Скоморох или Начало Магии (роман первый) 10 глава




головы! И я, наверное, слишком сильно дернул кинозальскую дверь

на себя, ибо контролер, хотя и громила в плечах и по росту,

чуть не вывалился из кинозала ко мне под ноги! Видимо, он стоял

в кинозале и держался за ручку двери, и, может, не так уж слабо

держался!

-- Ой, извините! -- сказал я контролеру спешно, оглядев

его с ног до головы. "Но зачем ты держал дверь?.." -- подумал

я.

-- Ничего страшного! -- ответил контролер.

"Если в зале что-то и существовало, чего нельзя мне было

видеть, -- думал я, продолжая анализировать, -- то теперь

наверняка уж поздно... Этот следы замел! Он в их компании, это

вне сомнения!.."

-- Ну, как там, все в порядке? -- спросил я.

-- Фильм дерьмовый! -- ответил контролер.

-- Опять с премией пролетим! -- послышался ехидный голос

позади меня. Я обернулся: это подошел Палыч.

Круг замкнулся. Отступать было некуда. Мои скандалы с

Палычем всегда начинались вот так: с его стороны оттачивались

копья для решающей схватки, там, в кинобудке, а с моей стороны,

здесь, внизу, в кабинете. А потом возникала подобная ситуация

для стычки. Я насторожился.

-- Плана в этом месяце опять не будет, Сергей

Александрович! -- подтвердил свою позицию контролер.

-- А я тут при чем? -- было ощетинился я.

-- Вы же директор... -- улыбчиво, умиленно произнес Палыч,

чуть ли не в реверансе!

-- Ну, так и что же?.. А вы киномеханик! -- съязвил я как

можно отрешеннее.

-- Это ваше дело: фильмы заказывать, Сергей Александрович!

-- раздраженно выкрикнул он, глянув на контролера. Начиналась

атака.

-- Конечно! -- предательски подтвердил контролер.

Но я уже успокоил себя полностью. Мне даже стали они

безразличны оба: контролер и киномеханик.

"Какой-то глупый разговор", -- сказал я про себя. -- "Надо

его заканчивать..." Палыч набирал обороты. Это было хорошо

видно по его манере входить в раж: кулаки в карманах брюк, и от

этого карманы оттопырены, немного покачивается всем туловищем,

плечи приподняты.

И тут в зале неожиданно послышался разношерстный свист и

какие-то крики. В следующее мгновение из зала выскочил и

наткнулся на Палыча мальчик, лет десяти, худенький. Он жалко

потирал свое плечо, потому что ударился о киномеханика.

-- Шпаненок, куда летишь?! -- возмутился тот.

-- Дядя, звука нет! -- сказал мальчик.

Наверное, Палыч чувствовал, как его авторитет безупречного

работника падает в моем лице. Он побелел от злобы, прикусил

нижнюю губу от досады.

-- Сколько раз я тебе говорил, -- рухнул его гнев на

ошалевшего контролера, -- в зале надо быть. Стоишь здесь...

мать твою. Рот разинул!

Контролер тут же, вслед за мальчиком, исчез в зале, а

Палыч будто десятилетний кинулся к себе в кинобудку через фойе,

поскользнулся у дверей и едва не растянулся.

-- Кирилыч! -- заорал он где-то на лестнице своему

напарнику.

-- Ого! -- отозвался тот радостно.

-- Звука, звука нет в зале! Мать твою! -- и еще что-то

орал Палыч, но уже было не разобрать что. Дверь в кинобудку с

оглушительным треском захлопнулась! Словно затрещину отвесила!

Мне доставил удовольствие такой ход событий. Это сработал

во мне Человек-Ветер. Я торжествовал!..

На втором этаже занималось несколько групп ритмической

гимнастики. Этим самым удавалось как-то, худо-бедно,

подрабатывать наличные деньги для различных нужд нашего

скромного увеселительного заведения. Открывалась возможность

приобретать необходимые культ- и канцтовары, стоящие больше

десятирублевых чеков, установленной разовой нормы по смете.

Поскольку в кинотеатре материально-ответственным лицом

является директор, мне приходилось три раза в неделю выставлять

и убирать комплект радиоаппаратуры. Она хранилась в библиотеке,

и мне ее надо было каждый раз перетаскивать в комнату напротив

и обратно в библиотеку. Правда, за это я получал доплату в

сорок рублей, но зато и косились на меня в кинопрокате, а

непосредственное начальство даже пыталось искать пути запретить

мне подрабатывать!

