В обширном зале с высокими сводами, голыми стенами и мраморным полом царило глубокое молчание. Посредине зала на гранитном постаменте стоял, гроб Елены Мейенбургской. В воздухе носился слабый запах ладана. Сквозь витражные стекла высоких готических окон проникал слабый свет луны. Час назад здесь закончилась торжественная заупокойная служба, а теперь было пусто и темно.
В дальнем конце зала тихо отворилась маленькая дверь, и мужской голос произнес:
— Ваше величество, вы можете быть спокойны. Здесь нас никто не потревожит.
Молодая женщина, красивая и элегантная, легкими шагами подошла к гробу. За ней следовал мужчина, освещая ей дорогу электрическим фонариком.
— Нет, господин Фандор,— произнесла женщина дрожащим от волнения голосом,— все-таки мы нехорошо поступаем. Нельзя смущать покой гробниц...
— Вы были бы совершенно правы, Ваше величество, если бы в гробу лежал покойник... Но повторяю еще раз: Елена Мейенбургская не умерла... Этот гроб пуст,— готов поклясться всем, что мне дорого!
Королева Вильхемина взглянула на Фандора с надеждой и сомнением. Она была очень бледна и с трудом превозмогала нервную дрожь. Осенив себя крестным знамением, она прошептала:
— Господи, прости меня, наставь на путь истинный!
Потом, обратившись к Фандору, она сказала:
— Если бы кто-нибудь увидел нас со стороны, он бы подумал, что мы разыгрываем сцену из какого-нибудь романа... Никто бы не поверил, что коронованные особы бывают вовлечены в столь фантастические приключения!
— Никто не позволит себе усомниться в благородстве души Вашего величества,— сказал Фандор.— Но позволю себе напомнить, что сейчас речь идет также о моей чести и моем достоинстве. Ведь именно я настоял на том, чтобы Ваше величество самолично убедились, что гроб Елены Мейенбургской пуст. Тем самым будет удостоверена и правдивость моего рассказа!
Королева Вильхемина пребывала в глубоком смятении с того момента, как перед ней появился Фандор, посвятивший ее в плетущиеся за ее спиной интриги. Она была вынуждена взять под подозрение своих ближайших придворных. «Но могу ли я доверять этому незнакомцу?» — время от времени спрашивала она себя, поглядывая на Фандора. Однако внутреннее чутье подсказывало ей, что перед ней честный и благородный человек.
Между тем Фандор подошел к гробу и снял с него белое покрывало. Светя себе фонариком, он стал отвинчивать винты, крепившие крышку. Королева закрыла лицо руками. Журналист слышал рядом с собой ее взволнованное дыхание. Наконец он сдвинул тяжелую крышку, но сделал это слишком резко, и она с грохотом упала на мраморный пол. В следующее мгновение журналист с громким криком отскочил от гроба. Он сделал это, несмотря на все свое самообладание, ибо увидел то, чего никак не ожидал: в гробу лежал покойник! Более того, этот покойник зашевелился и стал приподниматься! Фандор смотрел на происходящее вытаращенными глазами и вдруг закричал:
— Жюв!.. Жюв!.. Господи, да ведь это Жюв!
И действительно, это был Жюв, который нашел столь хитроумный способ скрыть свое присутствие на броненосце «Роттердам» и проделал все путешествие, лежа в гробу мнимой Елены Мейенбургской.
— Спасибо, Фандор,— сказал полицейский,— Без твоей помощи я бы не смог...
Но он резко оборвал фразу на полуслово и выскочил из гроба.
— Скорее, помоги мне! — крикнул он, подхватывая Вильхемину, которая зашаталась, потеряла сознание и в следующее мгновение рухнула бы на мраморный пол...
Вскоре после того как броненосец «Роттердам» бросил якорь на рейде Амстердама, в голландскую столицу без лишнего шума вернулся граф д'Оберкампф, он же Владимир, сын Фантомаса. Рядом с королевским дворцом ему принадлежал роскошный особняк, соответствовавший тому высокому положению, которое его хозяин занимал при дворе. И являться на прием в этот особняк не считали для себя зазорным самые высокопоставленные сановники.
Поэтому случайные прохожие ничуть не были удивлены, когда на следующее утро перед подъездом особняка остановилась карета с гербами, и сам главный камергер Ее величества, господин ван ден Хорейк, поднялся по ступеням.
Удивительно было другое: каким образом ван ден Хорейк сумел освободиться из каземата, куда его запер Фандор?
...Когда королева Вильхемина пришла в себя после обморока, вызванного появлением Жюва, восставшего из гроба, она обратилась с гневными упреками к Жерому Фандору. Но вскоре сменила гнев на милость, поняв, что появление Жюва было для журналиста такой же неожиданностью, как и для нее самой. В главном же Фандор ее не обманул: тела Елены Мейенбургской в гробу действительно не было.
