Заключительная фаза слушания прошла очень быстро. Казалось, у всех участников сложилось единое мнение и приговор ни у кого не вызывал сомнения. Виновность Владимира была столь очевидна, что обвинитель ограничился всего несколькими фразами. Молодой адвокат, чувствуя, что дело безнадежно проиграно, поспешно и невнятно зачитал по бумажке свою защитительную речь. Обвиняемый от предоставленного слова отказался. Он производил впечатление полностью деморализованного человека.
Снова был объявлен перерыв, и присяжные удалились в комнату для совещаний.
— Что ж, ждать осталось недолго,— сказал Фандор.
Жюв снова ничего не ответил. Глядя на его сосредоточенное, словно окаменевшее лицо, журналист подумал: «Жюв принял какое-то решение. Жюв к чему-то готовится...»
Вдруг полицейский прошептал:
— Фандор, сними браунинг с предохранителя!
В зале заседаний медленно тянулись минуты.
А в комнате, где происходило заседание жюри, в это время разыгрывалась захватывающая драма.
Жюри, как это обычно случается, состояло в основном из добропорядочных буржуа, людей солидных и рассудительных. Все они очень внимательно следили за ходом слушания, и каждый в глубине души уже принял решение. В комнате для обсуждений, отделенной от всего остального мира крепко запертыми дверями, они, не торопясь, расположились вокруг большого стола. Миниас сел на председательское место. Первым взял слово торговец скобяным товаром, полным мужчина апоплексического вида:
— Я полагаю, господа, что паше мнение едино: подсудимый, сын Фантомаса,— такой же преступник, как его отец. Он безусловно виновен и заслуживает смерти.
Остальные присяжные закивали головами. И тут спокойным, холодным и решительным тоном заговорил Миниас:
— Господа, первое слово должно принадлежать председателю. Один из вас поторопился — я сожалею об этом. Среди нас не должно быть прокуроров, поклонников гильотины. Мы судьи и только судьи. Я позволю себе подвести краткий итог слушания, на котором мы присутствовали. Было установлено, что подсудимый — никакой не Бридж, а Владимир, сын Фантомаса. Вряд ли кто-нибудь может сомневаться, что он совершил все те преступления, в которых его обвиняют. Означает ли это, что вы должны вынести ему обвинительный приговор? Ни в коей мере! Не забывайте, что вы судите сына Фантомаса! А кто такой Фантомас?! Это Гений злодейства, Мастер преступления, для которого нет преград и который не остановится ни перед чем! Это Сверхпреступник, изгнанный обществом и объявивший обществу беспощадную войну. И учтите, что в этой войне он еще пи разу не потерпел поражения!
По мере того как председатель жюри говорил, его фигура, казалось, росла и росла, нависая над присяжными.
— И сына этого человека вы собрались судить! — продолжал Миниас со свирепой насмешкой в голосе.— Да есть ли среди вас хоть один, кто осмелится бросить вызов Фантомасу? Вы, добропорядочные обыватели, поднакопившие деньжат, имеющие семьи, жен, детей и любовниц, осмелитесь ли вы поставить все это на карту? Вы, маленькие людишки, погрязшие в земных заботах, интересах и дрязгах, разве вы годитесь на роль Дон Кихотов? Если вы посмеете осудить сына Фантомаса, между вами и Гением злодейства начнется — нет, не война! — а игра в кошки-мышки. И мышками, конечно, будете, вы!
Испуганные, растерянные присяжные молчали. И только ранее говоривший торговец скобяным товаром решился возразить Миниасу:
— Честное слово, почтеннейший, вы говорите странные вещи! От чьего имени вы нам угрожаете? Но даже если ваши угрозы обоснованы, мы находимся здесь не для того, чтобы заботиться о собственном благополучии, а для того, чтобы служить истине! Здесь собрались порядочные люди, для которых честь — не пустой звук...
Говоривший внезапно замолчал, потому что с Миниасом произошла чудовищная метаморфоза. Отступив от стола на три шага, он несколькими резкими движениями сорвал с себя одежду, под которой оказался черный, плотно облегающий тело костюм. На лицо он мгновенно надел черную маску с прорезями для глаз и, подняв руки, застыл в угрожающей ритуальной позе.
— Ну, теперь вы узнали меня? — спросил мнимый Миниас.
— Фантомас! — вздох ужаса разом вырвался у присяжных.
— Теперь решайте! — продолжал бандит, и в руке у него сверкнул револьвер.— Осмелитесь ли вы осудить моего сына?
Перед каждым, заседателем лежали черные и белые шары, которые надо было опустить в урну для голосования. Черный шар означал признание виновности, белый — оправдание.
— Голосуйте, господа! — приказал Фантомас, потрясая револьвером.
