Имитаторы, имитирующие имитации




Говорят, в городе есть такие места, где ночью, примерно между тремя и четырьмя часами можно встретить своего двойника.

Увидеть самого себя как бы со стороны всегда не к добру. А уж заговорить с ним, так и вовсе беда.

Хотите неприятностей? Ну, так ступайте, побродите по ночному городу, в час, когда редкие фонари, прячущиеся среди чахоточной, отравленной машинными выхлопами листвы, уже почти не в силах рассеять космический мрак, ниспадающий на Землю в отсутствие дневного светила. Идите мимо здания банка, похожего на кубик, собранный из детского пластмассового конструктора, мимо задавленной ларьками и усиженной бомжами трамвайной остановки, и далее – по темной улице, мимо магазина зоотоваров, бытовой техники и странного заведения, которое редко когда бывает открыто, но в витринах которого почему-то висят покрытые толстым слоем пыли засушенные рыбьи головы. Идите и ни о чем не думайте. Тогда, быть может, вам повезет, и вы пройдете мимо той самой подворотни.

Хотя вам-то откуда знать, что подворотня та самая?

На первый взгляд она ничем не отличается от сотен других полукруглых арочных проходов, ведущих во внутренние дворы старых московских домов. Как правило, в них темно, под ногами хлюпают лужи, у облезлых стен стоят мусорные контейнеры, от которых несет гниющими объедками и мочой. Совсем здорово, если проход загораживает проржавевший остов брошенной машины, за которым может прятаться бездомный пес. Но если вы оказались в той самой подворотне, то, лишь заглянув в темный провал, вы увидите по другую его сторону едва различимый силуэт. Но, скорее всего, не сразу поймете, кого он вам напоминает. И, опять же, вам безумно повезет, если призрак тут же растворится в ночи. А вы останетесь один, в уверенности, что это был лишь морок, иллюзия, фантом, созданный игрой неясных ночных теней и вашим перевозбужденным воображением.

Ну, и как вам такой вариант?

Не знаете, что сказать?

Честно говоря, мало у кого из оказавшихся на вашем месте нашелся бы ответ. А если бы и нашелся, то, скорее всего, не тот. В любом случае, лучше промолчать.

В отличие от случайного ночного путника, засидевшегося в гостях и опоздавшего на последний трамвай, Олег Рудольфович Никушкин точно знал, куда и зачем он идет. Он искал своего двойника не потому, что имел склонность к рискованным экспериментам или хотел испытать судьбу на прочность. Нет. Дело было в том, что тот, кого он надеялся отыскать, сам начал вторгаться в жизнь Никушкина. Причем исключительно бесцеремонным образом.

Ощущение, что кто-то постоянно ходит за тобой по пятам, само по себе неприятно. Ты идешь и чувствуешь взгляд, будто ковыряющий спину. Точно между лопаток, в области позвоночника. Ты внезапно останавливаешься, быстро оборачиваешься – сзади никого. Но ты точно знаешь, что меньше чем секунду назад там кто-то находился. И, что самое неприятное, ты почти уверен, что и сейчас он где-то рядом. Но ты не видишь его. Он не прячется за деревьями или в безликой толпе прохожих. Его просто нет. Но ты-то знаешь, что невидимый наблюдатель существует. Вот только тебе никак не понять, как это ему удается так ловко скрываться.

Вскоре ты уже безошибочно отличаешь его взгляд от всех прочих, то и дело скользящих по твоему затылку. Ты постоянно ловишь его взгляд на себе, но не можешь определить откуда, с какой стороны он направлен.

Тебе начинает казаться странным столь пристальный интерес, проявляемый к тебе совершенно незнакомым человеком. Ты не шпион иностранной державы и не маньяк, зарывающий под окнами расчлененные тела жертв, не владеешь государственными секретами и не пытаешься их покупать, не бегаешь от любовницы к любовнице, не продаешь наркотики и даже не подделываешь проездные билеты. Ты – один из многих. Лицо в толпе, ничем не выделяющееся.

Спустя какое-то время наблюдение, которое ты постоянно чувствуешь, начинает тебя раздражать. Затем ты вдруг понимаешь, что это тебя уже пугает. Ведь если ты никому не желаешь зла, то это вовсе не означает того, что никто не замышляет против тебя ничего недоброго. Ты начинаешь вздрагивать от внезапных звуков. То и дело оборачиваешься, идя по улице. Предпочитаешь не ходить пешком, а пользоваться общественным транспортом. Дома то и дело подходишь к двери, чтобы проверить, заперта ли она. Прежде за тобой подобного не водилось.

Но ты и не подозреваешь, что это всего лишь начало.