Вслед за тем между королевой, Фандором и Жювом состоялся разговор, и журналист рассказал наконец о гнусном предложении, которое сделал ему главный камергер в подземелье королевского дворца. Вильхемина была сражена известием об этом новом предательстве.
— Мой главный камергер! Верный ван ден Хорейк! — повторяла она.— Этого не может быть!
— Ваше величество,— отвечал Фандор,— этот человек, должно быть, все еще находится в каземате. Вы можете сами его допросить.
— Нет, нет! Наверное, вы ошибаетесь, господин Фандор. Первейшая обязанность коронованных особ — не верить наветам на своих приближенных...
— В таком случае я вынужден просить Ваше величество совершить со мной еще одно небольшое путешествие и посетить каземат, расположенный в подвалах вашего дворца.
Королева Вильхемина была решительной женщиной. Она встала, готовая последовать за Фандором.
— Только не надо вызывать эскорт, — сказал журналист. — В присутствии Жюва и меня Ваше величество может чувствовать себя в безопасности. А публичный скандал вряд ли будет уместен...
Королева согласилась с ним. Все трое спустились по известной Фандору лестнице и через несколько минут достигли подземелья. Но здесь их ожидал сюрприз: дверь подземного каземата была отворена, внутри не было никого. Ван ден Хорейк бежал!
— Какой же я идиот! — хлопнул себя по лбу Фандор.— Я не подумал отобрать у него ключи! Все ясно: он освободился от веревок так же, как до него это сделал я, затем отпер дверь своим ключом — и был таков!
Результатом этих событий стало то, что ван ден Хорейк сохранил свое место при дворе: не имея бесспорных доказательств, королева не сочла возможным подвергнуть его опале. Но она прислушалась к советам Фандора и Жюва, заклинавшим ее проявлять бдительность в отношении ван ден Хорейка и графа д'Оберкампфа.
Главный камергер чувствовал, что тучи сгущаются над его головой. И потому его приезд в особняк д'Оберкампфа не был заурядным визитом, но имел целью обсудить дальнейший план действий.
После обычных приветствий ван ден Хорейк сразу приступил к делу.
— Дорогой граф,— сказал он,— за время вашего отсутствия здесь произошли важные события, и я пришел предупредить вас о серьезных опасностях, которые над вами нависли... Нас здесь не могут подслушать?
— Это совершенно исключено. Говорите без страха.
Предлагать главному камергеру делать что-либо без страха было по меньшей мере бесполезно. Страх был его естественным, состоянием и мог сравниться только с его подлостью.
— Дорогой граф,— продолжал ван ден Хорейк, оглядываясь по сторонам,— здесь, в Амстердаме, появился один человек... молодой человек... судя по всему — ваш заклятый враг!
— Вот как? Как же его зовут?
— Его зовут Жером Фандор...— прошептал ван ден Хорейк.
Д'Оберкампф вздрогнул и переменился в лице:
— Вы уверены, что он здесь?
— Уверен... Я сам его видел...
— Это серьезно... очень серьезно! Фандор может меня опознать...
— Он вас уже опознал!
И, не дожидаясь вопросов графа, главный камергер стал поспешно рассказывать:
— Пока вы там носились с пустым гробом,— в его голосе прозвучали ехидные нотки,— я здесь времени даром не терял... был, так сказать, настороже! Донесли мне, что по городу ходит какой-то иностранец, француз, расспрашивает про Елену Мейенбургскую. Более того — ищет встречи с королевой! А зовут его Жером Фандор!
— Что же, этот идиот Фандор не знал, что его здесь рассматривают как мужа самозванки?
— Выходит, не знал... Но, тем не менее, мы посадили его в каземат.
— Надо было убить!..
Хитрый царедворец улыбнулся. Он предпочел не рассказывать д'Оберкампфу о том, как пытался соблазнить Фандора.
— Я хотел его убить,— сказал он.— Но... не получилось. Он набросился на меня, связал, запер в каземате, а сам дал тягу.
— И что же дальше, мой отважный друг?
— А дальше мне самому пришлось бежать, и поверьте, это было нелегко. Но мне это удалось, и я поспел как раз вовремя, чтобы подслушать разговор между Фандором и королевой.
— У них был разговор? Невероятно! Что же он ей сказал?
— Он ей сказал, что граф д'Оберкампф на самом деле — князь Владимир, сын Фантомаса!
Произнося эти слова, ван ден Хорейк на всякий случай попятился назад. Хотя он и догадывался, кто такой д'Оберкампф на самом деле, но впрямую ему об этом никогда не говорил. И сейчас опасался взрыва ярости с его стороны. Однако сын Фантомаса никак внешне своих чувств не проявил.
— Значит,— переспросил он,— королева знает, кто я на самом деле?
— Да. Равно как и то, что мы с вами заодно. Так что, как видите, дорогой граф, нам надо быть начеку!
— Надо просто-напросто устранить тех, кто нам мешает! И мы это сделаем. Мой отец поможет! А теперь прошу вас, дорогой друг, пройти вместе со мной в столовую. Мы продолжим нашу беседу за обедом. Извините, если трапеза будет состоять только из холодных блюд: я отослал прислугу, чтобы нам было свободнее разговаривать.
Но едва они переступили порог столовой, как оба издали возглас удивления. Им ответил спокойный, низкий голос, проговоривший с насмешливой интонацией:
— Что же вы остановились, друзья мои? Прошу за стол! Разделите со мной трапезу — хозяин приглашает вас!
За обеденным столом по-хозяйски расположился человек высокого роста, мощного телосложения, с властными манерами. Первым оправился от неожиданности граф д'Оберкампф.
— Счастлив видеть вас, ван Маппен,— сказал он.— Мы давно не имели от вас никаких вестей...
— Я тоже очень рад, господин главный смотритель плотин! — заторопился ван ден Хорейк.— У меня для вас важные известия. Трон Вильхемины шатается, но победа еще не в наших руках. Я только что сообщил графу д'Оберкампфу, что его личность раскрыта... Мое влияние на королеву подорвано... И если уж говорить начистоту, у Вильхемины появился сильный защитник: Жером Фандор!
Господин ван Маппен, главный смотритель плотин и шлюзов (таков был его официальный титул, весьма весомый в Голландии), выслушал главного камергера с глубоким вниманием.
— Так стало быть, Фандор в Амстердаме! — проворчал он.— И уж конечно, не один. Готов побиться об заклад, что и Жюв где-нибудь поблизости...
Он помолчал и добавил:
— Ну да тем хуже для них! Мое решение принято: если Жюв и Фандор будут мне мешать, я с ними разделаюсь! Господа! Приближается час последнего и решающего сражения! Не позже чем через восемь дней Вильхемина должна отречься, а Елена Мейенбургская занять ее трон!
— Но ведь Елена Мейенбургская умерла! — воскликнул ван ден Хорейк.
— Елена Мейенбургская жива, и завтра об этом будет знать весь город! Надо, чтобы вся Голландия узнала, что Вильхемина пыталась убить свою соперницу, но та осталась жива. И через пять дней вся страна будет приветствовать Елену Мейенбургскую как свою законную королеву! Выслушайте мой план, господа...
...В это же самое время Жюв и Фандор обсуждали, как спасти голландский трон и защитить королеву Вильхемину. Они сидели в маленькой мансарде на окраине города, где они обосновались, подальше от глаз своих противников.
— Удалось ли тебе повидать королеву? — спросил Жюв.
— Увы, нет! — вздохнул Фандор.— У нас была назначена встреча в дворцовом саду, я ждал ее два часа на условленном месте, но она не пришла... А что дало ваше расследование, Жюв?
— Очень мало...
— Каково настроение населения?
— Неопределенное... Народ потерял голову, он не знает, кому верить. Распространяются противоречивые слухи. Одни говорят, что Елена Мейенбургская убита по приказанию Вильхемины, другие — что Елена избежала смерти, а в Амстердам прибыл пустой гроб. Страсти накаляются.
Фандор покачал головой:
— Если так будет продолжаться, то вскоре произойдет революция. Нам надо как можно скорей пресечь эти слухи и дать возможность всем убедиться, что Елена Мейенбургская, во-первых, жива, а во-вторых,— и не думает претендовать на трон Вильхемины!
Жюв оперся локтями о стол и подпер голову руками — в такой позе ему легче было размышлять.
— Да,— сказал он,— интрига лихо закручена! Узнаю руку Фантомаса... Выдать Элен за наследницу голландского трона, возвести ее на престол помимо ее воли и воспользоваться неизбежной смутой, чтобы ограбить государственную казну,— это, пожалуй, самый дерзкий план из всех, на какие до сих пор решался Король преступлений! Что же мы можем ему противопоставить?
Жюв встал из-за стола, подошел вплотную к своему другу и пристально посмотрел ему в глаза:
— Фандор! Что для тебя важнее: счастье или долг?
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Послушай, малыш... Я виноват перед тобой... Я сделал один шаг, не посоветовавшись с тобой. При этом я исходил из предположения, что долг для тебя важнее покоя и безопасности!
Фандор вздрогнул, но ответил твердо и без колебаний:
— Вы правы, Жюв. Я действительно ставлю долг превыше всего... Но я не вполне вас понимаю...
— Сейчас поймешь... Есть только один способ пресечь начинающуюся смуту: Элен, которую все принимают за Елену Мейенбургскую, должна самолично явиться в Амстердам и публично заявить, что не претендует на голландский трон! Без этого — Вильхемина погибла...
Наступила тягостная пауза.
— Да, я понял,— сказал наконец Фандор.— Вы считаете, что мы должны вызвать Элен в Амстердам... И вы уже дали ей телеграмму?
— Нет, малыш, этого я не мог сделать без твоего согласия! Но я подготовил текст...
Жюв достал из бумажника листок, на котором было написано размашистым почерком:
«Срочно приезжайте в Амстердам, телеграфируйте час прибытия. Это опасно, но речь идет о спасении Голландии. Мы не сомневаемся в вашем решении».
Держа листок в руке, Фандор задумался. «Конечно, Жюв прав,— рассуждал он про себя.— Весь вопрос в том, насколько велика опасность... Фантомас никогда не решится посягнуть на жизнь Элен, которую он, несмотря ни на что, продолжает считать своей дочерью... Но он может ее похитить, подвергнуть заточению... Наше счастье вновь будет отодвинуто в неопределенное будущее... Но имею ли я право думать сейчас о своем счастье?»
— Вы правы, Жюв,— наконец сказал он упавшим голосом.— Надо отправить эту телеграмму... И Элен, конечно, приедет...
— И мы вместе сумеем ее защитить! — воскликнул Жюв.
Несколько минут спустя они уже подходили к почтовому отделению. Все эти дни Фандор регулярно писал Элен, один, а то и два раза в день, держа ее в курсе всех событий. И она отвечала ему столь же часто, направляя письма или телеграммы до востребования.
— Я еще не брал сегодня свою корреспонденцию,— сказал Фандор.— Возможно, нас ожидают какие-нибудь новости...
Действительно, на почте лежало адресованное Фандору послание от Элен. Едва вскрыв конверт, журналист вскрикнул и позвал Жюва.
— Скорее! Скорее! Пошли! — повторял он, увлекая комиссара на улицу.
— Что такое? Что случилось? — недоумевал тот.
Не отвечая на его вопросы, Фандор остановил проезжавшее мимо такси.
— На железнодорожный вокзал! Скорее! — бросил он шоферу.
И только теперь он показал наконец Жюву телеграмму от Элен: «Беспокоюсь в связи с вашим пребыванием в Голландии. Знаю, что вам с Жювом угрожает опасность. Приезжаю, чтобы быть рядом с вами. Встречайте меня в Амстердаме вечерним экспрессом. Есть важная информация. Я приезжаю с двумя надежными людьми, которые, я уверена, будут вам полезны».
Пока Жюв читал телеграмму, Фандор продолжал подгонять шофера:
— Скорее! Нам надо успеть к прибытию вечернего экспресса!
Таксист поддал газа.
Удастся ли двоим друзьям встретить Элен?
БОБИНЕТТА
В тихом провинциальном Буживале Элен вела спокойный образ жизни. Ее здоровье быстро укреплялось. В один прекрасный день доктор Манен сказал ей:
— Ваше здоровье, слава Богу, не внушает мне больше опасений. Мне теперь нет нужды наблюдать вас каждый день. Я буду навещать вас два или три раза в неделю. Я знаю одну прекрасную женщину, которая сможет пожить с вами, скрасить вам одиночество и помочь по дому.
Элен приняла предложение доктора, и на следующий день перед ней предстала молодая женщина лет тридцати — тридцати пяти, с симпатичным серьезным лицом и прекрасными манерами. Обе женщины понравились друг другу. Компаньонку звали мадемуазель Берта. Элен представилась ей как Елена Мейенбургская, поскольку с момента своего замужества она считала, что таково ее настоящее имя.
Свое время Элен заполняла прогулками, беседами с мадемуазель Бертой и чтением посланий Фандора, кратких, но исполненных страстного чувства. Чтобы не тревожить жену, журналист старался не касаться наиболее драматических сторон своего пребывания в Голландии.
Однажды во второй половине дня, после прогулки, две женщины отдыхали в зимнем саду. Берта читала книгу, а Элен, утомленная прогулкой, задремала, вытянувшись в шезлонге. Время от времени, приоткрывая глаза, она ловила на себе внимательные взгляды своей компаньонки. Наконец Элен не выдержала и спросила:
— Мадемуазель Берта, почему вы так смотрите на меня?
Та смутилась, покраснела, стала бормотать что-то невнятное. Потом, словно решившись, сказала:
— Вы не рассердитесь, если я задам вам один вопрос?
— Спрашивайте...— ответила Элен, заинтригованная таким вступлением.
— Видите ли, мадемуазель... или, вернее, мадам, поскольку вы ведь недавно вышли замуж...
— Действительно, я замужем,— улыбнулась Элен.— Это не тайна.
— Но фамилия, которую вы носите, не принадлежит вашему мужу?
Элен нахмурилась.
— Елена Мейенбургская — это мое девичье имя,— сказала она.
— А мужа вашего зовут Жером Фандор?
Элен покраснела от досады. Ей совсем не улыбалось вступать в обсуждение своей личной жизни. Но и уклоняться от заданного вопроса у нее не было оснований.
— Да,— сказала она.— Я действительно жена Жерома Фандора.
Необыкновенное волнение отразилось на лице Берты. Она бросилась на колени перед Элен и нежно сжала ее руки:
— Ах, мадемуазель... мадам! Недаром говорят, что только гора с горой не сходятся! Я так мечтала встретиться с вами!.. Но скажите, значит вы... вы... дочь Фантомаса?
«Эта особа неплохо информирована»,— подумала Элен, хмурясь все больше и больше. Но волнение и сочувствие, написанное на лице Берты, смягчили досаду жены Фандора.
— Есть вещи,— сказала она со вздохом,— которые трудно объяснить и мучительно вспоминать. Я вам сказала, кто я. Не требуйте от меня большего. Не заставляйте меня бередить воспоминания, которые я хотела бы похоронить навсегда!
Сделав видимое усилие, Берта поборола свое волнение.
— Не сочтите меня назойливой,— проговорила она,— и поверьте, что мои вопросы были продиктованы не праздным любопытством. Теперь я должна рассказать о себе, а вы должны меня выслушать... Доводилось ли вам слышать о Бобинетте, с которой Фандор был знаком в прежние времена?*
— Да, Фандор рассказывал мне о некоторых событиях, в которых была замешана некая Бобинетта...
— И как он о ней отзывался?
— Он говорил, что эта девушка вела странный и не вполне добродетельный образ жизни. Что она была замешана — возможно, помимо своей воли — в неблаговидную историю со шпионажем. Но потом она исправилась и постаралась загладить свою вину. Он считал, что по природе своей она — порядочная женщина и заслуживает прощения.
В то время как Элен говорила, выражение лица ее собеседницы неоднократно менялось. Наконец она прошептала дрожащим голосом:
— Если бы вдруг... если бы однажды эта Бобинетта оказалась перед вами, мадам... согласились бы вы пожать ей руку?
Элен все поняла. Она встала с шезлонга и сжала в своих руках руки мадемуазель Берты.
— Вот видите? — сказала она.— Я ответила на ваш вопрос!
Элен почувствовала, как что-то горячее капнуло ей на грудь: это Берта, она же Бобинетта, плакала, уронив голову ей на плечо.
Обе женщины сели рядышком и предались воспоминаниям. С тех пор как Бобинетта, благодаря помощи Жюва и Фандора, смогла вырваться из-под власти Фантомаса и его приспешников, она вела уединенный образ жизни, не переставая следить по газетам за перипетиями борьбы, которую полицейский и журналист вели против Короля преступлений.
Бобинетта раскрыла перед Элен одну из темных страниц своей биографии. Много лет назад, когда она работала санитаркой в психиатрической больнице в Пасси, одна больная, которую врачи объявили безнадежной, умоляла устроить ей побег. Бобинетта обещала ей помочь, но свое обещание не сдержала. До сих пор воспоминание об этом мучило ее, ибо она была убеждена, что несчастная женщина, которую считали сумасшедшей, на самом деле таковою вовсе не была.
— Но я уверена,— продолжала Бобинетта,— что теперь, когда мы встретились с вами, мы сможем общими усилиями помочь бедной мадам Рамбер...
Элен побледнела:
— Как вы сказали? Мадам Рамбер?
— Да... Вы ее знаете?
— Она... Она...— Элен задыхалась от волнения,— Она мать моего...
Молодая женщина не успела закончить фразу. В комнату кто-то вошел — это был доктор Манен. До самого вечера у них не было возможности вернуться к прерванному разговору. Когда вечером Бобинетта зашла в спальню Элен, она увидела свою хозяйку в плаще и со шляпкой на голове.
— Вы куда-то собрались? — с удивлением спросила Бобинетта.
— Напротив, я только что вернулась: я была на почте, откуда телеграфировала мужу, что завтра вечером я выезжаю в Амстердам...
— Но это совершенно невозможно! Вы не в таком состоянии, чтобы...
Элен жестом остановила ее:
— Мое решение принято. Я его не изменю!
— Но что вы скажете господину Фандору?
— Я расскажу ему то, что сегодня узнала от вас о судьбе его матери — несчастной мадам Рамбер...
— Мадам! — прервала ее Бобинетта.— Вы думаете принести вашему мужу радостную весть, но на самом деле вы можете причинить ему большое горе... Событие, о котором я вам рассказала, произошло десять лет тому назад. Кто знает, что случилось за это время с мадам Рамбер? Десятилетнее пребывание в заведениях такого рода может помутить разум и у здорового человека. Кроме того, мадам Рамбер уже в те годы была немолода, так что...
