Ниже и ниже…
Глаза закатываются…
Голова дергается…
Ноги сучат в воздухе…
Падает падает падает…
Прямо на землю…
И замирает.
— Тодд? — спрашиваю я.
Он дрожит всем телом, еле держится на ногах, и я слышу какой-то нездоровый пронзительный вой в его Шуме. Он делает шаг вперед и пошатывается.
— Тодд? — Я пытаюсь встать на ноги, но эти дурацкие лодыжки…
— Ух, — говорит он, плюхаясь на землю рядом со мной. — Вот это да!..
Он с трудом дышит, и взгляд у него затуманенный.
— Ты цел? — спрашиваю я, кладя ладонь ему на руку.
Тодд кивает:
— Вроде бы.
Мы оба смотрим на мэра.
— Ты его победил, — говорю я.
— Мы победили, — поправляет меня Тодд.
Шум его немного проясняется, и он чуточку расправляет плечи. Но руки у него все еще дрожат.
— Бедный клятый Дейви, — говорит он.
Я крепко стискиваю его руку.
— Корабль, — тихо напоминаю я. — Нельзя, чтобы она добралась до него первой.
— Мы ей не дадим, — говорит он, поднимаясь. Его шатает, но мысленно он уже зовет к себя Желудя.
Жеребенок, отчетливо доносится до меня, и через обломки к нам пробирается конь Дейви, твердя без конца жеребенок жеребенок жеребенок.
Жеребенок Тодд слышу я издалека, и за Желудем выходит Ангаррад. Они встают рядышком.
— Вперед, — ржет Ангаррад.
— Вперед, — отзывается Желудь.
— Полный вперед! — кивает им Тодд.
Он обнимает меня за плечи, готовясь поднять, а Желудь, увидев это в его Шуме, подгибает передние ноги и опускается на колени, чтобы мне было удобнее забраться в седло. Когда я сажусь. Тодд легонько шлепает его по боку, и конь встает.
Ангаррад подходит к Тодду и тоже начинает подгибать ноги, но он ее останавливает:
— Нет, девочка моя.
Он ласково гладит ее по носу.
|
— Что такое? — с тревогой спрашиваю я. — Ты не едешь?
Тодд кивает на мэра.
— Надо о нем позаботиться, — говорит он, пряча глаза.
— Что значит «позаботиться»?
Тодд смотрит куда-то вдаль, мимо меня. Я тоже оборачиваюсь. Черные жуки пустились в обратный путь.
Скоро армия будет здесь.
— Поезжай, — говорит Тодд. — Тебе нужно к кораблю.
— Ты не можешь его убить.
Он поднимает глаза на меня, его Шум по-прежнему похож на кашу, и он с трудом держится на ногах.
— Он это заслужил.
— Да, но…
Тодд уже кивает головой:
— Мы сами творим свою судьбу.
Я тоже киваю. Мы поняли друг друга.
— Тогда бы ты перестал быть Тоддом Хьюиттом. А я, знашь ли, больше не собираюсь тебя терять.
Услышав это «знашь ли», я тихонько хихикаю.
— В любом случае я должен остаться с ним, — говорю я. — А ты скачи к кораблю. Я подожду здесь возвращения армии.
Она кивает, но с грустью:
— А потом?
Я смотрю на мэра, развалившегося на камнях, — он без сознания, но едва слышно постанывает.
Ох, как же тяжело.
— Сдается, они не очень огорчатся, что мэра свергли. Сдается, они захотят выбрать себе нового вожака.
Виола улыбается:
— И им будешь ты?
— А если тебе встретится «Ответ»? — тоже с улыбкой спрашиваю я. — Что ты будешь делать?
Она смахивает со лба прядь волос:
— Сдается, им тоже нужен новый вожак.
Я делаю шаг вперед и кладу руку на спину Желудя. Виола не смотрит на меня, просто молча опускает руку, такшто кончики наших пальцев соприкасаются.
— Мы не расстаемся, понятно? Ты побудешь здесь, а я ненадолго уеду, но это не значит, что мы друг друга бросили.
— Нет уж, больше я с тобой никогда не расстанусь, — говорю я, глядя на наши руки. — Даже в мыслях.
|
Она сплетает свои пальцы с моими, и мы молча их рассматриваем.
— Мне пора, Тодд, — говорит она.
— Знаю.
Я забираюсь поглубже в Шум Желудя и показываю ему, где дорога, а где приземлился корабль, и что скакать надо во весь опор.
— Вперед! — ржет он громко и ясно.
— Вперед, — киваю я.
И поднимаю глаза на Виолу.
— Я готова, — говорит она.
— Я тоже.
— Мы победим.
— Обязательно.
Последний взгляд.
Последний взгляд на ту, что близка и дорога.
Последний взгляд в самую глубь души.
И я с силой шлепаю Желудя по бокам.
Виола уезжает — сначала медленно пробирается через обломки, а потом бросается прочь по дороге, навстречу людям, которые (пусть это будет правдой, пожалста пожалста) нам помогут.
Я смотрю на мэра. Он все еще лежит на земле.
Я слышу армию, марширующую по дороге примерно в трех километрах отсюдова.
Ищу глазами веревку.
Нахожу, но беру не сразу: сначала нагибаюсь к Дейви и закрываю ему глаза.
Мы мчимся по дороге, а я изо всех сил пытаюсь не выпасть из седла и не свернуть себе шею.
— Будь начеку! — кричу я между прижатыми к голове ушами Желудя.
Понятия не имею, насколько далеко успела продвинуться армия «Ответа» и не взорвут ли меня сразу, как только увидят на дороге.
И как отреагирует госпожа Койл, если увидит меня…
Когда увидит.
Когда я скажу ей и всем остальным все, что хочу сказать…
— Быстрее, прошу! — кричу я.
Желудь весь вздрагивает подо мной, точно заводит дополнительный двигатель, и припускает еще быстрей.
Она тоже спешит к кораблю. В этом я ни капли не сомневаюсь. Она увидела, как он приземлился, и теперь скачет навстречу. Если она доберется до переселенцев первой, она расскажет им о моей трагической смерти, о злобном тиране, которого «Ответ» идет свергать, и спросит, нет ли на корабле какого-нибудь оружия, которое можно использовать с воздуха.
|
А оно есть.
Я еще крепче прижимаюсь к спине Желудя, стискивая зубы от боли и мысленно пытаясь заставить его скакать еще быстрее.
Собор уже давно скрылся из виду, и мы скачем по улице, на которой все магазины закрыты, а двери домов крепко заперты на замки. Солнце окончательно село, и все вокруг превратилось в серые силуэты на фоне темнеющего неба.
Интересно, как «Ответ» отреагирует на весть о падении мэра…
И что они подумают, когда узнают, что поборол его один Тодд…
Я думаю о нем…
О нем…
О нем…
Тодд, думает Желудь.
И мы мчимся дальше, дальше…
Как вдруг неподалеку раздается оглушительный БУМ, от которого я чуть не вываливаюсь из седла.
Желудь резко разворачивается, стараясь не скинуть меня со спины, и мы видим…
Впереди на дороге полыхает пламя.
Горят дома.
И магазины.
И амбары с зерном.
Люди бегут сквозь густой дым — не солдаты, обычные мирные жители бегут мимо нас в темноте.
Бегут со всех ног, даже не глядя на нас.
Бегут от «Ответа».
— Что же она творит? — вслух спрашиваю я.
ОГОНЬ, испуганно думает Желудь, переступая с ноги на ногу.
— Она же спалит весь город, — говорю я.
Зачем?
Зачем?!
— Желудь… — начинаю говорить я.
И вдруг воздух над долиной сотрясает низкий трубный зов.
Желудь испускает резкое ржание — ни слова в его Шуме, только вспышка страха, чистого ужаса, от которого у меня самой замирает сердце. И, словно эхо этого ужаса, испуганные крики людей вокруг. Многие останавливаются, смотрят назад, смотрят на город и за его пределы.
Я оборачиваюсь. В темноте ничего толком не видно.
Вдалеке я различаю огни — они медленно спускаются по зигзагообразной дороге рядом с водопадом.
Но ведь армия мэра идет по другой.
— Что это?! — спрашиваю я неизвестно кого. — Что за огни? Что за звук?
И тут человек, бегущий мимо, останавливается как вкопанный. Его Шум от потрясения искрится и вертится, точно шутиха, и с отчетливым ужасом в голосе он произносит единственное слово:
— Нет. — А через несколько секунд добавляет: — Нет, не может быть.
— Что? — кричу я. — Что происходит?!
И снова над долиной разносится оглушительный трубный зов.
Этот звук похож на конец света.
НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ КНИГИ
Мэр приходит в себя раньше, чем я успеваю связать ему руки.
Он стонет; из него так и прет самый обыкновенный Шум, какого раньше я от него не слышал. Но теперь он потерял бдительность.
Теперь он проиграл.
— Не проиграл, — бормочет он. — Временно затаился.
— Молчать, — говорю я, туго затягивая веревки.
Встаю прямо перед мэром. Взгляд у него еще затуманенный после моих ударов, но он умудряется улыбнуться.
Я бью его по лицу прикладом винтовки.
— Только попробуй что-нибудь учудить, — говорю я, наставляя на него дуло.
— Знаю, — кивает мэр, все еще улыбаясь окровавленным ртом. — Ты слов на ветер не бросаешь, а?
Я молчу.
Это мой ответ.
Мэр вздыхает и склоняет голову набок, словно потягивая шею. Он поднимает глаза на витражное окно, чудом уцелевшее после взрыва. Из-за обломка стены поднимаются луны, слегка подсвечивая свои стеклянные копии на витраже.
— Наконец мы опять вдвоем, Тодд, да еще в том же самом зале, где впервые встретились по-настоящему. — Он оглядывается по сторонам, обдумывая свое новое положение: теперь пленник он, а я хозяин. — Все меняется. И в то же время — не меняется ничего.
— Я бы предпочел дожидаться в тишине.
— Дожидаться чего? — Мэра как бутто охватывает беспокойство.
Но его Шум начинает понемному исчезать.
— Тебе ведь хочется этому научиться, не так ли? — спрашивает он. — Чтобы никто не знал, о чем ты думаешь.
— Я сказал молчать!
— Вот сейчас, например, ты думаешь об армии.
— Заткнись.
— Ты гадаешь, захотят ли они тебя слушать. Гадаешь, смогут ли вам помочь люди Виолы…
— Еще слово — получишь прикладом по зубам.
— Ты гадаешь, в самом ли деле ты победил.
— Я победил, — говорю я. — И ты это знаешь.
Издалека доносится очередной БУМ!
— Она все рушит, — говорит мэр, глядя в направлении звука. — Любопытно.
— Кто?
— Ты ведь не знаком с госпожой Койл, так? — Он разминает сперва одно плечо, затем другое. — Поразительная женщина, достойный противник. Признаться, она в самом деле могла меня победить. Но ты победил первым, верно?
— Что значит «она все рушит»?
— То и значит.
— Зачем ей это? Зачем взрывать весь город?
— По двум причинам. Первая — создать хаос, чтобы нам было сложнее бороться с ней обычными методами. Вторая — уничтожить иллюзию безопасности у мирных жителей, произвести впечатление несокрушимой силы. Так ими будет гораздо легче править. — Он пожимает плечами. — Для людей вроде нее все методы хороши.
— Как и для людей вроде тебя.
— Ты меняешь шило на мыло, Тодд. Прости, но это так.
— Ничего я не меняю. Последний раз говорю: молчать!
Держа его на прицеле, я подхожу к Ангаррад, которая смотрит на нас из-за завала. Тодд, думает она, пить.
— У входа все еще стоит поилка? — спрашиваю я мэра. — Или ее тоже уничтожил взрыв?
— Уничтожил, — отвечает мэр. — Но на заднем дворе есть другая, где привязан мой конь. Пусть попьет там.
Морпет, мысленно говорю я Ангаррад, и ее сразу охватывает сильное чувство.
Морпет, думает она, сдавайся.
— Вот-вот! — говорю я, гладя ее по морде. — Пусть сдается.
Она игриво тычет в меня носом раз или два, а потом уходит на задний двор.
