Три дня спустя в клинике, ранее принадлежавшей Полю Дропу, происходила душераздирающая сцена, при одном воспоминании о которой у всех ее участников кровь стыла в жилах!
Когда Элен была найдена в своей комнате с кинжалом в груди, вся залитая кровью, но еще живая, хирурги не знали, что предпринять. Вынесет ли больная еще и этот удар, обрушившийся на нее? Сама по себе рана была не очень опасна, но Элен потеряла много крови.
— Мы спасем ее! — говорили врачи убитому горем Жюву и охваченному отчаянием Фандору.
Однако сутки спустя их диагноз стал куда менее оптимистическим. Состояние больной ухудшалось, температурная кривая шла вверх, приближаясь к роковому пределу.
— Положение серьезное, очень серьезное,— говорили эскулапы, покачивая головами.— Видимо, развивается воспалительный процесс... Организм ослаблен...
Фандор ни на минуту не покидал Элен, которая так и не приходила в сознание. Сначала она бредила, металась в жару, потом наступили неподвижность и полная прострация.
Жюв, несмотря на поразившее его горе, пытался сохранить ясность мысли, старался рассуждать логически. Следовало ли приписать это новое преступление Фантомасу? Гений злодейства, при всей своей жестокости, при всем своем бессердечии, продолжал любить Элен, продолжал считать ее своей дочерью. И для него ее смерть была бы тяжелым ударом...
Утром третьего дня больная неожиданно открыла глаза. Сознание, казалось, возвращалось к ней. С удивлением она смотрела на стоявших в ногах кровати Фандора и Жюва. Узнала ли она их? От слабости она не могла говорить, но губы ее слабо шевельнулись.
— Подойди к ней, Фандор,— сказал Жюв.— Она зовет тебя...
Фандор склонился над умирающей.
— Любите ли вы меня, Фандор? — еле слышно прошелестел се голос.
Молодой человек припал губами к се слабым, влажным от жара рукам.
— Я вас люблю, Элен, как никогда никого не любил на земле,— шептал он.— Вы моя единственная и беспредельная любовь, одна на всю жизнь! Вы для меня все,— моя невеста, моя жена...
— Да... да...— из последних сил прошептала умирающая.— Прежде чем покинуть вас... навсегда... я хотела бы стать вашей женой...
Наблюдая эту сцену, Жюв не мог сдержать рыдания. Потрясенный, Фандор упал на колени у изголовья своей невесты. Да, он знал, что бывают случаи, когда брак заключают на пороге смерти — «in extremis». Неужели именно так суждено ему соединиться с Элен?!
— Моя любимая! — шептал он.— Твое желание будет выполнено... Но не думай о смерти!.. Мы будем жить...
Исчерпав все свои силы, Элен снова погрузилась в забытье. Сдерживая рыдания, Фандор выскочил за дверь. Он был исполнен решимости выполнить желание своей невесты,— возможно, ее последнее желание!.. «Элен, невеста моя! — повторял он про себя.— Через час вы станете моей женой!»
— Вы хотите жениться, «in extremis»? — спросил Фандора апатичный чиновник в мэрии Нейи.— Что вы, сударь! Это уже давно не практикуется. Послушайтесь моего совета...
— Мне не нужны ваши советы! — прервал его журналист.— Мне нужна информация: каков порядок регистрации таких браков? Мне необходимо оформить его не позднее, чем через час...
Чиновник отослал Фандора к помощнику мэра. Тот узнал журналиста и постарался войти в его положение. Но сообщенные им сведения были неутешительны. Необходимо было выполнить ряд формальностей, предусмотренных законом, и прежде всего — требовалось предварительное оглашение намерения вступить в брак.
— Без этого,— сказал помощник мэра,— мы не имеем нрава вас зарегистрировать.
Фандору показалось, что земля уходит у него из-под ног. Как он мог явиться к Элен с таким ответом?
— Дорог каждый час! — воскликнул он.— Нельзя ли как-нибудь обойти требование предварительного оглашения?
