* * *
…«Или все, или ничего» – чем хуже народу, тем лучше революции. Правительство переходило к представительству. Александра II убили. Постепенной реформы не хотим. Она хуже, чем ничего. Нельзя учиться, так как школа, не истинно демократична. Нельзя повиноваться никакой власти, пока она не перейдет в руки народа. Нельзя заниматься земледелием, пока вся земля не перейдет в руки народа. Нельзя работать на фабриках, пока не будет 8‑ми часового рабочего дня. Жить нельзя, пока все не перестроится по образцу социалистов‑революционеров. Не человек важен, а формула».
* * *
Жуч. – Если б я был революционером, я бы с в вами не сошелся во взглядах. Между нами всегда бы стояла стена, через которую я не перелез бы на вашу сторону.
Цед. – А если б я перелез к вам? У меня хватило бы на это духу.
Жуч. – У меня не хватило бы. Не могу похвастаться.
Цед. – Вы уклоняетесь от прямого ответа на мой вопрос: если б я перелез? Как вы поступили бы?
Жуч. – Я попросил бы вас извинить меня и стал бы строить между нами новую стену.
Цед. – Я мог бы помешать вам в этой работе…
Жуч. – Каким образом?
Цед. – Не знаю… смотря по обстоятельствам.
Жуч. – Во всяком случае, я не уступил бы вам.
Цед. – Мы стали бы драться?
Жуч. – Или драться, или… я просто бы ушел от вас. Вы меня извините, пожалуйста, но во мне, вероятно, слишком много недостатков чисто русских… скажите – предрассудков, отсталости, варварства, но я устал от вас.
Цед. – Но русский антисемитизм выражается в таких грубых формах, что они осуждаются всем человечеством.
Жуч. – Я человек достаточно воспитанный, чтобы предпочитать идейные формы всяким другим.
Цед. – Значит, грубые формы антисемитизма вы осуждаете, и если б вам пришлось выразить свое мнение в печати, вы их осудили бы?
Жуч. – Я не литератор и такой необходимости не предвижу.
Цед. – О, вот какой вы! Я не ожидал. Вы, следовательно, сочувствуете погромам?
Жуч. – Нет, погромам я не могу сочувствовать.
Цед. – Почему же не выразить им осуждения?
Жуч. – Борьба между расами, славянской и семитической, – фатальная борьба и, думаю, непримиримая. Поэтому я стал бы на сторону сионистов, если мог бы верить искреннему желанию евреев поселиться в Палестине.
Дед. – Вы полагаете, что они лгут?
Жуч. – Нет, не полагаю. Они просто ошибаются.
Цед. – Вы не хотите быть побежденным?
Жуч. – Евреями?
Цед. – Нет, в этом споре?
Жуч. – Я достаточно ясно выразился. Да и что я? Достаточно тлю, что есть русские писатели, которые оправдывают Иуду.
* * *
…Говорил горячо, ударял кулаком об стол, и вдруг поймал себя на актерстве, подумал, не развил ли в себе замашки.
…Власть обращает внимание на мелочи, а важное пропускает. Мелочи всегда были важнее.
…Душевная муть не проясняется, а густеет. Человек живет в атмосфере кровавых образов и злобных представлений. Чем бороться с этой растущей волной взаимной ненависти?
Августа.
Была интересная беседа с Костромским губернатором Веретенниковым. Рассказывал, что раз Куропаткин и Витте вместе возвращались от царя.
– «Проздравляю вас с новым городом», – сказал Витте.
– «С каким?» – спросил Куропаткин.
– «С Дальним. Государь уже утвердил». И Витте развернул план города.
Куропаткин не имел денег на Порт‑Артур. Дальний стоил 42 миллиона.
П. А. Столыпин приехал от царя взбешенный и рассказывал своему брату, что царь ему сказал:
– «Видели, как «Нов. Вр.» мешает вас с грязью?»
П. А. Столыпин прибавил к этому:
– «Если б Меньшиков говорил не обо мне, я оштрафовал бы «Нов. Вр.» на 3000 руб. но новому закону, по которому не дозволяется унижать власть».
