Лишь бы я ее не оставил.
Лишь бы не бросил.
Мой Шум начинает затягиваться черными тучами, и я тут же мысленно произношу: Я — круг, круг — это я.
Мэр оглядывается. С улыбкой.
Хотя нам выдали форму, военными мы не считаемся, мэр это спецально подчеркнул. У нас не будет воинских званий, кроме офицерских, но узнаваемой форменной одежды с буквой «В» на рукаве должно быть достаточно, чтобы люди нас сторонились.
До сих пор наша работа заключалась в том, чтобы охранять узников и узниц, васнавном узниц. После того как тюрьмы взорвали, оставшихся заключенных перевели в лечебный дом у реки.
Угадайте — в какой?
Последний месяц мы с Дейви заняты тем, что сопровождаем рабочие бригады заключенных до бывших монастырских земель и обратно. Они заканчивают работу, начатую спэклами. И работают, надо сказать, куда быстрей. Ладно хоть мэр больше не просит нас следить за строительством — и на том спасибо.
Когда все узники ложатся спать, нам с Дейви остается только объезжать лечебный дом по кругу и стараться не слышать жутких криков изнутри.
Видите ли, некоторые из заключенных — новенькие. Это члены «Ответа», пойманные мэром в ту страшную ночь. Мы никогда их не видели, на строительные работы их не посылают, а только целыми днями допрашивают, пока не добиваются какого-нибудь ответа. Пока что мэру удалось выяснить одно: лагерь располагался вокруг заброшенных шахт в лесу, но прибывшие туда солдаты ничего не нашли. Остальные полезные сведения приходится выдавливать по капле.
Были среди заключенных и другие, брошенные в тюрьму за самые разные преступления, в том числе и помощь «Ответу». Они признались, что видели, как террористки убили спэклов и нарисовали букву «О» на стене, и мэр сразу отпустил их по домам. Хотя видеть этого они никак не могли.
Остальным… остальным продолжают задавать Вопросы, пока не добиваются ответов.
Дейви говорит нарочито громко и беззаботно, чтобы перекричать звуки допросов, но любому дураку ясно, как ему не по себе.
А я просто молчу с закрытыми глазами и жду, пока крики умолкнут.
Мне легче, чем Дейви.
Потомушто, как я уже говорил, я ничего не чувствую.
Я — круг, круг — это я.
Но севодня все изменится. Севодня достроили новое здание — ну, почти, — и мы с Дейви будем охранять его, а не лечебный дом, и, похоже, учиться задавать Вопросы.
Мне плевать. Подумаешь.
Ничто не имеет значения.
— Министерство Вопросов, — говорит мэр вслух, когда дорога делает последний поворот.
Переднюю стену монастыря перестроили, и теперь из-за нее торчат верхние этажи нового здания, большой каменной коробки. Выглядит она так, словно вышибет тебе мозги, если подойти слишком близко. А на новеньких воротах красуется огромная серебристая «В», такая же, как на наших бушлатах.
С двух сторон от ворот стоят стражники в военной форме. Один из них — Иван, все еще рядовой, все еще недовольный всем вокруг. Он пытается поймать мой взгляд, когда я проезжаю мимо, и в Шуме его лязгают мысли, которых мэру лучше не слышать.
А мне все равно. И мэру тоже.
— Вот теперь мы им покажем, что такое настоящая война, — говорит мэр.
Ворота распахиваются, и на улицу выходит главный по Вопросам, человек, которому поручили вычислить местонахождение «Ответа» и застать их врасплох.
Наш новый босс.
— Господин Президент, — почтительно здоровается он с мэром.
— Капитан Хаммар, — кивает тот.
СОЛДАТ
[Виола]
— Тихо! — шепчет госпожа Койл, поднося палец к губам.
Ветер стих, и теперь слышно треск веток под нашими ногами. Мы замираем: не доносится ли откуда марш солдат?
Нет, ничего.
Ничего.