Помощник мэра задумался.
— Такой способ есть,— сказал он наконец.— Статья 169 гласит: «Соизволением короля, или Президента Республики, в особых и крайних случаях, требование предварительного оглашения может быть отменено». К сожалению, я не думаю, что вам удастся получить разрешение Президента, тем более,— в столь короткий срок...
Фандор слушал эти слова как в бреду. Он знал, что несколько дней назад, произошла смена президентов: господин Фальер, срок полномочий которого истек, должен был уступить свой пост вновь избранному Президенту... Но журналист был так ошеломлен свалившимися на него бедами, что даже не мог вспомнить его имя.
— Как зовут нового Президента? — спросил он.
— Господин Понс... Бывший министр сельского хозяйства. Говорят, к нему трудно подступиться...
— Я добьюсь от него того, что мне нужно! Прошу вас, не покидайте мэрию до моего возвращения.
С этими словами Фандор выскочил из мэрии, остановил проезжавший мимо таксомотор и приказал как можно скорее ехать к Елисейскому дворцу. Шофер дал газ, и машина помчалась. По дороге журналист обдумывал способы проникнуть к Президенту Республики. Он понимал, что тот перегружен делами и что обычные способы попасть к нему на прием не годятся. Новый Президент не пользовался особой популярностью, о нем говорили как о человеке сухом, въедливом, большом приверженце протокольных правил. Журналист так ничего и не успел придумать, когда таксомотор свернул на Елисейские Поля.
Вдруг Фандор вздрогнул и привстал: в нескольких метрах впереди он увидел роскошный экипаж, который везли запряженные цугом белые лошади. Перед ним ехали в ряд кирасиры в парадных мундирах, у каждой дверцы ехало по офицеру, а замыкал процессию еще один ряд кирасиров. Фандор понял, что это был выезд Президента Республики, который только что покинул Елисейский дворец и направлялся в Палату депутатов. «Все пропало!» — подумал журналист. Но тут ему в голову пришла дерзкая мысль.
Он наклонился к шоферу:
— Обгоняйте процессию, но как можно ближе к карете,— так чтобы я мог заговорить с Президентом!
— Но это невозможно, месье!
— Даю две тысячи франков!
— Ладно, попробую...
Машина стала обгонять процессию, описывая дугу и все больше и больше сближаясь с президентской каретой. В момент, когда их разделяло всего несколько метров, Фандор предпринял головоломный маневр. Открыв дверцу машины, он на полном ходу выпрыгнул на мостовую. Удержавшись на ногах и сохраняя инерцию движения, он совершил два гигантских прыжка, сумел избежать столкновения с конвоем и вскочил на подножку кареты.
— Господин Президент, умоляю вас!..— закричал он.
На своем плече он почувствовал руку конвойного офицера, который пытался сбросить его с подножки. Но Фандор изо всех сил вцепился в дверцу кареты и продолжал:
— Я честный гражданин, господин Президент! У меня нет дурных намерений! Выслушайте меня!
Далее произошло нечто совершенно невообразимое. Внутри кареты, рядом с Президентом, сидел полковник — начальник охраны. Вглядевшись в лицо Фандора, он сказал:
— Господин Президент! Я знаю этого человека: это журналист Фандор. С его стороны вам ничего не угрожает. Выслушайте его,— только крайняя необходимость могла побудить его действовать таким образом...
Громким голосом Президент скомандовал эскорту:
— Ехать шагом! И не допускать ко мне новых посетителей!
При виде всей этой фантастической сцены зеваки, толпившиеся на тротуарах, хлопали в ладоши и вопили от восторга, и Президент подумал, что это происшествие, описанное и расцвеченное газетами, будет способствовать его популярности. Он пригласил Фандора сесть в карету. Едва переводя дыхание, журналист заговорил:
— Господин Президент! Моя невеста Элен, дочь Фантомаса, в этот момент находится на смертном одре... Ее последнее желание перед смертью — вступить со мной в брак. Только вы, господин Президент, данной вам властью можете отменить формальности и дать нам возможность заключить брак «in extremis»... Сжальтесь над нами... Помогите нам!