— Вы правы...— вынуждена была согласиться Элен.— Я не стану сообщать мужу новость, которая может обернуться для него новым горем... Но я постараюсь, ничего не говоря ему прямо, навести его на след его матери...
— Я вижу,— сказала Бобинетта,— ничто не удержит вас от поездки в Амстердам. Но я умоляю вас принять необходимые меры предосторожности. У меня есть два надежных человека. Разрешите им сопровождать вас в путешествии. Это два простых парня, их разговор вряд ли сможет вас развлечь, но вы можете быть уверены, что они будут охранять вас как зеницу ока и не позволят ни одному волосу упасть с вашей головы...
— Что же это за верные рыцари? — спросила Элен, улыбаясь.
— Один из них — мой брат Жоффруа по прозвищу Бочка, а его друга зовут Бенуа Сундук... Оба они работают грузчиками на Центральном рынке. Нельзя сказать, что у них ума палата, но силы в них столько, что вдвоем они справятся с целой ротой!
— Я вижу, что Фандор был прав, когда говорил о вас как о человеке, на которого можно положиться,— сказала Элен.— Я благодарна вам от всей души!
Две женщины дружески обнялись, и Бобинетта сразу же поспешила в Париж. Двоих приятелей она нашла в подвальчике под вывеской «Свинья Святого Антуана», где они сидели перед огромными мисками дымящегося капустного супа.
— Ты поставишь нам выпивку, сестричка? — осведомился Жоффруа, увидев Бобинетту. И, не дожидаясь ее ответа, подозвал хозяина: — Эй, старый сквалыга, тащи нам бутыль красного да закуску получше — моя сеструха платит!
Пока два силача ели и пили, Бобинетта изложила им суть дела. Им надлежало быть на следующий день ровно в семь часов на бульваре в Буживале и ожидать там молодую особу, которую они должны будут сопровождать в Амстердам, защищать и охранять вплоть до ее встречи с Фандором. Билеты в оба конца и все прочие расходы будут им, разумеется, оплачены. Бобинетта не сомневалась в ответе. Для Жоффруа она была непререкаемым авторитетом, ради своей «сеструхи» он готов был скакать на край света на одной ноге. Точно так же поступил бы и его закадычный друг Бенуа, с которым они никогда не расставались. Но в данном случае был один смущавший их момент.
— Вот только по-английски мы не волокем...— со вздохом признался Жоффруа Бочка.
Для двух друзей, имевших весьма приблизительные понятия о географии, во всех странах, кроме Франции, люди говорили по-английски. Бобинетта улыбнулась:
— Не бери в голову! Но завтра вечером постарайтесь не надраться и ровно в семь будьте на месте!
Оба поклялись ей, что будут «как стеклышко»!
Вечером следующего дня Элен вышла из ворот своего дома в Буживале и пошла вдоль бульвара. Не успела она сделать и ста шагов, как из-за деревьев вышли два человека и приблизились к ней.
— Мадам,— сказал один из них,— нам поручено сопровождать вас до Амстердама.
Из своего окна Бобинетта наблюдала за происходящим. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, ей было видно, как все трое сели в поджидавшую машину. Бобинетта еще несколько минут сидела у окна, прислушиваясь к затихающему шуму мотора и радуясь, что все идет как по маслу. Примерно через полчаса она затворила окно и спустилась вниз. Вдруг она услышала, что кто-то звонит у ворот. «Кого это принесло?» — подумала она и, накинув на плечи пальто, пошла открывать. Но едва она отворила калитку, как возглас удивления вырвался из ее груди: перед ней стояли две массивные фигуры — это были Жоффруа Бочка и его - дружок Бенуа Сундук.
— Вы? — едва могла выговорить Бобинетта.— Почему вы здесь? Что вы сделали с Элен?
Два силача казались пристыженными и смущенными.
—- Тут такое дело, сеструха,— начал Жоффруа заплетающимся языком.— Ведь мы с Сундуком — дружки, не разлей водой... Куда один — туда и другой... И если один захотел хлопнуть стаканчик, то и другой должон... Законно? Но дело есть дело! Ежели обещали, то вот они мы!
— Вы только сейчас пришли?
— Оно конечно, мы опоздали... часа на... пол! Но у нас есть уважительная причина... По дороге столько бистро... ведь в каждое надо зайти... и пропустить — ну хоть по маленькой! Вот и не рассчитали... Сначала угостил Бенуа... потом была моя очередь... потом опять его... А иначе, сама понимаешь, нельзя! Потому что — невежливо...
Бобинетта его не слушала. Она была ошеломлена. «Если эти двое только что пришли,— спрашивала она себя,— то с кем же уехала Элен?» Ею овладел приступ ярости.
— Идиоты! Кретины! — кричала она, кидаясь на брата с кулаками.— И не стыдно вам? Напились оба как свиньи!
Два колосса стояли перед ней, понурив головы.
— Сдается мне, дали мы с тобой маху,— заметил Бенуа Сундук своему дружку.— А то с чего бы малышке так разоряться?
— Похоже, что так,— согласился Жоффруа Бочка.— Сеструха вон как распалилась... Хоть бы сказала, чем мы проштрафились...
— Они еще спрашивают! — бушевала Бобинетта.— Вам хоть кол на голове теши!.. Боже мой! Боже мой!.. Я хотела помочь Элен, а в результате могу стать причиной ее гибели!..
Однако она понимала, что жалобами делу не поможешь, и, бросив двум силачам короткое «Пошли со мной!», направилась в дом. Побросав в саквояж самое необходимое, она выскочила на улицу и помчалась на вокзал. Два приятеля еле за ней поспевали.
— Когда поезд на Париж? — спросила она в кассе.
— Через пять минут.
В вагоне пригородного поезда она не проронила пи слова. Бенуа и Жоффруа только пыхтели и таращили глаза. Едва поезд прибыл на вокзал Сеи-Лазар, как Бобинетта потащила их к такси.
— На Северный вокзал! — приказала она шоферу.
На Северном вокзале она узнала, что экспресс на Амстердам ушел двадцать минут назад. Бобинетта в отчаянии заломила руки.
— Но есть еще пассажирский поезд, мадам,— сказал ей служащий.— Он отходит через сорок пять минут и доставит вас в Амстердам завтра к полудню.
Молодая женщина тут же приняла решение ехать этим поездом. Другого выхода не было: надо было как можно скорее предупредить Фандора, что Элен выехала в Амстердам, и в случае, если их встреча не состоялась, начать поиски. Через сорок пять минут она уже сидела в купе вагона вместо с Жоффруа и Бенуа, окончательно протрезвевшими и исполненными глубокого раскаяния. И поезд тронулся...
АРЕСТ САМОЗВАНКИ
Генерал Грундал перешел через улицу и остановился на берегу канала, наблюдая, как медленно проплывают пузатые баржи. Генерал был в штатском и явно не желал быть узнанным редкими прохожими. Он поднял воротник плаща и надвинул на глаза широкополую шляпу, которую имел обыкновение носить только за городом, в кругу семьи. Идя вдоль берега, генерал вскоре достиг подъездных путей главного железнодорожного вокзала Амстердама. Как раз в этот момент его слуха достиг тяжелый грохот, и длинный пассажирский состав выкатился на мост.
— Неужели я опоздал? — проворчал Грундал, с тревогой взглянув на часы.— Или время перепутал?..
Но, увидев надписи на вагонах, он успокоился: это был берлинский экспресс, а не тот поезд, который он ждал. Правда, генерал не заметил, что в конце состава был прицеплен вагон французской железнодорожной компании... Грундал поднялся на насыпь и направился к вокзалу, к которому, по каким-то своим соображениям, он подходил не со стороны главного входа, а со стороны подъездных путей.
Амстердамский пассажирский вокзал не отличается большими размерами, но в некоторые часы составы прибывают сюда с такой интенсивностью, что интервал между ними не превышает пяти минут и потоки пассажиров с разных поездов смешиваются и сливаются в один.
На насыпи к генералу подошел какой-то нищий, и они обменялись рукопожатием. В этом не было ничего удивительного, ибо в грязном оборванце Грундал узнал господина Зюйсела, начальника голландской тайной полиции.
— Вы приняли все меры предосторожности? — спросил генерал.— Вы понимаете, что арест известной вам персоны должен быть произведен незаметно и без шума... Нельзя подливать масло в огонь гражданской распри, которая готова охватить нашу некогда мирную страну!
— Разумеется, меры приняты,— ответил Зюйсел.— Но не будем преувеличивать опасность, дорогой генерал. Партия королевы Вильхемины намного сильнее. Против нее действует лишь кучка заговорщиков...
— Да, но среди них есть влиятельные лица... Кроме того,— генерал нагнулся к уху полицейского,— я слышал, что в низах общества существует некая организация, готовая развязать кровавые события!
— Пусть вас это не тревожит. Эта организация на две трети состоит из моих агентов. Все главные подстрекатели мне известны и в нужный момент будут арестованы.
— Хорошо, коли так...— сказал генерал.— Но как вам нравится самозванка? Приехать сейчас в Амстердам собственной персоной! Такая наглость говорит о том, что она рассчитывает на решительную поддержку своих сторонников...
— Не более чем необдуманный, опрометчивый поступок! Она не знает, что мы информированы о ее приезде... Уверяю вас, ее арест пройдет без сучка и задоринки!.. А сейчас нам лучше разойтись: столь длинный разговор между прилично одетым господином и бродягой может привлечь внимание... Кроме того, я вижу вдали паровозный дым. Это приближается тот поезд, который нам нужен...
И они разошлись в разные стороны...
Раздался хриплый паровозный гудок, и густые клубы пара заполнили накрытое стеклянной крышей помещение вокзала. Затем из белого тумана показалась лоснящаяся черная грудь мощного локомотива. Вскоре длинная вереница выкрашенных в разные цвета вагонов остановилась у перрона. Здесь были вагоны, прибывшие из разных стран — Бельгии, Франции, Германии, и было даже два спальных вагона, прибывших из Италии. Пассажиры выходили не торопясь, неся в руках мелкую кладь. Более тяжелые вещи они препоручали носильщикам, выстроившимся в шеренгу напротив вагонов. У единственного выхода из вокзала, где контролер в обшитой галунами форме проверял билеты, образовалась довольно густая толпа. Слышались разговоры и восклицания на самых разных языках.
Генерал Грундал стоял немного в стороне и наблюдал за происходящим. Вдруг сердце его забилось: в толпе он увидел мнимого нищего, с которым недавно разговаривал на железнодорожной насыпи и которого с тех пор потерял из вида. Господин Зюйсел следовал по пятам за молодой женщиной, впереди которой шли два здоровенных верзилы, явно растерянных и чувствующих себя не в своей тарелке среди шума и суеты международного вокзала. Как раз в этот момент генерал увидел, что в толпе произошло какое-то движение и молодая женщина оказалась отделенной от своих сопровождающих.
На эспланаде вокзала к ней подошел мнимый нищий и стал выпрашивать у псе подаяние. Он был удален полицейскими, которые, видя затруднение молодой женщины, тут же подозвали стоявшее неподалеку такси. Уже садясь в машину, она увидела на эспланаде двух своих спутников и хотела окликнуть их, но не успела это сделать. Кто-то подсадил, а точнее сказать, впихнул ее в машину, где, к своему удивлению, она оказалась в обществе двух мужчин, севших по обе стороны от нее. Третий поместился на скамеечке напротив, и это был не кто иной, как давешний нищий! Женщина опомнилась только тогда, когда машина уже тронулась с места.
— Что вам угодно от меня, господа? — воскликнула она.— Здесь какая-то ошибка!
Ответа не последовало. Машина, вместо того чтобы ехать в сторону города, повернула в противоположном направлении. Несчастная пленница попыталась оказать запоздалое сопротивление, позвать на помощь. По это только ухудшило ее положение. Если до сих пор сопровождавшие ограничивались тем, что крепко держали ее под руки, то теперь они быстро и сноровисто связали ее, а рот заклеили пластырем. Нищий сказал ей на плохом французском языке:
— Лучше вам не сопротивляться и спокойно подождать, пока вас не доставят, куда надо, и не снимут с вас допрос.
Узнице не оставалось ничего другого, как последовать этому совету. Но множество вопросов теснилось у нее в голове. Куда ее везут? Кто эти люди? Оказалась ли она в руках бандитов? Или же — что казалось ей более вероятным — она была схвачена полицией?
Вскоре машина остановилась и пленницу повели через двор, крепко держа ее под руки. Они вошли в какое-то здание и пошли по длинному коридору вдоль ряда совершенно одинаковых дверей. В конце коридора их встретил служитель в форме и с большой связкой ключей. Он по-военному отдал честь нищему и почтительно выслушал указания, которые тот прошептал ему на ухо. Затем он отпер тяжелую дверь, и пленница оказалась в тесной комнатенке, где стояли кровать с соломенным тюфяком да соломенный стул. Дверь с грохотом захлопнулась, ключ заскрежетал в замке, и женщина осталась одна.
— Господи, что же со мной будет? — прошептала она.
Однако прошло немного времени, и дверь снова открылась. В комнату вошел важный генерал в сопровождении давешнего нищего, на котором теперь был нормальный цивильный костюм. Господин Зюйсел уселся напротив пленницы и, прежде чем начать допрос, долго смотрел ей в лицо.
— Ваше имя, фамилия, род занятий? — наконец спросил он.
— Прежде чем отвечать на ваши вопросы,— сказала молодая женщина,— я хотела бы знать, в чем меня обвиняют. Меня арестовали как преступницу и привезли, насколько я понимаю, в тюрьму...
— Именно так, сударыня... Но я не уполномочен сообщать вам мотивы вашего ареста. Вы узнаете их, когда предстанете перед Верховным судом.
Молодая женщина побледнела. Она явно колебалас