Я зашел в библиотеку. На книжных полках, напротив стола, в

расшатанных книжных рядах рылись дети: две девочки и мальчик.

За столом величественно восседала Екатерина Васильевна.

Мы обменялись приветствиями.

-- Как у вас тут с любовью? -- спросил я у Екатерины и,

напрямик подойдя к ней, нагнулся и поцеловал ее в щеку.

-- О-о!.. Какой вы!.. Сергей Александрович... -- обалдело

сверкнув лукавыми глазами, произнесла она умиленно.

Но ничего не говоря больше и не делая красивой сцены с

продолжением, я отвернулся от Екатерины Васильевны и пошел

прочь по своим делам. Ощущая пристально-изумленный взгляд ее у

себя на спине, я быстренько, за два прихода, перетащил

аппаратуру куда полагается.

Я закрыл комнату на ключ. Я потом буду еще подробно

вспоминать об этом. У Тани, девушки-выпускницы

хореографического отделения культпросветучилища, имелся свой

ключ от этой комнаты.

Дверь в мой кабинет была немного приоткрыта. Я хотел уже

войти к себе, как услышал:

-- А-а- ха-ха-ха-ха! Вы шутник! -- послышался хохотливый

голос Зои Карловны. Она все еще разговаривала по телефону.

Я остановил свою руку, и она неподвижно зависла в воздухе,

едва не коснувшись двери. Так я и оставался стоять на месте и

вслушиваться:

-- Нет, нет!.. Я же сказала -- нет!.. Вы меня не так

поняли!.. Я сегодня занята!.. Что?.. Хо-хо!.. А?.. Да!.. Да!..

Еще будет!.. Я говорю -- еще будет! Да, Да!.. Безусловно!..

Конечно!.. Как и договорились!.. Адью, Остап Моисеевич!.. -- В

кабинете послышались шаги. "Значит, разговор закончился". --

подумал я и резко открыл дверь: деловито прошел к вешалке и

стал озабоченно раздеваться. Мне казалось, что у меня на лбу

было написано, что я подслушивал. И поэтому я отвернулся от Зои

Карловны, испытывая неловкость. Человек-Ветер улетучился,

чувства и навязчивые образы повисли надо мною и засасывали мою

сущность в себя. Возникло состояние дискомфорта.

-- Спасибо, Сергей Александрович, -- поблагодарила

библиотекарь.

-- Да, да... Не за что... Зоя Карловна... -- отрывисто

отвечал я, потому что уже нервно выдергивал в этот момент из

рукавов кожаной куртки на меху свои руки.

-- Давайте помогу! -- обратилась Зоя Карловна.

-- Нет... Спасибо... Я сам... -- отчеканил я, краснея от

усердия. Зоя Карловна направилась к двери. Наконец-то мне

удалось стащить с себя куртку. Я повесил ее на вешалку рядом со

своей спортивной шапочкой.

-- Ну, я пошла, -- сказал Зоя Карловна, уже в дверях. --

Ключи настоле, -- добавила она.

-- Ага! -- ответил я, подкивнув.

Дверь в кабинет захлопнулась. Я остался один. "Остап

Моисеевич..." -- прозвучало у меня в голове... Из разговора по

телефону я, конечно же, ничего не понял, но... "Остап

Моисеевич" снова прозвучало у меня в голове... "Это он...

Вчерашний... К Богу! -- мелькнуло у меня в голове. -- Прочь,

прочь лукавые!"

Я быстро достал из сейфа крохотную библию в нежно-мягком

зеленом переплете из полиэтилена, сел за рабочий стол и

разлистнул этот священный памятник человечества наугад, где

придется. Я загадал, что меня ожидает, и начал читать вслух:

"И пришел Ангел Господень из Галгала в Бохим, и сказал: Я

вывел вас из Египта и ввел вас в землю, о которой клялся отцам

вашим -- дать вам, и сказал Я: "Не нарушу завета Моего с Вами

во век.

И Вы не вступайте в союз с жителями земли сей; жертвенники

их разрушьте". Но вы не послушали гласа Моего. Что вы это

сделали?

И потому говорю Я: не изгоню их от вас, и будут они вам

петлею, и боги их будут для вас сетью.