Фандор продолжал говорить, произносить бессвязные слова, сообщать какие-то подробности, не замечая, что президентский кортеж изменил маршрут движения и движется теперь в сторону Нейи.
— Скорее! Скорее! Торопитесь...
В палате, где лежала умирающая Элен, столпилось много парода.
Здесь был Фандор, такой бледный, что можно было подумать: умирающий — это он...
Здесь был Жюв, с трудом сдерживающий сотрясавшую егодрожь.
Здесь был санитар, вызванный в срочном порядке, чтобы служить свидетелем.
Здесь был высокий старик, появившийся неизвестно откуда и представившийся как свидетель со стороны невесты.
Здесь был Президент Республики, пожелавший лично участвовать в церемонии бракосочетания и прибывший с этой целью в Нейи.
Здесь был священник, воздвигший б углу комнаты переносной алтарь.
Здесь были, наконец, врачи, с тревогой следившие за состоянием больной и торопившие церемонию бракосочетания.
В открытых дверях толпился персонал клиники и те пациенты, которые могли и хотели присутствовать на столь необычной церемонии.
Помощник мэра поспешно пробормотал фразы, предусмотренные законом, потом спросил, кто выступает свидетелями со стороны Жерома Фандора.
— Я! — сказал Президент Республики.
И, подписывая акт о заключении брака, он добавил:
— Пусть моя подпись послужит признанием ваших заслуг не только от меня лично, но и от имени всех французов!
— Спасибо, — пробормотал Фандор.
— Кто второй свидетель? — спросил помощник мэра.
— Я! — сказал Жюв.
- Очень хорошо... Распишитесь... Кто со стороны невесты? Санитар по имени Клод и высокий старик подошли и расписались.
Между тем помощник мэра обратился к Элен:
— Мадемуазель Элен, дочь неизвестных родителей, именуемая дочерью Фантомаса! Согласны ли вы взять в мужья господина Жерома Фандора?
— Да! — твердо ответила умирающая, собрав для этого все свои силы.
— Господин Фандор, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Элен?
— Да! — ответил Фандор.— Это мое заветное желание!
Он и Элен обменялись взглядами, исполненными нежности и любви.
— Именем закона объявляю вас мужем и женой,— торжественно провозгласил помощник мэра, очень гордый тем, что осуществляет свои официальные полномочия в присутствии первого лица Республики.
Вслед за ним, и также кратко, провел церемонию бракосочетания священник. Все понимали, что надо торопиться, ибо смерть стоит у порога.
Фандор опустился на колени у изголовья кровати и запечатлел долгий и нежный поцелуй на лбу Элен. «Мы едины... Вы моя жена!» — шептал он ей на ухо. Но тут один из врачей тронул его за плечо:
— Пожалуйста, отойдите... Она без сознания.
— Боже!.. Она умирает?
— Нет... Нет еще... Это обморок.
Все стали покидать палату. Фандор увидел, что Жюв внимательно рассматривает свидетельство о браке и регистрационную книгу. Журналиста поразила та тревога, которая при этом отражалась на лице комиссара.
— Что с вами, Жюв? — спросил Фандор.
Палец полицейского уперся в четыре подписи, стоявшие на документе.
— Ты видишь, Фандор?
Журналист прочел: «Граф д'Оберкампф». Эта подпись, третья по порядку, сразу же за подписью Жюва, несомненно принадлежала высокому старику. Но самое удивительное, что вслед за подписью стояло: «Главный камергер двора голландской королевы, крестный отец Елены Мейенбургской, ставшей женой Жерома Фандора».
Но неожиданности на этом не кончились. Четвертая подпись гласила: «Санитар Клод, настоящее имя — Фантомас».
Фандор резко обернулся, ища глазами двух примечательных свидетелей. Но ни того, ни другого уже не было в комнате.
ОХРАНЯЮЩИЕ ГРОБ
Откуда взялся граф д'Оберкампф? Почему он назвал Элен Еленой Мейенбургской? Как дерзнул Фантомас — если только это был действительно он — явиться на церемонию бракосочетания, да еще поставить свою подпись под свидетельством о браке? Фандор был слишком потрясен всем происходящим, чтобы вникать во все эти вопросы.
— Не все ли равно...— сказал он и вернулся к изголовью Элен.
Но Жюв читал и перечитывал подпись санитара Клода.
— Ах негодяй! Ах мерзавец! — шептал он.— Даже в момент, когда его дочь умирает, он находит способ бросить мне вызов!
Комиссар уже готов был устремиться вслед за Фантомасом, но, взглянув на Фандора, склонившегося над умирающей Элен, остался на месте. «Не могу я оставить малыша в такую минуту»,— подумал он. Между тем роковой момент приближался. И священник, только что соединивший брачными узами молодоженов, уже беззвучно читал отходную молитву.
Прошло еще какое-то время.
— Месье! — вдруг сказал один из врачей.— Поцелуйте мадам... Скорее.
И Фандор, склонившись к губам Элен, принял ее последний вздох. Врач взял ее безжизненную руку и попытался нащупать пульс.
— Все кончено! — сказал он.
Фандор встал с колен и отошел в угол комнаты.
— Она умерла? — спросил Жюв у врача, не в силах поверить в случившееся.
— Она скончалась... без страданий,— ответил тот.— Посмотрите, как спокойно ее лицо.
Президент Республики и помощник мэра безмолвно склонили головы перед покойной и вышли из комнаты.
— Господин Жюв,— продолжал врач,— состояние вашего друга Фандора внушает мне большие опасения. Он потрясен всем случившимся до глубины души. Будьте рядом с ним, попытайтесь его как-то отвлечь... Возможности человеческой психики не беспредельны!
Что хотел сказать этим врач? Жюв задрожал. Неужели Фандор может лишиться рассудка? Неужели это возможно? Жюв обернулся, готовый поспешить на помощь другу, и остолбенел: Фандора не было в комнате. Фандор исчез...
В растерянности Жюв бегал по клинике, думая, что Фандор мог забиться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы выплакать свое горе... Вдруг к нему подошел один из служителей и протянул белый четырехугольник:
— Просили вам передать, месье...
В руках у Жюва была визитная карточка Фандора, на которой было торопливо нацарапано карандашом:
«Жюв, не бойтесь за меня. Мое горе безмерно, но я найду в себе силы... Я ухожу... Но я вернусь... Ради Бога, оставайтесь рядом с Элен. Не покидайте ее ни на минуту!»
Жюв содрогнулся. «Что означает это послание? — подумал он.— Неужели Фандор действительно сходит с ума?..»
Жюв вернулся и опустился на колени у ложа покойной. Он закрыл лицо руками, чтобы окружающие не видели его слез. Рядом с ним стояла на коленях монашенка из монастыря Сен-Венсан-де-Поль. Ее лица не было видно под белым накрахмаленным головным убором. Слышался только стук перебираемых ею четок. Зажженные свечи распространяли теплый запах тающего воска.
Жюв перестал плакать, но остался стоять на коленях. Он твердо решил выполнить просьбу Фандора и ни на минуту не покидать усопшую...
На следующий день, в четыре часа дня, министр иностранных дел Франции готовился принять в своем кабинете Его высочество камергера Ее величества королевы Голландии. Лакей доложил о прибытии высокого гостя. Дверь отворилась, и граф вошел в кабинет. Оба государственных мужа отвесили друг другу глубокий поклон.
— Господин министр,— начал граф,— я благодарю вас за эту аудиенцию, назначенную по моей просьбе. Мой визит не является официальным. Я в Париже инкогнито. Тем не менее, у меня к вам очень важное дело.
— Буду рад быть полезным Вашему высочеству,— сказал министр.
Граф приблизился к письменному столу, за которым сидел министр, и понизил голос:
— Ваше превосходительство несомненно знает о новости, которую обсуждает весь Париж?
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду печальную новость, о которой сегодня сообщили все газеты...
— Значит, вы говорите о браке «in extremis», который заключили вчера журналист Фандор и ныне покойная Элен, именуемая дочерью Фантомаса?
— Именно так. А известно ли Вашему превосходительству, кто были свидетели со стороны невесты?
Министр нахмурился:
— Я это узнал только что на заседании совета министров. Свидетелями со стороны жениха были Президент Республики и полицейский Жюв, а со стороны невесты — Ваше высочество и... Фантомас! Вероятно, Ваше высочество желает, чтобы эти сведения не были преданы огласке?
— Вовсе нет! — сказал граф. И продолжал торжественно: — Господин министр, я имею сообщить вам нечто очень важное, чего вы пока не знаете... Ныне покойная Элен, вышедшая замуж за Фандора, вовсе не дочь Фантомаса...
— Я это знаю! В брачном свидетельстве она значится как дочь неизвестных родителей...
— Так вот: вышеупомянутая Элен является особой самого высокого происхождения! И только в силу трагического стечения обстоятельств считалась дочерью Фантомаса... Сейчас я не могу, не имею права раскрыть тайну ее рождения. Единственное, что я могу пока сказать: она голландка и принадлежит к самой высокой знати голландского двора.
— Вероятно, великая княжна? — спросил министр. Он сказал так потому, что знал о традиции голландского двора, согласно которой королевские камергеры обычно были крестными отцами великих княжон.
— Нет. Элен более высокого происхождения...
— Тогда... принцесса?
— Нет... и не принцесса.
— Простите, Ваше высочество, но кто может быть выше принцессы?
— Выше принцесс бывают только королевы... Но, повторяю, я не имею права открыть секрет, который принадлежит не мне и составляет государственную тайну... Я приехал в Париж именно для того, чтобы провести с французским правительством неофициальные переговоры, и здесь совершенно неожиданно узнал трагическую новость, которая, несомненно, погрузила бы в траур всю Голландию, если бы правда о происхождении Элен была предана гласности... В брачном свидетельстве я написал ее имя: Елена Мейенбургская... Но зто всего лишь условное имя, под которым этой несчастной женщине и предстоит отойти в вечность... Господин министр! От имени моего правительства я хочу просить вас сделать жест доброй воли. Я прошу, чтобы тело несчастной и благородной Елены Мейенбургской было перевезено в Голландию для торжественного захоронения. С этой целью эскадренный броненосец «Роттердам» уже держит курс на Шербур. Ему дан приказ доставить останки покойной в Амстердам. Моя милостивая королева надеется, что французское правительство даст на это свое согласие, подтвердив и укрепив тем самым традиционную дружбу, связывающую наши страны.
В словах посланца голландской королевы было много неясностей и умолчаний. Тем не менее, министр иностранных дел постарался ничем не выдать своего смущения. Отвесив низкий поклон, он ответил:
— Ваше высочество может не сомневаться, что французское правительство сделает все, чтобы пойти навстречу пожеланиям дружественной нам Голландии... Тем более, что для этого нет никаких юридических препятствий: насколько мне известно, во Франции не осталось родственников покойной, которые могли бы ходатайствовать о выдаче им тела... Ваше высочество может уже сейчас отдать необходимые распоряжения о подготовке церемонии похорон.
В то время как в высоком министерском кабинете происходил этот разговор, самые сенсационные слухи будоражили Париж. Несмотря на все предосторожности, сведения о необыкновенном составе свидетелей на бракосочетании Фандора и Элен проникли в прессу. Сообщали также, что голландский броненосец с приспущенным в знак траура флагом бросил якорь на рейде Шербура.
Но особенно велико было волнение в префектуре Парижа, куда поступило правительственное распоряжение принять меры для передачи тела Элен в распоряжение Голландского посольства.