Вот и доказывается, что у П. А. Столыпина есть большая недохватка в голове, – сейчас же кулачки и показывает.
Августа.
С 5 1/2 до 7‑ми сидел А. И. Извольский, министр иностранных дел. Он развивал свою программу по поводу соглашения с Японией и Англией. «Япония лет 10 нас не тронет. Воевать там нам невозможно. Манчжурию мы разделили на 2 района. Японии будет южный, мы – север, который Японии не нужен. Японцы плохие колонизаторы. Они воины. В Европе назревают события. Мы должны быть свободны в Европе и поэтому необходимо обеспечить себя в тылу. Поднимаемся мы только удачной войной с кем‑нибудь, все равно с кем. Нам надобна не столь большая, но хорошая армия». На мои вопрос о проливах он сообщил, «как Алексею Сергеевичу, а не как журналисту», что в этом вопросе Англия будет за нас. Не врет ли? Остается Германия.
«В прошлом году со мной говорили как с представителем Турции и Персии. «Если Россия не умеет ввести у себя порядок, то мы введем, пошлем свои корабли». Вот до чего доходило дело! Я теперь буду говорить совсем иначе. Уже в Свинемюнде, благодаря соглашению с Японией, я мог говорить тверже, чем в прошлом году. В будущем наследство Австрии. На Балканах мы вместе с Болгарией. Хорошо, что мы с ней столкнулись в резком кризисе. Это на пользу обеим сторонам. Рыбная конвенция с Японией невыгодна, но она определена Портсмутским миром. Приходилось отстаивать всякую запятую».
Упомянул о расстройстве своего здоровья, хотя он выглядывает очень крепким и здоровым человеком. – «Меня критикуйте, без критики нельзя обойтись, но относитесь к моей политике беспристрастно. Набеги нашей газеты вредны для России».
И говорил о плохой администрации.
– «Людей нет. Посла в Японию не могу найти. Мой двоюродный брат был 30 лет в Париже, куда же я его могу послать?» Вообще он говорил, как деловой человек. В деле роспуска 2‑й Думы он был за роспуск ее после отказа Думы утвердить временные законы по 87 статье. Так бы поступили в Европе. Столыпин не соглашался, выжидал более резких проявлений. Столыпин стоял твердо на соблюдении 17 октября. «Можно роспускать Думу, но не трогать конституцию».
* * *
В «России» печатается рассказ о сношениях Кладо с фон‑Миних. Чисто интимная история. У этой Миних впереди миллионы. Сама она 40‑летняя старая дева, бегающая за мужчинами. Мужчины бегают за ее миллионами.
* * *
Осматривал собор на месте убийства Александра II. Довольно эффектный. Он будет конкурировать с другими церквами. Архитектор Парланд. Английская физиономия. «Английский немчик». Если бы Александра II не убили, не было бы ему такого превосходного памятника никогда.
* * *
…Чем дольше живет человечество, тем менее в нем простору и успеха насилию. Разумная свобода достигается трудно, не по приказу, не в короткий срок, не насильственным ускорением истории. Нужны настойчивые, продолжительные усилия и труд, неутомимая борьба с роковыми препятствиями и случайностями, борьба силой просвещения – единственно надежным путем.
Лидо, 11 ноября.
Сегодня мне 73 года. Ужасно много, зато осталось мало. Я выехал 2 сентября. Во вторник утром в Берлине. В среду видел Гардена. В 10.25 выехал на Верону. В четверг приехал в Венецию.
Ноября.
…Молодость везде хороша. Толстой умер 80 лет. Пушкин – 37, Байрон – тоже. Рафаэль тоже 37‑ти лет, Христос 30‑ти. Вот настоящие гении! Чем был бы Толстой 37‑ми лет? Когда долго живешь и работаешь, то, конечно, кое‑что сделаешь. И Лермонтов был бы гениален, и Гоголь – тоже. Он кончил писать почти около 37 лет, если не считать бесплодных усилий на переписку с друзьями.