Подлинный кошмар показывает свой хвост, когда, явившись в то или иное место, ты вдруг с недоумением узнаешь от кого-то, что уже был здесь минуту-другую назад. Ты начинаешь осторожно расспрашивать окружающих о том, что ты делал, когда на самом деле тебя еще не было. Как выясняется, странный тип, которого все принимают за тебя, не совершал ничего предосудительного. Более того, он даже не пытался выдавать себя за того, кем не являлся. Тем не менее все, абсолютно все, кто его видел, пребывали в несомненной уверенности, что это был ты.

Поначалу ты, конечно же, пытаешься убедить своих знакомых в том, что это был вовсе не ты. Но вдруг замечаешь, что они начинают как-то странно на тебя поглядывать. А некоторые так и вовсе обходят стороной. Ты понимаешь, что они тебе не верят. Более того, считают, что у тебя проблемы с памятью. Если не хуже того… Дабы не нагнетать обстановку, в следующий раз в подобной ситуации – а она повторяется все чаще и чаще – ты делаешь вид, что ничего не произошло, что все в порядке, что все так и должно быть, все так и задумано… Но, черт возьми, тебя это раздражает. Тебя это бесит! Почему ты должен выкручиваться в ситуации, которую не ты создал? К которой ты вообще не имеешь никакого отношения?..

Самое ужасное в твоем положении то, что ты понятия не имеешь, что нужно делать? К кому обратиться за помощью? Ты уверен, что случай твой уникален, и никогда прежде ни с кем не происходило ничего подобного. Ну, может быть, очень давно… И совсем в другом месте… К твоему случаю это не имеет никакого отношения. Определенно, нет. Ведь никто из знакомых не рассказывал тебе о двойниках, подстерегающих их за каждым углом. Мысль о том, что приятели, так же как и ты, боятся делиться своими историями даже с очень близкими друзьями, почему-то не приходит тебе в голову. Хотя, собственно, при чем тут «почему-то»? Все определенно ясно и предельно просто. Не трудно представить, какой совет можно получить, рассказав о своих мытарствах человеку, не склонному все на свете объяснять проявлением божественных сил либо дьявольских козней.

Знаешь, дружище, у меня есть знакомый врач, очень хороший специалист; ну, да, психиатр; нет, это раньше психиатры работали только с полными психами; теперь они помогают всем, у кого возникают проблемы, с которыми трудно разобраться самому; ну вроде как священник, только с медицинским дипломом; нет, сам я к психиатру никогда не обращался; и на исповеди не хожу… Да на кой черт мне это нужно! Это ведь у тебя проблемы!..

Подобная сцена представляется тебе едва ли не ужаснее того, что с тобой происходит. Да и какую помощь может оказать тебе психиатр, если ты уверен, что все происходит не в твоем воспаленном сознании, а на самом деле. Твой двойник реален так же, как ты сам.

Ты ждешь последней капли. Ведь ты понятия не имеешь, что произошло с теми, кто, так же как и ты, тянул до последнего… Хотя, если бы и знал… Что бы это изменило? Для того чтобы поверить в невообразимое, нужно самому оказаться за чертой. Не шагнуть, а именно оказаться. Это должно быть не обдуманное действие, а толчок в спину. Но что, если в этот момент ты стоишь на краю платформы, к которой приближается поезд?

Для Никушкина последней каплей стал старый, пленочный еще фотоаппарат-мыльница. Олег нашел его на письменном столе. Хотя был уверен, что не доставал его. Да, какое там! Он понятия не имел, куда был засунут все это время фотоаппарат, и даже успел забыть о его существовании! Обнаружив в фотоаппарате отснятую пленку, Никушкин сдал ее в проявку и печать.

Просмотрев отпечатанные снимки, Никушкин пришел, скажем так, в смятение. Это была не его пленка. Он никогда не снимал ничего подобного. Более того, он понятия не имел, что за места он видел на фотографиях. Где они находятся? Это был город. Но какой именно? Некоторые места казались Никушкину смутно знакомыми. И тем не менее он готов был поклясться, что никогда не был в этом городе!

Не был?..

Но на некоторых фотографиях он видел себя.

В незнакомых пейзажах… Обнимающего незнакомых девушек… Улыбающегося…

Черт возьми!

Допустим, все, что происходило с ним прежде, можно было списать на больное воображение. На паранойю, будь она неладна, в конце-то концов!.. Но как быть с фотографиями, которые Никушкин держал в руках? Это был факт, от которого невозможно отмахнуться. Факт, свидетельствующий о вторжении в его жизнь чего-то потустороннего. Необъяснимого и зловещего.

Почему именно зловещего?

А как же иначе!

Ведь именно после этого случая Никушкин пришел к выводу, что никто ему не поможет. Да и сам он не в состоянии себе помочь. Процесс не приобрел необратимый характер, он с самого начала был необратим. Как разбитое всмятку яйцо.

