиф из фильма, а вот второй... Это был, похоже, ее Джонатан. И Хэтчиф, и Джонатан, оба поклялись ей в вечной любви. Но в то же время она понимала, что Хэтчиф на самом деле не существует — он был всего лишь персонажем из книги. Поэтому его нельзя было всерьез принимать в расчет.
А слева Джонатан... Ее Джонатан... который любил ее... еще перед тем, как узнал, что ей нельзя вовсе верить. Так что если он до сих пор не уподобился Хэтчифу и не проклял ее, то он должен сделать это сейчас. Разве не поэтому он был возле ее кровати?
Вдруг ей показалось... Да нет, точно: мрачно-красивый был уже не Хэтчифом, а Джерри Херном. Но зачем он пришел к ней? Тот, который никогда не клялся ей в вечной любви, но который давал обещание не раскрывать людям ее тайну до самого конца?
Затем она оглядела лишенную окон комнату и вспомнила, где находится и как здесь оказалась.
— Наш ребенок! — вскрикнула она. — Я потеряла ребенка?!
Джонатан, будучи не в силах произнести ни слова, лишь качнул головой. Ответил ей Джерри. У него был какой-то осипший голос.
— Нет, ты не потеряла своего ребенка, а твое состояние теперь стабилизировалось. Конечно, твоей заслуги в этом нет ни капли, Андрианна. Как ты могла не сказать мне о том, что беременна?
И вдруг произошла забавная штука. Она дотянулась до руки Джерри и торжественно попросила у него прощения. И это, когда на самом деле она должна была просить прощения у Джонатана! Это его она должна была умолять... Джонатана, которого она так страшно обманула.
|
|
Она пыталась не смотреть в сторону мужа, стоявшего тут же, боясь увидеть выражение его лица. Поэтому она повернулась к доктору и спросила:
— Но как тебя отыскали, Джерри? Каким образом ты здесь оказался?
— Меня привез сюда твой муж на своем великолепном самолете, Андрианна.
Потом она заставила себя посмотреть на Джонатана:
— Но откуда ты узнал, что Джерри является моим врачом?
— Я ведь являюсь, как ты помнишь, чудо-парнем, — сказал он лишь с легким оттенком юмора. А может, и горечи. — Я сумел сложить один и один и получил два.
— Значит, ты ему все рассказал, Джерри? — спросила она, больше не глядя на Джонатана.
— Да, я рассказал и не собираюсь просить у тебя за это прощения. И если это тебе не нравится, Андрианна Дуарте, это плохо. Больше не обращайся ко мне как к своему врачу, о'кей? Теперь я уйду и оставлю вас наедине. Но я вернусь. Я покручусь здесь еще пару дней, погляжу за тобой, но после этого, леди, я превращусь для тебя в историю! И тебе придется позаботиться о новых врачах.
Но, несмотря на свой суровый гневный тон, он вдруг подхватил ее руку и поцеловал. А она стала рыдать и сквозь слезы кричала:
— Я люблю тебя, Джерри!
— Я знаю. И я тебя. Увидимся позже. Позже я приду к вам обоим.
И затем они остались одни: она и Джонатан. И она не знала, о чем он думает. И она не знала, что она может сказать для того, чтобы между ними все стало... правильно. Она даже не знала, с чего начать. Тем временем первым заговорил он:
— Ты знаешь, что пропустила День святого Валентина?
|
|
— Когда он был? — Она полностью потеряла ощущение времени.
— Вчера. Я обещал тебе подарок. Отель. Но ты его не получишь.
— О, я знаю... Я не заслужила подарка.
— Да, черт возьми, ты не заслужила, будь уверена, — печально подтвердил он. — Но дело не в этом...
— Ты знаешь, что Ивана также не получила подарка ко Дню святого Валентина? — прервала она его. — В этом году Дон не доставил ей этой радости.
— Что? — Он слегка улыбнулся. — Андрианна, к чему говорить о Трампах в такое время? Ты пытаешься переменить тему? Снова твои старые проделки и хитрости, да?
Он говорил это так, как будто шутливо дразнил ее, но она не была в этом уверена.
— О, нет! Просто мы говорим о подарках ко Дню святого Валентина, а вернее, об отсутствии подарков. Это печально. Вместо подарка Ивана получила... осколки.
— Осколки? — Джонатан рассмеялся. — Какие? Непонятно, к чему ты употребила здесь это слово. Что ты хотела сказать?