В клинику на улице Мадрид доставили дубовый гроб, обтянутый белым атласом с тисненным золотом гербом. В него со всеми предосторожностями было уложено тело молодой женщины. Участники церемонии были поражены отсутствием Фандора, бесследно исчезнувшего в тот самый момент, когда Элен испустила дух. Другое странное обстоятельство: инспектор Жюв, все время неотступно находившийся рядом с усопшей, тоже исчез, едва ее положили в гроб. После этого в комнате остались нести почетный караул четверо национальных гвардейцев под командованием лейтенанта, да еще две монахини, которые беспрерывно шептали молитвы и перебирали четки. Эти монахини получили разрешение сопровождать усопшую до самой Голландии.
В префектуре были очень обеспокоены исчезновением Жюва и Фандора...
В Шербуре под гром пушечного салюта белый гроб был доставлен на борт голландского броненосца, после чего мощный корабль поднял якоря и взял курс в открытое море. Одна из кают-компаний была обтянута черным крепом и превращена в подобие часовни, где был установлен гроб, вокруг которого горели свечи. Адмирал, капитан «Роттердама», распорядился, чтобы у дверей каюты вооруженные матросы непрерывно несли почетный караул. Внутри находились только две монахини, с великим трудом получившие на это разрешение адмирала, утверждавшего, что подобная практика противоречит традициям голландского военного флота. Но святые сестры, каждая со своей стороны, явились умолять его чуть не на коленях, и старый моряк не устоял...
Благочестивые сестры стояли на коленях по обе стороны гроба, опустив головы, покрытые треугольными белыми головными уборами, скрывавшими лица. Часы шли за часами, и тишина импровизированной часовни нарушалась только шепотом молитв да смутным гулом корабельных машин.
Одна из монахинь, прервав молитву, обратилась к своей соседке:
— Вам бы надо отдохнуть, сестрица! Идите в свою каюту, а через час вы вернетесь и смените меня...
— Благодарю вас, сестрица,— кротко ответила вторая монахиня.— Но я дала обет Господу всю ночь молиться о спасении души бедной усопшей.
Через некоторое время разговор повторился:
— Вы устали, сестрица! Устав нашего ордена запрещает истязать себя молитвой!
— Отнесите это на собственный счет, сестрица!
Постепенно диалог приобретал все более раздраженное звучание:
— Не упрямьтесь, сестрица! Идите отдыхать!
— Идите сами, сестрица!
С благочестивыми сестрами произошла странная перемена. Они встали с колен и через разделяющий их гроб обменивались угрожающими взглядами.
— А ладно, черт с тобой! — вдруг воскликнула одна из монахинь мужским голосом и кинулась к гробу, явно намереваясь открыть его. В руке у нее оказалась отвертка, которой она стала поспешно отвинчивать крепившие крышку винты.
Но и у второй монахини оказалась отвертка, и та, со своей стороны, с неменьшим рвением принялась за ту же работу. В считанные секунды крышка с гроба была сорвана, и тогда одновременно два мужских голоса воскликнули:
— Гроб пуст!
— Здесь только песок!..
В следующую секунду две благочестивые сестры, отбросив отвертки, направили друг на друга револьверы.
— Кто вы такой? — вскричала одна из них, срывая с себя головной убор.
— Маски долой! — взревела другая, сбрасывая рясу, под которой оказался черный обтягивающий костюм.
— Так это вы, Фантомас!
— Так это вы, Жюв!
Два заклятых врага стояли один против другого, готовые к смертельный схватке. И тогда Фантомас медленно произнес:
— Мы оба проиграли, Жюв! Элен нет в гробу... Победа на стороне Фандора!..
Оба участника этой фантастической сцены имели несколько растерянный вид. Но ни тот, ни другой не собирались отступать и продолжали угрожать друг другу револьверами...
Что имел в виду Фантомас?
Куда исчезло тело Элен?
И что же теперь будет?