И голосование началось. Охваченные ужасом, с какой-то лихорадочной поспешностью, толкая друг друга, присяжные кинулись к урне. Фантомас внимательно наблюдал за происходящим, и когда все было кончено, расхохотался своим дьявольским смехом.
— Вы, оказались еще более разумными, чем я предполагал! — воскликнул он.— Благодарю вас, господа! Вы можете гордиться: Фантомас не часто произносит слова благодарности!..
В урну не было, опущено ни одного черного шара.
— Готовься, Фандор!
— Вы мне делаете больно, Жюв.
Комиссар сжал руку журналиста с такой силой, что ногти вонзились в кожу. Члены жюри возвращались в зал заседаний и рассаживались по своим местам. В углу зала, напротив трибуны для присяжных, Жюв поднялся на ноги, сжимая, в кармане браунинг. Фандор поступил точно так же.
Судьи заняли свои кресла, подсудимый — место на своей скамье.
— Если они признают его виновным, его ждет гильотина,— прошептал Жюв.
Председатель, суда встал и повернулся в сторону заседателей:
— Пусть господа присяжные соблаговолят огласить свое решение!
Миниас встал. Среди всеобщей напряженной тишины раздался его голос, но совсем не тот, который привыкли слышать доктор Дроп и все, кто раньше имел дело с финансистом. В его голосе теперь слышался рык хищника, злобное торжество и демоническая ирония:
— По чести и совести, перед лицом Бога и людей, жюри присяжных выносит свой единогласный приговор: «Нет! Не виновен!»
Ответом ему было всеобщее замешательство. Обвинитель в волнении вскочил на ноги. Члены суда обменялись растерянными взглядами. Подсудимый со своей скамьи во все глаза смотрел на Миниаса, и на его лице читалось торжество сбывшейся надежды.
Первым оправился от шока председатель суда. Но у него не было иного выхода, как сообразовываться с решением жюри. Поэтому, произнеся обычную в таких случаях судебную формулу, он огласил приговор:
— В соответствии с решением жюри присяжных заседателей, давшим отрицательный ответ на все вопросы... суд выносит подсудимому оправдательный приговор... Стража, освободите подсудимого!
И как бы в ответ на эти слова в зале раздался голос Владимира:
— Спасибо, отец!
В ту же секунду Жюв, оттолкнув Фандора, бросился вперед. Одной рукой он сжимал браунинг, другой — пожелтевшую от времени бумажку, выданный много лет назад ордер на арест.
— Фантомас! — вскричал полицейский.— Именем закона, вы арестованы!
Оглашение оправдательного решения жюри не было для него неожиданностью. Уже некоторое время тому назад он разгадал, кто скрывается под личиной Миниаса, и ждал только подходящего момента, чтобы его арестовать. Теперь, по мнению Жюва, такой момент наступил. Комиссар рассчитывал, что застигнутый врасплох Фантомас не успеет бежать...
Но реакция Мастера преступлений была молниеносной. Увидев, что он разоблачен, Фантомас выхватил револьвер, направил его на Жюва и нажал гашетку. Раздались выстрелы, сопровождаемые криками испуганной публики. Комиссар был бы убит на месте, если бы не Фандор. В то самое мгновение, когда преступник выхватил револьвер, журналист подставил полицейскому подножку. Жюв упал и благодаря этому избежал предназначавшейся ему пули. Стражники, не понимая, что происходит, кинулись на Жюва и Фандора. Возникла свалка, продолжавшаяся не менее трех минут. И когда полицейский и журналист, выбравшись из толкучки, кинулись к трибуне, где только что находился Фантомас, преступника там уже не было. Он успел покинуть зал заседаний и затеряться в бесконечных, но ему хорошо знакомых коридорах Дворца правосудия...
Час спустя Жюв и Фандор выходили из Дворца правосудия. Полицейский был в полном расстройстве чувств.
— Я снова упустил Фантомаса! — сетовал он.— Снова, уже в который раз, он ухитрился бежать! Он обладает какой-то адской дерзостью... Уж и не знаю, удастся ли мне его когда-нибудь победить... Вот если бы ты не сбил меня с ног... Да, конечно, я понимаю, ты спасал мне жизнь. Но действовать надо было иначе: надо было ловить Фантомаса! Пусть бы я был убит — велика важность! Зато преступник был бы схвачен...
Фандор не возражал. Он слишком хорошо знал Жюва и понимал, что его слова — не бравада, а правдивое выражение чувств. Но про себя он радовался, что поступил именно так. Его друг остался жив, и это главное. И вместе они рано или поздно одержат верх над Фантомасом!
Переходя через улицу, двое друзей услышали крики мальчишек — продавцов газет. Фандор машинально взял свежий номер «Столицы», взглянул на заголовок и побледнел. Через всю первую полосу шел заголовок: «Председатель суда Себастьян Перрон убит вместе со своей любовницей Амели Дроп».
Жюв, заглянувший в газету через плечо Фандора, горестно вздохнул:
— Готов поклясться, что это еще одно преступление Фантомаса!
ОПЕРАЦИЯ
Расставшись с Жювом после столь бесславно завершившегося процесса над Владимиром, Фандор поспешил в клинику доктора Дропа. «Я знаю характер Фантомаса,— говорил он себе.— Он никогда не уходит с поля боя, не нанеся ответного удара. Но этот удар будет направлен не против меня или Жюва! Фантомас предпочитает изощренные способы мести. Он направит свою ярость против той, кто нам дороже жизни,— против Элен! Я должен быть рядом с ней и защитить ее...»
Придя в клинику, Фандор прежде всего, направился в кабинет мадемуазель Даниэль: он знал, что без ее разрешения ему все равно но удастся увидеться с Элен. Кабинет был пуст, и Фандор, прождав несколько минут, начал терять терпение. Снедаемый тревогой, он пустился на поиски старшей сестры. Но тут, проходя по коридору второго этажа, он наткнулся на дверь с табличкой «14». Он вспомнил, что именно в этой палате должна находиться Элен. Войти в палату просто так он счел неудобным и стал искать кого-нибудь из персонала, кто мог бы о нем доложить, но никого поблизости не было. Тогда он тихонько постучал в дверь, раз и другой. Ответа не было. Фандор решился наконец приоткрыть дверь — и застыл на пороге: палата была пуста. Более того, в ней царил полный беспорядок. Постель была смята, подушки валялись на полу, как будто здесь происходила борьба... Втянув в себя воздух, Фандор почувствовал характерный запах. «Ба, да это хлороформ!» — подумал он про себя.
Беспокойство Фандора резко усилилось. Он спрашивал себя, какая еще драма здесь разыгралась и какое отношение к ней мог иметь Фантомас. Да и сам доктор Дроп не внушал журналисту никакого доверия... Пока Фандор стоял в раздумье, в палату заглянул служитель.
— Не знаете ли вы, где больная? — спросил журналист у служителя.
— Ей-Богу, не знаю,— ответил тот, но, подумав, добавил: — Сдается мне, что минут пятнадцать назад ей дали хлороформ и куда-то увезли. Наверное, профессор решил сделать ей операцию, и она находится сейчас на третьем этаже в операционной.
Как только служитель удалился, Фандор со всех ног кинулся по лестнице на третий этаж.
В кабинете, примыкавшем к операционной, мадемуазель Даниэль уже приготовила для хирурга костюм и резиновые перчатки, в которых ему предстояло проводить операцию.
— Все готово? — спросил доктор Дроп, входя в кабинет.
— Так точно, господин профессор,— ответила старшая сестра, помогая доктору одеваться.— Обе больные уже под наркозом.
В обширной операционной, напоминавшей ангар с застекленной крышей, два операционных стола стояли рядом. Две молодые женщины лежали на них, прикрытые белоснежными простынями, у одной были чернью кудри,- у другой — волосы цвета расплавленного золота. Старая Фелисите держала у лица блондинки маску, через которую поступала смесь кислорода и хлороформа.
Доктор Дроп стремительно вошел в операционную, весь в белом, с белой марлевой маской на лице, держа вверх руки в тонких резиновых перчатках. Он остановился перед одним из операционных столов и протянул руку, в которую Даниэль сразу же вложила сверкающий ланцет. Он поднес лезвие к запястью пациентки, но прервал свои действия, чтобы сказать старшей сестре:
— Даниэль! Операция, которую я готовлюсь произвести, самая смелая из всех, на которые я когда-либо решался! Она впишет новую страницу в историю медицины. Речь идет о переливании крови от одного пациента к другому!
И, посмотрев на темноволосую женщину, которая лежала неподвижно, усыпленная хлороформом, он прошептал в порыве бесконечной нежности:
— Моя любимая! Все это — ради тебя! Ради того, чтобы вернуть тебе здоровье и разум!
Произнеся эти слова, Дроп разом отключил свои человеческие чувства. С этого мгновения он был только хирургом, выполнявшим сложную и ответственную операцию. Короткими и точными взмахами ланцета он вскрыл артерии на запястьях пациенток и соединил кровоток их обеих с помощью специального аппарата, который должен был обеспечить постепенное перекачивание крови от одной пациентки к другой.
— Теперь сделаем такие же надрезы на ногах,— бормотал профессор.— Таким образом мы обновим кровь Дельфины, и она выздоровеет... Ну а что касается другой...