— Так было сказано в заголовке. Эту статью я читала как раз перед тем... — Она прервала сама себя и покачала головой: — Бедная Ивана! Я знала, что у нее неприятности. Я знала, что у нее с Доном на самом деле никогда не было хорошо.
— О? Откуда ты это знала?
— Оттуда... Он никогда не писал ее имени на своих покупках. Ни на их яхте, ни на их самолете. Он не делал того, что делал ты... — Ее голос иссяк.
«Джонатан, очевидно, захочет теперь стереть ее имя с фюзеляжа самолета, и ей не в чем будет его упрекнуть...»
— Ну вот, уже это ведь что-то значит, не так ли? — печальным голосом задала она риторический вопрос. — В их доме всегда все принадлежало Дональду. Эта вещь принадлежит Дональду, та — тоже Дональду... А ее имени, выходит, официально... легально... не было ни на чем, кроме, конечно, предсвадебного соглашения. Даже отель «Плаца» был Дональдов, хотя управляла им она. Он всегда был собственностью исключительно Дональда и теперь, похоже, ею и останется...
|
|
Внезапно она замолчала, смутившись: ее слова могли быть расценены Джонатаном превратно. И вообще, о чем это она говорит сейчас?! Кому будет принадлежать отель «Плаца» — Иване или Дональду?! Ей следовало подумать о ее собственном подарке ко Дню святого Валентина. О подарке, которого она не заслужила и которого, по словам мужа, не получит. Она должна была подумать об отеле Джонатана!.. О том отеле, о котором он мечтал... А теперь...
Ей вдруг сделалось дурно при мысли о том, о чем сейчас подумал Джонатан: что она манипулировала им из корыстных побуждений, пыталась заставить его добровольно отдать ей отель...
— Я... Я не имела в виду... — Она слабо улыбнулась ему, пожала плечами, показывая этим беспомощность своих попыток все правильно объяснить. Слезы катились у нее по щекам. — Осколки... — Она уронила голову.
— О, Андрианна, Андрианна! — горячо зашептал он. — Не плачь! Не плачь ни о ком! Кроме того, они еще могут помириться. У них еще может быть совместное будущее и в следующем году... кто знает? День святого Валентина наступает каждый год. Давай я вытру тебе слезы.
С этими словами он достал из кармана свой носовой платок и нежно коснулся им ее щек.
— Но, Джонатан, ты не понял, ведь я...
— Успокойся хотя бы на минуту. Ты не дала мне закончить. Я хотел сказать пять минут назад, что ты не получишь отель в качестве подарка к святому Валентину, собственно, не потому, что ты его не заслужила, а потому, что я сам его не получил во владение.
— О, Джонатан, ты не получил этот отель?! Из-за меня... Тебе пришлось покинуть торги до их окончания?! Ты лишился своей мечты из-за меня?! — Слезы опять полились у нее из глаз.
— Я бы очень хотел сказать, что это именно так и было и что ты можешь терзаться чувством вины. Ты заслуживаешь того, чтобы терзаться чувством вины вообще. Уж поверь мне. Но поскольку однажды я поклялся некой Андрианне де Арте — той женщине, на которой, как я наивно полагал, я женился, — никогда не лгать, я вынужден и сейчас признаться: нет, я потерял отель вовсе не из-за тебя. У меня уже было все на мази, когда поступило сообщение о том, что у тебя проблемы. Все, что мне нужно было сделать, прежде чем ехать к тебе, это назвать свою последнюю цену. Я знал, что остальные ребята пролетали после этого, и я мог спокойно забирать себе отель... Если бы я хотел этого...
«Если бы я хотел этого!»
— Но, Джонатан, разве ты этого не хотел?! Это был твой реальный шанс стать миллиардером! Это была твоя мечта!
После этих слов, вместо ругательств, она увидела, как он широко улыбнулся. О, ей ли было не знать эту открытую, золотую улыбку Джонатана Веста?!
— Нет. Я не могу это назвать своей мечтой. Умный парень может стать миллиардером в любой день, когда захочет. Все, что ему нужно — это точный математический расчет. Я же, между прочим, если тебе это неизвестно, был чемпионом по математике еще в школе.
Говоря, он продолжал, мягко касаясь уголком платка ее лица, вытирать ей слезы. При этом она чувствовала, что кровь пульсирует в венах так же быстро, как бывало тогда, когда он занимался с ней любовью.
— Джонатан, ты никогда мне не лгал. Вспомни! Прекрати играть со мной. Почему ты не назвал последнюю цену, прежде чем покинуть торги? Почему ты ее не назвал, если было время?
— Потому что тогда для меня было важнее уйти оттуда, чем оставаться там лишнюю минуту. Потому что я хотел себе, да и тебе, кое-что доказать.
— Что?
— То, что быть миллиардером — это ничего не значит. Это значит только то, что у тебя появляется лишние две-три сотни миллионов долларов, с которыми ты можешь обманывать людей... А если говорить тебе всю правду, то для меня лучше быть обманутым тобой, чем самому кого-то обманывать. Ты хоть и врунишка, но гораздо сексуальнее двух-трех лишних сотен миллионов.
— О, Джонатан... Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
— Думаю, что смогу. Да, ты не настолько доверяла мне, чтобы рассказать всю правду об Андрианне Дуарте, маленькой кошечке с большими желтыми глазами из винодельческих мест... Но я так на это смотрю: значит, я был недостоин твоего полного доверия. Значит, часть вины и на мне. Поэтому, если ты простишь меня, я прощу тебя. А затем родится наш ребенок — наш общий подарок ко Дню Валентина, — и мы будем счастливы тем, что он у нас есть. Единственный человек, который останется без счастья, это доктор Херн. Но мне почему-то его не жалко. Он слишком смазлив и слишком самодоволен, на мой взгляд.
— О, Джонатан, если ты вдруг думаешь... Джерри всегда был только хорошим другом для меня...
— О, Андрианна, и ты полагаешь, что обязана мне это говорить? Да, я даже благодарен ему!
— Тогда почему ты говоришь, что Джерри не суждено быть счастливым?
— Потому что его детская клиника не станет для него выгодным предприятием. Конечно, какие-то доходы будут, но немного.
— О, Джонатан, я не думаю, что Джерри так уж гонится за деньгами.
Он улыбнулся ей своей волшебной золотой улыбкой.
— И у меня то же чувство. А еще... Я даже рад, что не купил «Беверли-Хиллз Гарденс». Я считаю, что сейчас у нас с тобой других дел хватит. Ты ведь знаешь, когда я что-нибудь забрал в голову, так и будет! Запросто гак на обложке «Тайм» не появишься. Но что за штуку я задумал, пока не узнаешь. Тебе сейчас нужно думать о себе. Твое состояние знаешь как называется? «Контролируемое медикаментозными средствами». Так вот, в ближайшее время твоя задача — выйти из этого состояния и достичь состояния ремиссии. А затем и полного излечения! Это вторая твоя задача, выполнение которой — лишь вопрос времени. Мы вместе будем выбираться. Что молчишь? Ты ведь знаешь, что я жду твоего ответа. Будем выбираться вместе?
— О да, будем!
И тогда он наклонился к ней, обнял ее, его губы коснулись ее губ...
В комнате появилась медсестра.
— Прошу прощения, господин Вест, но вам пора уходить. Обычно посетителям разрешается проводить здесь не более пяти минут, а вы уже просрочили.
— О'кей, все нормально. Господин Вест сейчас уйдет. Когда ее собираются перевести на восьмой этаж? Эта женщина нуждается в комнате с хорошим видом на окрестности. Она любит смотреть в окно и встречать солнце улыбкой.
Медсестра тоже улыбнулась:
— Боюсь, вопрос не ко мне. Поговорите с врачами.
— Все хорошо, Джонатан. Я могу подождать.
— Но я не хочу, чтобы ты ждала! Мне-то, наверное, хорошо известно, как ты любишь солнечный свет!
— Все нормально, Джонатан, не беспокойся. Правда. Мне не нужно солнце, когда ты рядом.
Она вспомнила, как исполняла роль Джульетты в «Ле Рози». Тогда она была еще очень юна и неискушенна в тонкостях жизни... невинна. Она всегда ценила несколько строчек. Строчки, захватившие ее воображение, пленившие ее навсегда. Они были написаны о Ромео, но они вполне подходили к Джонатану. Он прошел свой путь по тонкой нити. Путь не от миллионера к миллиардеру, а от героического образа к настоящему герою.
«...Когда же он умрет, изрежь его на маленькие звезды,
И все так влюбятся в ночную твердь,
Что бросят без вниманья день и солнце...»
Но, разумеется, она не была Джульеттой, а он не был Ромео. И слава Богу, потому что, в конце концов, Ромео и Джульетта любили друг друга при звездах. Она и он не были, конечно, и Кэти и Хэтчифом, так как те тоже любили при звездах. И меньше всего их можно было уподобить Иване и Дональду.
Она и Джонатан... Они просто любили друг друга. Их ласкали звезды, но ласкало и солнце. И где бы они ни были и когда бы они ни были, для них всегда стоял ясный день... Вечность золотых дней. Она была так в этом уверена, что готова была поставить на кон всю свою жизнь!
Эпилог
МАЛИБУ
Август 1990 года
Она сидела с ребенком у груди, а няня суетилась около нее.
— Право, Мария, займитесь чем-нибудь другим. Как только я закончу кормить ребенка, я позову вас.
Мария не хотела уходить, но ей ничего другого не оставалось.
Сколько раз уже Андрианна говорила, что ей не нужна в помощь няня, но Джонатан и Джерри были непреклонны.
Малышка, наконец, оторвалась от груди. Андрианна нежно поцеловала ребенка в приятно пахнущую головку, глубоко вдохнула морской воздух и стала смотреть вниз, на воду и на полоску пляжа, по которой бродили люди. Как это замечательно, думала она, быть здесь, в Малибу, вместе с Джонатаном, который постоянно находился поблизости.
Едва она о нем подумала, как он сразу появился. На нем были одни только шорты, а в руках он держал только что пришедшую почту. Она посмотрела на него влюбленно и в миллионный, наверное, раз про себя восхитилась им. Он красив... Красив, как и его ребенок.
Он поцеловал жену и дочку Елену.
— Ну как наша малышка?
— Лучше и быть не может. Если б ты видел, с какой жадностью она сосала!
— Еще бы, голод — не тетка.
— О, Джонатан, как прекрасна жизнь, да?
— Прекрасна, — согласился он. — Только не забывай: ты не должна переутомляться. Джерри говорит, что ты...
— Да что знает этот Джерри? Он даже больше не врач мне!
— Он больше, чем твой врач, и тебе придется внимательно слушать все, что он советует.
— О'кей, босс. Но, согласись, если бы я всегда внимательно внимала советам Джерри, у нас никогда не было бы Елены.
— Ладно, Андрианна. Ты ведь знаешь, что он отговаривал тебя от беременности из чувства тревоги за твое здоровье.
— О, я знаю...
Джонатан стал быстро листать поступившую корреспонденцию.
— О, посмотри вот на это. Последний номер «Бизнес тудей».
— Джонатан! — вдруг пронзительно вскрикнула она, взглянув на журнал. — Твоя фотография на обложке! «Джонатан Вест выводит свой бизнес из состояния филантропии». О, Джонни! Замечательно.
Под заголовком была помещена фраза Джонатана. Андрианна прочитала ее вслух:
— «Не важно, в какую игру я играю. Но я играю для того, чтобы выиграть». О, красиво излагаете, господин Вест!..
— Мне тоже нравится. Что ты хочешь! Изучение фондов. Это ведь настоящая игра, к тому же не менее интересная и забавная, чем собственный бизнес. Искать ответы на вопросы о капиталах — увлекательнее, чем просто делать деньги. Наконец, ты только посмотри, что у меня теперь пойдет за жизнь... По утрам не надо вскакивать с постели, как в казарме, и мчаться сломя голову в офис... Сколько времени у меня высвобождается для того, чтобы проводить его вместе с тобой и нашей Еленой! Кстати, все же жаль, что ты не послушалась меня и не назвала ее, как я хотел, Андрианной.
— Для меня это было очень важно, Джонатан, чтобы я...
— Не объясняй, я знаю.
— Кроме того, раз Джонатан Вест сумел вылезти из состояния филантропии, кто знает, сколько еще детей ему придется нарекать разными именами?
— Нет, Андрианна, пока нам и так хорошо. Счастье нельзя подгонять.
Она лукаво улыбнулась:
— Как скажешь, Джонатан. Как скажешь...
В конце концов, это была Андрианна Дуарте Вест и от нее нельзя было требовать говорить правду. По крайней мере, полную правду.
Мария вновь появилась, и Андрианна отдала ей ребенка. Джонатан внимательно глядел на жену.
— О чем ты думаешь, Андрианна? Что это за улыбочки?
— Не спрашивай — и мне не придется врать.
— Андрианна!
Она бросилась к лестнице, которая вела из пляжного домика прямо на песок. Он побежал за ней.
— Спеши, Джонатан, спеши... — крикнула она через плечо. — Позагораем, пока солнце не зашло!
Внимание!