Госпожа Койл кивает и продолжает свой путь по склону холма, через деревья. Я иду следом. Нас только двое.
Она, я… да бомба, привязанная к моей спине.
Из тюрем удалось освободить сто тридцать два человека. Двадцать девять из них все равно умерли в лагере. Коринн была тридцатой. Другие остались за решеткой, например бедная миссис Фокс, о чьей судьбе я, пожалуй, никогда уже не узнаю. Но госпожа Койл говорит, что мы убили минимум двадцать их солдат. По какому-то чудесному стечению обстоятельств в бою погибло лишь шестеро членов «Ответа», включая Тею и госпожу Ваггонер, но еще пятерых взяли в плен и несомненно будут пытать, чтобы узнать о местонахождении «Ответа».
Поэтому мы свернули лагерь. Очень быстро.
Хотя многие раненые еще не могли ходить и не оправились после пережитого в тюрьмах, мы погрузили все припасы, лекарства и оружие в телеги, на лошадей и здоровых людей и ушли в чащу леса. Мы шагали всю ночь, весь следующий день и еще одну ночь, пока не выбрели к озеру у подножия скалистого утеса. Здесь, по крайней мере, были вода и какое-никакое укрытие.
— Сойдет, — сказала госпожа Койл.
Мы разбили лагерь на берегу.
И начали готовиться к войне.
Она делает движение ладонью, и я мгновенно ныряю в кусты. Мы подошли к узкой проселочной дорожке, отходящей от главной дороги, с которой доносится едва слышный Шум марширующего отряда.
Наш запас лекарства стремительно иссякает, и госпожа Койл ввела строгую систему распределения таблеток. Но после той ночи, когда мы взорвали тюрьмы, в город опасно въезжать любому мужчине, с Шумом или без, поэтому нас больше не могут подвозить к объектам в тайных отсеках телег. Приходится доезжать только до определенной точки далеко за городом, а остаток пути идти пешком.
Убегать тоже стало труднее, поэтому мы должны быть предельно осторожны.
— Давай, — шепчет госпожа Койл.
Я встаю. На небе светят две луны — других источников света нигде поблизости нет.
Пригнувшись, мы переходим дорогу.
После вынужденного переезда на озеро, после освобождения сотни людей, после смерти Коринн…
После моего вступления в «Ответ»…
Я многому научилась.
Госпожа Койл называет это «начальной подготовкой». Ведет ее госпожа Брэтит, но на уроки хожу не только я, а все более-менее выздоровевшие пациенты — таких большинство. Словом, учеников у госпожи Брэтит очень много, и все вместе мы учимся заряжать винтовку и стрелять из нее, постигаем основы засылки агентов на территорию противника, ночных маневров, слежки и общения с помощью жестов и кодов.
А еще — как соорудить и заложить бомбу.
— Откуда вы все это знаете? — спросила я как-то раз за ужином. Все тело ныло от бесконечной беготни, плавания и ношения тяжестей. — Вы же целительницы. Откуда вам знать, как…
— Управлять армией? — перебила меня госпожа Койл. — Ты забываешь о войне со спэклами.
— У нас была собственная дивизия, — добавила госпожа Форт, нюхая бульон.
Увидев, как прилежно я учусь, целительницы начали со мной разговаривать.
— Нас не очень-то любили, — хихикнула сидевшая напротив госпожа Лоусон.
— Не все генералы правильно вели войну, — сказала мне госпожа Койл. — Мы решили, что подпольная деятельность будет эффективней.
— А поскольку Шума у нас не было, — добавляет госпожа Надари, — мы могли запросто проникать куда угодно.
— Но мужчины, заправлявшие городом и армией, считали, что это — не ответ, — снова хихикая, говорит госпожа Лоусон.
— Отсюда и наше название, — вставляет госпожа Койл.
— А когда сформировали новое правительство и заново отстроили город, тогда… Ну, мы решили, что все важные запасы лучше хранить под рукой.