Мысль о том, что жизнь – это затянувшийся кошмар, что видит во сне гриппующий гипнотизер, и прежде приходившая Никушкину в голову, после случая с фотоаппаратом обрела кристальную ясность и остроту алмазной иглы. Положить этому конец можно было, лишь посмотрев в глаза своему кошмару.

Олег Рудольфович подошел к зеркалу и попытался глянуть на себя отстраненным взглядом. Слегка помятое лицо уже немолодого мужчины. Нос, пожалуй, чуть длинноват. А губы – тонковаты. Взгляд усталый, так, во всяком случае, определил сам Никушкин. Хотя кто-то другой мог назвать его и бессмысленным. Подбородок не очень тщательно выбрит, в ложбинке под нижней губой торчат два волоска. Никушкин вообще не любил бриться. И делал это только в силу укоренившейся с годами привычки. Седеющие виски. Прическа небрежная. Проще говоря неаккуратная. Давно пора сходить в парикмахерскую. Никушкин сделал шаг назад и попытался представить, что впервые видит отражающегося в зеркале мужчину.

Не сразу, но ему это удалось. И впечатление осталось неприятное. Олег Рудольфович понял, что с человеком, которого видит перед собой, он, скорее всего, не захотел бы иметь никаких дел. А оказавшись в одной с ним компании, предпочел бы держаться в стороне. С этим человеком, скорее всего, не о чем было поговорить. Вряд ли интересы его могли оказаться близки кому-то другому. Он либо коллекционировал этикетки от консервных банок, либо собирал миниатюрные кораблики в бутылках.

Как по-вашему, о чем можно поговорить с человеком, собирающим кораблики в бутылках?

Никушкин выбросил все этикетки, что были в его доме, разбил бутылку с недоделанной моделью двухмачтовой шхуны «Скип Джеймс» и отправился искать ту самую подворотню.

Как он узнал, где именно искать ту самую подворотню?

О, знали бы вы, на какие чудеса хитрости, ловкости и изворотливости способен доведенный до отчаяния человек!

Конечно, никто не назвал Никушкину точный адрес. Но сравнивая информацию из разных источников, анализируя, сопоставляя и детерминируя все то, что ему удалось узнать, Олег Рудольфович смог вычленить ряд примет, по которым, как он полагал, можно было отыскать ту самую подворотню. Ну, или хотя бы попытаться это сделать.

А что ему еще оставалось?

Ночь за ночью Никушкин изучал дворы и дворики, в той или иной степени соответствующие имевшемуся у него описанию. Поскольку время, когда та самая подворотня могла открыться, было ограничено всего лишь часом, за ночь он успевал осмотреть, в лучшем случае, пару дворов. Неудачи не обескураживали Никушкина – он твердо верил в то, что каждая ошибка это еще один шаг к успеху.

Но следовало торопиться. Двойник наглел с каждым днем. Знакомые стали проходить мимо Олега Рудольфовича, не здороваясь и даже не глядя в его сторону. Как будто не узнавали или попросту не замечали его. Соседи по подъезду, с которыми Никушкин встречался на лестнице, подозрительно косились в его сторону и о чем-то шептались у него за спиной. На работе ему сказали, что он ужасно выглядит, буквально сам на себя не похож. Начальник даже пригласил его в свой кабинет и предложил взять отпуск дней на десять. За свой счет, разумеется. Никушкин только глупо улыбался в ответ и говорил, что с ним все в порядке, он превосходно себя чувствует, вот только зуб разболелся, всю ночь спать не давал, но послезавтра он непременно сходит к стоматологу.

Никушкин старался успокоить себя, объясняя странные перемены тем, что ночные бдения не лучшим образом сказались на его внешнем виде. Он стал небрежно одеваться, нерегулярно чистил зубы, а временами даже забывал побриться. Но дело, конечно же, было не только в усталости и нервном истощении. Порой Олег Рудольфович едва ли не физически ощущал, как прячущийся у него за спиной незнакомец выталкивает его из реальной плоскости бытия в тонкую, почти неосязаемую, расползающуюся под пальцами, как изъеденное молью полотно, область кошмарного полусна. За которой нет уже больше ничего. Вообще ничего. Даже пустоты в привычном для нас понимании.

Никушкин где-то слышал, а может быть, читал, что кошмар оборачивается реальностью в тот момент, когда ты начинаешь верить в него. Если так, то его кошмар давно уже был прочнее и надежнее бетонного бункера. Вот только спрятаться в нем было невозможно. В него можно было уйти навсегда. Но пока что Никушкин активно сопротивлялся даже мыслям о подобном исходе.