Поль Дроп остановился, заметив, что разговаривает вслух. Две его помощницы обернулись к нему с испуганным выражением на лицах. Профессор не услышал, как отворилась дверь и в операционную вошел еще один человек, тоже одетый во все белое и с марлевой маской на лице. Расположившись за спиной хирурга, он внимательно наблюдал за происходящим. Когда две медсестры заметили вновь пришедшего, они решили, что это второй хирург, приглашенный профессором в качестве ассистента. Внезапно Поль Дроп услышал у себя за спиной дрожащий от негодования голос:
— Убийца!.. Теперь я понял, что вы собираетесь сделать! Ради того чтобы вылечить безумную Дельфину Фаржо, вы готовы пожертвовать жизнью другой невинной женщины — женщины, которую я люблю! Но вам удастся осуществить ваш замысел не раньше, чем вы убьете меня!
— Что такое? Кто вы такой? — забормотал профессор.
— Я тот, кто готов на все ради спасения Элен, которую вы собрались хладнокровно умертвить! Я Фандор!
И, выхватив револьвер, он добавил:
— Я убью вас, Дроп! Убью, как собаку! И это будет заслуженный вами конец!
Но Дроп не собирался отступать. С ланцетом в руке он бесстрашно стоял под дулом револьвера.
— Вы готовы на все ради женщины, которую вы любите — сказал он.— Но и я готов на все ради той, кого люблю!
— Вы можете жертвовать ради нее своей жизнью, но не чужой! — ответил Фандор.— Я здесь, и я не допущу этого злодейства!
Поль Дроп скрестил руки на груди и сардонически усмехнулся:
— Пусть я негодяй... Но интересно, как вы мне помешаете?
Фандор задрожал,— он осознал свое бессилие... Хирург начал операцию и только он мог ее прервать. Журналист бросил отчаянный взгляд на женщин, лежащих на операционном столе: обе были смертельно бледны, казалось, жизнь уже покинула их... Ему почудилось, что перед ним находятся два трупа, завернутые в саваны. Силы оставили Фандора, и он рухнул на колени перед Полем Дропом, который стоял перед ним как воплощение Науки, холодной и безжалостной.
— Умоляю вас,— забормотал журналист,— спасите ее! Вы не можете совершить столь подлое, столь ужасное убийство... Профессор Дроп, я взываю к порядочному человеку, каким вы были раньше, я обращаюсь к вашей профессиональной совести! Я знаю, что вас подозревают в ужасных вещах: в том, что вы пособник Фантомаса, в том, что вы убили свою жену Амели и ее любовника Себастьяна Перрона... Но я не могу поверить, что вы способны довести до конца то страшное дело, которое вы задумали в момент душевного затмения! Я не угрожаю вам, я вас умоляю: спасите Элен! А если вам нужна чья-то жизнь ради излечения Дельфины Фаржо,— возьмите мою! Я предлагаю вам свою жизнь в обмен на жизнь Элен!
Фандор отбросил револьвер, слезы текли по его лицу, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Обе медсестры стояли, как громом пораженные. Они перестали регулировать подачу хлороформа, пациентки начали стонать и вот-вот должны были выйти из-под действия наркоза...
Профессор Дроп опустил голову. Было видно, что в его душе происходит страшная борьба. Время тянулось бесконечно, каждая секунда была вечностью. Наконец он выпрямился и подошел к операционному столу.
— Что вы собираетесь делать? — пролепетала мадемуазель Даниэль,
Решительным движением Поль Дроп снял аппарат с запястья Элен. Кровь брызнула из открытой артерии, но хирург тут же наложил на разрез тугую повязку.
— Увезите ее! — приказал он.
Фандор вскочил на ноги, силы вернулись к нему. С его помощью две медсестры переложили Элен на каталку и вывезли из операционной.
Профессор Дроп остался один с Дельфиной Фаржо. Видя, что она готова проснуться, он схватил маску и дал ей вдохнуть дополнительную дозу хлороформа. Затем он кинулся к двери и запер ее на ключ. Лихорадочные слова срывались с его губ:
— Фандор прав... Я негодяй... чудовище! Моя собственная жизнь — вот все, чем я располагаю... Дельфина должна жить!.. Л отдам... я искуплю...
Сбросив халат и марлевую маску, он лег на операционный стол, где только что лежала Элен, и закрепил зажимами свою левую ногу и левую руку. Точными ударами ланцета он вскрыл себе артерии на ноге и на запястье. Кровь брызнула фонтаном, но Поль Дроп тут же ввел в разрезы трубки аппарата для переливания крови. Чувствуя, что сознание уже готово покинуть его, он из последних сил нагнулся и коснулся губами губ Дельфины. Потом он откинулся назад и неподвижно замер на операционном столе.
— Простите... Простите меня все, кому я причинил зло...
Это были последние слова, которые произнесли побелевшие губы профессора Дропа...
Когда пять минут спустя санитары выломали дверь операционной, все уже было кончено. Опытная Даниэль поняла это сразу. Все-таки она вызвала одного из врачей клиники, который констатировал смерть профессора Дропа. Он же снял аппарат для переливания крови и перевязал разрезы на ноге и руке Дельфины Фаржо. Молодая женщина постепенно приходила в себя. Ее бледные щеки медленно розовели, она слабо пошевелилась.
— Жизнь больной вне опасности,— сказал врач.
В сторонке, опустившись на табурет, плакала мадемуазель Даниэль.
— Профессор Дроп умер...— шептала она.— Умер как мученик... как святой...
24. БЕДНОЕ ДИТЯ!
Между тем Жюв никак не мог прийти в себя после неудачной попытки арестовать Фантомаса. Вновь и вновь ему приходилось убеждаться, что ловкость и хитрость неуловимого бандита поистине безграничны. Он не ограничивался тем, что скрывался под новыми и новыми масками,— он носил одновременно несколько личин!
Занимаясь преступными махинациями на скачках под видом графа де Мобана*, он уже готовил себе новую маску — маску финансиста Миниаса: он регулярно посещал Биржу, завязывал там деловые связи, создавал себе репутацию... Вопреки ожиданиям Жюва, он не пытался ограбить миллионера Максона, но готовил удар совсем с другой стороны. Но и для него несчастье с Элен было полной неожиданностью и тяжелым испытанием, ибо, несмотря ни на что, он продолжал относиться к ней как к своей дочери. Узнав через своих пособников (а они имелись у него повсюду), что Элен перевезли в клинику Дропа, Фантомас под видом Миниаса затеял преступную интригу для покупки этой клиники — интригу, которая стоила жизни Амели Дроп, ее любовнику Себастьяну Перрону и несчастному наркоману Педро Коралесу.
Маска Миниаса пригодилась ему и для того, чтобы освободить своего сына Владимира. Здесь Фантомас шел по лезвию ножа. Во время суда он уже знал, что Жюв проник в тайну Миниаса и сделает попытку его арестовать. Гений злодейства пошел на смертельный риск — и снова выиграл! Но Миниас теперь был отброшен, как ненужная кукла, его больше не существовало...
Фантомас покинул Дворец правосудия в полной уверенности, что он убил Жюва: еще бы, он целился в полицейского почти в упор и видел, как тот упал!
У подъезда Дворца правосудия бандит преспокойно сел в фиакр и доехал до площади Согласия. Там он вышел из фиакра, вернулся немного назад, прошел под сводами Лувра и оказался на площади дю Каррузель. Возле памятника Гамбетте какой-то человек читал газету. Фантомас хлопнул его по плечу:
— Ты уже на месте... Очень хорошо!
— Ах это вы, патрон! Я уже начал беспокоиться, не застукали ли вас легавые во Дворце правосудия...
— Не говори глупости, Звонарь! — холодно парировал Король преступников.— Как ты смеешь сомневаться во мне? Скажи спасибо, что я сегодня в хорошем настроении... Я не только освободил Владимира, но, кажется, пристукнул наконец этого зануду Жюва!
И Фантомас простер свою снисходительность до того, что коротко рассказал своему сообщнику о событиях, развернувшихся во время суда.
— Ну ладно, хватит болтать! — закончил он.— Ты выполнил мои приказания?
— Да, хозяин! — заторопился Звонарь.— Я принес все для того, чтобы вы могли переодеться и загримироваться... Вот только не знаю, где вы сможете это сделать...
— Как где? Да вот здесь! — и Фантомас указал рукой на Лувр.— Залы музея — самое укромное местечко, какое только можно пожелать!
Несколько минут спустя двое вышли из музея Лувра, два человека, в которых самый опытный полицейский не узнал бы Фантомаса и Звонаря. Это были два пожилых слесаря, одетых в синие рабочие блузы, с ящиками для инструментов через плечо. На голове у них были старые засаленные кепки с маленьким козырьком, лихо заломленные набекрень по парижской моде.
— Куда мы теперь, хозяин? — спросил Звонарь.
— К тебе...
— Насчет мальчишки?
— Насчет мальчишки... Есть одно дельце, Звонарь, которое я предлагаю тебе провернуть вместе... Денежки пополам!
От такой щедрости Фантомаса у Звонаря закружилась голова.
— Я готов, Хозяин,— ответил он,— Мне денежки во как нужны!
— Денежки — сами собой, но главное — мне нужно отомстить! Отомстить Жюву... А для этого я прикончу того, кого он поклялся защищать и охранять,— мальчишку Юбера!
— Прикончить-то его дело нехитрое,— сказал Звонарь,— Да только какая в том корысть?
— Ну и дурак!.. Денег огребем — кучу...
Не очень понимая, куда клонит Фантомас, Звонарь больше всего боялся продешевить.