— Взрывчатка в шахтах! — догадываюсь я. — Вы запаслись ею давным-давно.
— Как оказалось, не напрасно. Никола Койл всегда обладала даром предвидения.
Услышав это имя, Никола, я изумленно моргаю: раньше мне как-то не приходило в голову, что у госпожи Койл может быть имя.
— Да уж, — говорит она. — Мужчины созданы для войны. Благоразумная женщина об этом не забывает.
На объекте никого нет, как мы и задумывали. Мишень совсем маленькая, зато символичная — это колодец неподалеку от фермерских земель к востоку от города. Колодец и отходящая от него система водоснабжения питают водой лишь одно поле, а не здания. Но если город будет и дальше позволять мэру заточать фермеров в тюрьмы, пытать и убивать, тогда городу станет нечего есть.
Хорошо и то, что отсюда далеко до центра, то есть Тодда я не увижу.
Пока я решила с этим не спорить. Пока.
Мы срезали путь через поле и, затаив дыхание, крадемся мимо спящего фермерского дома. Наверху все еще горит свет, но это наверняка для вида.
Госпожа Койл делает жест рукой, и я, обогнав ее, ныряю под чистое белье, развешанное на веревках. Там я случайно спотыкаюсь о детскую игрушку и чудом остаюсь на ногах.
Бомбу нужно нести очень осторожно, любая встряска может привести к…
Но нет.
Я облегченно выдыхаю и бегу дальше.
Даже в те недели, когда мы скрывались в лесу и вообще не подходили к городу, проводя все время в тренировках, несколько сбежавших от мэра людей сумели нас разыскать — чудом, не иначе.
— Что про нас говорят?! — спросила госпожа Койл.
— Что вы убили всех спэклов, — ответила женщина, прижимая к разбитому носу примочку.
— Погодите, — встряла я. — Так что же получается, все спэклы мертвы?
Она кивнула.
— А вину свалили на нас, — добавила госпожа Койл.
— Но зачем?!
Госпожа Койл встала и посмотрела через озеро в сторону города:
— Чтобы настроить против нас мирных жителей. Чтобы те считали нас злодеями.
— Да, именно так он и говорит, — кивнула женщина. Я нашла ее во время лесной пробежки. Она споткнулась и упала на каменистом берегу, но разбила, к счастью, только нос. — Он чуть ли не каждый день проводит митинги. И люди его слушают.
— Еще бы, — ответила госпожа Койл.
Я вскинула голову:
— Вы ведь ничего такого не делали? Не убивали их?
Ее глаза вспыхнули так, что ими можно было зажечь спичку.
— Ты за кого нас принимаешь, дитя?!
Я выдержала ее взгляд:
— Откуда мне знать? Хватило же вам духу взорвать казармы и убить солдат.
Госпожа Койл только покачала головой — хороший ответ, ничего не скажешь.
— За вами точно не было слежки? — спросила она женщину.
— Я три дня блуждала по лесу, — ответила та. — Но все равно вас не нашла. Это она нашла меня.
— Да, — пристально глядя на меня, сказала госпожа Койл. — Виола это умеет.
Когда мы подходим к колодцу, выясняется, что не все так просто.
— Дом слишком близко! — шепчу я.
— Ничего подобного, — шепчет в ответ госпожа Койл, обходя меня сзади и расстегивая мой рюкзак.
— Точно? Бомбы, которыми вы подорвали башню, были…
— Бомбы бывают разные. — Она поправляет содержимое моего рюкзака, затем разворачивает меня к себе: — Готова?
Я еще раз осматриваю дом, внутри которого наверняка спят женщины, мужчины, дети. Я никогда не стану убивать людей. Только если другого выхода не будет. И если ради Тодда и Коринн я должна взорвать бомбу… что ж.
— Вы уверены? — спрашиваю я.
— Виола, ты либо доверяешь мне, либо нет. — Она склоняет голову. — Ну, что ты выбираешь?
Ветер немного усилился и теперь доносит до нас Шум спящего Нью-Прентисстауна. Один сплошной храпящий РЁВ почти умиротворенный, как будто ничего страшного не происходит.
Тодд где-то там.
(нет, он не умер, пусть она говорит что хочет, он не умер)
— За дело, — говорю я, снимая рюкзак.
Освобождение узников ничего не дало Ли. Среди них не оказалось его сестры и матери — ни среди живых, ни среди погибших. Возможно, они остались в том единственном блоке, ворота которого «Ответу» не удалось взорвать.
Но…
— Даже если они умерли, — сказал Ли однажды вечером, когда мы сидели на берегу озера и бросали в воду камешки, — я хочу это знать.
Я покачала головой:
— Когда не знаешь, то хотя бы надеешься.
— От моего знания или незнания они не оживут. — Он сел поближе. — Мне кажется, они умерли. Я чувствую.
— Ли…
— Я его убью. — Он сказал это без угрозы в голосе, а как мужчина, который дает клятву. — Только бы удалось подобраться. Клянусь, я его убью!
На небо взошли луны, отчего на поверхности озера появились наши силуэты. Я бросила еще один камешек и любовалась кругами, расходящимися по воде от отражения желтой луны. В деревьях за нашими спинами тихо гудел лагерь. Время от времени из этого гудения пробивался чей-нибудь Шум, в том числе и Шум Ли, которому госпожа Койл не сочла нужным выдавать лекарство.
— Это совсем не так, как ожидаешь, — тихо сказала я.
— Ты про убийство?
Я кивнула.
— Даже если человек заслуживал смерти, даже если бы он запросто тебя убил, если б смог, все равно это ужасно.
Ли помолчал немного и выдавил:
— Знаю.
Я посмотрела на него:
— Ты убил солдата?
Он не ответил, — а это уже само по себе ответ.
— Ли? Почему ты не расска…
— Потому что это совсем не так, как ожидаешь, верно? — перебил меня он. — Даже если человек заслужил.
Ли швырнул в озеро еще один камешек. Нет, мы не утешали друг друга. Между нами разверзлась пропасть.
— Но я все равно его убью, — сказал он.
Я убираю картонку с бомбы и крепко прижимаю ее к стенке колодца — на обратной стороне у нее вязкий клей из древесного сока. Я достаю из рюкзака два проводка, а еще два — уже торчащие из бомбы — скручиваю между собой, потом соединяю все вместе, оставляя болтаться только один кончик.
Все, бомба готова.
Я достаю из переднего кармана рюкзака маленький зеленый дисплей и прикручиваю его к болтающемуся проводу. Нажимаю на нем красную кнопку, затем серую. Загораются зеленые цифры.
Теперь можно выставить время.
Жму серую кнопку несколько раз, пока на экране не появляется цифра 30.00. Еще раз нажимаю красную кнопку, переворачиваю дисплей, заправляю один металлический клапан в другой и снова жму серую. На дисплее начинается обратный отсчет: 29:59, 29:58, 29:57.
Бомба ожила.
— Молодец! — шепчет госпожа Койл. — А теперь бежим.
И вот, после месяца затишья, пока выздоравливали освобожденные узники, пока мы учились и вдыхали жизнь в нашу армию, наступила ночь, когда ожидание подошло к концу.
— Просыпайся, дитя, — сказала госпожа Койл, стоя на коленях у моей койки.
Я открыла глаза и заморгала. Была глубокая ночь. Госпожа Койл говорила очень тихо, чтобы не разбудить остальных спящих.
— Зачем?
— Ты сказала, что готова на все.
Я встала и вышла в холодную ночь, обуваясь на ходу. Госпожа Койл уже приготовила для меня рюкзак.
— Мы едем в город? — спросила я, зашнуровывая ботинки.
— Она великолепна, — заглянув в рюкзак, пробормотала госпожа Койл.
— Почему сегодня? Почему сейчас?