Никушкин миновал аляпистое, приземистое, в темноте здорово смахивающее на придавленный чьим-то задом торт, здание банка. У входа в банк горел лишь один фонарь, освещающий круглосуточно работающий банкомат. Интересно, что за нужда должна прижать человека, чтобы он рискнул снять деньги на ярко освещенном пятачке, окруженном непроглядной тьмой, повисшей на ветках густого кустарника, под которым прятались кошмарные, черные тени? И хорошо, если это были только лишь порожденные мраком ночные призраки.

Трамвайную остановку с человекообразными существами весьма неприглядного вида, сгрудившимися под тусклым фонарем, Никушкин благоразумно обошел стороной. Кто знает, на что способны эти морлоки. За ночи странствий по темной Москве Олег Рудольфович убедился в том, что после часа ночи встреч со случайными прохожими лучше избегать. Потому что любая из них может оказаться отнюдь не случайной.

Невидимая листва, колеблемая короткими, редкими дуновениями ветра, тихо шуршала над головой. Звуки, на которые в дневное время ты бы и внимания не обратил, в темноте казались странными, почти потусторонними, вселяющими в душу не страх даже, а безнадежную обреченность.

Впереди ни намека на просвет или хотя бы свет далекого фонаря. Бьет их кто-то специально? Или лампочки выворачивает?

Почувствовав, как мерзко защемило в груди, Никушкин собрался было повернуть назад. Но тут же забыл об этом, увидев стеклянную витрину с засушенными рыбьими головами. Подворотня должна была находиться рядом. Та самая подворотня.

Сердце в груди вдруг заколотилось с такой силой, словно вознамерилось сломать ребра. А шею будто тугой резиновый жгут сдавил. Никушкин был почти уверен в том, что наконец нашел то, что так долго искал. Но почему-то именно в этот момент ему захотелось бросить все. Выйти на проезжую часть, поймать проезжающую мимо машину, за любые деньги доехать до дома и завалиться в кровать. Забыть обо всем.

Кому вообще все это было надо?

Кто все это затеял?

Кто втянул его в эту тупую, бессмысленную игру?

Зачем?

Неужели только ради того, чтобы выставить его дураком?

Зачем?

Кому это было надо?..

Никушкин вдруг поймал себя на том, что мысли замкнулись в кольцо и принялись вертеться колесом. Одни и те же вопросы, которые прежде он себе не задавал, повторялись снова и снова. Как вырваться из этого круга? Разве что только разбежаться и головой в витрину. К рыбьим головам.

Выход был один – в подворотню. Туда, где все вопросы и ответы находят друг друга. Как образы и отражения в зеркалах.

Бегство от безумия или выход в безумие?..

А впрочем, сейчас уже все равно!

Никушкин сделал несколько быстрых шагов вперед… И тут же сорвался на бег.

Он чуть было не пробежал мимо подворотни. Но дуновение холодного ветра из темного проема заставило его замереть на месте.

Холод, сковавший движение, пробрал его едва не до костей.

Или это только казалось ему?

В подворотне было темно. Гораздо темнее, чем на улице, где стоял сейчас Никушкин. По другую ее сторону ничего не было видно.

Олег Рудольфович сунул руку в карман, где у него лежал припасенный именно для такого случая фонарик. Он вытянул руку с фонарем в сторону подворотни и нажал кнопку на корпусе. Как в дурном фильме, фонарь не включился. Никушкин чертыхнулся и постучал фонариком о ладонь и вновь попытался включить его. Фонарь не желал освещать ему путь. И, если подумать, это было вполне закономерно. В полном соответствии с канонами жанра. Однако нельзя сказать, что мысль об этом помогла Никушкину приободриться. Напротив, он мог бы и вовсе пасть духом, да вот только падать уже было некуда. Вот такая, понимаете ли, незадача.

Никушкин сунул фонарь в карман, вздохнул обреченно и вошел в подворотню.

Ничего необычного не произошло. Да и обычного тоже. Вообще ничего.

Никушкин прислушался, до его ушей не доносилось ни единого звука. Он потянул носом воздух. Не чувствовалось даже запаха ночной сырости, хотя всего пару часов назад прошел дождь. К тому же он ничего не видел. Ни прямо перед собой, ни по сторонам. А оглянуться он побоялся. Что, если и там ничего?

Водя руками перед собой, как слепец, потерявший трость, Никушкин медленно двинулся вперед.

Он сделал шаг. Другой. Третий…

Как ни странно, с каждым шагом он чувствовал себя спокойнее и увереннее. Необъяснимый, холодный ужас, едва не убивший его у входа в подворотню, улетучился бесследно, как замороженная двуокись углерода. Он знал, зачем пришел сюда. И, что бы ни произошло, ему уже было все равно.

В какой-то момент Никушкину показалось, что он заметил тень, мелькнувшую на другом конце подворотни. Хотя как это могло быть, если вокруг царила тьма кромешная? Однако Никушкин был почти уверен, что ему не почудилось, он на самом деле кого-то или что-то увидел. Сначала он хотел окликнуть призрака, но растерялся, задумавшись над тем, что он ему скажет? И момент оказался упущен. Если кто-то и был на другом конце прохода, то с чего бы ему, спрашивается, стоять там и дожидаться Никушкина? А кричать в темноту не только глупо, но еще и опасно. Вдруг услышит тот, встреча с кем не сулит ночному путнику ничего хорошего?

Никушкин сделал еще два шага вперед. И вдруг – ну, надо же! вдруг! – ему показалось, что он теряет опору под ногами. Скорее всего, у него просто закружилась голова. Да и темнота сыграла свою роль на все сто. Однако Олег Рудольфович даже легкую тошноту почувствовал, когда ему показалось, что тело его заваливается влево из-за того, что верх и низ меняются местами. Затем его начало сворачивать в штопор, то правая и левая стороны превращались в свое зеркальное отображение.

Никушкин уже было решил, что ему никак не удастся устоять на ногах. Он даже попытался сгруппироваться, чтобы не особенно сильно ушибиться. Но тут кто-то схватил его за локоть, что и помогло Олегу Рудольфовичу сохранить равновесие.

– С вами все в порядке? – услышал он обращенный к нему голос из темноты.

Никушкин только собрался ответить что-нибудь невинно-шутливое, насчет темноты и собственной глупости, что привела его среди ночи в эту подворотню, как вдруг – ну, конечно! вдруг! как же иначе! – в лицо ему хлынул свет.

Неяркий, скорее даже тусклый, чуть желтоватый, в первый момент свет все же ослепил Никушкина и заставил зажмуриться.

Откуда здесь свет, подумал Никушкин, стоя с закрытыми глазами и все еще чувствуя чьи-то крепкие пальцы, держащие его за локоть.

– Эй, приятель, вы, часом, не больны?

Все тот же приятный, негромкий, успокаивающий голос.

Однако пора что-нибудь сказать в ответ. Должно быть, он и в самом деле производит странное впечатление.

Никушкин открыл глаза, и слова застыли у него на языке.

Темная подворотня, в которой он едва не потерял ориентацию в пространстве, а может быть, заодно и во времени, удивительным образом преобразилась. Олег Рудольфович стоял в трех шагах от полукруглой деревянной двери на тяжелых, кованых петлях, рядом с которой висел большой фонарь. Либо внутри фонаря была вовсе не электрическая лампочка, а то, что служило источником света до изобретения Эдисона, либо декоратор, создавший фонарь, был непревзойденным мастером имитаций старинных вещей. Тусклый, желтый, как сыр, свет фонаря освещал огромные деревянные бочки, сложенные по три по обе стороны от двери, и округлый свод подворотни, похожий на булыжную кремлевскую мостовую. Выходы из подворотни, как и прежде, тонули во мраке, и из темноты по-прежнему не доносилось ни звука. Но почему-то это ничуть не беспокоило Никушкина. Его не встревожило даже то, что, как оказалось, он не мог определить, с какой стороны пришел.

Да, собственно, кому какая разница? В подворотне, даже самой странной подворотне в городе, заблудиться невозможно. Пока что Олег Рудольфович был в этом уверен.

Оценив место действия, Никушкин наконец-то обратил внимание на человека, который держал его за локоть. Это был мужчина примерно одного с ним возраста, но выглядевший не в пример импозантнее Олега Рудольфовича. Костюм незнакомца показался Никушкину несколько странным. Во всяком случае, сам Олег Рудольфович никогда бы так не оделся. Незнакомец носил черные лаковые туфли, блестящие, с очень длинными, острыми носами, узкие темно-синие брюки с желтыми лампасами и изумрудно-зеленый френч, расшитый на груди золотыми галунами. Френч был расстегнут, и под ним была видна черная водолазка с надписью Vice Versa, вышитой тонкой серебряной нитью на левой стороне.

– Я искал одного знакомого, – сказал Никушкин, глядя незнакомцу в глаза.

– Ну, конечно, – едва заметно улыбнулся тот.

– Нет, вы меня неверно поняли…

– Вы просто проходили мимо.

Никушкин посмотрел на дверь, в надежде увидеть на ней или рядом вывеску, которую поначалу не заметил. Быть может, это ресторан или ночной клуб?..

– Или вы заблудились?..

– Нет! – решительно отмел подобное нелепое предположение Олег Рудольфович. – Хотя…

– Я могу вызвать для вас такси.

Никушкин прикусил губу и потупил взор. Он и сам не знал, что ему сейчас было нужно. Он хотел задать незнакомцу вопрос, интересовавший его больше всего. Но боялся, очень боялся оказаться в глупом положении. Хотя, с другой стороны, какое ему дело до того, что подумает о нем этот случайно встреченный в ночи незнакомец, которого он, скорее всего, уже больше никогда не увидит?

– Скажите, вы меня здесь прежде не видели?

– Именно вас? – во взгляде незнакомца не насмешка, а скорее заинтересованность.

– Ну, может быть, кого-то очень на меня похожего?

Незнакомец медленно провел пальцем по галунам. Сверху вниз.

– Вы пришли по адресу.

– Правда? – искренне удивился Никушкин.

– Идемте.

Незнакомец отпустил наконец локоть Олега Рудольфовича, приобнял его за плечо и повел к двери.

– А что это?

– Идемте, сами все увидите.

Незнакомец распахнул дверь и пропустил Никушкина вперед.

Спустившись по короткой каменной лесенке, Никушкин оказался в просторной прихожей без окон, но с множеством плотных, кажущихся немыслимо тяжелыми, собранных тысячами складок гардин, за которыми прятались не только стены, но и двери, ведущие в глубь помещения. Источником света служили газовые рожки, которые держали в руках пухленькие ангелочки, сидевшие на выкрашенных золотистой краской столбиках. Все это очень здорово смахивало на декорацию для исторического фильма, но при этом выглядело, как нечто настоящее, оживленное множеством зачастую случайных прикосновений рук.

– Председатель! – громко хлопнул в ладоши доставивший Никушкина незнакомец. – Где вы, Председатель?.. Где вы прячетесь, черт возьми?

Из-за портьеры, почти не потревожив искусно уложенных складок, выглянула голова. Настолько маленькая, что ее легко можно было счесть кукольной, если бы не живые, умные, быстро шныряющие по сторонам глазки.

– Кто спрашивал Председателя?

– Кончайте, Председатель, – недовольно поморщился мужчина во френче с галунами. – Ну, что вы, в самом деле…

Председатель стрельнул взглядом в Никушкина.

– Это кто?

– Я встретил этого господина на улице…

– Значит, вы снова выходили один! – возмущенно воскликнул Председатель. – Зачем? Зачем вы все время это делаете?

– Просто хотел подышать воздухом, – непонимающе пожал плечами тот, к кому он обращался.

– Вам, что, здесь воздуха не хватает?

Председатель взмахнул руками, портьера отлетела в сторону, и на свет явилась фигура обладателя кукольной головки, облаченная в лиловый фрак.

– Не хватает, – обиженно признался Vice Versa.

– А, будет вам, – махнул на него рукой Председатель. – Вы! – указал он пальцем на Никушкина. – Что вы здесь делаете?

– Я просто проходил мимо, – растерянно ответил Олег Рудольфович.

– В половине четвертого ночи? – подозрительно прищурился Председатель.

– Он искал своего двойника, – вставил Vice Versa.

Никушкин хотел было возразить, сказать, что он оказался здесь совсем по другой причине. Но, к вящему его удивлению, после слов Vice Versa суровое лицо Председателя расцвело в улыбке, а сам он раскинул руки в стороны, словно вознамерился заключить в объятия старого знакомого.

– Ну, так это же совсем другое дело! – приветливо пропел Председатель. – Добро пожаловать! Милости просим, уважаемый…

– Олег Рудольфович, – поспешил представиться Никушкин.

– Олег Рудольфович. Вы попали в то самое место! – Председатель показал Никушкину указательный палец и еще раз многозначительно повторил. – В то самое!

– Очень рад, – смущенно улыбнулся Никушкин. – Но, видите ли, дело в том, что я до сих пор не знаю, куда я попал?

– Как, Вэ-Вэ? – недоумевающе и в то же время с упреком посмотрел Председатель на мужчину в галунах. – Вы ничего не рассказали нашему гостю?

Вэ-Вэ только руками молча развел. При этом взгляд его был устремлен не на Председателя, а на левую пятку купидона, поддерживающего газовый рожок.

– Вы удивляете меня, Вэ-Вэ, – качнул головой Председатель. – И, должен сказать, в последнее время все чаще.

– У меня сейчас сложный период в жизни, – буркнул Вэ-Вэ.

Ясно, только для того, чтобы от него отстали.

– Ну, конечно, – саркастически ухмыльнулся Председатель. – А когда он у вас был простым?

– Вы бы предпочли, чтобы я солгал или промолчал?

– Ступайте к гостям, Вэ-Вэ, – кивнул куда-то в сторону Председатель. – Я сам введу Олега Рудольфовича в курс дела.

Вэ-Вэ вскинул подбородок, сверкнул на Председателя очами, с независимым видом проследовал через помещение и скрылся за портьерой.

Председатель посмотрел на гостя так, будто хотел, но не решался принести ему свои извинения за некорректное поведение Вэ-Вэ.

– Да, все в порядке, – смущенно улыбнулся Олег Рудольфович.

Ему было все равно, поскольку он вообще не понимал, чем вызвана размолвка Председателя и Вэ-Вэ.

– Дабы у вас не сложилось превратное мнение, все же скажу, что Вэ-Вэ очень хороший человек. Я бы даже сказал замечательный человек! Но, как у всякого из нас, у него есть свои слабости… Понимаете?

– Конечно, – поспешил согласиться Никушкин.

Хотя на самом деле ничего не понял.

– Я рад, что мы так легко нашли общий язык.

Председатель сделал шаг к стене и отвел портьеру в сторону.

По другую сторону занавеса открылся небольшой альков, обставленный, как старомодный рабочий кабинет. Вдоль стен стояли тяжелые книжные шкафы с застекленными полками, уставленными плотными рядами толстых томов в красивых, золоченых переплетах. Книги явно были старые, некоторые даже очень старые, но все в очень хорошем состоянии. Никушкин, хотя и не был специалистом, про себя все же отметил, что такая библиотека, должно быть, стоит целое состояние. Кое-где рядом с книгами стояли мелкие безделушки, при взгляде на которые складывалось впечатление, что собраны они со всего света. Причем многим, если не каждой из них, место было не в частной коллекции, а на музейных полках.

– Простите, – Никушкин указал на маленькую золотую фигурку, напоминающую игрушечный самолетик. – Это именно то, что я подумал?

– Да, – ни секунды не колеблясь подтвердил Председатель. – Золотой кулончик из Южной Америки, имитирующий летательный аппарат. Датируется шестым-девятым веком. Ряд исследователей, как серьезных, так и не очень, считают фигурки, подобные этой, одним из доказательств палеоконтакта.

– Вы с этим не согласны?

– Не то чтобы не согласен. – Председатель сел в глубокое кожаное кресло, стоявшее возле большого, массивного двухтумбового стола. – Мне все равно.

Жестом руки Председатель предложил Никушкину занять кресло, стоявшее по другую сторону стола.

– Вас не интересует тема палеоконтакта? – Олег Рудольфович занял предложенное ему место.

– Меня не интересуют бездарные подделки. Я – перфекционист и считаю, что любая имитация должна быть идеальной.

– Вы считаете золотые самолетики подделкой?

– Имитацией! – подняв палец, уточнил Председатель. – Причем не особенно умелой. Те, что создал я, оказались гораздо удачнее.

– Простите, – вконец смутился Никушкин. – Я что-то не очень хорошо понимаю…

– Не беда.

Председатель даже не улыбнулся. Положив руки на стол, он чуть подался вперед и посмотрел на Никушкина так, будто это Олег Рудольфович должен был ему что-то сказать.

Никушкин вновь почувствовал себя крайне неловко. Так, будто Председатель застал его, когда он без спроса забрался через окно в его кабинет. Окон в кабинете не было, но сути дела это не меняло.

– Знаете ли, – Олег Рудольфович заерзал в кресле, – простите, как мне к вам обращаться?

– Все называют меня Председателем.

– Председателем чего? – не смог удержаться Никушкин.

Хотя и понимал, что в его положении лучше было бы воздержаться от подобных вопросов.

А, собственно, какое у него положение?

Что он вообще здесь делает?

Этот вопрос стоило бы задать Председателю в первую очередь.

– Конечно! – как будто с раскаянием Председатель коснулся кончиками пальцев лба. – Я запамятовал, что Вэ-Вэ не ввел вас в курс дела. – Он улыбнулся, немного смущенно. – Как правило, к нам не приходят без приглашения. А все приглашенные уже посвящены в суть происходящего. Хотя бы в общих чертах. Так, как вы, с улицы, к нам заглядывают не часто… Честно признаться, на моей памяти это вообще первый случай.

– Я не хотел нарушать ваших правил. Но меня пригласил Вэ-Вэ. Собственно, я готов уйти…

– Что, вот прямо так, встать и уйти? – Никушкину показалось или в словах Председателя действительно прозвучала насмешка? – Уйти, не узнав, где вы оказались и что здесь происходит? Неужели вы настолько нелюбопытны? А, Олег Рудольфович?

– Я просто не хотел мешать…

– Да о чем речь, уважаемый! Мы всегда рады новым членам!

Председатель, члены… Никушкин сосредоточенно сдвинул брови. Что бы это могло означать?

– Да не напрягайтесь вы так, Олег Рудольфович, – улыбнулся Председатель. – У нас не масонская ложа и не религиозная секта. Это всего лишь клуб. А я, как вы уже, наверное, поняли, являюсь его Председателем.

– Клуб? – не смог скрыть разочарования Никушкин.

Он ожидал большего.

– Ошибка номер один! – Председатель направил на Никушкина указательный палец. – Вы придаете слишком большое значение названиям!

– Я просто не ожидал, что мне предложат вступить в клуб, – попытался было оправдаться Никушкин.

– А вам пока еще никто ничего не предлагает, – осадил его Председатель.

– Разве? – вконец растерялся Олег Рудольфович.

Председатель подался вперед, лег грудью на стол и, глядя Никушкину в глаза, таинственным полушепотом произнес:

– Вы сами к нам пришли. – Председатель откинулся назад и показал Никушкину руку с открытой ладонью. – И не надо говорить, что вы ошиблись дверью.

– Это Вэ-Вэ пригласил меня войти!

– Конечно, – снисходительно улыбнулся Председатель. – А еще он вышел подышать свежим воздухом именно в тот момент, когда вы проходили мимо дверей нашего клуба. Случайность? Не думаю. К тому же Вэ-Вэ сказал, что вы искали своего двойника. Так ведь, Олег Рудольфович?

– Так, – кивнул Никушкин, решив почему-то, что не стоит отпираться.

– Ну, вот! – почти радостно всплеснул руками Председатель. – Значит, вы пришли по адресу!

– У вас клуб двойников? – решил пошутить Никушкин.

– Нет, у нас клуб имитаторов.

Никушкин подождал секунду-другую, надеясь, что Председатель улыбнется. Но тот был серьезен, как утес в шторм.

– И что же вы имитируете?

– Все.

– Как это все?

– Ну, если бы мы решили ограничить свои интересы имитацией каких-то отдельных вещей, людей или процессов, это было бы скучно. Поэтому мы имитируем все. Абсолютно все, что только попадает в сферу нашего внимания. И, уж можете поверить мне, дорогой Олег Рудольфович, мы стараемся ничего не упустить.

– Это какая-то игра?

– Нет.

– А-а… – Никушкин посмотрел на красивые, золоченые корешки старых книг, на вырезанную из черного камня фигурку какого-то древнего божка, на заключенный в стеклянную рамку кусок светло-коричневой кожи со странной татуировкой. – В чем тогда смысл?

– И давно вы, Олег Рудольфович, занимаетесь поисками смысла? – едва заметно усмехнулся Председатель.

– Нет, но… Хорошо, я спрошу иначе: чего ради вы этим занимаетесь?

Председатель склонил голову к плечу.

– Удивительный вы человек, Олег Рудольфович.

– Почему?

– Я бы на вашем месте спросил не «почему», а «как»?

– Не вижу большой разницы.

– Это потому, что вы впервые в клубе. Вы пока еще плохо понимаете истинный смысл имитации.

– Честно говоря, я вообще ничего не понимаю.

– Ну, так спрашивайте! Если вы решили вступить в наш клуб, у вас не должно оставаться никаких сомнений!

– Но я только сегодня впервые узнал о существовании клуба имитаторов.

– Уверяю, вы заблуждаетесь.

– Да нет же…

– Наш клуб закрытый, попасть в него непросто, но о существовании его известно всем. – Председатель наклонился, протянул руку, взял с полки книгу в кожаном коричневом переплете и со словами: «Полагаю, вам знакома эта книга» поставил ее на стол так, чтобы показать Никушкину обложку.

Олег Рудольфович был уверен, что книга называется «Некрономикон». Но с удивлением прочел на обложке «Библия».

– Ну, я листал ее когда-то… Не могу сказать, что очень внимательно…

– Это настольная книга имитатора. – Председатель положил «Библию» на стол и припечатал ее сверху ладонью. – В ней, в иносказательной форме, разумеется, описаны все возможные и даже невозможные способы имитации. Господь бог, как всем нам прекрасно известно, создал человека по образу и подобию своему. Это именно ваш случай, Олег Рудольфович. Бог первым создал двойника. Он, так сказать, положил почин. Ну а дальше процесс принял необратимый характер. За что Каин убил Авеля? Из зависти? Нет! Он испугался, увидев в нем себя! Моисей блестяще имитировал свои сношения с некой высшей сущностью и благодаря этому добился весьма высокого общественного положения. Ной, так и вовсе, сымитировал потоп. Правда, убедить в том, что происходит всемирный катаклизм, он смог только своих ближайших родственников. Скорее всего, потому что в то время не было средств массовой информации. Новый Завет это вообще гимн имитации. Группа литераторов создает грандиозную мистификацию, имитируя жизнь человека, начиная с самого его рождения. Да и сам их герой – талантливый имитатор. В его арсенале чего только нет: изгнание бесов, оживление мертвецов, излечение больных, хождение по воде, обращение воды в вино, псевдозаговор, псевдопредательство. И, наконец, как апофеоз всего – имит<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: