- Да, да! – шептал я. – Давайте, стреляйте, стреляйте!
Все атакующие волны должны были сделать по три захода.
Атака такого вида может длиться неопределенно долго, но я приказал ограничиться только тремя заходами. Я решил, что этого будет достаточно для лучников, чтобы приспособится к стрельбе, оценить её скорость и наклон, и внести впоследствии необходимые корректировки. Я ожидал бы, что третий заход каждой шеренги будет успешнее первого или второго, конечно, в первую очередь первого. Это был первым разом, когда я демонстрировал атаку тарновой кавалерией наземной цели публично, так сказать, при наблюдении официальных лиц. В распоряжении каждого всадника, как уже было указано, имелось по два широких колчана, содержавших по сотне стрел. Обычно в колчан большого лука, известного как крестьянский, входило что-то бы между двадцатью и тридцатью стрелами. Арбалетчик обычно имел при себе и того меньше. Но давайте предположим, что у арбалетчика на спине тарна было двадцать болтов. На натягивание тетивы, извлечение болта из контейнера, крепление его в направляющей и прицеливание, может понадобиться двадцать инов, как минимум. Таким образом, на то, чтобы израсходовать весь боекомплект, то есть сделать двадцать выстрелов, уйдёт четыреста инов или десять енов. С другой стороны, короткий лук позволяет пускать стрелы каждые пять инов. То есть, за те же четыреста инов он мог бы выпустить восемьдесят стрел. Таким образом, стрелок с коротким луком, за то же самое время сделать в четыре раза больше выстрелов, по сравнению с арбалетчиком. Далее, арбалетчик лишится боеприпасов за десять енов, тогда как тарнсмэн с коротким луком, учитывая количество стрел, размещённых в двух широких колчанах, даже при увеличенной в четверо скорострельности, расстреляет боекомплект только за двадцать пять енов. Таким образом, лучник в четыре раза превосходит арбалетчика по скорострельности и в два с половиной по длительности стрельбы. Само собой, эти цифры очень примерные, взятые исходя из средних значений и типичных стрелков. Так что, разница в мощи, как в плане скорострельности, так и продолжительности стрельбы, явно в пользу бойца с коротким луком, причём значительно, по крайней мере, пока противник не предпринял подобные меры. При вычислении этого соотношения я взял стрелка вооружённого арбалетом, взводимым с помощью рук и стремени, на перезарядку и выстрел из которого уходит намного меньше времени, чем у арбалета с лебёдкой, воротом, рычагом или чем-то подобным. Дальность стрельбы и убойная сила любого арбалета, конечно, несколько превышают эти показатели короткого лука. С другой стороны, принимая во внимание обычную близость к цели в обоих случаях, скорострельность и продолжительность стрельбы короткого лука в этом виде военных действий даёт явное преимущество, как это было бы в налётах тачакской кавалерии. При этом не стоит отрицать определённые преимущества арбалета. Например, как в случае с винтовкой, он не требует особого умения и опыта для своего эффективного применения, в то время как на освоение длинного или короткого лука потребуются едва ли не годы. Это важно, если Вы работаете с многочисленными группами новичков различного происхождения, которых, возможно, привлекли на службу материальными стимулами, или, что нередко, заставили служить. Кроме того арбалет может оставаться изготовленным к стрельбе в течении ана, что делает его полезным в уличном бою, в преследовании, в засаде и так далее. Эти преимущества оружия делают его особенно любимым кастой Ассасинов.
|
|
|
|
Вторая волна отстрелялась.
Затем шеренга за шеренгой кавалерия пошла на третий заход на цели.
Скорость, с которой эти атаки могут быть проведены и завершены, внушает уважение.
Моё внимание было, прежде всего, сосредоточено на действиях звеньев и прайдов. Третья атака была в полном разгаре.
Мишени внизу были утыканы стрелами.
«Неплохо, парни, - подумал я. – Так держать! Однако стоит напомнить вам, что столбы и мишени не отстреливаются».
Крайние шеренги начали своё длинное, пологое пикирование.
«Пожалуй, надо будет отработать более сложные построения и запланировать отработку других способов атаки, - подумал я. - Возможно, стоит устроить воздушные маневры, с боем отряд на отряд с использованием тупых стрела. Это могло бы быть полезным. Также, их нужно будет научить нападать и драться парами или больше, и приучить их не ввязываться в бой, если это возможно, на равных. Следует, по возможности, избегать боёв если нет преимущества в силе, в идеально, навязывать бой только при подавляющем превосходстве. Врага следует последовательно дробить на части и нападать уже на них. Враг разделённый обречён на поражение».
Генеральные сражения иногда неизбежны, и даже часто неизбежны, но их результат слишком часто, как могли бы сказать гореане, вопрос не каиссы, а броска костей. Изменение ветра, поднятая пыль, изменение положения солнца из-за длительности сражения, потеря командующего, потеря штандарта, неожиданная, непредсказуемая волна паники в шеренгах, основанная на провокационном слухе, неспособность фланга удержать удар, колебание или опоздание резерва, почти всё что угодно, может привести к нарушению порядка, а отсюда ломка строя, а затем поражение, и как следствие - бойня. Помимо этого, вне зависимости от того, за кем осталось поле боя, кто в конце дня украсил дерево трофеями, в реальности зачастую получается так, что генеральное сражение проигрывают обе стороны. Две таких победы могут стоить армии и, как следствие, потери государства. Войны часто выигрываются по частям, но проигрываются в целом. Нередко победа оказывается плодом не столько доблести, сколько информации, терпения, расчёта и хитрости.
|
|
Наконец, отстрелялась и третья волна, освободив от стрел тетивы своих луков, но когда замыкающие шеренги уже с разворотом уходили от мишеней, до меня снизу донеслись крики. Повернув своего тарна, я послал его вниз, в направлении конца тренировочной площадки, к которой, после предварительной подготовки, должна была вернуться вся кавалерия. Однако прежде чем зайти на посадку, я сделал ещё один круг, озадаченный суматохой, происходившей ниже. На наблюдательной платформе было заметно оживление, если не сказать паника, сопровождавшаяся криками и воплями. Окинув взглядом небо, я увидел одного из своих курсантов, который после заключительного захода третьей волны, не пошёл на посадку вместе со всеми, а отделился от своей группы, и теперь удалялся в южном направлении. Фигуру в белом кимоно, ниже на платформе, поддерживали два пехотинца, или, как их называют пани, асигару. Понимание произошедшего не заняло у меня много времени. Я буквально взвыл от ярости. Почему я не был одиночным тарнсмэном, который мог бы немедленно броситься вдогонку за беглецом! Но я был капитаном и не мог поступить так. Я должен был оставаться со своими людьми, которые уже приземлились, но оставались в сёдлах, не получив иного приказа. К тому же, они тоже были полны нехороших предчувствий, если не испуга, поскольку всем было ясно, что около наблюдательной платформы происходило что-то неправильное. Ни один из них не покинул своего места. Только приблизительно двадцать процентов из них были пани, но они своей склонностью к железной дисциплине сплачивали вокруг себя наёмников. Через мгновение после посадки я послал Таджиму и Пертинакса, которых я взялся тренировать вместе, преследовать беглеца, которого они даже не видели. Признаться, я сомневался, что они смогут его настичь. Кто это был, я узнал позже. Следом за ними я отправил в воздух Ичиро, моего связного и сигнальщика, того самого парня, ритуальное самоубийство которого я запретил несколько недель назад, с приказом барражировать над площадкой и следить за окрестностями. Я опасался, что беглец мог быть не один. Затем я назначил Торгус и Лисандра командирами центуриями, первой и второй соответственно, приказав держаться наготове. Лисандр был наёмником, чьим Домашним Камнем когда-то был камень Рынка Семриса. Впервые я с ним познакомился на пляже, когда он высадился на берег вместе с Торгусом и его людьми. Это был тот самый мужчина, о котором я подумал, что он вёл себя как тот, кто мог бы быть Воином. Моё предположение оказалось верным. Он и правда был тарнсмэном, подавшимся в наёмники. Я не счёл разумным приставать к нему и копаться в его прошлом. В таких случаях весьма часто замешано убийство, или, иногда, женщина, чаще всего рабыня, обольстительная, хитрая, коварная, которая ради своей выгоды, или от ощущения власти, стравила рабовладельцев друг с другом. Есть даже такое высказывание, что, то, что мужчина завоевывает мечом, рабыня добивается поцелуем. Поскольку Лисандр был подчинённым Торгуса в его отряде, я считал, что было бы разумнее всего держать его вторым и здесь. Как командир центурии, конечно, он становился ему равным. Имея дело с мужчинами, способный командующий должен, насколько это возможно, просчитывать последствия своих решений и назначений, поскольку последствия эти могут повлиять на эффективность его сил. И здесь надо считаться тем, что можно было бы назвать факторами сердца, такими нюансами как восприятие уместности, предположительно неуместное продвижение по службе, вопросы чести и почти неизбежные конфликты, замешанные на тщеславии. Эти соображения не диктуют командиру его решения, но они влияют на них. Во главе угла всегда максимальная эффективность боевой единицы, как в долгой, так и в короткой перспективе, в зависимости от сложившейся обстановки. Решения, которые принимаются на любой другой основе, не только работают на руку врагу, но и являются предательскими.
Ичиро уже забрался достаточно высоко в небо.
Я спешился и, спотыкаясь, рванул через тренировочную площадку к наблюдательной платформе.
Через пару мгновений я уже был у её подножия.
Фигура, облачённая в белое, цвет достоинства, так выделявшийся на фоне остальных, лежала на платформе. Голову мужчины придерживал руками один из асигару. Стрела засела в его плече, и вокруг её на белом кимоно расплывалось небольшое кровавое пятно. Конечно, стрела, закрывая собой рану, не даёт столько крови, сколько могло бы вытечь из раны, оставленной ножом, мечом или иным видом холодного оружия. Кровопотеря начинается, когда стрелу выдернут. Один из пани, специалист по ранам, присел подле распростёртой фигуры.
Какой приметной целью было белое кимоно на наблюдательной платформе!
Безусловно, попасть в него из короткого лука со спины летящего тарна учитывая расстояние для моих людей было непростой задачей. Это была бы намного более вероятной целью для неподвижного стрелка, вооружённого крестьянским луком. Но даже в этом случае это не был бы стопроцентно смертельный выстрел учитывая приличную удалённость платформы от возможных укрытий.
Я услышал крик полный боли, раздавшийся на платформе, и увидел человека, вставшего на ноги и держащего обеими руками окровавленную стрелу.
Теперь крови было много, и требовалось срочно остановить кровотечение. На платформе рядом с телом начала расплываться красная лужа.
Я не мог разглядеть лица упавшей фигуры из-за столпившихся вокруг неё мужчин.
Они позволили ране ещё некоторое время кровоточить, вымывая из неё грязь. Но уже через несколько мгновений один из них придавил к ране кимоно, и заключил:
- Он будет жить. Принесите носилки, уложите его на них и унесите в барак.
- Не понимаю, - сказал я мужчине, стоявшему около меня. - Разве Лорда Нисиду не должны перенести в его павильон?
- Лорда Нисиду, конечно, - кивнул тот, - отнесли бы в его павильон.
- Не понял, - удивился я.
- Это не Лорд Нисида, - пояснил мужчина.
Осмотревшись, я увидел Лорда Нисиду стоящего чуть в стороне. Он был одет точно так же, как и все остальные, собравшиеся на платформе.
- Тал, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - поприветствовал меня Лорд Нисида.
- Лорд Нисида! – слегка поклонился я.
- Тренировка, - сказал он, - похоже, прошла замечательно, хотя мой глаз не слишком опытен в таких вопросах. А каково ваше мнение?
- Люди пока ещё сырые, но старательные, - ответил я. - И они постоянно растут в дисциплине и умении.
- Превосходно, - похвалил он.
- Признаться, я испугался, что это в вас попали стрелой, - сказал я.
- Тот, кто сбежал, будет думать так также, - заметил Нисида.
- Я отправил двоих преследовать его, - сообщил я.
- Почему не два десятка? - осведомился он.
- Тех двоих будет достаточно, - заверил его я.
- Отлично, - кивнул Лорд Нисида.
- Это Таджима и Пертинакс, - добавил я.
- Пертинакс? – слегка удивился он.
- Да, - улыбнулся я. - Он становится мужчиной.
- Превосходно, - сказал Лорд Нисида. - Нам понадобятся мужчины.
Я не стал уточнять, что он имел в виду говоря это, но понял его так, что под мужчинами он подразумевал не просто существа мужского пола, а именно мужчин.
- Но я не думаю, что они догонят его, - признался я.
- Давайте надеяться на это, - улыбнулся он. - Поскольку я хотел бы, чтобы другие были уверены, что его миссия была успешна.
- Понимаю, - кивнул я.
- При этом, конечно, важно, чтобы противник полагал, что его преследуют по-настоящему.
- Логично, - согласился я.
- На меня работает много шпионов, и во многих местах, - сказал Лорд Нисида.
- Нужно иметь карты, но нужно иметь и глаза, - процитировал я.
Важность разведки трудно переоценить. Это - тихий бизнес, без боя барабанов и рёва труб, не столь очевидный для глаза как фургоны, поступь тарларионов, пыль марширующих колонн, повозки с осадными машинами, вытягиваемыми из грязи и прочие прелести походов, но я не думаю, что менее важен.
Информация на войне имеет первостепенное значение. В сражении интеллект должен вести в бой свои мускулы. Если интеллекта нет, то бесполезны будут и мускулы!
В белом кимоно на платформе стоял не Лорд Нисида.
Разве хитрость не второе имя войны?
Есть люди, и даже целые города, которые можно купить за золото. Это особой главой отмечено в «Дневниках», обычно приписываемых Карлу Коммению из Аргентума. Но подобные высказывания не были неизвестны и до него. «Тот из мечей самый острый, у которого один край золотой». «Не столько ворот открыто железным ключом, сколько золотым». «Не стоит платить кровью за то, что может быть куплено за золото». Им нет числа.
В городах всегда есть ревность, негодование, ненависть и фракции, и умный придумает как использовать их к своей выгоде.
Многое может быть принесено в жертву многими ради положения и власти.
Слишком часто Домашние Камни предают те, кто должен их защищать!
Мне как-то сразу вспомнился Ар.
У меня не было сомнений, что Лорд Нисида был знатоком человеческой природы. Порой меня беспокоило, не знал ли он так же хорошо и о моей собственной природе, причём, возможно, даже лучше чем я сам. Человек стоит слишком близко к себе. Может ли глаз видеть себя? Ведь даже в воде, или отполированном металле, или в прозрачных зеркалах, он видит лишь образ себя, но кто может знать то, что стоит за этим образом?
- Тарнсмэнов, - сказал Лорд Нисида, - наняли более чем их двух дюжин городов.
- К чему это Вы, - не понял я.
- Если командующий армии пал, - намекнул он, - не будет ли это идеальным временем для нападения?
- Конечно, - признал я и вздрогнул.
В этот момент сверху протрубил военный горн Ичиро, сигнализируя тревогу, а затем протрубил снова, но уже сигнал занять сёдла.
В небе, далеко на юге, казалось, из ниоткуда образовалось облако, сначала выглядевшее сумрачным, неясным маревом, но затем быстро потемнело, а спустя какие-то мгновения, стало казаться, что облако могло бы быть роем насекомых, тёмным роем, хищным.
Не мешкая ни секунды, я бросился к своему отряду. Торгус и Лисандр уже начали раздавать команды, и первые птицы в колоннах, уже взлетали.
С юга примчались два тарна. Это вернулись Таджима и Пертинакс, первыми увидевшие приближающийся рой. Они пронеслись над площадкой, развернулись и заняли своё место в поднимающемся в воздух и строящемся в боевой порядок подразделении.
Сверху снова и снова долетал рёв горна Ичиро, трубившего тревогу.
Я вцепился седельную лестницу своего тарна и, буквально взлетев в седло, втянул её за собой. Страховочный ремень на месте, первый повод на себя, и вот уже тарн мчит меня ввысь, оставляя под собой проплешину тренировочной площадки, уставленную многочисленными, утыканными стрелами мишенями.
Внизу мужчины тарнового лагеря спешно вооружались и разбегались по укрытиям.
Рабынь плетями загоняли в помещения, которые тут же запирались. Если бы было время, то их бы ещё приковали цепями к кольцам, чтобы они ожидали, как могли бы ждать тарски или кайилы, результата деятельности мужчин.
Они были имуществом, и, как зачастую бывает с женщинами, будут принадлежать победителям.
Что может быть более желанной добычей, чем красотки?
Мужчины готовы убивать, ради того, чтобы обладать и иметь возможность надеть на них ошейник. Кроме того, если есть желание, их можно продать, спрос на них никогда не исчезнет.
Я повернул свою птицу на юг. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь многочисленный отряд тарновой кавалерии, как тот, что теперь приближался к нашему лагерю.
Я занял место во главе нашего строя и прокричал свои первые приказы. Первая и вторая центурии разлетелись в стороны, уходя на фланги приближающегося роя. Мы не собирались встречать его в лоб. Пусть он пронесётся мимо нас, словно поток между двух берегов. Мы ударим по нему с боков, а затем, центурии, разделившись на звенья, начнут обстреливать врага ещё и сзади и сверху. А пока пусть беснующийся рой тратит свои болты и стрелы на крыши сараев и бараков.
Как тачакская кавалерия мы будем кружить рядом, но не позволяя приблизится к себе слишком близко.
Наши тарны несли меньше груза, и это увеличивало их скорость и манёвренность, так что мы могли сами выбирать время и место наших атак, и выходить из боя, как и куда нам хотелось, не опасаясь быть настигнутыми.
Мы планировали и отрабатывали сто манёвров на небесном поле боя, финтов и окружений, вылазок и заманивания, сплачивания и рассредоточения, но все эти маневры не были проверены в сражении, а наши люди, по большому счёту, были новичками в седле.
Снизу нам вслед летел звон сигнальных рельсов.
.
.
.
Глава 17.
Битва.
.
.
.
У меня не было причин сомневаться, что воздушная кавалерия, выступившая против нас, и которой нам предстояло противостоять, состоит из тарнсмэнов-ветеранов, намеревавшихся навязать нам бой, построенный на традиционных методах воздушной войны Гора. Тяжёлые щиты и мощные копья, которыми они были вооружены, были гораздо тяжелее вооружения и снаряжения моих бойцов. К тому же, тарны некоторых из наших противников были обременены бронёй, а клюв и когти всё ещё оставались усиленными сталью, превращая птиц во что-то вроде перегруженных, громыхающих воздушные танков. Из метательного оружия нам собирались противопоставить короткие металлические болты арбалетов различных модификаций и способов заряжания. Мне было прекрасно известно вооружение и тактика таких соединений. Я сам когда-то всему этому обучался, соответственно, своих бойцов я вооружал и тренировал по модели тачаков, успешно противостоявших пехотным массам и сотрясающим землю тарларионам, только приспособив их тактические приёмы к полёту. Пехотинцы неба были бы эффективны, как я предполагал, только против сил, подобным образом вооружённых и обученных. Фактически, среднестатистический гореанский воин склонен относиться к луку, и даже к крестьянскому луку, с презрением, как к оружию недостойному руки воина, надлежащим оружием которого были меч, копьё и щит. Его доверие к арбалету было скорее уступкой трудности ведения в небе боя на близкой дистанции, чем уважением к его военному потенциалу. Они предпочли свести своих боевых птиц в место, где они смогли бы поиграться своими копьями. У них даже мало у кого копья снабжены страховочными ремнями, чтобы избежать потери оружия. Их точка зрения в этом вопросе состоит в том, что такой ремень мог бы развернуть бойца в седле, возможно сломав ему позвоночник, если оружие застрянет в щите или в теле противника. А вот с пикой, лёгкой, длинной и гибкой, управляться гораздо легче, чем тяжёлым копьём, да и достаёт она подальше. Также, её наконечник тачаки сделали таким узким, специально для того, чтобы минимизировать опасность его застревания в щите или в теле. Но в целом, главное назначение пики, я видел в том, что ей можно будет отбивать нападения вражеских птиц, или, на бреющем полёте, атаковать наземные войска или всадников на тарларионах. Тарнсмэны обычно используют бреющий полёт, для ловли арканом разбегающихся женщин, чтобы потом затащить беспомощный трофей к себе на седло. Подобный подход может быть использован на высоких мостах или на крышах высоких башен против зазевавшихся ротозеев или любителей позагорать. Среди тарнсмэнов ловля женщин врага является своего рода популярным видом спорта, в котором подсчёт очков ведётся по принципу как много ошейников и туник данный город надел на красоток другого. Так что многие их таких красоток не по одному разу чувствовали внезапно сжимающееся на теле кольцо аркана беспощадно уносящее её в небо.
Тут можно мимоходом упомянуть, что такие женщины, будучи однажды порабощены, становятся рабынями безвозвратно. Они отвергнуты как свободные женщины не только своими бывшими соотечественниками, с которыми они когда-то делили Домашний Камень, но также и их семьями. Как говорится в одном высказывании, «Один раз в ошейнике - рабыня навсегда». Даже если такая женщина будет захвачена мужчинами своего бывшего города, то вернётся она в этот город только как ещё одна рабыня, и будет удерживаться там рабыней, причём самой низкой рабыней. Безусловно, скорее всего, её быстро продадут прочь из города, поскольку само её существование в этом городе будет расцениваться смущающим, живым напоминанием позора, который она принесла своим согражданам, своему Домашнему Камню, касте, клану и семье. С того момента, как на её шее сомкнулся ошейник, её жизнь изменилась, её старая жизнь заменена и даже стёрта, о ней не вспоминают. Её не стало. Узлы разрублены. Она - теперь не больше, чем собственность, и осознаёт себя таковой. Теперь она, во всей своей жалобной беспомощности, безнадежности и потребностях, со своей изумлённой, недавно освобождённой, уязвимой женственностью, ищет своё, надлежащее место у ног мужчины. Возможно, теперь у неё, впервые в её жизни, есть цель и идентичность. Нет больше аномии и скуки. Она теперь что-то значит и чего-то стоит. Она теперь, возможно впервые в своей жизни, действительно живёт, хотя, конечно, как не больше, чем невежественная рабыня, которая должна жить для своего господина, впрочем, она сама теперь только этого и желает.
Неудивительно, что их оставляют рабынями. А что ещё следовало с ними сделать? Они не годятся теперь ни для чего иного. Они были испорчены для свободы. И какой мужчина не захочет теперь видеть одну из них у своих ног?
Лорд Нисида сообщил мне, что они нанимали тарнсмэнов более чем в двух дюжинах городов. Хотя количество их было устрашающим, особенно если рассматривать их просто с точки зрения мечей и копий, но я предположил, что противостоять нам будет не столько кавалерийское соединение, сколько смесь, конгломерат или орда. Они должны были, в лучшем случае немного привыкнуть к совместному полёту, по-видимому, продолжая испытывать недостаток в оговоренных сигналах и манёврах. Скорее всего, они ожидали сокрушить и уничтожить меньшую силу, если ни чем-то иным, то своим числом. Позже я узнал, что наши противники в тот день, превосходили нас более чем на порядок, их было свыше двух тысяч против наших двухсот. Безусловно, в данном случае количество стрел было важно не меньше простой численности, а наши двести бойцов по этому параметру намного превосходили более многочисленную группу, вооружённую по старинке. Кроме того, размер группы не имеет особого значения, если она не может вступить в контакт с врагом. Скорее размер может стать препятствием с точки зрения передвижений и снабжения. Меньшим группам в этом отношении намного легче продержаться в рейде долгое время. Более многочисленный отряд, конечно, легко победит меньший, но он не сможет этого сделать, если меньший отряд, более проворный, постоянно уклоняется от боя на невыгодных для себя условиях.
Всё, что я мог видеть в тот момент, это сотни тарнсмэнов, некоторые из которых держались такими плотными группами, что их птицы оказывались не в силах сохранять интервалы, то и дело, тут и там, сталкиваясь друг с другом. Зато наши центурии твёрдо держались на флангах, позволив врагу продолжать двигаться к его цели, которой был тарновый лагерь. Сотни птиц садились на тренировочную площадку обучения, тарнсмэны спешивались с явным намерением поджечь лагерь. На земле, само собой, тарнсмэн становился обычным пехотинцем, и я нисколько не сомневался, что их вторжение, несмотря на численное превосходство, ждёт яростная встреча асигару пани и нескольких групп наших наёмников. Пани, можно быть уверенным, сохранят верность своему лорду, своему даймё, Лорду Нисиде. Это был их путь. А загнанным в угол наёмникам, оставшимся без надежды на более высокую плату или бегство, просто ничего другого не оставалось. Семидесятифунтовый водяной урт из каналов Порт-Кара, становится самым отчаянным и опасным противником, если его загнать в угол. Вот и наёмник, борющийся за свою жизнь, куда опаснее и страшнее того, который воюет просто за плату. Ларлы по-прежнему бродили в окрестностях лагеря, отлавливая тех, кто заходил за вешки. Некоторым из наших противников ещё предстояло узнать об этом.
Я подозревал, что вторгшиеся враги, в первый момент не встретившие видимого сопротивления, предположили, что наша малочисленная кавалерия благоразумно оставила поле боя. Причём большая их часть особенно из центра их построения продолжала пребывать в счастливом неведении, когда десятки наших тарнсмэнов уже, наскакивая то тут, то там, кромсали края их строя. Если тарнсмэн выходя из себя, или теряя осторожность, начинал преследовать надоедливого противника, то он попадал под перекрёстную стрельбу двух других. Когда вражеские тарнсмэны из арьергарда или с флангов бросались в бой против наших товарищей целой группой, те просто отлетали подальше, заманивая их за собой, вынуждая отдаляться от их строя, пока те не попадали по перекрестную стрельбу, казалось, из ниоткуда, появившихся звеньев и эскадронов. Многие разворачивались и бежали назад с основной группе, где воздух гудел от молотивших его крыльями смущённых птиц, среди которых дождём лились безответные стрелы. А тем временем основная масса нападавших спешилась, по большей части на тренировочной площадке, уверенные, что лагерь уже принадлежал им, и остававшиеся в простодушном незнании о крови, лившейся в небе. Но вскоре эскадроны и звенья, отделившиеся от каждой из центурий, обрушились и на них, словно на ничего не подозревающих, оставленных без пастухов верров. А пока высадившиеся сотни врагов, растеклись по тренировочной площадке и приступили к своей работе, но если бы они посмотрели вверх, то их удивлённым взглядам предстала бы поразительная картина пикирующих, взлетающих, парящих, мечущихся птиц, то и дело поливаемых потоком стрел.
Тот, кто выставлял щит с одной стороны, не мог одновременно защитить другую. Многие пали жертвами стрельбы назад, которой я так настойчиво обучал своих бойцов. Враг часто с облегчением полагал, что опасность миновала, поскольку птица пролетела мимо, и получал стрелу от её седока, привставшего в стременах и выстрелившего назад. Такой тактический приём был знаком каждому тачаку. Что интересно, большинство всадников врага даже не понимало опасности, с которой они столкнулись. Я видел мужчину, шедшего к своему тарну и тянувшего за волосы рабыню. Он так и не добрался до птицы. Два здания пылали. Над додзё поднимался столб дыма. Я видел, как огонь поглощал величественный павильон Лорда Нисиды. Над всем этим кружило, клубилось, кричало облако птиц, обрамлённое нашими товарищами. Всадники неприятеля, теперь отлично знали, чем грозит отрыв от основной массы, но они понимали также и то, что эта масса превратилась в огромную, почти неподвижно висевшую в небе мишень для сотен стрел. Они вдруг осознали, к своему ужасу, что оказались во власти этих кружащих вокруг них всадников. Это понимание заставляло их пытаться направить своих птиц в центр скопления, прикрывшись от стрел телами своих товарищей. За место внутри построения разгорелась настоящая борьба. Птицы направленные туда своими наездниками, сшибались, ранили и рвали друг друга. А потом на эту массу сверху полетели десятки сетей. Опутанные ими птицы, внезапно для себя потерявшие способность летать, кувыркаясь падали на землю. Некоторые всадники в такой ситуации отстёгивали страховочные ремни и пытались прыгать к седельным кольцам других птиц. Далеко не все они оказались в состоянии схватиться за них. Очень многие продолжили свой последний полёт, с криком рухнув на землю. Другие упали вместе со своими попавшими в сети тарнами. Я видел как одна из сетей, пролетевшая мимо всех целей в основной группе, изящно, словно широкая, круглая вуаль, опустилась на птицу, взлетавшую с площадки. Тарн с возмущённым криком рухнул обратно на землю, в облако поднятой его крыльями пыли. Его всадник, защищённая шлемом голова которого была повёрнута под неестественным углом, безвольно обвис в седле, удержанный на месте страховочным ремнём. Я видел одного из наших парней, думаю Таджиму, поддевшего взлетавшего тарнсмэна на свою чёрную пику. Он протащил своего врага дюжину ярдов прежде, чем тот соскользнул с пики и улетел вниз, исчезнув в кронах деревьев. Многие из остальных моих учеником отложили луки и с пикой в руке, охотились на зазевавшихся противников. А наверху, в небе, гигантский, вращающийся, кричащий узел из птиц и мужчин внезапно начал распадаться на мелкие части, словно стая встревоженных джардов, потревоженных во время их пиршества. Сотни из них начали разлетаться в разные стороны. Я видел эскадроны, звенья и прайды преследовавшие их. Я отвернулся, от того, что должно было последовать за этим. Мгновение спустя крик раздавшийся в стороне привлёк моё внимание. Я увидел Торгуса, оскалив зубы, показывавшего пикой на юг. Его знаменосец с прикреплённым к пике вымпелом держался в нескольких ярдах от него. На мгновение я испугался, что к нам могли приближаться резервы противника. Но, похоже, в таком огромном отряде тарновой кавалерии, каковой прибыл сюда, самонадеянном и неуправляемом, не нашлось никого, кто позаботился бы об организации резерва. В чём его смысл, если их противник подавляюще превзойдён численно? Сколько тарларионов потребовалось бы, чтобы раздавить одного единственного урта выползшего из своей норы посреди поля? Торгус выглядел явно довольным. Я обернулся, окинув пристальным взглядом небо в том направлении, куда указывала его пика. Строй наши отступавших противников рассыпался окончательно, превратившись в сотни обособленных точек в небе, убегавших каждый сам по себе. Их объединение в единую структуру больше не рассматривалось. На мой взгляд, этот маневр, хотя я сомневаюсь, что он был централизованно просчитан или продиктован, был для них самым разумным действием в сложившейся ситуации. Это позволяло убежать многим, поскольку их численность по-прежнему значительно превышала количество их преследователей. Если убивали одного, то двое или даже больше других избегали смерти. Но я не жалел, что многие из наших противников смогут убежать. Мы удержали небо, верхнее сражение подходило к финалу. Мои люди доказали себе и другим, эффективность нашего обучения, нашей тактики и вооружения. Для воина немного удовольствия в преследовании сломленных, впавших в панику врагов, побеждённых и почти беззащитных, хотя он не может не признать целесообразность этого с точки зрения войны и закрепления победы. Это правильно, закрепить успех, предотвратить перегруппировку и сплочение, ещё более подорвать силы и дух врага, кроме того, очевидно, что тот противник, которого Вы убили сегодня, не выйдет, чтобы встретить вас завтра. А вот тот, кого Вы не уничтожите сейчас, позже может убить вас. Но я полагал, что немногие из них возвратятся. Вряд ли у них появится желание вернуться к тарновому лагерю.