— Так ведь есть еще Мариус и Клод,— сказал он.— Санитар Клод был наводчиком, а Мариус увел мальца... С ними тоже делиться?
Фантомас захохотал, его веселью не было границ. Отсмеявшись, он проговорил:
— Эх ты, простак! Клод — это то же самое, что Мариус. А Мариус, если хочешь знать,— это я! Так что но волнуйся, делить будем на двоих.
— А деньги-то откуда?
— Ну ладно, слушай! Сегодня я добрый... когда я познакомился с Дропом, я думал использовать его клинику как... как фабрику покойников, что ли! Представляешь: фешенебельное заведение, знаменитый хирург во главе,— комар носу не подточит... А что клиенты умирают, так на то воля Божия... А наследники рады-радешеньки! Вот нам с Дропом и доход, и доход немалый! И делов-то — отправить на тот свет либо старую тетку, либо надоевшего мужа, либо докучную жену... Я думал, Дроп на это легко пойдет — финансовые дела у него были хуже некуда. А он возьми да упрись!
— Почему?
— А он, видите ли, порядочный! У него, видите ли, принципы! Ну, не хочешь — тебе же хуже... Я придумал другую комбинацию.
— Какую?
— А вот какую. У Дропа жена — богачка, с миллионами. Но все богатство записано на нее одну. Как ты думаешь, если она умирает, кому пойдут деньги?
— Мужу...
— Не сразу... Деньги пойдут сыну, то есть Юберу... А вот после того, как мы прикончим Юбера,— уже Дропу... А мы с Дропом — компаньоны. Тут уж я берусь за дело и обдираю его, как липку!
Так, мило беседуя, они подошли к дому на улице Бертен, где жил Звонарь. Дом имел вполне благопристойный вид, но апаш обошел его с задворков и указал на лестницу, ведущую, в подвал.
— Я не любитель жить на этажах,— сказал он.— Здесь дешевле... и спокойнее! Хоромы мне не нужны: если мне надо принять Ротшильда, я приглашаю его в ресторан!
Проведя Фантомаса по лабиринту узких коридоров, Звонарь остановился перед дверью, на которой висел большой амбарный замок. Апаш долго возился с ключом, наконец дверь отворилась и они вошли в тесное и темное помещение, где царил ужасающий беспорядок. На расшатанной деревянной кровати валялось какое-то грязное тряпье, рядом стояла заржавленная чугунная печка, к которой тяжелой цепью был привязан громадный пес-волкодав. Пес свирепо зарычал, но, узнав хозяина, примолк и улегся на место. Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, Фантомас разглядел в углу стул, на котором сидел, накрепко прикрученный веревками, мальчик лет семи. На его лице застыло выражение отчаяния и страха.
Звонарь подошел к ребенку и вместо приветствия залепил ему увесистую оплеуху.
— Вот, полюбуйтесь на ублюдка! — сказал он.— Хнычет с утра до вечера — аж опух...
Фантомас положил ребёнку на голову свою мощную ладонь.
— Ну, хозяин, как будем его кончать? — осведомился Звонарь.
Фантомас засмеялся:
— Есть у меня один хорошенький способ, особенно если речь идет о ребенке. Берешь его, миленького, за головку и начинаешь помаленьку сгибать шейку — налево — направо, налево — направо... Это китайский способ, а китайцы по части пыток — большие мастера! При таком способе шейные позвонки постепенно отделяются друг от друга, сухожилия растягиваются, кровеносные сосуды лопаются... И заметь, несмотря на адские мучения, пациент лишен возможности кричать!
Злодей уже готов был приступить к исполнению того, что он только что красочно описал, когда его внимание отвлек шум, доносившийся с улицы. Прислушавшись, можно было различить голоса мальчишек-газетчиков, выкрикивавших последние новости. Сняв руку с головы малыша, Фантомас приказал Звонарю:
— Ну-ка, принеси мне газету... Любопытно, как себя чувствует наш милейший Жюв?
Когда минуту спустя Звонарь вернулся с газетой, на нем лица не было.
— Что там такое? — спросил Фантомас.
— Вот, прочтите, хозяин! — сказал апаш, зажигая стоявшую на печке сальную свечу.
Фантомас взглянул на газету и в свою очередь побледнел. На первой полосе крупными буквами выделялось сообщение:
«Только что в клинике Нейи обнаружен труп известного хирурга Дропа. Наши читатели знают, что жена Дропа была вчера найдена убитой, в Булонском лесу. Считают, что это было очередное преступление Фантомаса. Однако в случае с хирургом Дропом. страшный бандит явно ни при чем. Поль Дроп погиб в ходе сенсационного медицинского эксперимента, который он осуществил сам над собой».
— Проклятие! — взревел Фантомас.— Мой план рушится! И надо же было этому кретину Дропу затеять свой эксперимент именно тогда, когда ему предстояло стать наследником миллионов!
Звонарь, чтобы скрыть свою досаду, старался не смотреть на патрона.
— Чего уж там! — сказал он наконец.— Мальчишку-то будете кончать? А то давайте я...
— Идиот! — крикнул Фантомас.— Если мы сейчас убьем мальчишку, наследство пойдет дальним родственникам, и мы останемся с носом! А сохранив его живым, мы еще имеем шанс добраться до миллионов...
Подумав, он продолжал уже спокойно:
— Если бы ты, Звонарь, не был таким тупицей, я бы сделал тебе королевский подарок.
— Что еще за подарок?
— Вот! — бандит широким жестом указал на ребенка.— Я дарю тебе этого недоноска! Отныне — это твой сын!..
Глаза Звонаря свирепо сверкнули:
— Мой сын, патрон? Что мне с ним делать?
— Это я тебе объясню потом. И если ты будешь в точности следовать моим инструкциям, через несколько дней денежки будут у нас в руках!
ЖЕНСКАЯ РЕВНОСТЬ
Тусклый свет пасмурного осеннего дня едва проникал в комнату, где Дельфина Фаржо лежала в постели на высоко взбитых подушках. Через окно она могла видеть верхушки деревьев, которые гнулись под порывами ветра и потоками дождя. Старая Фелисите, как обычно, находилась тут же неподалеку. По привычке она напевала песепку, которую так любила ее подопечная:
Мы в лесочек не пойдем,
Сперва дождик переждем...
Неожиданно Дельфина прервала ее пение.
— Помолчи хоть немного! — сказала она с раздражением.— Сколько можно бубнить этот детский припев?
— Ведь ты его так любишь, деточка!
— Совсем не люблю! — промолвила Дельфина и нахмурилась.
Восемь дней прошло с тех пор, как профессор Дроп произвел роковой для себя медицинский эксперимент. Первые дни Дельфина пребывала в какой-то прострации. Она никак не реагировала на то, что происходило вокруг. Лечащий врач говорил, что, хотя ее физическое состояние быстро улучшается, в области психики не происходит никаких изменений.
Однажды Фелисите, желая ее развлечь, предложила ей поиграть с куклой. Неожиданно Дельфина Фаржо ответила:
— Зачем мне кукла? Я не ребенок... Дайте мне вот это!
И она указала на книгу. Фелисите передала ей иллюстрированный сборник детских сказок. Дельфина перелистнула. несколько страниц.
— Странно! — сказала она,— У меня такое впечатление, будто несколько дней тому назад я с интересом рассматривала эти картинки... Или это было очень давно? Не помню...
— Возьми куклу, деточка, поиграй...— снова забубнила старая служанка.
На этот раз молодая женщина взорвалась:
— Ты что, смеешься надо мной? Разве я ребенок или слабоумная, чтобы играть в куклы! Я взрослый человек! Почему со мной здесь так обращаются?
Внезапно, как будто в ее создании произошло просветление, она спросила:
— Почему уже столько времени не приходит профессор Дроп? Оп такой добрый и очень меня любит... Мне без него плохо. Позови его, Фелисите!
Старая служанка побледнела. Она начала понимать, что к Дельфине возвращаются сознание и память, а вместе с ними и все страдания, все заботы, которыми полна жизнь. Она сказала молодой женщине, что профессор Дроп очень занят и сегодня прийти не сможет.
— Тогда завтра? — спросила Дельфина.
— Может быть...— ответила служанка.
Молодая женщина задумалась, потом закрыла глаза и, казалось, погрузилась в сон. Фелисите воспользовалась этим и побежала за мадемуазель Даниэль.
Старшая сестра пришла и несколько секунд смотрела на спящую Дельфину. Потом она увела. Фелисите в соседнюю комнату и спросила:
— Зачем вы привели меня сюда, Фелисите? Ведь у меня столько дел...
В ответ старая служанка рассказала, каким разительным образом изменилось поведение ее подопечной.
— Мне кажется, сознание и память возвращаются к ней,— закончила она свой рассказ.
Мадемуазель Даниэль всплеснула руками:
— Бедный, бедный профессор Дроп! Если бы он мог видеть выздоровление той, ради которой он отдал свою кровь, свою жизнь!
И две женщины, перебивая друг друга, стали вспоминать все трагические перипетии чудесного исцеления. Вдруг из соседней комнаты донесся приглушенный крик, а затем звук упавшего тела. Когда, испуганные, они вбежали туда, то увидели Дельфину Фаржо, лежащую без сознания на полу возле двери...