Когда Ангел Господень сказал слова сии всем сынам

Израилевым, то народ поднял громкий вопль и заплакал.

От сего и называют то..."

В дверь неожиданно резко постучали... Я замер... Постучали

еще раз, внушительнее.

-- Да! -- выкрикнул я. -- Войдите, -- и испуганно

притаился за столом, сидя. Дверь уверенно раскрылась

нараспашку! В кабинет вошла, вот я совсем не ожидал, Катя! И я

успокоился.

Кате было всего четырнадцать лет, живет напротив

кинотеатра, известна своим легким поведением. Частенько я

замечал, как три-четыре подростка затаскивали ее по вечерам в

одну из беседок кинотеатра за плетень из дикого винограда.

Катя очень красивая: курносая, круглолицая, с голубыми

глазами, через плечо толстая белая коса крепко заплетена.

Эта девочка мне нравилась своим прямым и игривым нравом.

-- Можно? -- спросила она.

-- Ты же уже вошла, и видишь, что я не против. Значит,

проходи! -- сказал я.

-- И правда! -- воскликнула театрально Катя.

-- Ты по делу? -- спросил я.

-- Нет, -- сказала она, -- просто поболтать!.. Мне можно

раздеться?

-- Конечно... Вон, пальто на вешалку повесь.

-- Да вижу я, куда вешать...

-- А что тогда спрашиваешь?!!

-- Проверить: злой ты или нет, Сергей Александрович.

-- Как видишь, добрый!

-- Это еще надо подтвердить! -- сказала Катя.

-- Если надо, подтвердим! -- отпарировал я.

Катя сняла пальто. Я не встал ей помочь, потому как

сомневался, что подобные манеры с моей стороны окажутся в ее

стиле.

Она еще никогда не заходила ко мне в гости. Изредка мы

переговаривались в малом фойе или на улице, да и то больше по

части порядка. А сегодняшнее посещение меня удивило. Словно

выявилось подземное течение и потекло серебристым ручейком

снаружи...

Теперь, раздевшись, Катя выглядела совсем привлекательно!

Ее отец работал директором бетонного завода, и одевалась она

внушительно! На Кате уютно и красиво сидела короткая джинсовая

юбка, индийская, с золотыми переливами на черном фоне,

кофточка.

Катя расстегнула кофточку, и под ней обнаружилась

приталенная коттоновая рубашка. На правой руке у девочки сиял

золотой перстень с граненым рубином. Катя, проходя от вешалки,

не останавливаясь, по пути захватила стул и села на него слева

от меня, облокотившись на стол.

Мы смотрели друг на друга.

-- Ну, что? -- спросила она.

-- Ничего! -- ответил я, будто вовлекаясь в игру.

-- Что у тебя новенького, Сергей Александрович?

-- Да вот же, ты пришла! -- сказал я и протянул руку,

провел указательным пальцем Кате по носу, едва прикоснувшись к

нему.

-- А дальше что? -- спросила она.

Настроение у меня поднималось, я отодвинул библию в

сторону.

-- А ты хотела бы что-то еще? -- спросил я, не отводя глаз

от Кати.

-- Ну, ты же сам хочешь, я вижу! -- сказала девочка,

нагловато улыбаясь мне в лицо.

-- Да... Нюх у тебя собачий! -- сказал я. -- Хочу!

-- Так в чем же дело, давай, -- предложила Катя.

С минуту я молчал и сидел неподвижно. Во мне шла борьба!

Снова меня щекотало и подталкивало на решительность

соблазнительное чувство свободы прикосновений! Но ей же

четырнадцать лет! "Решайся или не решайся!" -- диктовал я себе.

-- "Раз уж ты впустил птичку, то... ты уже решился! И все

остальное будет лишь отговорками!"

Я подсел поближе к девочке и посмотрел ей в глаза. Больше

я ничего не говорил Я расстегивал пуговицы на коттоновой

рубашке. Катя едва водила плечами, и ее груди казались

отзывчивыми, оживали в моих ладонях!..

Я почувствовал прилив неистового наслаждения во всем своем

теле. Я не ведал, что я творил!..

-- Ой, Сереженька!.. Хватит... Не могу... О-е-е-е-ей!.. --

металась Катенька. Наконец все закончилось.