Вдалеке снова гремит взрыв. Во мне на секунду вспыхивает страх за Виолу. Интересно, далеко она? По идее, уже должна подбираться к «Ответу»…
Я слышу легкое шевеление в Шуме мэра.
— Я же сказал, не сметь!
— А знаешь что, Тодд? — беззаботно спрашивает мэр, точно мы с ним приятно беседуем за вкусным обедом. — Превратить Шум в оружие оказалось несложно. Надо просто как следует завестись и вдарить неприятелю со всей силы. Да, нельзя отвлекаться, да, надо поднапрячься как следует, но в сущности к этому быстро привыкаешь и потом можешь швыряться Шумом сколько угодно. — Он сплевывает кровь, скопившуюся под нижней губой. — Как это было с тобой и Виолой.
— Не смей произносить ее имя!
— Но вот контролировать чужой Шум гораздо сложнее и требует гораздо больше практики. Это как пытаться поднять и опустить разом тысячу рычагов. С некоторыми людьми — обычными людьми — это сделать проще, с другими сложнее. Подчинить себе толпу оказалось на удивление легко. Но чтобы прийти к этому, я тренировался много лет и лишь недавно добился первых заметных успехов.
Я на минуту задумываюсь.
— Мэр Леджер.
— Нет-нет, — радостно возражает он. — Мэр Леджер сам вызвался помочь! Никогда не доверяй политикам, Тодд. У этих людей нет ничего святого, и верить им нельзя. Он сам захотел рассказывать мне твои сны и передавать твои слова. Нет, мэра Леджера я не контролировал, просто воспользовался его слабостью.
Я вздыхаю:
— Да замолчи уже!
— Я все это к чему, Тодд, — упорствует мэр. — Только севодня мне впервые удалось хотя бы на долю секунды подчинить себе твой разум и почти склонить тебя на свою сторону. Только севодня.
Еще один БУМ вдалеке, еще одно здание, напрасно уничтоженное «Ответом». Армию в такой темноте уже не видно, но она наверняка входит в город по дороге, ведущей прямо сюда.
И ночь уже близко.
— Я знаю, куда ты клонишь, — говорю я. — Я знаю, что натворил, и не пытаюсь свалить вину на других.
— Ты все делал сам, Тодд. — Он не сводит с меня взгляда. — Спэклы. Женщины. Это — твои собственные поступки. Никакого контроля с моей стороны.
— Я знаю, что натворил, — тихо повторяю я, а Шум начинает предостерегающе скворчать.
— Мое предложение еще в силе, — так же тихо говорит мэр. — Я серьезно, Тодд. В тебе есть сила. Я научу тебя ею пользоваться. Мы можем править этим миром вместе.
Я — круг, круг — это я, доносится до меня.
— Это источник силы, — говорит он. — Контролируя свой Шум, ты контролируешь себя. Контролируя себя, ты контролируешь мир.
— Ты убил Дейви. — Я подхожу к нему с винтовкой наготове. — Это у тебя нет ничего святого! И сейчас ты точно заткнешь свой поганый рот.
В этот миг низкий и мощный звук сотрясает небо, словно кто-то трубит в огромный рог.
Такой звук издал бы Господь, если б захотел привлечь к себе внимание.
Лошади на заднем дворе громко ржут. По Шуму жителей Нью-Прентисстауна проносится волна ужаса. Ровный марш армии на окраине города внезапно сменяется беспорядочным топотом сотен бегущих ног.
Шум мэра ощетинивается.
— Это еще что такое?! — спрашиваю я, озираясь по сторонам.
— Нет! — выдыхает мэр.
И в этом слове — восторг.
— Что? Что это такое? — Я тычу в него винтовкой.
Но он только улыбается и поворачивает голову.
Поворачивает в сторону водопада на западе, в сторону дороги, спускающейся зигзагом к городу.
Я тоже смотрю туда.
На вершине — огни.
Огни медленно идут вниз.
— Ох, Тодд! — восклицает мэр с удивлением и радостью, ей-богу. — Ох, мальчик мой, что же ты натворил?!
— В чем дело? — спрашиваю я, щурясь в темноту, как бутто это поможет мне что-то разглядеть. — Откуда этот зву…
И снова кто-то трубит в рог — так громко, что, кажется, небо сейчас сложится пополам.
Нью-Прентисстаун заливает морем вопросительных знаков — их так много, что и утонуть недолго.
— Скажи, Тодд, — все тем же радостным голосом спрашивает мэр, — что именно ты планировал сделать с армией, когда она прибудет?
— Чего?! — Я морщусь, глаза все еще вглядываются в темноту, где по склону холма ползут зигзагом огни. Но, кроме огней, ничего там не различить.
— Может, ты хотел потребовать за меня выкуп? — весело продолжает он. — Или отдать меня на расправу народу?
— Что это были за звуки? — Я хватаю его за воротник рубашки и встряхиваю. — Неужели переселенцы прибыли? Они хотят нас захватить?
Он смотрит мне прямо в глаза — его собственные глаза ярко блестят.
— Или ты думал, что люди изберут тебя властелином Нового света, который в одиночку поведет их в новое мирное будущее?
— Я и поведу, — шиплю я ему в лицо. — Вот увидишь!
Я отпускаю его и взбираюсь на самую высокую кучу камней. Из домов вокруг начинают выглядывать любопытные — они переговариваются между собой и бегают туда-сюда.
Что бы это ни было, оно выгнало жителей Нью-Прентисстауна из домов.
Затылком я чувствую легкое жужжание Шума.
Резко разворачиваюсь, снова беря мэра на прицел, слезаю с кучи и говорю:
— Сказал же, не сметь!
— Я только хотел поддержать беседу, Тодд, — с наигранным невинным удивлением произносит мэр. — Мне очень хочется узнать твои планы на будущее — ты ведь теперь главнокомандующий армии и президент Нового света.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вмазать со всей силы по этим улыбчивым губам.
— Что происходит?! — ору я на него. — Кто идет сюда по холму?
Рог трубит в третий раз, еще громче, чем раньше, такшто все тело отзывается дрожью на этот звук.
И горожане начинают кричать по-настоящему.
— Залезь-ка в мой нагрудный карман, Тодд, — говорит мэр. — Там лежит одна твоя вещь.
Я удивленно таращусь на него, пытаясь понять, где подвох, но у него на лице только эта дурацкая ухмылка.
Как бутто он снова победил.
Уткнув в мэра дуло винтовки, я свободной рукой лезу к нему в карман. Пальцы нащупывают что-то твердое и железное. Я вытаскиваю предмет наружу.
Бинокль Виолы.
— Поразительную вещицу они изобрели, — говорит мэр. — Мне прямо не терпится взглянуть, какие еще диковинки везут нам новые переселенцы.
Не ответив, я снова забираюсь на кучу обломков и свободной рукой подношу бинокль к глазам, неуклюже пытаясь включить режим ночного видения. Давненько я не…
Наконец нахожу кнопку.
Тут же перед глазами вспыхивает долина, из темноты выступают зеленые и белые очертания домов и деревьев.
Я поднимаю бинокль выше, к реке, к зигзагу дороги на склоне холма, к ползущим по ней огонькам…
И…
И…
О боже, нет…
Сзади раздается сдавленный смешок привязанного к стулу мэра.
— Да-да, Тодд! Тебе не чудится!
На минуту я теряю дар речи.
Потомушто словами это не описать.
Как?
Как это может быть?
К городу движется армия спэклов.
Некоторые из них — те, что в передних рядах, — едут на огромных жутких тварях, закованных в броню и с извилистым рогом на носу. За ними шагает пехота, потомушто это вовсе не дружеский поход, о нет, сэр, ничего подобного — по дороге шагают солдаты, все новые и новые ряды показываются на вершине холма.
Солдаты, готовые броситься в бой.
И их — тысячи.
— Но… — с трудом выдавливаю я, — но их же убили! Они все умерли на войне!
— Все, Тодд? — спрашивает мэр. — По-твоему, жизнь есть только на этом крошечном участке планеты? Как же ты наивен…
Огни на склоне оказались факелами, закрепленными на спинах тварей, — горящими факелами, которые освещают путь армии. В их свете видны копья, луки и булавы.
Каждый солдат вооружен.
— О да, мы разбили спэклов, — говорит мэр. — Убивали их тысячами и в конечном итоге очистили территорию на много миль вокруг. Хотя они значительно превосходили нас численностью армии, мы были лучше вооружены и умели воевать. Мы выгнали их с этих земель и велели никогда сюда не возвращаться. Часть пленников оставили, разумеется, — они стали нашими рабами и помогали отстраивать город. По-моему, это справедливо.
Вот теперь город по-настоящему РЕВЕТ. Армия мэра остановилась, и я слышу, как жители бегают туда-сюда и что-то кричат друг другу — что-то невразумительное, что-то испуганное.
Я спускаюсь обратно к мэру и приставляю винтовку к его груди:
— Почему они вернулись? Почему сейчас?!
А он все лыбится.
— Наверно, придумали способ раз и навсегда стереть нас с лица земли. Столько лет прошло — давно пора! Думаю, они просто ждали повода…
— Какого еще повода?! Что мы им…
Я умолкаю.
Геноцид.
Мы перебили всех рабов без остатка.
Груды трупов, похожие на мусорные кучи…
— Вот именно, Тодд, — говорит мэр и кивает, словно мы тут о погоде беседуем. — Подозреваю, это стало последней каплей.
Я опускаю на него глаза, и меня осеняет — как всегда, слишком поздно.
— Это ты сделал! Ну конечно, ты! Убил всех спэклов до единого, а вину свалил на «Ответ»! — Я тычу винтовкой ему в грудь. — Ты хотел, чтобы они вернулись.
Мэр пожимает плечами:
— Я только хотел разделаться с ними окончательно, вот и все. — Он поджимает губы. — Но надо отдать тебе должное — благодаря тебе все произошло гораздо раньше.
— Благодаря мне?!
— Ну да, а как же? Я, можно сказать, подготовил почву. А ты послал им вестника.
— Какого еще вестни…
О нет.
Нет.
Я разворачиваюсь и снова взбегаю на кучу камней. Включаю бинокль.
Их слишком много, и они слишком далеко.
Но он там, верно?
Где-то в этой толпе.
1017-й.
О нет.
— Я бы сказал «О да», Тодд, — окликает меня мэр. — Я нарочно оставил его в живых, чтобы ты его нашел. И хотя между вами установились особые отношения, он тебя не очень-то полюбил, а? Как бы ты ни старался, что бы ни делал, ты все равно оставался для него главным мучителем, и именно твое лицо он показал свои собратьям. — Мэр тихо смеется. — Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте, Тодд Хьюитт.
Я осматриваюсь по сторонам. На юге одна армия, на востоке другая. А теперь появилась и третья — на западе.
— Вот-вот, а мы сидим ровно посерединке, — все тем же спокойным голосом говорит мэр и чешет нос о плечо. — Интересно, что подумали те бедолаги с разведывательного корабля?
Нет.
Нет, нет!
Я снова кручусь на месте, как бутто могу что-то увидеть. Увидеть всех, кто идет за мной.
В голове — ураган мыслей.
Что мне делать?
Что мне делать?
Мэр начинает беззаботно насвистывать.
А где-то там — Виола…
Господи, она там одна…
— Армия, — говорю я. — С ними сразится армия.
— В свободное время, хочешь сказать? — спрашивает мэр, приподнимая брови. — Пока будут отдыхать от боя с «Ответом»?
— «Ответ» встанет на нашу сторону.
— Нашу?
— Они будут биться вместе. Другого выхода нет.
— Ты в самом деле думаешь, что госпожа Койл на это пойдет? — Он улыбается, но я вижу, что ему не сидится — ноги так и пляшут на месте. — Она скорей подумает, что теперь у нее и спэклов — общий враг. Попомни мои слова. Она попробует вступить с ними в переговоры. — Мэр снова ловит мой взгляд. — И что ты будешь делать тогда?
Я тяжело дышу. У меня нет ответа.
— А Виола там совсем одна, бедняжка… — напоминает мне он.
Да.
Она там одна.
И даже ходить не может.
Ох, Виола, что я натворил?!
— Учитывая новые обстоятельства, мой мальчик, ты в самом деле думаешь, что армия изберет тебя новым главнокомандующим? — Он смеется, как бутто глупее ничего и придумать нельзя. — Думаешь, они доверят тебе командование?
Я разворачиваюсь и снова поднимаю бинокль. Нью-Прентисстаун погряз в хаосе. На востоке горят дома и склады. По улицам мечутся перепуганные жители — они бегут от «Ответа», от армии мэра, а теперь еще и от спэклов. Они носятся туда-сюда, потомушто бежать — некуда.
Снова трубят в рог — да так, что в некоторых окнах разлетаются стекла.
Я вижу его в бинокль.
Огромный длинный рог — длиннее четырех спэклов, вместе взятых, — лежит на спинах двух рогатых тварей, и дует в него самый здоровый спэкл, какого мне доводилось видеть, — настоящий великан.
Они уже дошли до подножия холма.
— Не пора ли меня развязать? — спрашивает мэр. В воздухе разносится тихое гудение его Шума.
Я снова наставляю на него винтовку:
— Даже не пытайся меня контролировать!
— Я и не пытаюсь, — отвечает мэр. — Просто мы оба знаем, что сейчас это было бы разумно, не так ли?
Я медлю, тяжело переводя дыхание.
— Я ведь уже бился со спэклами — и успешно. Город это знает. Армия это знает. Вряд ли они захотят списать меня со счетов и пойти за тобой, когда поймут, что им предстоит.
Я все молчу.
— И хотя ты предал меня, Тодд, — продолжает мэр, глядя прямо мне в глаза, — я все еще хочу, чтобы мы сражались вместе. — Он на секунду умолкает. — И победили вместе.
— Я не хочу побеждать вместе с тобой, — говорю я, глядя на него поверх дула. — Ты уже проиграл.
Он согласно кивает.
— Все меняется, и в то же время не меняется ничего.
Неподалеку от собора раздается солдатский марш.
Похоже, одному отряду из армии мэра всетаки удалось собраться с духом и войти в город. Я слышу, как они идут по улице к главной площади.
Времени совсем мало.
— Я даже не обиделся, что ты меня связал, Тодд, — говорит мэр. — Но тебе придется меня развязать. Только я умею воевать со спэклами.
Виола…
Виола, что мне делать?
— Да, кстати о Виоле, — ласковым и теплым голосом произносит мэр, — она все еще там, одна-одинешенька. — Он ждет, пока я посмотрю ему в глаза. — Они ее убьют, Тодд. Правда. И ты знаешь, что только я могу им помешать.
Спэклы снова трубят в рог.
На востоке гремит очередной взрыв.
Топот сапог по мостовой приближается.
Я смотрю на мэра:
— Я тебя победил, помни об этом. Победил — и сделаю это снова.
— Ни капли не сомневаюсь, — говорит он.
Но сам улыбается.
ВИОЛА, думаю я прямо в мэра. Он морщится.
— Спасешь ее — сохраню тебе жизнь. Она умрет — умрешь и ты.
Он кивает:
— Договорились.
— А попытаешься меня контролировать или ударить Шумом, я тебя пристрелю, ясно?
— Да-да, — кивает мэр, — понял.
Я выжидаю еще секунду, но лишних секунд больше не осталось.
На раздумья времени нет.
Весь мир идет сюда, чтобы встретиться в последней битве.
А Виола где-то там.
Я ни за что и никогда с ней не расстанусь, ясно? Больше никогда!
Прости, думаю я.
Обхожу мэра сзади и развязываю веревки.
Он медленно встает, потирая запястья.
И вскидывает голову, заслышав очередной трубный клич:
— Ну наконец-то. Больше никаких диверсий, тайных вылазок и шпионских игр. — Мэр поворачивается ко мне, ловит мой взгляд, и в его улыбающихся глазах я различаю проблеск безумия. — Наконец-то перед нами настоящее дело — то, что делает нас мужчинами, то, для чего мы рождены. — Он потирает руки, и его глаза вспыхивают. — Война.
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