Она подняла голову:
— Пора напомнить мэру о нашем существовании.
У меня за спиной болтается пустой рюкзак. Мы перебегаем двор и крадемся мимо дома, то и дело останавливаясь и слушая ночь.
Вокруг — ни звука.
Я уже готова скрыться в лесу, но госпожа Койл встала и разглядывает белую стену дома.
— Можно здесь, — говорит она.
— Что «можно»? — Я с опаской озираюсь по сторонам: время-то идет.
— Ты забыла, кто мы? — Она запускает руку в карман длинной форменной юбки, которую надевает даже на задания, хотя в штанах было бы куда удобнее. Достает оттуда какой-то небольшой предмет и бросает мне. Я машинально ловлю. — Исполнишь ритуал?
Я опускаю глаза. В ладони у меня — рассыпающийся кусочек синего угля, какого в лагере всегда в достатке: чтобы согреться, мы сжигаем остатки ричеров. Уголек оставляет пыльное синее пятно на моей руке.
Я смотрю и смотрю на него.
— Тик-так, — говорит госпожа Койл.
Сглатываю. Затем поднимаю руку и быстрым движением черчу овал на белой стене.
На меня смотрит синяя «О» — дело моих собственных рук.
Я вдруг замечаю, что очень тяжело дышу.
Оглядываюсь: госпожа Койл уже скрылась в канаве рядом с дорожкой. Пригнув голову, я бегу за ней.
А через двадцать восемь минут, как раз когда мы добираемся до телеги в глубине леса, вдалеке раздается Бум!
— Поздравляю, солдат, — говорит госпожа Койл. Телега трогается. — Ты только что сделала первый выстрел в последнем сражении.
ИСКУССТВО ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ
[Тодд]
Женщина привязана к железной раме: руки задраны вверх и чуть заведены назад.
Она как бутто собралась нырять.
Только на лице у нее разбавленная водой кровь.
— Щас она получит, — говорит Дейви.
Но голос у него на удивление тихий.
— Еще раз, моя дорогая, — говорит мистер Хаммар, обходя ее сзади. — Кто установил бомбу?
Вчера вечером прогремел первый взрыв после долгого затишья, уничтожив колодец и водяной насос одной фермы.
Началось.
— Я не знаю, — отвечает женщина, натужно кашляя. — Я ведь даже ни разу не выезжала из Хейвена после…
— Откуда ты не выезжала? — вопрошает мистер Хаммар. Он хватает раму за спецальную ручку и резко наклоняет вперед, погружая лицо женщины в бочку с водой. И держит, держит, пока та бьется в конвульсиях.
Я упираюсь взглядом в пол.
— Подними голову, Тодд, — говорит мэр, стоящий за нашими спинами. — А то ничему не научишься.
Поднимаю голову.
Мы стоим по другую сторону двустороннего зеркала, в маленькой наблюдательной комнате, выходящей зеркальной стороной на Арену Вопросов — обычный зал с высокими бетонными стенами и такими же зеркальными окнами со всех сторон. Мы с Дейви сидим рядом на коротенькой скамейке.
И наблюдаем.
Мистер Хаммар подымает раму. Женщина хватает губами воздух и пытается вырваться из пут.
— Где ты живешь? — Мистер Хаммар улыбается, гнусная ухмылка вапще никогда не сходит с его лица.
— В Нью-Прентисстауне, — выдавливает женщина. — В Нью-Прентисстауне.
— Верно.
Мистер Хаммар смотрит, как она кашляет снова и снова, пока ее не выташнивает прямо на грудь. Он берет полотенце и тщательно вытирает рвоту с ее лица.
Женщина все еще задыхается, но взгляд ее не сходит с мистера Хаммара.
Она перепугана до полусмерти.
— Зачем он так? — спрашивает Дейви.
— Как? — не понимает мэр.
Дейви пожимает плечами:
— Ну, типа, по-доброму.
Я молчу. И стараюсь выгнать из Шума воспоминания о компрессах, которые накладывал мне мэр во время допроса.
Как давно это было…
Я слышу, как мэр меняет позу и шуршит одеждой, чтобы Дейви не услышал моего Шума.
— Мы же не звери, Дэвид. Мы не ради удовольствия это делаем.
Я смотрю на мистера Хаммара, на его улыбку.
— Да, Тодд, — говорит мэр. — Капитан Хаммар, быть может, чересчур весел, и поведение его отчасти неуместно, однако признай: оно приносит плоды.
— Ну что, пришла в себя? — спрашивает мистер Хаммар женщину. Его голос доносится из динамиков в углах комнаты, но звук немного отстает от движений губ, отчего кажется, что мы смотрим передачу по визору. — Я сожалею, что мне приходиться задавать Вопросы, — говорит мистер Хаммар. — Но наша беседа может закончиться очень быстро. Тебе стоит только захотеть.
— Прошу вас, — шепчет женщина, — умоляю, отпустите меня, я ничего не знаю!
И она начинает плакать.
— Господи… — выдыхает Дейви.
— В арсенале врага множество уловок, чтобы вызвать в нас сочувствие, — говорит мэр.
— Так это уловка? — спрашивает его Дейви.
— Почти наверняка.
Я все наблюдаю за женщиной. На уловку что-то непохоже.
Я — круг, круг — это я.
— Вот именно, — говорит мэр.
— Решать вам, — продолжает мистер Хаммар, снова начиная кружить по залу. Женщина пытается не выпускать его из виду, но ее движения ограничены рамой. Он нарочно не показывается ей на глаза и стоит где-то за спиной. Чтобы ей было не по себе.
Потомушто Шума у мистера Хаммара нет.
Но у нас-то с Дейви он есть.
— Она слышит лишь невнятные помехи, Тодд, — говорит мэр, читая мой Шум. — Видите железные стрежни, торчащие из рамы с двух сторон от ее головы?
Он показывает на них пальцем. Мы с Дейви видим.
— Из них доносится постоянный свист, который приглушает любой Шум из наблюдательных комнат. Не дает отвлекаться от Вопросов.
— Ну да, иначе она может услышать, что нам уже известно! — догадывается Дейви.
— Вот именно, — отвечает мэр, слегка удивившись. — Ты совершенно прав, Дэвид.
Тот улыбается.
— На стене фермерского дома кто-то начертил синюю букву «О», — продолжает сержант Хаммар, все еще не показываясь на глаза женщине. — То есть бомбу подложили члены твоей группировки.
— Это не моя группировка! — говорит женщина, но мистер Хаммар ее бутто и не слышит.
— Нам также известно, что весь последний месяц ты работала на этом самом поле.
— И многие другие женщины! — вопит она все отчаянней и отчаянней. — Милла Прайс, Кассиа Макрэй, Марта Сатпен…
— Значит, они тоже в сговоре?
— Да нет же! Я только..
— Видите ли, миссис Прайс и миссис Сатпен уже ответили на наши Вопросы.
Женщина резко умолкает, в глазах — новый страх.
На сей раз Дейви хихикает:
— Попалась!
Но я слышу в его Шуме едва заметное облегчение.
Интересно, а мэр слышит?
— Что… — выдавливает женщина, потом умолкает ненадолго и с трудом заканчивает: — Что они сказали?
— Что вы просили у них помощи, — спокойно отвечает мистер Хаммар, — и хотели завербовать их в террористы, но они отказались, и тогда вы решили действовать в одиночку.
Женщина бледнеет, изумленно раскрывает рот и глаза.
— Но ведь это неправда? — спокойно спрашиваю я мэра. Я — круг, круг — это я. — Он вынуждает ее признаться, делая вид, что в признании уже нет нужды.
— Отлично, Тодд! — одобрительно восклицает мэр. — Чувствую, у тебя дар.
Дейви вопросительно смотрит на меня, потом на отца, потом снова на меня, но сказать не решается.
— Мы уже знаем, что вы виновны, — говорит мистер Хаммар. — Свидетельских показаний достаточно на пожизненный срок. — Он останавливается прямо перед ней. — Поверьте, я — ваш друг. Человек, в силах которого спасти вас от участи куда более страшной, чем тюремное заключение.
Женщина с трудом сглатывает — похоже, ее снова тошнит.
— Но я ничего не знаю, — слабо произносит она. — Правда, ничего.
Мистер Хаммар вздыхает:
— Что ж, должен сказать, я страшно разочарован.
Он снова обходит ее со спины, хватает раму и окунает женщину в воду.
И держит…
Держит…
Поднимает глаза на наше зеркало…
И улыбается…
И держит…
Вода бурлит от ее конвульсий…
Я — круг, круг — это я, думаю я, зажмуриваясь.
— Открой глаза, Тодд, — говорит мэр…
Открываю…
А мистер Хаммар все держит…
Она бьется что есть сил…
Такшто из-под веревок на запястьях проступает кровь…
— Господи… — выдыхает Дейви…
— Он ее убьет, — говорю я тем же тихим голосом… Это только визор…
Просто визор…
(а вот и нет)
(ничего не чувствую)
(потомушто я умер)
(умер)
Мэр протягивает руку к стенке и нажимает кнопку.
— Достаточно, капитан, — говорит он, и его голос оглашает стены Арены.
Мистер Хаммар подымает раму. Медленно.
Женщина висит на ней неподвижно, уронив подбородок на грудь. Из носа и рта льется вода.
— Он ее убил! — вскрикивает Дейви.
— Нет.
— Ответьте мне, — повторяет мистер Хаммар женщине, — и все закончится.
Наступает долгая тишина, очень долгая.
А потом в горле женщины что-то щелкает.
— Что вы сказали? — спрашивает мистер Хаммар.
— Я это сделала.
— Не может быть! — охает Дейви.
— Что вы сделали?
— Подложила бомбу, — отвечает женщина, не поднимая головы.
— И пыталась завербовать других в террористическую группировку? — добавляет мистер Хаммар.
— Да, да, — шепчет женщина, — как угодно.
— Ха! — кричит Дейви — опять с облегчением, которое он тщательно пытается скрыть. — Созналась! Созналась!
— А вот и нет, — говорю я, не шевелясь и не сводя глаз с женщины.
— Чего?!
— Она врет. — Я все гляжу и гляжу сквозь зеркало. — Чтобы он перестал ее мучить. — Я немного поворачиваю голову, показывая, что обращаюсь к мэру: — Так ведь?
Мэр немного выжидает. Хоть у него нет Шума, я вижу, как он поражен моей догадливостью. С тех пор как я начал упражняться, мне многое стало ясно.
Может, в этом и суть.
— Ну разумеется, она врет, — наконец произносит мэр. — Но зато теперь мы можем использовать ее признание против нее.
Взгляд Дейви бегает между мной и отцом.
— То есть он… он снова будет ее допрашивать?
— Все женщины — члены «Ответа», — говорит мэр, — если не на деле, так в душе. Мы должны выяснить, о чем она думает. И что знает.
Дейви переводит взгляд на задыхающуюся женщину:
— Не понимаю…
— Когда ее отправят обратно в тюрьму, — говорю я, — остальные женщины увидят, что с ней случилось.
— Верно. — Мэр кладет ладонь мне на плечо — почти ласково. Я не шевелюсь, и тогда он убирает руку. — Они поймут, что ждет непослушных. И постепенно мы выпытаем из них все нужные сведения. Вчерашняя бомба означала возобновление вражды и переход к решающим действиям. Нам необходимо выяснить, каким будет следующий шаг «Ответа».
Дейви все еще смотрит на женщину:
— А с ней что будет?
— Ее накажут за преступление, в котором она призналась, разумеется, — отвечает мэр, не давая Дейви вставить ни слова. — И как знать? Вдруг ей в самом деле что-то известно. — Он тоже бросает взгляд сквозь зеркало. — Есть лишь один способ это выяснить…
— Я хочу поблагодарить тебя за помощь, — говорит мистер Хаммар, беря женщину под подбородок и поднимая ее лицо. — Ты проявила редкую силу воли и отвагу, можешь собой гордиться. — Он улыбается, но она не смотрит ему в глаза. — Не каждый мужчина способен так храбро сносить наши Вопросы.
Мистер Хаммар отходит к столику в углу и снимает с него тряпку. В тусклом свете Арены вспыхивают какие-то блестящие железки. Мистер Хаммар берет одну.
— А теперь пришла пора для второй части нашей беседы, — говорит он, приближаясь к женщине.
И она начинает кричать.
— Это… это было… — безуспешно пытается выговорить Дейви, расхаживая из стороны в сторону. — Это было… — Он поворачивается ко мне: — Черт подери, Тодд!
Я молча достаю из кармана припрятанное яблоко.
— Яблоко, — шепчу я на ухо Ангаррад.
Яблоко, говорит она в ответ, трогая его зубами. Тодд, говорит она, а потом вопросительно: Тодд?
— Ты тут ни при чем, девочка, — шепчу я, гладя ее по носу.
Мы стоим невдалеке от ворот, которые все еще охраняет Иван, все еще пытаясь поймать мой взгляд. Я слышу, как он тихо повторяет мое имя в своем Шуме.
Но не обращаю внимания.
— Это было жестко, — наконец выговаривает Дейви, стараясь прочесть мой Шум, мои мысли, но я делаю их как можно более плоскими.
Я ничего не чувствую.
Мне плевать.
— Смотрю, ты крутой стал, — насмешливо говорит он, не слушая нытье Урагана, который тоже клянчит яблоко. — Даже не поморщился, когда…
— Господа, — говорит мэр, выезжая из ворот. В одной руке у него длинный тяжелый мешок.
Иван встает по стойке «смирно».
— Па! — здоровается Дейви.
— Она умерла? — спрашиваю я, не отрываясь от Ангаррад.
— Ну что ты, какой нам смысл ее убивать, — отвечает мэр.
— А выглядела, бутто умерла, — говорит Дейви.
— Только потеряла сознание. Так, у меня для вас новая работа.
Слова на секунду повисают в воздухе — новая работа.
Я закрываю глаза. Я — круг, круг — это я.
— Да хватит уже это повторять!!! — орет на меня Дейви.
Но мы все слышим ужас в его Шуме, страх перед отцом и перед новой работой, страх, что он не сможет…
— Задавать Вопросы тебе не придется, не бойся, — заверяет его мэр.
— А я и не боюсь, — слишком громко отвечает Дейви. — Кто сказал, что я боюсь?
Мэр бросает мешок нам под ноги.
Я узнаю очертания.
Дейви с ужасом смотрит на мешок. Даже ему стало дурно.
— Только заключенных, — говорит мэр. — Чтобы враг не сумел незаметно просочиться.
— Ты хочешь, чтобы мы?.. — Дейви потрясенно смотрит на отца. — Живых людей?!
— Не людей, — возражает мэр. — Врагов государства.
Я все еще пялюсь на мешок.
Хорошо знакомый нам обоим. Мешок с щипцами и связкой железных лент.
ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕНТА
[Виола]
Только я запустила таймер и повернулась к госпоже Брэтит — сказать, что все готово и можно уходить, — как из кустов за нашими спинами вываливается женщина.
— Помогите, — говорит она так тихо, словно и не видит нас, а просто умоляет Вселенную о помощи.
И падает наземь.
— Что это за дрянь? — спрашиваю я, доставая еще один пластырь из набора для оказания первой помощи, который мы спрятали в телеге. Раскачиваясь туда-сюда на тряской дороге, я пытаюсь хоть как-то обработать ее раны.