Катя медленно встала с моих коленей и только начала

застегивать рубашку, как в кабинет кто-то требовательно

постучал!

"Господи! -- воскликнул я про себя, -- я же не запер

дверь!" Катю будто неведомая сила отнесла в сторону на соседний

стул, она сгребла одним движением коттоновую рубашку у себя на

груди в том месте, где не успела застегнуть пуговицы.

Поодаль от меня сидела молодая проститутка и застегивала

свои злополучные пуговицы, на столе у меня лежала в стороне

раскрытая библия, и это кабинет директора!

Едва я успел захлопнуть книгу и сунуть ее в верхний ящик

стола, как в кабинет, не дожидаясь ответа на вторичный стук,

вошел участковый милиционер! Он приостановился, словно оценивая

ситуацию, присмотрелся к девочке. Катя сидела согнувшись,

полубоком от участкового.

От сокрушительных ударов сердца у меня подрагивала голова,

руки дрожали, и я их убрал со стола на колени.

-- Здравствуйте, -- наконец-то решился негромко вымолвить

я.

-- Здравствуйте! -- громыхнул тяжелым голосом участковый.

-- Чем занимаетесь? -- поинтересовался он.

-- Вот, -- указал я кивком на Катю. -- Профилактическая

беседа. Уговариваю Катю, после десятого поступать в

культпросветучилище.

-- После десятого на постоянную работу в беседку? --

громыхнул милиционер. -- А, Катька?

-- А вам какое дело! -- повернулась к нему девочка. Тайком

она уже успела дозастегнуть все оставшиеся пуговицы, и теперь

ее могло выдать лишь раскрасневшееся лицо и вспотевшая челка.

-- Ты что, здесь физзарядкой занималась? -- хохотнул он.

-- Танцевала! -- ядовито выкрикнула Катя.

-- С голой задницей? -- прищурившись, подморгнул мне

лейтенант и состроил отвратительную гримасу девочке.

-- Да нет! -- опомнился я. -- Она в самом деле танцевала!

-- С чего это вдруг?! -- спросил, недоумевая, милиционер.

-- А просто так! -- выкрикнула девочка, вскочила со стула,

схватила пальто и выскочила из кабинета под звериный хохот

участкового.

-- Ишь ты!.. Ха-ха-ха!.. -- крикнул он и вдогонку успел

шлепнуть Катю по заднице своей громадной рукой.

Я молчал. А что я мог сказать!..

"Однако я очень чувствительно на все прореагировал!" --

мысленно подчеркнул я свое состояние.

-- Сергей Александрович! -- властно обратился ко мне

уча-стковый. -- Я тут у вас в кабинете с одним человеком

побеседую, -- он даже не спросил разрешения.

-- Да, да, пожалуйста, -- не задумываясь согласился я,

будто вслух для самого себя, потому что лейтенант даже не

обратил внимание на мое согласие, ибо в это время он уже

громыхал раскатисто своим голосом в малое фойе:

-- Тряпкин!.. Заходи сюда!..

В кабинет зашел Тряпкин: худой, длинный, но плечистый, лет

тридцати пяти. Они оба, участковый и Тряпкин, прошли по

кабинету и сели друг против друга, точно явились ко мне на

прием...

Тряпкин выглядел ужасно, на руках всевозможные завитушки

татуировок, переносица вмята и сдвинута в сторону, глаза

грязного цвета, губы тонкие, жестокие, лицо длинное, лоб

скошенный, волосы короткие, ежиком. В руках он перебирал по

кругу замусоленную шапку, сидел в расстегнутой фуфайке, на

груди красовалась тельняшка, на шее висела половинка

потрепанного шарфа. Участковый начал:

-- Ну что, косой! Я твою блатхату скоро прикрою... Когда

прекратишь?

-- Клянусь я, Сень, -- обратился Тряпкин к милиционеру. --

Я не знал. Вот, на палец -- отрежь, если не так!

-- Да пошел ты к черту со своим пальцем! Все ты прекрасно

знал! Баланду мне заправляешь!

-- Нет, Сень... Слышь, я правду говорю, -- участковый

отмахнулся рукой. -- Ну вот, не веришь! -- сказал Тряпкин. --

Ну не знал я!.. На палец, вот, держи!.. Режь, если знал! Гадом

буду, не знал!

-- А что это за запах? -- спросил участковый, вынюхивая

воздух вокруг себя.

