.
.
.
С рычанием и яростью, очнувшийся Лициний Лизий из Турмуса, боролся с ремнями, стягивавшими руки и ноги. Он валялся на земле у наших ног.
Рабыня, лежала в сторонке, всё ещё пребывая в бессознательном состоянии.
- Лициний, - сказал я, - не ел и не пил несколько анов. С сарае ведь не было ни еды, ни воды. Он должен был быть очень голоден. Хуже того, его должна была мучить жажда. Будучи напуганным, стараясь как можно быстрее удалиться от лагеря, он не решался посадить тарна. Он ведь был уверен, что мы будем его преследовать. Так что он остался бы в седле, по крайней мере, до темноты.
- А к седлу был привязан бурдюк, - прокомментировал Таджима.
- Со свежей, холодной водой, - усмехнулся я.
- И порошком Тасса, - заключил Таджима. - Я слышал о нём.
Порошок Тасса - безвредное, быстро действующее снотворное без вкуса и запаха. Обычно его используют для захвата женщин. Препарат могут подсыпать служанки в пищу красоток из знатных семей, собравшихся на ужин при свечах, официантки постоялых дворов в напитки и так далее. Обычно вся вина этих женщин состоит в их необычайной привлекательности, которая, в конечном итоге приводит их на невольничий рынок. Безусловно, женщина может быть и не столь уж безвинной, скажем, разделив вино с незнакомцем, на котором она решила испытать свои уловки к своей собственной выгоде, например, надеясь добиться от него некого расположения или преимущества. Возможно, она при этом попотчевала его какой-нибудь историей о затруднительном положении или горе, выдуманной, чтобы выманить из него монеты. Возможно, она просто получает удовольствие, мучая мужчин, дразня и насмехаясь над ними, обманывая их лучшие ожидания и надежды, удовлетворять которые у неё нет никаких намерений или желаний. Она использует свою предполагаемую красоту, скрытую под её одеждами и вуалями, манящую и таинственную, чтобы потешить своё тщеславие, или даже реализовать свою неприязнь к мужчинам, этим придурковатым, мерзким животным. Очевидно, что существует много путей, которыми женщина может мучить мужчину. В любом случае не редкость для такой женщины, позже проснуться беспомощной, с кляпом во рту, связанной по рукам и ногам, в рабском мешке, в пути прочь из своего родного города. Известен случай, когда одна женщина намеревалась устроить захват и порабощение другой, своей ненавистной соперницы, но в конечном итоге сама очнулась раздетой и в кандалах, после чего была передана конкурентке в качестве рабыни-служанки. Ей даже позволили наблюдать за церемонией вступления в компаньонство её соперницы и мужчины, которого она добивалась, правда, из клетки, голой, со свежим клеймом на бедре и ошейником этой самой соперницы на горле. Присутствовал на том праздновании и тот, кого она пыталась привлечь в соучастники, оказавшийся, как выяснилось, другом детства того мужчины, которого добивалась плутовка, правда известно это ей стало только теперь. Вытащенная из клетки, она прислуживала на банкете своей конкурентки, а позже, стоя перед нею на коленях с зажатыми ноздрями и удерживаемой запрокинутой головой, была вынуждена проглотить не праздничное вино, а горькое «рабское вино», чтобы быть готовой к использованию как рабыня, прежде чем быть отправленной на кухню.
Подобные соображения, работают и в случаях многих женщин Земли, сочных рабских фруктов, собираемых гореанскими работорговцами. Это не их вина, что их интеллект высок, черты их лиц, чувственны и изящны, а их фигуры соблазнительны. Подозреваю, что выбор работорговцев не всегда ясен тем, у кого нет их опыта и навыков. Предполагается, что в это вовлечено больше чем просто изгиб бедра, округлость икр или предплечий, стройность лодыжки, гибкость талии и прочие внешние факторы. Но что именно? Манера ли речи, выражение лица, волнение, жест, поворот головы, застенчивый взгляд, едва уловимое, но обличающее, скрытое нежелание смотреть в глаза собеседника, когда тот произносит определенные слова, что? Есть сто тонких намёков, легко читаемых опытным и заинтересованным. Некоторые могут вычислить полную потребностей рабыню в женщине, которая сама боится признать это, и, тем более, не осмеливается это показывать. В любом случае на рынки поступает самый разнообразный товар, и предоставляя покупателям богатый выбор. Возможно, в целом, от женщины требуется немногим больше того факта, что она прекрасна и на неё будет спрос.
Безусловно, далеко не у каждой женщины, привезённой с Земли к опилкам гореанской сцены рабских торгов, вина состояла лишь в том, что она была умна и красива. Несомненно, многие женщины, как Земли, так и Гора, оказались в списках приобретения ни по какой иной причине, кроме той, что так захотелось некому человеку. Возможно, поведение, или выражение лица, грубость, взгляд свысока, поспешное слово, дерзость или что-то в этом роде, вызвало у кого-то недовольство, в результате, и было решено, что это привлекательное существо должно заплатить за свою неосмотрительность. Позже ей это ясно дадут понять, как раз в тот момент, когда она будет ждать своей первой продажи.
Например, я не сомневался, что Трасилику доставил удовольствие тот факт, что он привёл прежнюю мисс Маргарет Вентворт в гореанский ошейник.
По моему мнению, это было отличным выбором.
Учитывая количество гореанских наёмников в лагере, я не сомневался, что порошок Тасса раздобыть труда не составит, и не ошибся. Полученный порошок я всыпал в бурдюк, где его присутствие обнаружить было невозможно.
Дело шло к закату, и в лагере уже разжигали костры, один из которых разгорался поблизости.
- А как Ты узнал, что тарн вернётся? - полюбопытствовал Пертинакс.
- Когда всадник потерял сознание, им перестали управлять, - объяснил я. – А неуправляемая птица, приучена возвращаться к своей вольере. Возможно, он ещё и торопился, чтобы не пропустить вечернее кормление.
Что интересно, тарн приземлился за несколько енов перед распределением вечернего мяса. Правда, прежде чем накормить птицу, мы сняли с него пребывавших в бессознательном состоянии Лициния и рабыню.
Эффект порошка Тасса некоторое время не ощущается, но когда он начинает действовать, то действует стремительно. По-видимому, у Лициния не было под рукой оружия, чтобы успеть перерезать горло девушки. Ещё более вероятно он и не собирался этого делать. Гореане осуждают бесполезное повреждение рабыни, как и любого другого животного. К тому же, если у него было время на размышления, что мне казалось маловероятным, последнее, чем он захотел бы рискнуть, это попасть в руки желающих отмстить кровников. Он проиграл. Оставалось только соблюдать правила игры и ожидать последствий.
- Лициний остался в седле, потому что был пристёгнут страховочным ремнём, - заметил Пертинакс.
- Конечно, - кивнул я.
- А рабыня и так была в полной безопасности, - добавил Таджима.
- Верно, - усмехнулся я, - надёжно закреплённая, как приличествует такой как она, просто мягкому, гладкому, красивому животному, безупречно привязанной кейджере.
- Кстати, она тоже без сознания, - констатировал Таджима.
- Не удивительно, я предполагал, что так и будет, - сказал я. – В общем-то, это не имело никакого значения, но я не сомневался, что он даст ей воды. Почему бы нет? Разве она тоже не хотела пить? Разве животных не поят?
- Правильно, - согласился Таджима.
- Тем более, - добавил я, - воды было много. К тому же, вода приятно округляет живот рабыни и освежает её внешность.
- Верно, - кивнул Таджима.
По этой же причине, кстати, распространено поить женщин перед их продажей.
- Как вы можете так думать о ней, так говорить о ней! - возмутился Пертинакс.
- Она рабыня, - пожал я плечами. - И чем скорее Ты привыкнешь думать о ней в таком ключе, и так говорить о ней, тем лучше для тебя и для неё.
- Никогда! - заявил Пертинакс.
- Ты что, уже забыл, - поинтересовался Таджима, - как она отрицала свою холодность, и обратилась к Лицинию Лизию как к Господину?
- Она была напугана, - объяснил Пертинакс.
- А что, в страхе нельзя сказать правду? - спросил я, подумав, хотя и не озвучив свои мысли Пертинаксу, что испуганная рабыня, зачастую боится не сказать правды, её господин ведь может правду знать и просто проверять её.
Это свободная женщина может лгать так глубоко и часто, как ей вздумается, а рабской девке ложь запрещена. Свободная женщина может врать безнаказанно, а у рабыни такой привилегии нет. Невольница боится говорить неправду. Ложь не приемлема в кейджере. Наказание ужасно. Она не свободная женщина.
- Ты предпочёл бы, - уточнил Таджима, - чтобы рабыня была холодной?
- По-моему, такие вопросы – личное дело каждого, - проворчал Пертинакс.
- Только не рабыни, - заметил я. – Для рабыни они являются довольно общественными, как цвет волос и глаз. Они влияют на её цену.
- Так Ты хотел бы, чтобы она была холодной? – не отставал Таджима, при этом говоря очень вежливо.
- Она не свободная женщина, - напомнил я Пертинаксу.
- Я полагаю, - запнувшись, сказал Пертинакс, - что для неё было бы лучше быть холодной, чтобы она могла оставаться своей собственной женщиной, сохранять своё чувство собственного достоинства, самоуважение и честь.
- Рабыня, - сказал я, - не может быть своей собственной женщиной. Она - женщина своего хозяина. Кроме того, это не мешает ей хорошо думать о самой себе, радоваться себе, праздновать себя, любить себя, и точно так же любить и своего владельца. Как можно любить другого, если ты не будешь любить себя? Но у неё вряд ли будет чувство собственного достоинства и самоуважение в том в смысле, который, насколько я понимаю, Ты вкладываешь в эти понятия. Она, в конце концов, животное. И конечно ей не разрешено достоинство. Она - красивое животное, и к тому же у неё есть гораздо больше привлекательных деталей чем, скажем, у тарскоматки, но у неё больше нет достоинства, не больше чем у той же тарскоматки.
- Это всё я понимаю, - кивнул Пертинакс.
- Рабыня не свободная женщина, - подключился Таджима. - Она должна быть горячей, до беспомощности. Она должна увлажняться по команде, а прикосновение должно приводить её в готовность. По щелчку пальцев она должна спешить принять ту позу, которую ей прикажут. Причём принимая её, она ещё и будет надеяться, что её хозяин сочтёт целесообразным поласкать.
Обычно она сигнализирует о своих желаниях, становясь на колени, прижимаясь к мужчине, постанывая и поскуливая, целуя ноги мужчины, глядя на него томным взглядом, приоткрыв губы, надеясь на его внимание. Есть много вариантов. Рабыни - существа очень изобретательные и умные. К тому же, можешь мне поверить, мой дорогой Пертинакс, приятно иметь такую в своих руках, извивающуюся и дёргающуюся, задыхающуюся и стенающую, вскрикивающую и плачущую, просящую и отдающуюся.
- Они не свободные женщины, - повторил я.
- Но всё это, - заявил Пертинакс, - для низких женщин, но не для такой как Мисс Вентворт.
Я с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Пертинакс не знал того, что было хорошо известно мне и Сесилии. Работники стойл хорошо потрудились, в своё удовольствие и, несомненно, в соответствии с инструкциями Лорда Нисиды, над разжиганием рабских огней в животе прежней Мисс Вентворт, в тот момент стойловой рабыни, отданной в их полное распоряжение. Любая женщина, чей живот опалили рабские огни - рабыня, впредь и навсегда она может быть только рабыней. Верёвки, ремни и цепи были не единственными узами, которые теперь держали прежнюю Мисс Вентворт. Свободная женщина могла бы, конечно, с первого взгляда на неё, по её короткой тунике, клейму или ошейнику, увидеть в ней рабыню, но также она могла ощутить в ней, к своей ревнивой ярости, нечто не столь заметное и намного более глубокое, то, что теперь она беспомощно и непоправимо принадлежала мужчинам. В её животе тлело нечто, готовое в любой момент взвиться обжигающим пламенем, то, что называли рабским огнём, то, по сравнению с чем, клеймо на её бедре и ошейник на её шее, можно было считать немногим более чем институциональными символами, намекающими на возможность намного более глубокой неволи.
Неудивительно, что свободные женщины ненавидели рабынь с такой яростью. Как могли они, надеяться соперничать с рабыней в интересности для мужчин? Рабыня, конечно, не приносила сопутствующего приданого, земли, богатства, социальных или коммерческих связей, тем не менее, мужчинам, так или иначе, нравилось иметь их у своих ног.
- Возможно, - покачал головой Таджима.
- Конечно, - раздраженно бросил Пертинакс.
- Она шевелится, - отметил я.
Эффект порошка Тасса, на человеке с меньшей массой, при условии принятия одинаковой дозы, держится дольше, чем на более крупном человеке. Лициний очнулся, уже связанным, примерно половину ана назад. Правда, я не знал, какая именно доза снотворного досталась рабыне, в конце концов, ей, привязанной к седлу, никто свободы пить сколько влезет не предоставлял, в лучшем случае несколько глотков, из соска бурдюка, сунутого ей в рот.
Лициний снова попытался бороться с узлами. Бесполезно, конечно, спеленали мя его основательно.
- Лорд Нисида распнёт его на кресте, - заметил Таджима.
- Ради Царствующих Жрецов, - простонал Лициний, обращаясь ко мне, - убей меня быстро, мечом.
- Боюсь, что это будет неверно с точки зрения практичности, - покачал головой Таджима, - Та ведь шпион и предатель.
- Я не предатель! - вскинулся он.
- Ты носишь серую форму кавалерии, - напомнил Таджима. - И Ты предал её
- Я служу другим, - заявил Лициний.
- Кому? – тут же спросил я.
- Я не знаю, - ответил он. – Они вышли на меня в Турмусе.
- Значит, прежде чем отправиться на крест, Ты пройдёшь через пытки, - предупредил Таджима. - Возможно, это до некоторой степени освежит твою память.
- Он умрёт или соврёт, чтобы прекратить боль, - заметил я. – К тому же, я сомневаюсь, что он знает, из какого кошелька получил свою оплату.
- Я действительно не знаю, - сказал Лициний.
- И я ему верю, - сказал я. - Те, кто покупали его услуги, должны были соблюдать осторожность в таком вопросе. Шпиона можно схватить и подвергнуть пыткам. Но он не сможет рассказать того, чего он не знает.
- Убей меня мечом, прежде чем они прибудут за мной, - попросил Лициний. - Мы оба не из пани. От допроса всё равно не будет никакой пользы. В конце концов, разве я не пытался убежать? Убей меня, а затем развяжи и убери верёвки. Никто не узнает.
- Я боюсь, что несколько человек уже знают, - развёл я руками.
Лициний простонал.
- К кресту привязывают туго, - сообщил Таджима. - Трудно даже пошевелиться. Так что уже через короткий промежуток времени в сдавленных мышцах начинаются сильные, даже мучительные боли. К тому же, казнённый страдает в течение двух или трёх дней, пока не умрёт от боли или от обезвоживания. Иногда ему дают немного воды, что муки продлились дольше.
- Меч! Меч! - взмолился Лициний.
- Кол был бы более по-гореански, - сказал я Таджиме.
- Это варварство, - заявил Таджима.
- Верно, - признал я.
- Кроме того, это было бы слишком быстро, - добавил Таджима.
- Ну почему же, - не согласился с ним я, - это может продлиться довольно долгое время.
- Интересно, - заинтересовался Таджима.
- Точно тебе говорю, - заверил его я.
- Меч! - крикнул Лициний.
- Я уже послал за асигару, - развёл руками Таджима. - Они заберут пленного, а также отведут Сару в центральный лагерь.
Голая девушка в ошейнике Лорда Нисида, освобожденная от верёвок, лежала поблизости. На её теле по-прежнему оставались пятна тарларионового навоза. Она с трудом перевалилась на бок, встревожено осмотрелась и застонала.
Похоже, действие снотворного понемногу проходило.
Я отметил некоторую активность её тела ещё несколько енов назад.
Обычно эффект порошка Тасса проходит не сразу. Человеку надо, по крайней мере, несколько минут, чтобы начать понимать происходящее. Весьма часто в этот момент может вспыхнуть истерика, пришедший в себя человек может начать бороться и кричать, если ему не заткнули рот. Для женщины весьма обычно прийти в сознание в крепком, рабском мешке, в котором они могут только извиваться, или связанными по рукам и ногам, скажем, на ковре в пустой палатке, или в темноте прикованными цепью к кольцу, вмурованному в пол. Такое пробуждение может быть характерно для земных девушек, доставленных на Гору для невольничьих рынков, поскольку их обычно перевозят в бессознательном состоянии в рабских капсулах, ярусами установленных в трюмах кораблей работорговцев, курсирующих между Землёй и Гором. Многие поначалу даже не осознают того, что были куда-то перевезены, будучи усыплёнными в своих собственных кроватях, а затем, оставаясь в спящими, доставлены на Гор, чтобы проснуться уже в загонах, иногда от удара плети работорговца.
Сару подтянула руки, упёрлась в землю и, немного приподняв тело, посмотрела на меня.
- С возвращением, - сказал я. - Ты снова в лагере, около своего сарая.
Девушка перевела взгляд на Лициния, лежавшего неподалёку от неё. Не думаю, что она поняла, даже в общем, то, что произошло. По-видимому, она подумала, что Лициния перехватили по пути или настигли. Затем она перекатилась на живот головой к нам. Я не знал, была ли она к этому моменту способна стоять на коленях, всё же эффект от препарата мог ещё оставаться.
- В бурдюке с водой было снотворное, - пояснил я. - Тарн вернулся.
- Ты в порядке? – заботливо спросил Пертинакс.
- Не показывай беспокойство, - бросил я. – Ты что, не знаешь, кто она?
Сару испугано посмотрела меня, но тут же отвела взгляд. Я чувствовал, что она знала, кем она была, даже если Пертинакс, по своей наивности, этого не понимал.
- Наду! - резко скомандовал Таджима.
Девушка быстро, насколько смогла в её состоянии, поднялась в позу наду, встав на колени, выпрямив спину, подняв голову, прижав ладони к бёдрам. Её взгляд был направлен прямо перед собой.
Красивая поза.
- Расставь колени, - приказал Таджима.
- Нет! – запротестовал Пертинакс.
- Живо! – бросил Таджима.
Блондинка развела колени в стороны.
- Шире! - потребовал Таджима.
В конце концов, она была простой ошейниковой девкой.
Прежняя Мисс Вентворт подчинялась командам Таджимы быстро и послушно. Работники стойл позаботились о том, чтобы она хорошо изучила как следует повиноваться мужчинам.
- Пожалуйста! – сделал попытку протестовать Пертинакс.
- Оставайся, как есть, - велел Таджима.
Рабыня осталась стоять в исправленной наду, как было указано. Это была стандартная форма наду, почти неизменно ожидаемая от особого вида рабыни, от рабыни для удовольствий.
Я понимал, что ей отчаянно хотелось посмотреть на Пертинакса, по любой причине, например, узнать, как он сам мог бы смотреть на неё, стоящую в такой позе. Но девушка не осмеливалась отвести взгляд. В любом случае она знала, что стояла перед ним в наду.
- Чей я пленник? - спросил Лициний.
- Ты - пленник Лорда Нисида, - ответил Таджима.
- Нет, - не согласился в ним я, - Ты - мой пленник.
- Капитан? - опешил Таджима.
- Мой пленник, - повторил я.
- Асигару скоро будут здесь, - предупредил Таджима.
- Сару, насколько я понимаю, - сказал я, - должна быть забрана из стойл. Вот пусть асигару заберут её и проследят, что она вычищена, а потом отведут к Лорду Нисиде.
- Хорошо, - буркнул Таджима.
- Уверен, Ты извлекла урок из своего пребывания в стойлах, - сказал я рабыне.
- Да, Господин, - прошептала та.
- Хочешь вернуться туда?
- Нет, Господин! - быстро ответила она.
- Тогда теперь Ты будешь учиться носить туники, шелка и браслеты, - сообщил я ей. - Тебя будут учить стоять на коленях и двигаться, пользоваться духами и косметикой. Тебя будут учить ублажать мужчин. Ты изучишь кое-что из рабских танцев и поцелуев рабынь. Ты узнаешь как использоваться пальцами, волосами и языком.
- Да, Господин, - сказала Сару, задрожав всем телом.
- Если Ты плохо усвоишь этот урок, - предупредил я, - тебя убьют.
- Да, Господин, - выдавила она из себя.
- Цельность твоей жизни теперь, - продолжил я, - её значение и изобилие, всё это и сам смысл твоего существования, и единственная причина твоего существования - быть объектом удовольствия для мужчин. Ты - животное и собственность, только это и ничто больше. Ты понимаешь?
- Да, Господин.
- Ты теперь будете существовать для служения и удовольствия мужчин, и только для этого. Ты понимаешь?
- Да, Господин, - ответила девушка.
- Ты понимаешь почему? - уточнил я.
- Да, Господин.
- И почему же? - спросил я.
- Потому, что я - рабыня, Господин, - сказала она.
- Лициний Лизий, - позвал я, повернувшись к пленнику.
- Пожалуйста, меч! – попросил тот.
- Ты не убил рабыню, - констатировал я.
- Я сделал бы это, - заверил меня он, - если бы вы не выполнили мои требования.
- Конечно, - кивнул я, - но Ты этого не сделал.
- Она настолько важна? – поинтересовался Лициний.
- Нисколько, - отмахнулся я, - но она смазливая, разве нет?
- Да, - признал он.
- Мы рады вернуть товар, - сказал я, окинув взглядом рабыню.
- Так может тогда, - проговорил Лициний с надеждой в голосе, - меч?
- Должно быть, требовалась недюжинная храбрость, чтобы шпионить здесь, в таком лагере, - предположил я.
- Мне хорошо заплатили, - объяснил он.
- Но думаю, что Ты очень храбрый человек, - заключил я.
- Я заключил пари и проспорил, - вздохнул наёмник.
- Думаю, - продолжил я, - Ты превосходно владеешь мечом.
Я не забыл те тела, что валялись в сарае, его собственные подельники, которых я натравил на него. Один был поражён стрелой, но троих он срубил сталью. Навыки, вовлечённые в такую демонстрацию – большая редкость. Даже для отличного фехтовальщика довольно трудно драться сразу против двоих противников, поскольку пока ты вынужден обороняться от одного, волей-неволей подставляешься под меч другого. Например, я бы не решился выставить против него Таджиму, который был весьма квалифицирован в фехтовании, как я определил в додзё. И, разумеется, я не позволил бы ему драться с Пертинаксом один на один, при его текущем уровне владения мечом, конечно.
- Тем не менее, я не хотел вести диалог на языке стали с Боском из Порт-Кара, - проворчал Лициний.
Похоже, что он знал меня. Вот только я не помнил, чтобы мы были знакомы.
Таджима озадаченно уставился на меня. Конечно, он слышал, как меня называли Боском из Порт-Кара в павильоне Лорда Нисиды, но, прежде всего, он знал меня как Тэрла Кэбота, тарнсмэна. Я заключил, что он немногое, а скорее ничего, не знал о Боске из Порт-Кара, как и о самом городе и его истории.
- Я предлагал тебе, - напомнил я, - покинуть стойла без оружия и уйти с миром.
- Уверен, это была уловка, - буркнул Лициний.
- Но Ты не воспользовался моим предложением.
- Кажется, что у этой рабыни всё же есть ценность, - улыбнулся он.
- У каждой смазливой рабыни есть ценность, - пожал я плечами. – Вот эта могла бы стоить что-то около серебряного тарска.
Лёгкая дрожь пробежала по телу рабыни. Мужчина предполагал то, что могло бы быть ценой её продажи, сколько могла бы принести она перейдя в руки любого, кем бы он ни был, лишь бы обладал необходимой суммой.
- Двух, - поднял ставку Лициний.
Есть немного вещей, которые так убеждают женщину, что она - рабыня, как искреннее обсуждение её ценности с точки зрения цен, рынков и так далее. Тогда у неё появляется лучшее понимание того, что она стоит для мужчин, как та, кто она есть, как собственность ошейника. Свободная женщина, конечно, бесценна, и в результате, в некотором смысле, не имеет ценности. С другой стороны, рабыня бесценной не является и, таким образом, имеет фактическую ценность, особую ценность, обычно ту которую мужчины согласны заплатить за неё. Рабыни, в своём тщеславии, а они, как и все остальные женщины, существа тщеславные, часто соперничают на торгах, пытаясь добиться цены большей, чем у других. Впрочем, есть мнение, что, чем выше цена, тем богаче владелец, следовательно, есть надежда на то, что и неволя девушки будет легче и удобнее. С другой стороны, и это далеко не редкость, девушка, купленная задорого, может обнаружить, что ей придётся выполнять работы и доставлять удовольствие сразу за нескольких рабынь. Также, весьма обычно, приводя рабыню в дом, независимо от того какова была её цена, связать её и познакомить со своей плетью, чтобы дать ей понять, что в этом доме она действительно рабыня, и не больше чем рабыня. Зачастую, что интересно, девушки попроще, купленные за меньшие деньги менее состоятельными мужчинами, наслаждаются своей неволей, которая, хотя и строга и абсолютно бескомпромиссна, в соответствии с гореанскими традициями, могла бы быть предметом зависти для многих других рабынь, ушедших по более высоким ценам. Рабыня благодарна господину, а господин благодарен рабыне. Отношения рабыни и рабовладельца, хотя они установлены, санкционированы и проведены в жизнь законом, основаны на общей природе, той, что имеет место, если можно так выразиться, между покорённой и обладаемой женщиной, и покорившим и владеющим мужчиной. В действительности, юридическая неволя это не более чем институционализация и улучшение естественных отношений, в которых мужчина является тем, кому, в самом буквальном смысле, принадлежат, а женщина той, кто принадлежит, настолько же, насколько мог бы принадлежать лук или копье. Законность и естественность отношений, санкционированных природой, и тысячами поколений естественного отбора, часто приводят к любви. Соответственно, не ничего удивительного в том, что господин и рабыня однажды обнаруживают, и зачастую, скорее раньше чем позже, что они любят друг друга, что они теперь любящий господин и любимая рабыня. Только пусть он поостережётся, стать снисходительным со своей девкой. Ведь на самом деле, она сама этого не желает, потому что её любовь к нему - это любовь рабыни.
- Но Ты же не был серьёзен, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - сказал Таджима. - Этот человек пытался убить Лорда Нисиду, сбежал и привёл врагов в наш лагерь. Он – шпион. Он дрался против нас!
- Ты позволил бы мне уйти? – удивлённо спросил Лициний.
- Да, - ответил я.
- Конечно, нет! - воскликнул Таджима, в миг потеряв своё самообладание.
- Если так, - обрадовался Лициний, - то я прошу меча, его быстроты и милосердия!
- Нет, - возмутился Таджима.
- Нож подойдёт? - осведомился я у Лициния.
- Конечно! – выкрикнул он с благодарностью.
- Никогда! – попытался протестовать Таджима. – Эй, что Ты делаешь?
Я перерезал верёвки, стягивавшие лодыжки Лициния, и он, не без труда, поднялся на ноги.
- К деревьям, - приказал я, указывая направление.
Мужчина, с благодарностью посмотрев на меня, повернулся и, спотыкаясь, побрёл к лесу.
- Дождись асигару, - попросил Таджима.
- Не нравятся мне ужасные смерти, - пожал я плечами и, заметив, что рука Таджимы сжалась на эфесе его изогнутого меча, поинтересовался: - Ты обнажишь меч против меня?
- Нет, - ответил Таджима, разжимая руку.
Я знал, что он не побоялся бы сделать это, даже при том, что он пока был гораздо хуже меня знаком с дорогами войны. Я был рад, он не пожелал поступить так.
«Насколько могущественны, - подумал я, - узы дружбы. Как крепки древки флагов чести, выдерживающие даже бури, даже землетрясения».
- Я должен буду сообщить об этом Лорду Нисиде, - предупредил Таджима.
- Я в курсе, - кивнул я.
- Сделай так, чтобы это продлилось как можно дольше, - попросил Таджима. - Пусть это будут тысячи порезов. Возможно, тогда Лорд Нисида будет удовлетворён.
- В данном случае, удовлетворён должен быть только я, - сообщил я.
- Он твой пленник, - обречённо махнул рукой Таджима.
- Вот именно, - сказал я и, по-прежнему сжимая нож в руке, последовал за Лицинием в тень леса. Мужчина не бежал, ждал меня.
- Спасибо, Воин, - поблагодарил он. - Будь быстр, если можно.
- Ты безоружен, - замети я. - Мы далеко от деревень и даже одиночных хижин. Да тебе и не известно их местонахождение или даже направление. В лесу рыскают ларлы, но давай будем надеяться, что они сейчас до отвала наелись и спят. У тебя нет оружия и продовольствия, а лес полон - опасностей. Я не думаю, что Ты выживешь.
- Что Ты делаешь? – изумлённо спросил он.
- Режу верёвки, чтобы освободить тебя, - объяснил я.
- Освободить? - ошеломлённо прошептал Лициний.
- Другие решат, что Ты убит в лесу, - предупредил я. - К тому времени, когда они придут искать тело, Ты должен быть далеко.
Он подвигал руками, разминая мышцы, и потёр запястья.
- Ты позволил бы мне уйти с миром? - спросил он. - Правда?
- Да, - кивнул я.
- Почему?
- Я дал тебе своё слово, - пожал я плечами.
- Я не понимаю.
- Про честь что-нибудь слышал? - поинтересовался я. – А теперь, прочь отсюда, быстро!
- Я выживу, - пообещал Лициний.
- Возможно, - улыбнулся я.
Мужчина повернулся и, скользнув между деревьев, исчез в тени леса.
Через несколько мгновений я уже стоял рядом с Таджимой, Пертинаксом и рабыней.
- На твоём ноже нет крови, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - констатировал Таджима.
- Похоже, что нет, - признал я, убирая нож в ножны.
- Быть может, Ты сломал ему хребет или шею, или задушил его, - сказала Таджима.
- Возможно, - пожал я плечами.
- Я пошлю асигару, чтобы они принесли тело, - сказал он.
- Сделай так, чтобы они подождали до утра, - посоветовал я.
- Лорд Нисида не обрадуется, - покачал головой Таджима.
- Сделай так, чтобы они дождались утра, - повторил я.
- Хорошо, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - вздохнул Таджима.
Затем я повернулся к рабыне, которая по-прежнему стояла на коленях в положении наду. Ей не давали разрешения изменить позу.
- Тебе сохранили жизнь, - сообщил я ей. – Он мог бы перерезать тебе горло и сбросить в лес вскоре после того, как стало ясно, что никакого преследования не будет. Ты была дополнительной ношей для тарна, снижающей его скорость и дальность полёта.
- Да, Господин, - сказала Сару, не осмеливаясь поднять на меня глаза.
- Но он сохранил тебе жизнь.
- Да, Господин.
- Хотя Ты всего лишь рабыня, - добавил я.
- Да, Господин.
Я не стал сообщать ей, что теперь тот, кто сохранил её жизнь, тоже остался в живых.
- Ты должна ясно понимать, - продолжил я, - что он не обязан был это делать.
У девушки перехватило дыхание от внезапного осознания того, что её могло ждать.
- Да, рабыня, - подтвердил я.
- Да, Господин, - прошептала она.
Её ситуация, конечно, была несколько необычна, поскольку, после первых минут полёта стало ясно, что она будет немногим больше чем бременем, задерживающим беглеца. И всё же он не избавился от неё. Ей повезло. Лициний Лизий оставил её в живых. А я пощадил его.
Обычно, рабыне на Горе, как животному и добыче, особо нечего опасаться, поскольку её размещение и судьба определены оружием. Она всего лишь может сменить одну верёвку на своей шее на другую, и идти под другой плетью по незнакомой дороге к неизвестному месту назначения, к рынку, к новой клетке, загону или конуре, к новому ошейнику на её шее. В реальности, когда город пал, то свободные женщины оказавшиеся среди пожаров и мародёрства, зачастую сами раздеваются и надевают на себя ошейник, чтобы избежать меча. Когда позже обнаруживают, что на них нет клейма, их часто безжалостно бьют плетями, но к тому времени жажда крови обычно рассеивается, и они остаются в живых. Безусловно, их бёдра скоро будут отданы железу, их шеи закованы во временные ошейники, а они сами окажутся рядом с другими рабынями, у которых, несомненно, будут причины для мести, а также и возможности, вроде стрекала. Их могут даже использовать в качестве служанок, словно они могли бы быть рабынями рабынь. Как нетерпеливо после этого новообращённые рабыни, недавно бывшие свободными женщинами, будут ждать своей продажи, чтобы поскорее прижаться губами к ногам хозяина-мужчины.
Я отступил подальше от рабыни, и сказал, обращаясь к Пертинаксу: - Признаться, у меня все мысли сейчас о Сесилии.
- Похоже, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, разогрет и возбуждён, - усмехнулся Таджима.
Я кивнул. В этом нет ничего необычного после боя. Многие замечали за собой, что в тот момент, когда кровь перестала литься, когда оружие убрано в ножны, они поднимали головы и, осмотревшись и поняв, что выжили, начинали нетерпеливо и, даже сердито и настойчиво, думать о мягкости женщин. Разве они не призы сражения? Разве они не трофей? Разве они, если можно так выразиться, не те самые лакомства, которые можно было бы схватить, построить, исследовать, выбрать и немедленно удовлетворить аппетит победителей? Это уже после, на десерт можно озаботиться поиском рабыни, которая послужила бы для этого наилучшим образом. Когда ты выжил, для тебя естественно думать об удовольствиях и игрушках. Есть даже такое гореанское высказывание, что рабыня для воина приз и игрушка. У мужчин много потребностей и для каждой из них есть свои успокоители, еда для голода, вино для жажды, рабыня для похоти.
Я чувствовал, что для меня было бы лучше, держаться подальше от Сару.
Она была привлекательной девушкой, и рабыней к тому же, а я был не больше, чем тот, кто я был, мужчина около женщины, которая, возможно, даже не понимала воздействия и притягательности того факта, что она была рабыней. Причём это воздействие и притягательность были неимоверно более сильными чем у простой свободной женщины, даже несмотря на то, что рабыня пока ещё могла бы не до конца понимать значение ошейника на её шее.
Разумеется, она скоро это всё узнает.
«Нет, - подумал я, - надо отсюда уходить, пока не поздно».
У меня было никаких сомнений, что Сесилию я по-прежнему могу найти внутри круга верёвки, хотя, возможно, теперь спящей среди некоторых других девушек. Большую часть их к настоящему времени, скорее всего, уже разобрали. Как было упомянуто, когда рабыни бодрствуют находясь в пределах круга, они должны держаться за верёвку. Позже, спустя аны, тем рабыням, которых не забрали из круга, та же самая веревка обычно привязывается на талию. Получается что-то вроде круга, который содержит много меньших кругов, каждый из которых окружает талию рабыни.
Я осмотрелся.
Поблизости слышалось фырканье тарлариона.
Зверь за зверем разбежавшиеся в панике животные, были возвращены или вернулись сами к своим стойлам. На данный момент отсутствовали не больше семи или восьми особей. Тарларионы это ведь не слины, не пантеры и не ларлы. Они оставляют за собой легко читаемый след. Я не сомневался, но в конечном итоге все они будут найдены и возвращены в стойла, возможно, при некоторой удаче, к полудню следующего дня.
Я ещё раз окинул взглядом окрестности.
Делать здесь, около этого сарая было нечего. К тому же все мои мысли крутились вокруг Сесилии. О женщинах в ошейниках вообще очень легко думать. Фактически, трудно не думать о них, поскольку они красивы, и они рабыни. Как здорово, вернуться домой, где тебя приветствует нетерпеливая, готовая рабыня, которая опускается на колени, счастливо заглядывает в глаза, а затем кротко опускает голову перед своим господином. Возможно, она протянет свои тонкие запястья, в надежде что их свяжут или наденут наручники. Рабыни хотят быть во власти своих владельцев, и знать себя в их власти.
Завтра, по окончании дневных работ должен быть праздничный ужин. Лорд Нисида обещал. Вероятно, это будет организовано ближе к вечеру, возможно, даже после наступления сумерек. А потом, на следующее утро, как я понял, лагерь будет оставлен. Планы Лорда Нисиды ввиду рассекречивания лагеря, должны были быть ускорены.
Что именно могло бы быть вовлечено в эти планы, мне по-прежнему было не ясно, но я был уверен, что в конечном итоге они не предполагали, какой-либо местной цели.
Зная, что грубая, узкая дорога, прорубленная от лагеря через лес, грунтовая, не мощёная, попросту две колеи накатанные колёсами множества фургонов, груженных брёвнами и досками, проезжавших почти ежедневно, ведёт в юго-восточном направлении, я предполагал, что на том конце она упирается в некий водный путь. В пределах сотен пасангов не было никаких крупных городов, а водный путь мог привести только к Тассе.
Помнится, Пертинакс упоминал о реке называемой Александра.
Пани были необычны для исследованного Гора, а водный путь вёл к Тассе.
На тропе ведущей от центрального лагеря к тарларионовым стойлам появились несколько факелов. Они приближались.
- Асигару, - прокомментировал Таджима.
-