После смерти Поля Дропа жизнь клиники постепенно вошла в нормальную колею. Скандал, который мог бы разгореться, удалось замять. Фандор ни словом не обмолвился о преступном опыте, который чуть не стоил жизни его возлюбленной. Журналист решил, что своим последним поступком, стоившим ему жизни, профессор заслужил, чтобы о нем осталась добрая память. Все свободное время молодой человек проводил рядом со своей возлюбленной, которая быстро поправлялась и набиралась сил.
Финансовое положение клиники, как это ни странно, изменилось в лучшую сторону. Героическая, жертвенная смерть профессора Дропа привлекла всеобщий интерес и симпатию. Крупные финансисты изъявили готовность поддержать клинику, а лучшие врачи считали за честь помещать туда своих пациенток. Мадемуазель Даниэль опытной рукой направляла свой потрепанный бурей корабль, вошедший наконец в спокойные воды. Зловещий Миниас исчез, как в воду канул...
Дельфина Фаржо после обморока стала вести себя чрезвычайно замкнуто. Она мало говорила, ни о чем не спрашивала, но внутри ее сознания шла мучительная работа. Из подслушанного ею разговора двух сестер она смогла составить довольно полное представление о произошедших событиях. Ее былая детская привязанность к Полю Дропу сменилась глубокой и трагической любовью женщины, любовью к тому, кто отдал за нее жизнь. И вместе с этой любовью в сердце несчастной женщины все ярче разгоралось мрачное пламя ненависти к Элен и Фандору, которых она считала виновниками смерти Дропа.
Между тем мадемуазель Даниэль не оставляла тревога о дальнейшей судьбе Дельфины. Однажды, встретив ее в парке клиники, где Дельфина теперь часто гуляла, старшая сестра завела с ней такой разговор:
— Вот вы и выздоровели, мадемуазель Фаржо! Я этим очень обрадована... и одновременно — обеспокоена!.. Потому что вам предстоит покинуть нас и снова начать самостоятельную жизнь. Ведь наше заведение предназначено только для больных.
Дельфина вздрогнула, но постаралась скрыть свое смущение.
— У меня нет ни родственников, ни денег,— сказала она.— Я не знаю, что со мной будет... Не могли бы вы найти для меня какую-нибудь работу в клинике?
— Это будет нелегко...— Даниэль сделала уклончивый жест.— Ведь у вас нет медицинской профессии. Я не могу вам ничего сказать, пока не переговорю с нынешними управляющими...
Оставшись одна, Дельфина не могла сдержать слезы.
— Одна... Совсем одна... Всеми покинутая...— шептала она.— Подумать только: все могло бы быть иначе, если бы доктор Дроп остался жив... Он так любил меня... Мы были бы счастливы!
Она медленно брела по аллее. Сумерки начали окутывать парк. Вдруг из открытого окна одной из палат до нее донеслись голоса. Дельфина остановилась и прислушалась.
— Это они... они...— прошептала она.
Стоя в темном парке, она могла видеть и слышать то, что происходило в освещенной комнате. Там, на уютном канапе, сидели, нежно прижавшись друг к другу, девушка и молодой мужчина. Это были Элен и Фандор. Исполненные любви и надежд, они строили планы будущей жизни.
— Элен, любимая,— говорил журналист,— наконец-то уходят в прошлое наши страдания! Мы столько пережили, столько перенесли, что заслужили право на счастье!
— Ах, Фандор! — отвечала молодая девушка.— Когда вы со мной, я забываю о пережитых трагедиях и тоже начинаю верить в будущее! С тех пор как я вас узнала, я желаю только одного: жить рядом с вами, быть связанной узами вечной любви!
Нежно сжимая друг друга в объятиях, они обменялись страстным поцелуем.
— И все-таки мне страшно,— продолжала Элен.— Мрачная тень Фантомаса угрожает нашему счастью...
— Не бойся, любимая,— отвечал Фандор.— Я буду рядом. Пусть приходит Фантомас — я сумею его встретить!
В этот момент в дверь постучали, и в палату вошла мадемуазель Даниэль. Она улыбнулась влюбленным:
— Извините меня за беспокойство, но не следует злоупотреблять данным вам разрешением. Мадемуазель Элен еще только поправляется. Будьте благоразумны! Господин Фандор, я вынуждена выставить вас за дверь! Не огорчайтесь: завтра вы увидитесь снова.
Журналист запечатлел нежный поцелуй на руке своей невесты и удалился в соседний корпус, где ему была отведена специальная комната.
Дельфина Фаржо, задыхаясь от слез, осталась стоять в тени деревьев.
— Элен и Фандор любят друг друга,— шептала она.— Они счастливы...
В прошлом жизненный путь Дельфины Фаржо волею судьбы не раз пересекался с дорогами Фандора и Элен. Теперь, когда память вернулась к ней, образы прошлого всплывали из глубины ее сознания. В свое время Элен оказалась счастливой, хотя и невольной соперницей Дельфины: любовный роман между Дельфиной и испанским инфантом