-- Сень, ты че? -- недоумевая, спросил Тряпкин.

-- Сергей Александрович, вы чувствуете, чем пахнет? --

обратился милиционер ко мне.

-- А чем, я что-то не чувствую, -- удивился я.

-- Ну как же чем, перегаром! Кто же это пиво пил, а? --

пристально прищурившись, поинтересовался участковый, то ли у

меня, то ли Тряпкина, и я насторожился... Дело в том, что я

утром сегодня и в самом деле выпил за завтраком стакан пива...

"Ну и нюх же у Дубинина!" -- притаившись, подумал я.

-- Сень, я чист, как стеклышко... Вчера -- да...

Сегодня...

-- Да нет же, -- не отступал участковый. -- Пивом же прет

вовсю! -- и он еще раз принюхался.

Но тут в кабинет постучались.

-- Войдите, -- поскорее выкрикнул я своему спасителю. Я

испытывал угрызение совести перед ни в чем неповинным, трезвым

Тряпкиным, но не мог же я признаться Дубинину!

Спасителем оказался мой кассир. Он принес мне письмо из

кинопроката. Я распечатал конверт, кассир стоял и ожидал, что

там. Я прочел. В деловом тексте говорилось, что наш кинотеатр

имеет некую задолженность за конец прошлого года и что по этому

поводу мне надлежит срочно явиться в кинопрокат для выяснения

причины задолженности. Я сообщил об этом кассиру, тот пожал

плечами и посоветовал поехать в кинопрокат с бухгалтером, и

сегодня же. В письме красовалась приписка: "...в случае...

прекратится выдача кинофильмов по плану".

Я извинился перед участковым, объяснил ему, что мне

необходимо немедленно отлучиться в город. Участковый неохотно

вывел Тряпкина в малое фойе, а я быстренько оделся, вышел из

кабинета и закрыл его. Со второго этажа доносилась ритмичная

музыка, -- это начались занятия гимнастикой.С огромным

удовольствием я освободился от помещения кинотеатра и вышел на

улицу. В кинопрокат я поехал один. Бухгалтера должен был

подослать кассир, которому я дал задание сходить к бухгалтеру

домой и предупредить его о письме; у нашего финансиста был

сегодня выходной, но я надеялся на встречу кассира с ним, на

везение.

Троллейбусные окна были забелены морозом, будто витринные

стекла магазина, в котором идет ремонт. А когда человека

заключают в какие-то пространственные рамки, того же

троллейбуса, он начинает видеть вокруг и замечать то, на что бы

не обратил внимание раньше. Пространство улицы отсекалось и

ощущалось только его течение. Пассажирам разглядывать и

замечать приходилось только то, что в салоне. Простор всегда

порождает снисходительность и доброту, иногда безумие! А теперь

пространственная теснота проявила суету и мелочность.

Я стоял, беспокойно покачиваясь на месте, и раздумывал о

кинопрокате... Неподалеку от меня сидел у окна какой-то парень,

где-то моих лет: откусывал большие куски от сливочного

мороженого в вафельном стаканчике. Над его головой красовался

красненький компостер.

-- Сынок, пробей! -- протянула помятый талон этому парню

какая-то грязно одетая старуха.

-- У меня руки заняты, -- отрезал парень и спокойно

продолжал есть лакомый кусочек замороженного молока.

Талон выхватил у старухи из рук и нервно пробил наискось,

как попало, пассажир, сидящий рядом с жующим парнем.

-- Будьте добры! -- некая женщина похлопала все того же

парня по плечу. -- Пробейте, пожалуйста, -- и она протянула к

его лицу свой талон. Парень глянул на нее и отвернулся, ничего

не сказав.

Женщина, недоумевая, снова потянулась и похлопала парня по

плечу.

-- Молодой человек, -- сказала она раздраженно. --

Прокомпостируйте талон, пожалуйста!

-- Чем? -- повернувшись к возмущенной женщине лицом,

азартно спросил парень, показывая ей руку с мороженым.

И этот талон, снова, нервно пробил пассажир, сидящий рядом

с жующим парнем. Так ситуация повторялась в разных вариантах, а

парень все твердил:

-- Чем?! -- и показывал руку с мороженым.

Обстановка зрела скандальная. И вот на очередной вопрос

жующего парня "Чем?!" выкрикнул ответ тоже парень, но чуть

помоложе, он стоял у соседнего кресла, выдерживал натиск толпы.

