Деревья уже близко…
Я почти на месте…
И тут на дорожку выходит фермер.
Я резко торможу, скользя по грязи и чуть не падая. Он отскакивает в сторону, явно напуганный не меньше меня.
Мы молча глазеем друг на друга.
Шум у него тихий, дисциплинированный, почти любезный, потому я его и не услышала. В одной руке у него корзинка, а в другой — спелая красная груша.
Он оглядывает меня с головы до ног, замечает мешок с лекарствами, видит, что я одна на дороге — и уже только этим нарушаю закон — и что дышу я тяжело, как будто долгое бежала.
В его Шуме раздается одно слово, ясное и чистое, как сегодняшнее утро.
«Ответ», — думает он.
— Нет, — выпаливаю я, — я не…
Но он подносит палец к губам.
И склоняет голову, прислушиваясь к звукам с дороги.
Мы оба слышим марширующих вдалеке солдат.
— Сюда, — шепчет фермер и показывает на узкую тропинку, убегающую в лес, — если не знать, ее и не заметишь. — Быстро!
Я всматриваюсь в него, пытаясь разглядеть подвох, но времени нет. Времени нет.
— Спасибо, — говорю я и бросаюсь бегом по тропинке.
Она почти сразу заводит меня в чащу леса, растущего на склоне холма. Тропка настолько узкая, что мне приходится раздвигать руками ветви кустов. Деревья проглатывают меня с головой, назад пути нет, и мне остается только надеяться, что это не ловушка. Я добираюсь до вершины холма, а там — небольшой спуск и новый подъем. Его я тоже одолеваю бегом. Двигаюсь я по-прежнему на восток, но вокруг себя толком ничего не вижу — где дорога? где река?
А в следующий миг я вылетаю на полянку.
Меньше чем в десяти метрах от меня стоит солдат.
Он стоит спиной (слава богу, слава богу), и от страха я не сразу понимаю, что он охраняет, — только отдышавшись и придя в себя.
Прямо передо мной — она.
Посреди поляны на вершине холма, на трех железных ногах, высотой около пятидесяти метров. Деревья вокруг вырубили, поэтому за ней я вижу небольшую будку и дорогу, уходящую по другому склону холма к реке.
Я нашла радиобашню.
Она прямо у меня под носом.
И охраны вокруг совсем немного. Я насчитала пять, нет, шесть солдат.
Всего шестеро. Стоят очень далеко друг от друга.
Сердце начинает биться быстрее.
Я ее нашла!
А потом где-то далеко-далеко раздается БУМ!
Я вздрагиваю, солдаты тоже. Еще одна бомба. Еще одна весточка от «Ответа». Еще…
Солдаты убегают.
Они бросаются в ту сторону, откуда грянул взрыв, спускаются по другому склону холма… внизу я уже вижу белый столб дыма.
Башня прямо передо мной.
И ее совершенно никто не охраняет.
Я не успеваю даже задуматься о своем безрассудном поступке…
Просто бегу…
Бегу к башне…
Если это шанс спасти всех нас, то…
Не знаю…
Просто бегу…
По поляне…
К башне…
К будке под ней…
Я могу нас спасти…
Да-да, каким-то чудом я могу…
И тут краем глаза я замечаю слева от себя какое-то движение…
Кто-то вырывается из леса и бежит ко мне…
Кто-то…
Вторящий мое имя…
— Виола! — слышу я. — Назад!!! Виола, НЕТ!!! — кричит госпожа Койл.
Я не останавливаюсь…
Она тоже…
— НАЗАД!!! — вопит она…
И бросается мне наперерез…
Бежит, бежит и бежит…
А потом до меня доходит…
Точно удар под дых…
Я понимаю, отчего она так кричит…
Нет…
Даже останавливаясь…
Нет, думаю я…
Нет, так нельзя…
Тут госпожа Койл подбегает ко мне…
Так НЕЛЬЗЯ…
И валит меня на землю…
НЕТ!!!
Три яркие вспышки — и опоры башни взрываются.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СГУЩАЕТСЯ МРАК
ТО, ЧЕГО ТЫНЕ ЗНАЕШЬ
[Виола]
— Слезьте с меня!
Она залепляет мне рот рукой и давит, придавливает меня к земле всем своим весом.
— Перестань орать, — шипит она.
Я кусаю ее за руку.
Она кривится от боли, она рассержена, но меня не отпускает, молча сносит укус.
— Орать и сопротивляться будешь позже, дитя мое, — говорит госпожа Койл, — но через две секунды здесь будет толпа солдат. По-твоему, они поверят, что ты просто проходила мимо?
Она молча ждет ответа. Я сверлю ее злобным взглядом, но в конце концов киваю. Она отнимает руку.
— Никогда не называйте меня «дитя»! — тихо, но яростно заявляю я. — Не смейте так меня называть!
Я бегу за ней по пологому склону, поскальзываясь на мокрых от росы листьях. Перепрыгиваю через упавшие деревья и корни. Мешок с лекарствами оттягивает плечи, точно каменный.
У меня нет выбора: только идти за ней.
Если я вернусь в город, меня схватят, и тогда… бог знает что тогда.
Другого выбора меня лишила госпожа Койл.
Она подходит к густым зарослям кустарника у подножия склона, тут же ныряет в них и манит меня за собой. Я прыгаю следом, едва дыша, а она шепчет:
— Что бы ни случилось, молчи.
Не успеваю я и рта раскрыть, как она выбирается из кустов. Ветви смыкаются за ее спиной, и дальше я продираюсь сама. Все еще размахивая руками, я вываливаюсь наружу.
На дорогу.
Два солдата стоят рядом с телегой, на которой сидит фермер. Все они смотрят на нас с госпожой Койл.
Солдаты скорее удивлены, чем рассержены, но Шума у них нет, так что толком не поймешь.
Зато у них есть винтовки.
И они целятся в нас.
— Это еще кто?! — рявкает один, бритый наголо и со шрамом на подбородке.
— Не стрелять! — приказывает ему госпожа Койл, подняв руку.
— Мы слышали взрыв, — говорит второй солдат, совсем молодой, примерно моего возраста, со светлыми волосами по плечи.
Тогда второй солдат выдает нечто совершенно неожиданное:
— Вы опоздали.
— Хватит, Магнус, — говорит госпожа Койл, опуская руки и делая шаг к телеге. — И опустите винтовки, она со мной.
— Что?! — Я стою как вкопанная, не в силах шевельнуться.
— Трассирующая бомба подвела, — отчитывается перед ней блондин. — Мы даже не поняли, куда она в итоге упала.
— Я же говорил, они слишком старые, — с укором произносит Магнус.
— Свою задачу она выполнила, куда бы ни упала, — отвечает госпожа Койл, торопясь к телеге.
— Эй! Что тут происходит? — вопрошаю я.
А потом вдруг слышу: «Хильди?»
Госпожа Койл замирает на месте, и оба солдата тоже. Они не сводят глаз с крестьянина в телеге.
— Ты, штоли? — спрашивает он, глядя на меня. — Хильди, которая Виола!
У меня в голове была такая каша, я так сосредоточилась на солдатах, что на крестьянина и не взглянула. Лицо почти без всякого выражения, знакомая одежда, шляпа, голос, пустой и мирный Шум, точно ясное небо на горизонте…
— Уилф! — охаю я.
Теперь все взгляды обращены на меня, а госпожа Койл так вскинула брови, что они, кажется, вот-вот заползут ей в волосы.
— Дарова! — радостно приветствует меня Уилф.
— Дарова! — отвечаю я, от потрясения не в силах вымолвить ничего другого.
Он подносит пальцы к полам шляпы и салютует:
— Так тебе удалось сбежать! Радость-то какая!
Губы госпожи Койл шевелятся, но секунду-другую с них не срывается ни единого звука.
— Потом поговорим. — Она наконец обретает дар речи. — Мы должны ехать. Немедленно!
— А для двоих там место найдется? — спрашивает молодой солдат.
— Что-нибудь придумаем.
Госпожа Койл залезает под телегу и снимает со дна деревянную крышку.
— Залезай, — велит она мне.
— Куда? — Я нагибаюсь и вижу над задней осью узкий потайной отсек.
— Мешок туда не влезет, — говорит Уилф, показывая на мою поклажу. — Давай сюда, я довезу.
Я снимаю мешок и отдаю ему:
— Спасибо, Уилф!
— Живо, Виола! — подгоняет меня госпожа Койл.
Я напоследок киваю Уилфу, ныряю под телегу и кое-как заползаю в отсек, пока не упираюсь головой в заднюю стенку. Госпожа Койл тут же залезает следом. Молодой солдат был прав: места для двоих недостаточно. Мы с целительницей вплотную прижаты друг к другу, ее коленки упираются мне в ляжки, между носами — не больше сантиметра. Едва она успевает втянуть ноги, как солдаты ставят деревянную крышку на место, и мы оказываемся в полной темноте.
— Где мы… — начинаю я, но она тут же шикает.
Снаружи доносится топот марширующих солдат и цоканье конских копыт по дороге.
— Доложите! — кричит один из них, останавливаясь рядом с телегой.
Этот голос…
Высокий, визгливый, да и ржание лошади я уже где-то слышала…
Но этот голос…
— Услышали выстрел, сэр, — отвечает один из солдат. — Этот человек говорит, что видел женщину, пробежавшую мимо него к реке. Примерно час назад.
Настоящий солдат сплевывает:
— Стервы.
Наконец я узнаю голос.
Это сержант Хаммар.
— Из какой вы части? — спрашивает он.
— Из первой, сэр, — отвечает молоденький, промедлив всего долю секунды. — Командир О’Хара.
— А… эта тряпка, — презрительно фыркает сержант Хаммар. — Хотите узнать, что такое настоящая служба, переводитесь в четвертую. Я вам покажу, что к чему.
— Да, сэр, — отвечает Магнус. Голос у него дрожит чуть сильнее, чем хотелось бы.
Я слышу Шум солдат из отряда Хаммара. Они думают о телеге. И о взрывах. И о стрельбе по женщинам.
Но у сержанта Хаммара Шума нет.
— Арестуйте его, — наконец произносит Хаммар.
— Этим мы и занимались, сэр.
— Стервы, — повторяет Хаммар и пришпоривает коня (Покорись, говорит тот). Солдаты спешно удаляются следом за ним.
Я выдыхаю — похоже, все это время я пролежала затаив дыхание.
— Его даже не наказали! — шепчу я скорее себе, чем госпоже Койл.
— Все потом, — шепчет та в ответ.
Уилф щелкает поводьями, и телега медленно трогается с места.
Выходит, мэр мне лгал. С самого начала.
Ну конечно, балда!
Убийца Мэдди на свободе и готов убивать дальше — Шума у него нет.
А я лежу рядом с женщиной, уничтожившей мой единственный шанс связаться с людьми, которые могли нас спасти.
И Тодд где-то далеко. Не рядом. Я его бросила.
Никогда в жизни мне не было так одиноко.
В тайном отсеке адски тесно. Мы дышим воздухом друг друга, локти и плечи все в синяках от тряской дороги, одежда пропиталась потом.
Мы не разговариваем.
Время идет. Минута за минутой. Минута за минутой. Я постепенно проваливаюсь в какое-то забытье: жар и духота высасывают из меня жизнь. Все мои тревоги растворяются в покачивании телеги, и я закрываю глаза.
Меня будит стук Магнуса. Я подаю голос — неужели приехали? Но Магнус только предупреждает:
— Сейчас потрясет немного. Держитесь.
— За что? — спрашиваю я, но больше ничего сказать не успеваю: телегу как будто сбрасывают с обрыва.
Лоб госпожи Койл врезается мне в нос, сразу же начинает пахнуть кровью. Она охает: локтем я бью ее в горло. Телега продолжает трястись и прыгать на ухабах, и я, стиснув зубы, терплю боль.
Но тут госпожа Койл крепко прижимает меня к своей груди, а свободной рукой и одной ногой упирается в стенки отсека. Я сопротивляюсь — не нужны мне утешения! Но тут же понимаю, что она обнимает меня неспроста: мы перестали биться друг о друга, хотя телега по-прежнему едет по ухабам.
Так последний отрезок моего пути проходит в объятиях госпожи Койл. И именно в ее объятиях я попадаю в лагерь «Ответа».
Телега останавливается, почти в тот же миг с отсека снимают крышку.
— Приехали, — говорит молодой солдат — тот, что белобрысый. — Все целы?
— А ты как думал? — бурчит госпожа Койл, отстраняясь от меня и выбираясь наружу. Она протягивает мне руку, но я не принимаю помощи — вылезаю сама и оглядываюсь по сторонам.
Мы спустились по крутой скалистой тропе — удивительно, как телега вообще могла по такой проехать, — и очутились в своего рода расселине среди скал. Со всех сторон нас укрывают деревья, а прямо впереди они растут ровным рядком.
Наверно, за ними — океан. Либо я спала дольше, чем мне показалось, либо госпожа Койл мне соврала и океан гораздо ближе.
Что ничуть бы меня не удивило.
Увидев наши лица, белобрысый солдат присвистывает. Я и сама чувствую, что под носом у меня запеклась кровь.
— Давайте я сбегаю, принесу что-нибудь… — предлагает солдат.
— Она же целительница, сама справится, — отвечает за меня госпожа Койл.
— Меня зовут Ли, — говорит солдат, широко улыбаясь.
На короткий миг я с ужасом сознаю, как страшно выгляжу с расквашенным носом и в этих лохмотьях.
— А меня — Виола, — говорю я в землю.
— Вот твоя сумка! — Рядом внезапно оказывается Уилф, протягивающий мне мешок с лекарствами и перевязочными материалами.
Секунду я молча смотрю на него, а потом бросаюсь к нему в объятия, крепко-крепко прижимая к себе его большую надежную тушу.
— Рад тя видеть, Хильди, — говорит он.
— И я тебя! — чуть не плача, восклицаю я, и только тут забираю у него мешок.
— Коринн собрала? — спрашивает госпожа Койл.
Я достаю вату и начинаю стирать кровь со своего лица:
— А вам не все равно?
— Меня во многом можно обвинить, — отвечает госпожа Койл. — Но только не в том, что мне все равно, дитя мое.
— Я же говорила, — гневно шепчу я, — не смейте так меня называть!
Госпожа Койл облизывает губы. Она бросает быстрый взгляд на Магнуса и Ли, те без разговоров скрываются за деревьями.
— Ты тоже, Уилф.
Он смотрит на меня:
— Все нормально?
— Надеюсь, Уилф. — Я сглатываю. — Но далеко лучше не уходи.
Он кивает, снова салютует на прощание и уходит за солдатами. Мы провожаем его взглядом.
— Ну, хорошо, — говорит госпожа Койл, скрещивая руки на груди. — Теперь я готова тебя выслушать.
Я смотрю на нее, на ее взгляд, бросающий мне вызов, — и чувствую, как дыхание мое убыстряется, а гнев так быстро и так легко наполняет всю меня, что я, кажется, вот-вот лопну.
— Как вы посмели…
Она тут же меня осаживает:
— У того, кто первым свяжется с кораблями, будет неоценимое преимущество. Мэр, конечно, расскажет переселенцам о мелкой террористической группировке, с которой он никак не может совладать: не помогут ли они выследить преступников и стереть их с лица Нового света?
— Да, но если бы мы…
— Если бы мы вышли на связь первыми, конечно, мы бы рассказали им о местном жестоком тиране, вот только этому не бывать.
— Мы могли попытаться…
— Где была твоя голова, когда ты бросилась к этой башне? Ты хоть понимала, что делаешь?
Я стискиваю кулаки:
— Нет, но я могла хотя бы…
— Хотя бы что? — Она сверлит меня гневным взглядом. — Послать сообщение по координатам, которых так давно ждет президент? Ты не подумала, что он только об этом мечтает? Иначе как вышло, что ты до сих пор на свободе?
Я так крепко сжимаю кулаки, что ногти впиваются в ладони. Главное — не слушать ее.
— Время шло, — говорит она. — И мы приняли решение: раз мы сами не можем выйти на связь с переселенцами, надо хотя бы помешать мэру это сделать.
— А что будет, когда они прилетят? На этот счет у вас тоже разработан блестящий план?
— Что ж… — Опустив руки, госпожа Койл шагает мне навстречу. — Если нам не удастся его свергнуть, то мы хотя бы можем поучаствовать в гонке — кто первым доберется до кораблей. И на сей раз битва будет справедливой.
Я трясу головой:
— Вы не имели права!
— Это война.
— Которую вы же и развязали!
— Ее развязал он, дитя мое.
— А вы подлили масла в огонь.
— Иногда всем приходится принимать непростые решения.
— И кто же дал вам на это право?
— А кто дал ему право держать взаперти половину населения этой планеты?
— Правильно, лучше их взрывать!
— Мы не хотели, так вышло. И мы очень скорбим.
Теперь моя очередь делать шаг ей навстречу.
— Именно так сказал бы и он!
Госпожа Койл всплескивает руками. Будь у нее Шум, он бы уже снес мне голову.
— Ты когда-нибудь видела женские тюрьмы, дитя? Да твоим невежеством можно наполнить кратер…
— Госпожа Койл! — доносится голос из-за деревьев. К нам снова подходит Ли. — Только что пришло срочное донесение.
— Какое? — спрашивает она.
Ли переводит взгляд с нее на меня. Я опускаю голову.
— По дороге вдоль реки марширует три дивизии солдат. Они двигаются в сторону океана.
Я резко поднимаю глаза:
— Они идут сюда?!
Госпожа Койл и Ли дружно смотрят на меня.
— Нет, — отвечает Ли, — я же сказал: к океану.
Я удивленно моргаю и перевожу взгляд с него на госпожу:
— Но мы разве не…
— Разумеется нет, — насмешливо отрезает госпожа Койл. — С чего ты это взяла? И с чего это взял президент?
Несмотря на яркое солнце, меня пробивает озноб. Под дурацкой толстой кофтой я вся трясусь.
Она меня испытывала.
Как будто я могла сказать мэру…
— Да как вы смеете… — начинаю я.
Но гнев внезапно отступает — так же быстро, как накатил.
— Тодд… — шепчу я.
Слово «океан» было всюду в его Шуме.
Он обещал его скрыть.
И я знала, что он сдержит обещание…
Если сможет.
(о боже, Тодд, неужели он?..)
(ты?..)
Нет, нет!
— Мне надо назад, — говорю я. — Я должна спасти его…
Госпожа Койл уже качает головой:
— Сейчас мы ничем не можем ему помочь…
— Он убьет его!
Она смотрит на меня — не без сострадания.
— Вероятно, он уже умер, дитя.
Мне спирает грудь, но я борюсь со слезами.
— Вы не можете знать наверняка!
— А если он жив, значит, добровольно признался мэру. — Она вскидывает голову. — Тебе какой вариант больше нравится?
— Нет. — Я трясу головой. — Нет, нет!
— Сочувствую, дитя. — Голос у нее стал чуть спокойней и мягче, но он по-прежнему властный. — Я искренне тебе сочувствую, однако на кону стоят тысячи жизней. И, нравится тебе это или нет, ты уже выбрала сторону. — Она переводит взгляд на Ли. — Так почему бы тебе не познакомиться со своей армией?
РУИНЫ
[Тодд]
— Стервы, — шипит мистер Хаммар, сидя верхом на коне.
— Вашего мнения никто не спрашивал, сержант, — осаживает его мэр, проезжая на Морпете сквозь дым и покореженный металл.
— Смотрите-ка, они оставили отметку, — говорит мистер Хаммар, показывая на ствол огромного дерева на краю поляны.
На нем намалевана синяя буква «О».
— Ваша забота о моем зрении похвальна, — язвительно отвечает мэр, такшто Хаммар в итоге затыкается.
Они приехали сюда прямо из монастыря и встретили эскадрон Хаммара, поднимавшийся на холм в полной боевой готовности. На вершине мы увидели Ивана и солдат, которым полагалось охранять башню. Когда всех спэклов заперли в одном месте, Ивана, видать, повысили. Но сейчас у него такое лицо, бутто он предпочел бы никогда не слышать о радиобашне.
Потомушто ее больше нет. Она превратилась в груду железок и лежит на земле, точно пьяница, который повалился на дорогу и решил прикорнуть прямо на месте.
(а я изо всех сил пытаюсь не думать о том, как она спрашивала дорогу до башни…)
(и говорила, что сюда надо наведаться первым делом…)
(ох, Виола, ты же не могла…)
— Если они способны взорвать такую громадину… — начинает Дейви, оглядывая поле. Но не договаривает, потомушто мы все думаем об одном и том же — одна мысль сквозит в Шуме каждого.
Каждого, у кого Шум есть. Хаммару явно повезло.
— Эй, малыш! — ухмыляется он. — Ты уже стал мужчиной?
— Вам разве никуда не надо, сержант? — спрашивает мэр, не глядя.
— Лечу, сэр! — Мистер Хаммар зловеще подмигивает мне, затем пришпоривает коня и велит своим солдатам следовать за ним. Они быстро спускаются с холма — в жизни не видел такого быстрого марша. Мы остаемся с Иваном и его людьми. Все они, как один, глубоко сожалеют, что бросились на звук взрыва, когда на монастырь упала трассирующая бомба.
Это ведь так просто и предсказуемо, если подумать. Взорвать маленькую бомбу, чтобы отвлечь внимание от того места, где надо взорвать большую.
Но с какой стати они бомбили монастырь?
Зачем ударили по спэклам?
Зачем ударили по мне?
— Рядовой Фарроу, — приветствует мэр Ивана.
— Вапще-то капрал Фарроу… — поправляет тот.
Мэр медленно поворачивается к нему, и Иван умолкает, сообразив, что значит это обращение.
— Рядовой Фарроу, — повторяет мэр, — вы соберете как можно больше металла и мусора, а затем сдадите командиру вашей воинской части весь запас лекарства…
Он умолкает. Шум Ивана четко и ясно звенит в воздухе. Мэр оглядывается. От каждого солдата в эскадроне Фарроу исходит Шум. Всех их уже покарали за какую-нибудь провинность.
— В таком случае обратитесь к командиру части, чтобы он назначил вам наказание.
Иван не отвечает, но Шум его бурлит.
— Вам что-то неясно, рядовой? — спрашивает мэр, зловеще чеканя слова. Он смотрит прямо в глаза Ивану. — Повторяю: командир части назначит вам наказание. — С его голосом что-то не так, от него исходят какие-то странные волны…
Глаза у Ивана затуманиваются, губы обвисают.
— Командир части назначит мне наказание, — повторяет он.
— Хорошо. — Мэр снова окидывает взглядом руины башни.
Иван чуть не падает, когда зрительный контакт обрывается, но тут же приходит в себя, словно только проснулся.
— Но сэр…
Мэр опять оборачивается, и вид у него очень удивленный.
— Сэр, мы ведь спешили на помощь… — не унимается Иван.
Мэр сверкает глазами:
— То есть действовали согласно плану «Ответа», чтобы они тем временем могли спокойненько взорвать мою башню?
— Но, сэр…
Ничуть не изменившись в лице, мэр выхватывает из кобуры пистолет и стреляет Ивану в ногу.
Тот со стоном валится на землю. Мэр оглядывает остальных солдат:
— Кто-то еще хочет со мной поспорить, прежде чем приступить к работе?
Солдаты, не обращая внимания на крики Ивана, начинают разгребать завалы, а мэр подъезжает вплотную к букве «О» — яркой и громкой, как и само их заявление.
— «Ответ», — тихо говорит он сам себе. — «Ответ».
— В погоню, па! — кричит Дейви.
— Хм-м-м?.. — тянет мэр, медленно оборачиваясь к сыну — словно забыл, где находится.
— Мы же умеем драться! — нетерпеливо говорит Дейви. — Мы это доказали. А ты зачем-то посадил нас нянькаться с тупыми животными, которых мы и так давнымдавно разбили.
С минуту мэр молча разглядывает меня и Дейви — уж не знаю, с каких пор это «мы».
— Если ты думаешь, что спэклы разбиты, Дэвид, — наконец произносит он, — значит, ты ничего о них не знаешь.
Шум Дейви немного вскидывается.
— А вот и нет. Кой-чего я о них узнал.
Как ни противно, я вынужден с ним согласиться.
— Да, наверно, — кивает мэр. — Вы оба узнали…
Он смотрит мне в глаза, и я невольно вспоминаю, как спас 1017-го от бомбы, рискуя собственной жизнью. А он в благодарность укусил меня и расцарапал.
— Тогда как насчет нового проекта? — спрашивает мэр, подъезжая поближе. — Здесь вы сможете применить на деле все свои навыки.
Шум Дейви колеблется. Да, в нем слышна гордость, но и подозрение тоже.
В моем Шуме — чистый ужас.
— Ты готов вести за собой людей, Тодд? — спрашивает мэр.
— Я готов, па, я! — не унимается Дейви.
Мэр по-прежнему смотрит мне в глаза. Он знает, что я думаю только о ней, но игнорирует вопросы в моем Шуме.
— «Ответ», — говорит мэр, снова поворачиваясь к синей букве «О». — Если они хотят так называться, что ж, не будем им мешать. — Он переводит взгляд на нас. — Но чтобы кто-то дал ответ, сперва нужно…
Он умолкает и рассеянно улыбается, как бутто мысленно смеется над собственной удачной шуткой.
Дейви разворачивает на траве большой белый свиток, не обращая внимания на то, что бумага мокнет от утренней росы. Весь лист забит диаграммами, рисунками и подписями к ним.
— Да тут одни чертежи и размеры, — говорит Дейви. — Черт, их слишком много! Нет, ну ты глянь!
Он протягивает свиток и ждет моего согласия.
А я…
Да, я…
Неважно.
— Да уж, — говорю я. Под мышками сразу мокреет.
Башня упала только вчера, а севодня мы уже снова на монастырских землях, собираем спэклов в команды и распределяем по участкам. О моем побеге как бутто забыли, словно это было в прошлой жизни, а теперь началась новая, и в ней у всех есть другие важные дела. Мэр не разговаривает со мной о Виоле, и я снова работаю с Дейви — он тоже не шибко рад.
Словом, все по-старому.
— На носу война, черт подери, а он хочет, чтобы мы дворец строили! — Дейви хмурится, разглядывая чертеж.
Конечно, это не дворец, но отчасти Дейви прав. Раньше нам говорили, что здесь будут зимние бараки для спэклов, но, судя по плану, это большое и просторное здание для людей, которое займет большую часть монастырских владений.
У него даже есть название, написанное сверху большими буквами.
Мой взгляд натыкается на эти буквы, я пытаюсь прочесть…
И тут Дейви резко оборачивается, тараща на меня глаза. Я стараюсь напустить в свой Шум побольше бессмысленных помех.
— За работу, — говорю я, вставая.
Но Дейви так и пялится.
— Как тебе это название? — спрашивает он, показывая пальцем на сочетания букв. — Правда, круто?
— Ну да… — я пожимаю плечами, — типа.
От восторга он распахивает глаза еще шире.
— Это же список материалов, ушлепок! — радостно выдает он. — Да ты читать не умеешь!
— Заткнись. — Я отвожу взгляд.
— Ты не умеешь читать! — Дейви лыбится яркому холодному сонцу и спэклам вокруг нас. — Нет, ну каким же дубиной надо быть…
— Я сказал заткнись!!!
От внезапной догадки Дейви разевает рот.
И я заранее знаю, что он сейчас скажет.
— Дневник твоей мамы! — охает он. — Она написала для тебя целый дневник, а ты…
И что мне еще остается, как не вдарить со всего маху по его мерзким зубам?
Я стал выше и крепче, такшто Дейви теперь тоже достается в драках, да только ему как бутто все равно. Даже когда мы возвращаемся к работе, он все еще хихикает и устраивает целый спектакль из чтения чертежей.
— Такая заумь — эти планы! — говорит он, ухмыляясь окровавленными губами.
— Заткнись и делай дело!
— Ладно, ладно. Первый шаг — это то, что мы уже делаем. Снести все перегородки. — Он поднимает голову. — Если хочешь, я напишу тебе план.
Мой Шум вспыхивает красным, но из Шума оружие никудышное.
Если ты не мэр.
Я и не догадывался, что жизнь может стать еще гаже, но так уж оно повелось, верно? Бомбы, падающие башни, работа бок о бок с Дейви, особое внимание мэра…
(и я не знаю, где она)
(и я не знаю, что мэр с ней сделает)
(а вдруг она тоже подкладывает бомбы?)
(вдруг?)
Я оглядываю рабочее место.
Тысяча сто пятьдесят пар спэчьих глаз смотрят на нас, смотрят на меня — ни дать ни взять скотина, напуганная громким звуком.
Тупые клятые овцы.
— ЗА РАБОТУ! — ору я.
— Ну и видок у тебя, — говорит мэр Леджер, когда я падаю без сил на матрас.
— Плевать.
— Запряг тебя по полной, а? — Он подносит мне тарелку с ужином, который уже принесли — почти нетронутую.
— А вас разве не запряг? — спрашиваю я, набрасываясь на еду.
— По правде говоря, у меня такое чувство, что он про меня забыл. — Мэр Леджер садится на свою кровать. — Я уже черт знает сколько с ним не разговаривал.
Поднимаю голову. Шум у него серый, как бутто он что-то скрывает, но это обычное дело.
— Все эти дни я просто собираю мусор, — продолжает мэр, глядя, как я уплетаю ужин, — и подслушиваю разговоры на улице.
— И о чем говорит народ? — спрашиваю я, потомушто мэру Леджеру, кажется, очень хочется мне рассказать.
— Ну… — Он неловко ерзает на месте.
— Что «ну»?
И тут я понимаю, что скрывал мэр Леджер: ему не хотелось об этом говорить, но он чувствовал, что должен.
— Тот лечебный дом… — выдавливает он. — Про который я тебе рассказывал.
— Что с ним? — Напрасно я пытаюсь сделать вид, что мне все равно.
— Он закрылся, — отвечает мэр Леджер. — Стоит пустой.
Я перестаю жевать:
— Что значит «пустой»?
— То и значит, — ласково произносит он, потомушто понимает: новость-то плохая. — Там никого нет, даже пациентов. Все ушли.
— Ушли? — шепчу я.
Ушли.
Я встаю, хотя идти мне некуда, и как дурак держу в руке тарелку.
— Куда ушли? Что он с ней сделал?!
— Ничего, — отвечает мэр Леджер. — Твоя подруга сбежала. По крайней мере, так говорят. Скрылась с другими целительницами и ученицами прямо перед взрывом на холме. — Он потирает подбородок. — Всех остальных арестовали и бросили в тюрьму, а твоей подруге чудом удалось сбежать.