-- Рукой! Рукой! -- крикнул он.

Жующий парень повернулся на этот протест всем туловищем и

оказался сидящим полубоком к нему:

-- Да пошел ты! -- огрызнулся он. -- Понапридумывали!..

Все личность хотят воспитать!.. Вы же стадо!.. Как в тюрьме

живете!.. С какой стати я должен, обязан, видите ли, пробивать

тебе талон! А?! Да я, может, в упор видеть и слышать никого не

хочу!.. Ну и страна! Невозможно быть независимым! Попробуй

только поступить по-своему!.. Так тебе и вонючие талоны начнут

под нос подсовывать, и по плечу хлопать, врываясь к тебе,

словно ты кому-то что-то обязан!.. Да пошли вы все к черту!..

Живите своей жизнью, а я буду жить своею!..

Удивительно, но парня никто не перебивал. Все слушали или

делали вид, что не обращают внимания.

-- Все, -- выкрикивал парень, словно лозунги, -- как

нарочно придумано!.. Какой-то придурок сообразил компостеры

расположить так, чтобы обязательно кто-то являлся общественным

контролером!.. Да пошли вы все!..

-- Я плачу за проезд и не хочу оказывать никаких услуг! Я

еду, и все!.. С какой стати вы мне в душу лезете? А?! В нос

тычете, по плечу хлопаете!.. Орете на меня, приказываете! Все

сделано, как нарочно, чтобы разозлить человека, привести его в

ярость, чтобы не застоялся, не задумался, что он человек!..

-- Ну, что?! -- будто злил публику парень, -- зацепили,

поиздевались, а теперь приумолкли, безвинно, да?! Дьяволы!

Будьте вы прокляты!..

Подоспела моя остановка, я выскочил из троллейбуса.

"И все-таки в чем-то этот парень был прав.." -- подумал я,

стоя на перекрестке и ожидая зеленого сигнала светофора.

... В здании кинопроката находился и Совет по кино, и Союз

кинематографистов, и студия кинохроники.

Я шел по его длинному, длинному коридору. По пути

перехлопывались, перестукивались двери со всевозможными

табличками. Это звучал своеобразный язык стуков и хлопков,

двери жили и, наверное, уставали за день не меньше людей... Мне

казалось, что двери помоложе вертелись на своих никелированных

петлях туда-сюда легко и свободно, бесшумно витая в воздухе, а

двери постарше скрипели, точно от боли в суставах своих!.. Я

проходил и такие двери, которые, было похоже, открывались и

закрывались, будто на цыпочках. Это были двери больших и

маленьких начальников... Словом, здесь повсюду суетились люди:

неожиданно сходились в кучку и так же неожиданно рассыпались на

все четыре стороны, исчезали и появлялись, будто призраки, или

мне просто это все так представлялось: расплывчато и нереально.

Когда я вошел в бухгалтерию, там уже сидел мой

перепуганный бухгалтер и о чем-то спорил с главным, кротко

высказывая свою правоту.

Оказалось, что наш финансовый бог кинотеатра успел

прикатить сюда вперед меня на такси!

Здесь меня и его песочили часа три, не меньше... Мы уже

сидели в изнеможении. На столе главного выросли целые стопы

толстых папок с бумагами и бумажками, в которых рябило от цифр

и всевозможных символических описаний, столько было перерыто

документов, дабы определить подтверждение задолженности...

Но... Все оказалось тщетным, словно таинственная задолженность

нашего кинотеатра выросла ниоткуда, а письмо отпечатано и

прислано в наш адрес по прихоти чьей-то злой руки и души, но

поскольку злополучное письмо это было подписано рукой самого

главного, то он продолжал упорные, сонливые поиски и в конце

концов нам повезло! Определилось обратное -- кинопрокат за

прошлый год задолжал нашему кинотеатру семь рублей двадцать

копеек!

На эту сумму денег мне выдали на складе кинопроката пачку

агитафиш некогда шедших кинофильмов, и я уже собирался с

рулоном этих афиш под мышкой выйти из здания кинопроката, как

со второго этажа меня окликнула девушка из опостылевшей

бухгалтерии:

-- Сергей Александрович!.. Не уходите!.. -- она показалась

мне взволнованной. -- Вас к телефону. -- Мой бухгалтер,

успокоившись, уже уехал домой продолжать жить свой выходной

день, а я снова, лениво на этот раз, поплелся на второй этаж.

Мне подали трубку.

-- Алло! -- сказал я в полном безразличии.

-- Алло! Сергей Александрович?! -- послышался рыдающий

голос Тани, той самой выпускницы культпросветучилища, что вела

у меня в кинотеатре группы ритмической гимнастики.

Я был озадачен и даже немного встревожен.

-- Кто вас обидел? Что случилось? Почему вы плачете?.. Да

не ревите же вы, -- потребовал я.

-- Сергей Александрович!.. -- приостановив рыдания,

всхлипывая, сообщила Таня. -- У меня магнитофон украли!

-- Как?

-- Да, вот так -- украли!

-- Когда?

-- Сейчас только!

-- Может, кто пошутил?

-- Нет... -- всхлипывала тяжело Таня. -- Я все обегала! --

снова разрыдалась она.

-- Тьфу ты! Подождите реветь! Успокойтесь. Ну, я прошу

вас. Умница. Все. Танечка, как это произошло?

-- Я вниз перекусить пошла, минут десять меня не было...

-- А комнату, конечно же, не заперли? -- возмутился я.

-- Забыла, Сергей Александрович! -- опять зарыдала Таня.

-- Татьяна, перестаньте!.. Вы милицию вызвали?

-- Да. Они уже приезжали, все обследовали...

-- И что?

-- Нам с вами нужно сегодня к ним в отделение подъехать,

-- снова ревела Таня.

-- Ладно... Выезжайте сейчас же, и я тоже еду! -- приказал

я. -- Вы слышите меня или нет. Да прекратите же реветь!

-- Слышу, Сергей Александрович.

-- Слушайте внимательно: через полчаса я жду вас в

отделении. Все, -- строго сказал я и положил трубку. И я

направился в милицию.

Ровно через полчаса у входа в районное отделение милиции я

ожидал Татьяну. Минут через десять-пятнадцать подъехала и она,

заплаканная, ее сильно беспокоило, что придется за свою

халатность выплачивать кинотеатру стоимость исчезнувшего

магнитофона.

Мне с большим трудом удалось тогда достать этот

злополучный магнитофон для нужд кинотеатра, рекламу тоже делали

с его помощью, и вот теперь он пропал! Канул!

-- Вряд ли мы его найдем! -- сообщил следователь мне и

Татьяне после нескольких часов изнурительного допроса, кто и

как поставил аппаратуру, кто и как запер проклятую дверь, кто и

где, почему находился во время кражи, и прочее, и прочее...

-- А сейчас, -- сказал следователь, откладывая дело по

нашему магнитофону в сторону, -- пройдите, пожалуйста, в

комнату напротив и оставьте свои отпечатки пальцев для

следствия.

Тут я совсем сник. Татьяна опять разревелась и мне

пришлось договориться со следователем, что главная виновница

пропажи откатает свои отпечатки через пару дней, как

успокоится.

Гадостно, неприятно и мерзко откатывать свои отпечатки

пальцев! Меня посадили за стол, какой-то парень в штатском

каждый мой палец усердно пачкал в чем-то черном и прикладывал к

листу бумаги, разлинованному на ячейки. У меня взяли даже

отпечатки ладоней. Потом этот в штатском куда-то ушел

ненадолго, вернулся, извинился и снова стал откатывать мои

отпечатки на другом листе.

-- Начальнику не понравилось, -- объяснил он. -- Ладони

получились не четкими. И опять я морщился и меня даже

подташнивало.

Когда все закончилось, мне дали небольшую картонную

коробку с порошком для мытья рук и полотенце.

За этот день я так переутомился, что когда уже вечером

возвращался домой, все время оглядывался назад. Мне чудилось,

что за мною следят, незримо идут по следам. И хотя я был

полностью уверен в себе, в голову все же лез какой-то бред! "А

вдруг как участковый дознался у Кати обо всем! А магнитофон --

предлог... Отпечатки взяли специально!.. Если так, то я --

пропал... Господи! Только бы все обошлось..."

У моего подъезда на крупной деревянной лавке сидели две

бабки. Они были в валенках, затертых шубах из черного каракуля,

в пуховых платках! Вокруг все обледенело, снег порошит, а эти



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: