Впрочем, возможно, подумалось мне, он мечтал о другой женщине, о другой рабыне, что была бы беспомощной у его ног?
Только хватит ли ему храбрости, воли, доброты, сострадания, чтобы бросить её к своим ногам, и держать там не идя ни на малейший компромисс, и сделать её счастливой?
- Так почему Сумомо не должна уважать Таджиму? - спросил я. - А Джейн Пертинакса?
- Возможно, потому что мы слабаки, - проворчал Пертинакс.
- Я так не думаю, - покачал я головой.
- Возможно, - предположил Пертинакс, - всё дело в том, что ни один из нас не говорит по-гореански с рождения, возможно, потому что ни один из нас не родился в этом мире. Мы слишком выделяемся на фоне остальных, как варвары.
- Я тоже, - напомнил я, - такой же варвар, как и вы оба.
- Нет, - вздохнул Пертинакс, - Ты гореанин.
- Таджима, - заметил я, - теперь тоже гореанин.
- Не думаю, что Сумомо понимает это, - хмыкнул Пертинакс.
- Опасное заблуждение, - прокомментировал я.
- Возможно, - пожал он плечами.
- Пертинакс, - сказал я, - однажды также сможет назвать Гор своим миром.
- Не легко быть гореанином, - покачал головой он.
- Когда-то, давно, - заметил я, - никто не был гореанином.
- А теперь, многие?
- Конечно, - кивнул я.
- Так ли это хорошо считать Гор своим миром? - спросил Пертинакс.
- Этот вопрос может задать только тот, кто не знает Гора, - сказал я.
- Я не понимаю, - признался Пертинакс.
- Хорошо ли быть живым? – поинтересовался у него я.
- Конечно, - ответил он.
- Тогда Ты ощущаешь Гор, - констатировал я. - Как только мужчина познал Гор - он жив. С того момента как мужчина познал Гор, он никогда не вернётся в прежнее состояние.
- Таджима теперь идёт сюда, - предупредил Пертинакс.
- Вижу, - кивнул я.
Видел и то, что Сумомо, возможно, получив сигнал от Ханы, обернулась, и, казалось, удивлённо посмотрела вслед Таджиме. Мужчина уходил не оглядываясь на неё. Мой товарищ не выглядел довольным. Хотя его лицо предельно бесстрастным, я видел напряжение его скул, говорившее о стиснутых до крошащихся зубов челюстях. Его явно переполняли ярость и стыд, показать которые, ему не позволяла его гордость. Ведь он был искренне обеспокоен безопасностью и благополучием Сумомо. И вот его презирают за его же беспокойство, возможно даже насмехаются над этим. Конечно, с его точки зрения, к нему отнеслись ужасно, очень ужасно. Я подозревал, что теперь Таджима будет смотреть на контрактную женщину иначе, несомненно, как на менее достойную его беспокойства, которое, и он теперь должен это признать, было совершенно неуместно. Я не сомневался, что если бы мы находились в любом другом месте Гора, и она была бы заклеймена и сидела голой в рабской клетке, то он приобрёл бы её, несомненно, сколько бы она не стоила. Вот тогда бы её ждала превосходная, изысканная неволя в его ногах, а уж он бы проследил за тем, чтобы получить от неё полное удовлетворение. Безусловно, шансы на это были невелики, поскольку контракт Сумомо держал Лорд Нисида. И, несомненно, гордая Сумомо слишком хорошо знало об этом факте. Она полагала, что может чувствовать себя в безопасности, прячась за стенами крепости этикета. Мне подумалось, что пройдёт немало времени, прежде чем заживут душевные раны Таджимы. Как говорится, не та из ран самая глубокая, которая кровоточит. К тому же, память у пани очень хорошая.
- Ты видел? – спросил Таджима, присоединившись к нам.
- Сумомо принадлежит ошейнику, - пожал я плечами.
- Она - пани, - напомнил мне он.
- Нисколько не сомневаюсь, что среди пани хватает женщин в ошейниках, - усмехнулся я.
- Да, - согласился Таджима, - но это, прежде всего, женщины из вражеских домов. Захваченные, они могут быть низведены до ошейниковых девок.
- Из вражеских домов? – заинтересованно переспросил я.
Но Таджима промолчал.
Я подозревал, но не стал говорить этого вслух, что у отношения Сумомо к Таджиме могли быть менее ясные мотивы, более тонкие и глубокие, чем простое презрение к тому, к кому она могла бы относиться как к выходцу из чужого мира. Я подозревал, что она боролась с непреодолимыми эмоциями, бушевавшими внутри её, с тоской, с желанием почувствовать его плеть, с любопытством относительно того, каково бы это было бы, стоять перед ним голой на коленях и прижимать губы к его босым ногам, каково было бы извиваться в его руках, быть беспомощной и принадлежащей ему, как только женщина может принадлежать, принадлежать до последнего едва слышного удара её покорённого и сдавшегося сердца, до последней послушной клеточки её покорённого тела.
Конечно, я не стал говорить всё это Таджиме.
Мы перенесли внимание на закрытую и, по-видимому, забаррикадированную дверь хижины. Несколько пани во главе с мужчиной в маске теперь стояли по обе стороны от двери.
Один раз я успел заметить, испуганное лицо, мелькнувшее в маленьком, открытом оконце.
Человек в шлеме с пугающей маской и окровавленным мечом в руке, коротко кивнул, и несколько асигару, принёсших угли от рассыпавшегося, почти догоревшего павильона, зашвырнули эти угли на крышу хижины, покрытую сухими ветками и соломой.
Мне казалось, что было бы неплохо предупредить забаррикадировавшихся внутри, опасных и несомненно охваченных паникой пленников хижины о намерении осаждающих, что они могли бы обдумать разумность капитуляции. Однако пани отказали им в подобной любезности.
- Нет, - сказал Таджима, стоявший теперь рядом со мной, останавливая моё движение в сторону хижины.
- Они же сгорят заживо, - в ужасе пробормотал Пертинакс.
Крыша занялась огнём почти немедленно.
- Надо известить Лорда Нисиду, - призвал я. - Пусть он вмешается.
- Так вон же Лорд Нисида, - сообщил Таджима, указывая на фигуру во внушающей страх маске и с окровавленным мечом.
- Не может быть, - опешил я.
- Очень даже может, - заявил Таджима.
- Но его меч окровавлен, - указал я.
- Лорд Нисида - великий воин, - пожал плечами Таджима.
- Он что, сражается? Меч против меча? – удивлённо спросил я.
- Конечно, - кивнул Таджима. - Это - наш путь. Кто согласился бы идти за другим?
- Возьмите их в плен! - воскликнул я.
- Нам не нужны пленные, - развёл руками Таджима.
Обычно в гореанских войнах пленных стараются брать. Их можно допросить, отправить на работы, продать и так далее. Кроме того, иногда, если пленник оказывался важным и состоятельным, его могли бы выкупить. Пани, как оказалось, пленных взять могли, но делали это редко, а если и брали, то чтобы замучить пленника, а потом казнить распяв его на кресте, по-видимому, прежде всего, для примера, чтобы запугать врагов, уменьшить желание к мятежу и так далее. Вообще на Горе обычным методом казни является сажание на кол. Но пани расценивают это как варварство, зато на распятие на кресте смотрят вполне лояльно. Очевидно, такие пристрастия зависят от культурного фона. Возможно, одна из причин, по которым пани не стремятся брать пленных, состоит в том, что они ожидают от пленника, если он благородный, что он покончит с собой, стерев тем самым свой позор того, что он попал в руки врага, и если это так, оставление его в живых, это просто неуважение к нему, а убийство, это помощь в том, что он сделает сам. Кроме того, взятию пленных препятствует тот факт, что головы ценимы и важны в плане продвижения по службе. Но есть и интересное исключение к этому правилу, когда пленник, или человек близкий к пленению, хочет получить право принять нового даймё или сёгуна. Сделав это он будет связан честью и обязан служить новому вождю, как служил прежнему, и, похоже, в этом деле на него вполне можно будет положиться. Он не наёмник, он верный последователь того, за кем он следует, кто бы это ни был.
На мой взгляд, главная причина не брать пленных, или не делать это своей обычной практикой, вероятно, состоит в том, что пленник-мужчина опасен. Его опасаются и, возможно, небезосновательно. Таким образом, это кажется разумным избавиться от него как можно скорее. Точно так же, на Земле, в некоторые периоды Средневековья, избавлялись от пленных, если под рукой, особенно в полевых условиях, не было никаких удовлетворительных условий для лишения их свободы передвижения, вроде клеток или чего-то подобного.
Их горящей хижины послышались панические крики.
- Возьмите их в плен! – крикнул я.
- Успокойся, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - сказал Таджима. - Они пришли убить нас. А теперь мы убьём их.
Внезапно дверь была брошена в сторону, открытая изнутри.
Человек в объятой огнём одежде, закрывая глаза руками, вывалился из хижины. На него немедленно обрушились мечи сразу с двух сторон.
Над хижиной поднимались клубы дыма. Стены уже были охвачены огнём.
Ещё один мужчина, задыхаясь и кашляя, врывался наружу и, пробежав пару шагов, был зарублен. Третьего, выскочившего следом, ждала такая же судьба.
Думаю, что люди в хижине были ослеплены с дымом и обожжены огнём. Ещё двое появившиеся из двери были убиты немедленно.
Я в ужасе смотрел на хижину, крыша которой внезапно обрушилась, превратив внутренности в топку. Я видел силуэты нескольких тёмных фигур, словно тени метавшихся в огне. Затем одновременно двое вырвались их пламени и умерли вслед за своими товарищами. Один, может двое, оставались внутри, упав посреди пылающих веток, оказавшись неспособными добраться до двери. Крики, перекрывавшие треск пламени, доносились ещё несколько инов, а затем стихли. Остался только рёв огня и треск сгоравшего дерева.
Мужчина в рогатом шлеме с пугающей маской, наконец, избавился от своего ужасного украшения и встал передо мной.
- Вы пришли с докладом? – спросил он.
- Небо наше, - сообщил я Лорду Нисиде.
- Некоторые убежали, - заметил он.
- Да, - развёл я руками. - Они убежали. Рассеялись. Их было слишком много. А нас мало. Мы не смогли бы убить их всех.
- Жаль, - сказал Лорд Нисида. - Продвижение наших планов теперь следует ускорить.
Признаться, в тот момент я не понял, что он имел в виду.
Постепенно вокруг нас начали собираться другие, и Лорд Нисида вежливо принимал их доклады. Похоже, лагерь в основном был зачищен. Оставалась пара хижин, которыми вскоре занялись вплотную.
Лорд Нисида повернулся ко мне и сказал:
- Мы довольны, Тэрл Кэбот, тарнсмэн.
Я поклонился, признавая его комплимент.
- Теперь, - улыбнулся он, - вероятно, был бы уместен большой праздник, пир победы, конечно, когда всё здесь будет восстановлено и очищено, скажем, через пару дней, вечером, по окончании дневных работ. Разве это не в гореанских традициях?
- Возможно, - ответил я, - если дежурства несутся, и достаточное количество бойцов с оружием настороже, дабы предотвратить неприятные сюрпризы.
Большинство таких пиров, конечно, проводится не на природе, не в лагере, а дома, в пределах стен, окружающих город над которым, возможно, всё ещё поёт на ветру противотарновая проволока.
- К сожалению, - добавил он, - мы не захватили подходящего количества свободных женщин врага, чтобы они могли бы прислуживать такому пиру голыми.
- Это точно, - хмыкнул я.
- Это ведь тоже гореанская традиция, не так ли? - поинтересовался Лорд Нисида.
- Да, - кивнул я, - но я подозреваю, что эта традиция не чужда пани.
Нисида чуть заметно улыбнулся.
- Похоже, Лорд, - сказал я, - нам понадобятся такие девицы для обслуживания наших мужчин на пиру.
Нет ничего необычного в том, что женщин врага обслуживают такой пир нагими. Это - одно из преимуществ и удовольствий победы. Ошейники на женщин могут надеть до начала пира, а могут и подождать до его окончания. Обычно предпочитают оставлять это на потом. Считается, что так будет лучше, поскольку женщины должны прислуживать на таком пиру, всё ещё оставаясь свободными. Предполагается, что это позорит их ещё больше и поучает, что великолепные свободные женщины побеждённых достойны быть только голыми служанками, а позже рабынями, победителей.
- Полагаю, что рабыни подойдут, к тому же они под рукой, - заметил я.
- Согласен, - сказал Лорд Нисида. - Несомненно, Вы обеспокоены судьбой своей красотки Сесилии.
- У неё хорошая фигура, - пожал я плечами.
- Даже теперь, - улыбнулся Лорд Нисида, - она внутри круга, а в её маленьких руках верёвка.
Это было ссылкой на «круг верёвки». В «кругу верёвки», одна верёвка обвязана вокруг группы рабынь, стоящих на коленях или лежащих на животе. Каждая рабыня должна сомкнуть руки на верёвке и не может, пока не получит разрешения, выпустить верёвку. Это безупречно скрепляет группу рабынь.
- Как поживает голубоглазая белокурая рабыня, которую, насколько я знаю, теперь зовут «Сару»? – поинтересовался у меня Лорда Нисида.
- Стойловая шлюха? - уточнил я.
- Да, - подтвердил он.
- Я не видел её уже много недель, - ответил я.
- Несомненно, у благородного Пертинакса, тарнсмэна, имеются более свежие новости, - предположил даймё.
Мне вспомнилось, что у Лорда Нисиды были определённые планы относительно прежней мисс Маргарет Вентворт.
- Нет, Лорд, - развёл руками Пертинакс, - последний раз я видел её в вашем павильоне, когда Вы отправили её ухаживать за стойлами тарларионов.
- Мне это кажется странным, - заметил Лорд Нисида.
Пертинакс только пожал плечами.
- Боюсь, мой товарищ, Пертинакс, - решил объяснить я Лорду Нисиде, - опасается смотреть на неё.
- Опасается? - переспросил Лорд Нисида, посмотрев на густо покрасневшего Пертинакса.
- В нём ещё остаётся много земного, - пояснил я. - Думаю, что он опасается, что может уступить её очарованию, и тогда она будет управлять им, доминировать над ним, сделает его послушным её желаниям, сделает из него то же самое, что она однажды уже из него сделала, фактически своего раба.
- Раба рабыни? - улыбнулся Лорд Нисида.
- Да, - подтвердил я.
- Конечно, Пертинакс, - сказал Лорд Нисида, - Вы знаете о том, что её шею окружает ошейник.
Пертинакс молча кивнул.
- Даже в этом случае, - развёл я руками, - красота женщины, слезы в её глазах, дрожащая губа и прочие уловки, являются оружием огромной силы.
- Пока с нею не начнут соответственно управлять, - заметил Лорд Нисида.
- Верно, - не мог не согласиться я.
- Возможно, её нужно пороть, - покачал головой Лорд Нисида. - Плеть полезна в убеждении женщины в том, что она - рабыня. Возможно, если бы она хорошенько проревелась и подёргалась под плетью, прося о милосердии, то у неё больше не осталось бы сомнений в том, кто она есть.
- Думаю, что у неё и так не осталось сомнений в её неволе, - усмехнулся я. - Уверен, что работники стойл проследили за этим. Опасения состоят не в том, что она может не сознавать себя рабыней вообще, а не сознавать себя таковой перед Пертинаксом. Она может попытаться использовать тонкие уловки Земли, чувство вины и всё такое, чтобы заставить его быть послушным её воле.
- И Вы полагаете, что благородный Пертинакс может бояться, что её усилия окажутся успешными?
- Подозреваю, что да, - сказал я.
- Тогда он слаб, - заключил Лорд Нисида.
- Он хорошо дрался сегодня, - вступился я за своего товарища.
- Тот, кто силен в одном, может быть слаб в другом, - развёл руками Лорд Нисида.
- Верно, - согласился с ним я.
Невозможно сосчитать, сколько мужчин было завоевано брошенным поверх плеча взглядом или улыбкой! Есть мужчины помешенные на каиссе, других притягивает власть, третьи подсаживаются на канду, четвёртые не могут без паги. Мне вспомнился один воин из Стального Мира, который в страдании и тщетности, однажды рискуя всем, покорно, как на зов сирены пошёл за кружением золотого напитка.
- Будь господином, - посоветовал я Пертинаксу, но тот только опустил взгляд в землю. – Ни одна женщина не может стать сама собой, пока она не окажется у ног господина.
Пертинакс уставился на меня.
- И рабыня, Сару, - спокойно добавил я, - нечем от других не отличается.
- К настоящему времени волосы рабыни должны были немного отрасти, - заметил Лорд Нисида. – Если бы я тогда знал, что наши планы придётся ускорять, приказал бы подстричь их, а не сбривать полностью.
Кстати, я по-прежнему ничего не знал о его планах.
Всё, что я знал, так это то, что он собирался подарить Сару некому важному человеку, сёгуну. Я не сомневался, что отмытая и выдрессированная, приученная к плети, она наверняка станет прекрасным подарком. Цвет её волос и прочие особенности, насколько я понимал, были необычны среди пани, а её рабские огни, как я определил, уже пылали неугасимо.
Теперь она была рабыней. Она нуждалась в мужчинах. Без них её не ждало ничего, кроме страданий.
Я надеялся, что Пертинакс, несмотря на ту абсурдную обработку, которой он подвергся на Земле, не станет презирать её за её энергию и потребности. Её живот теперь стал горячим и живым, даже невыносимо горячим и живым. Пусть он лучше принимает её такой, какая она теперь есть, всего лишь рабыня. Гореанин, конечно, не удивляется женскими потребностями. Он, конечно, не ожидает таких вещей от свободной женщины, но он ждёт их от рабыни. Сдерживающая себя свободная женщина, борющаяся против своей же собственной сексуальной природы, зачастую сама же от этого страдая, может презирать рабыню, которой она при этом завидует из-за её потребностей, но рабовладелец, естественно, этого делать не будет. Он принимает это. Это именно то, чего он ожидает в данном виде товара, в находящейся в собственности девке, в ошейниковой шлюхе, соблазнительной, полной потребностей, послушной подчинённой женщине, в рабыне.
- Вы думаете, - спросил Лорд Нисида, - что рабыня Сару готова покинуть стойла?
- Я уверен в этом, - ответил я. - Уверен, что она жаждет вырваться оттуда, и будет стремиться, отчаянно и всеми способами, избежать возврата туда.
- Хорошо, - решил Лорд Нисида. – Я прикажу её приготовить. Возможно, она сможет прислуживать на банкете, отмытой, вычищенной и голой.
Затем даймё повернулся к Пертинаксу и спросил:
- Вы хотели бы этого?
Пертинакс снова покраснел и уставился себе под ноги.
- Какой он всё-таки ещё землянин, - прокомментировал Лорд Нисида.
Я только пожал плечами.
- Вы, конечно, будете присутствовать, - сказал он мне.
- Почту за честь, - поклонился я.
- Ваши коллеги могут сопровождать вас, - добавил Лорд Нисида.
- Для них это тоже будет честью, - заверил я его.
- Будет много столов, - сообщил Лорд Нисида.
- Мужчины будут довольны, - кивнул я.
- Но посты должны быть выставлены, - предупредил он.
- Разумеется, - согласился я.
- А всё же жаль, - улыбнулся Лорд Нисида, - что наши гости не захватили с собой свободных женщин.
- Это точно, - усмехнулся я.
Иногда самонадеянные офицеры действительно берут с собой в полевые лагеря свободных женщин, компаньонок, куртизанок и тому подобных, и даже бывает, и весьма нередко, высокопоставленных свободных женщин, чтобы те поприсутствовали на пирах победы, получили шанс первыми предложить цену за захваченных женщин врага, чтобы сделать из них рабынь-служанок и так далее. В действительности, некоторые женщины сопровождают такие кампании в качестве бегства от скуки, поиска острых ощущений и приключений. Если нет возможности наблюдать за действиями мужчин с отдалённых, безопасных и удобных высот посредством подзорных труб Строителей, они остаются в своих шёлковых палатках, ожидая известий о победе, под надёжной охраной часовых в лагере. Иногда, конечно, дела могут пойти не так, как это было запланировано, и им приходится спешно оставлять свои высоты, к которым теперь приближаются враги, и в ужасе бежать вниз, рассеиваясь по долинам, убегая от преследующих их всадников. Они слышат вокруг визги кайил, крики мужчин, вопли своих сестёр, внезапный топот лап в траве за своей спиной, и затем резкий шорох вращающейся в полёте ловчей сети. А позже те, что остались в лагере с радостью видят приближающееся облако пыли, которое они принимают за возвращение их торжествующих войск. Но часовые в лагере понимают всё гораздо раньше их и спешно отбывают, чтобы сохранить свои мечи для защиты Домашнего Камня. А затем женщины обнаруживают, что лагерь окружён, палатки охвачены огнём, а вокруг них собрались мужчины, грубые незнакомцы, они смеются и кричат. Сундуки взламываются, драгоценные сосуды, пригоршни монет и драгоценностей расходятся по рукам. Шёлковые ткани свисают с мускулистых плеч. Амфоры выкопаны, аромат паги разливается по лагерю, и обычные воины, возможно впервые в жизни, пробуют редкое ка-ла-на, жадно заливая его в глотки, как простое кал-да. А женщин, любого статуса, хоть низкого происхождения, хоть из самых высоких слоёв общества, гонят плетями вместе с лагерными рабынями в центр почерневшего, догорающего лагеря, где все они по команде, должны раздеться, чтобы быть оцененными, словно на полевом рынке. Какая-нибудь женщина, властно, как привыкла, заговорив с рабыней, к своему удивлению получает от неё болезненную оплеуху. И затем, позже, нагих свободных женщин, планировавших попировать этой ночью в завоеванном городе, ведут в караване, подгоняя плетями, через ворота этого самого города.
- Кто же тогда будет подавать блюда на пиру? - осведомился Таджима.
- Женщины, конечно, - ответил Лорд Нисида. - Для чего ещё они хороши?
- Для удовольствия, - предложил я.
- Верно, - согласился он, - это тоже хорошее назначение для женщин.
- Для рабынь, конечно, - уточнил я.
- Увы, да, - притворно вздохнул Лорд Нисида. – Нам придётся суметь обойтись рабынями. Безусловно, мы могли бы освободить их всех, сделать так, чтобы они служили нам, как свободные женщины, а затем повторно поработить.
- Я думаю, что рабыни и так справятся, - усмехнулся я.
- Это точно, - улыбнулся Лорд Нисида. - Почему мы должны предоставлять рабыне даже мгновение свободы?
Пожалуй, я включу в повествование, для тех, кому это могло бы быть интересно, следующий короткий, ритуальный диалог, в форме вопрос-ответ, который, в некоторых городах, обычно происходит между господином и его рабыней.
- Для чего Ты нужна?
- Чтобы служить вам и доставлять вам удовольствие, Господин.
Этот обмен фразами чаще всего происходит утром, когда девушка первый раз на день встаёт на колени перед своим хозяином.
В некотором смысле с этого начинается её день. Также, сказать это, конечно, от неё могут потребовать в любое время, перед едой, перед подачей вина, перед тем, как уложить её спать или использовать и так далее.
Я предположил, что Таджиме было крайне интересно, могла ли Сумомо прислуживать на таком банкете.
Конечно, не могла. Она была контрактной женщиной, а они выше таких вульгарных занятий.
Внезапно, издалека, до нас донёсся трубный рёв тарлариона.
Пока мы беседовали и шутили, люди Лорда Нисиды систематически зачищали каждое строение, как в жилой зоне, так и в тех, которые окружали тренировочную площадку.
- Кажется, урты прятались в стойлах, - констатировал Таджима.
- Они пытаются сбежать под прикрытием, доведённых до паники тарларионов! - догадался Пертинакс.
С того места, где мы стояли, нам были видны сгрудившихся огромные туши испуганно ревевших тарларионов, которые, толкая друг друга, вываливались из ворот сарая. Поблизости стояли асигару с глефами наперевес. Среди тарларионов мелькали фигуры людей. Один, как мне показалось, упал и был растоптан.
- Маргарет! Маргарет! – вдруг дико закричал Пертинакс и бросился туда.
- С Вашего разрешения? - спросил я Лорда Нисиду.
- Конечно, - кивнул тот, и мы с Таджимой поспешили вслед за Пертинаксом.
Нас сопровождали кое-кто из наёмников и несколько асигару с глефами.
.
.
.
Глава 19.
У сарая.
.
.
.
- Подожди! – крикнул я Пертинаксу, который был готов сломя голову влететь внутрь сарая.
Он выхватил из ножен короткий меч.
- Не стой как мишень на пороге, - укорил я его.
Лорд Нисида остался в центре тарнового лагеря, координируя действия своих офицеров и людей. С пани он говорил напрямую, а с наемниками общался через их офицеров.
Пыль, поднятая тарларионами, стояла столбом, висела вокруг нас густым серым туманом, медленно оседая на пол.
Сильный, характерный запах, стоявший в сарае бил в нос. Мужчины кашляли. Пертинакс тёр глаза.
До сумерек оставалось не больше ана.
Неподалёку толпились работники этого сарая, и тех, что были из пани, младший офицер, отправил их собирать испуганных, сбитых с толку тарларионов. Их сопровождали асигару, на случай если они столкнутся с беглецами. Некоторым, конечно, удалось скрыться. Я был уверен, разумеется, что последнее, чего хотели бы такие беглецы, это встреча с асигару Лорда Нисиды. Более вероятно, что они предпочли бы им опасности леса и голодных хищников. Подозреваю, что немногие из них нашли дорогу к своим Домашним Камням, если, конечно, они таковые имели. К счастью, выпущенные гигантские тягловые животные, дезориентированные, фыркающие и ревущие, не были направлены к строениям или к центру лагеря, иначе, чтобы спасти его от полного разрушения, возможно, их пришлось бы подрубить им ноги. Я не сомневался, что сотни вешек ограждения были снесены, но надеялся, что это не приведёт к вторжению ларлов, прежде охранявших окрестности. Небольшие деревянные постройки, каковыми было большинство домов в лагере, не выстояли бы перед массой и инерцией испуганных, неуправляемых, мчащихся тарларионов. Фактически, такое животное едва ли заметило бы препятствие на своём пути, просто проигнорировав это, пробиваясь через него, как могло бы пробиваться сквозь кусты или штакетник. Инерция тарлариона огромна. Такого зверя невозможно повернуть и остановить с той же лёгкостью, как можно было бы, скажем, кайилу или лошадь. Взбесившимся тарларионом управлять трудно. Это примерно как пытаться уговаривать или контролировать валун, катящийся с горы. Тяглового тарлариона, обычно ведут медленно и осмотрительно. Военная разновидность, зачастую вырастает ещё больше тягловых ящеров. Их используют в атаке. Мало что может выстоять против них, если встретить такую атаку на неприготовленной, равнинной местности. Войска, открыто стоящие в поле, попав под такую атаку, обычно пытаются разойтись и дать им дорогу, чтобы напасть на них сзади. Если у отряда есть время на подготовку, то офицеры отводят солдат на неровную площадку, организуют рытьё рвов, установку наклонных кольев и прочие методы. Если натиск тарларионов удаётся замедлить или даже остановить, то на них нападают специальные команды, с широкими топорами на длинных рукоятях, разработанными специально, чтобы повредить или отрубить ногу. Что до меня, так никогда не был сторонником применения тарларионов в сражении. Если они ранены, сбиты с толку, то они впадают в панику и перестают поддаваться контролю, и в результате, с большой долей вероятности, могут повернуть и ударить по своим собственным войскам. Им по большому счёту безразлично кого давить, врагов или друзей, в чьих порядках в своих или чужих сеять хаос и смерть на своём пути. Некоторые кайилы, кстати, становятся почти неуправляемыми в присутствии тарлариона, если они с ними незнакомы. Эта, казалось бы, неважная странность решила судьбы больше чем одного сражения. Поэтому тачаки, да и другие Народы Фургонов, насколько я знаю, приучают своих кайил к виду и запаху тарларионов, обычно используя для этого ящеров, взятых их караванов, на которые совершают набеги.
Таджима выжидающе посмотрел на меня.
- Ещё рано, - сказал я.
- Хорошо, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, - кивнул он.
Враг, устроивший паническое бегство тарларионов, понимает и опасность такого прикрытия. Я признавал их хитрость и понимал их отчаяние. В их ситуации это была превосходная стратегия. Я мог придумать только один вариант, казавшийся мне лучшим, но и он потребовал бы устроить то, что они уже сделали.
- Не входи в сарай, - предупредил я Пертинакса.
- Там же Мисс Вентворт! - возмутился он.
- Сару! – бросил я. – Просто рабыня с бешенством матки.
- С бешенством матки? – ошарашено переспросил мужчина.
- Да, - не скрывая раздражения ответил я.
Похоже, он по-прежнему не понимал того, что было сделано с этой женщиной, и насколько она теперь отличалась от себя прежней, насколько она теперь была рабыней.
- Но ведь там безопасно, - заметил Пертинакс. - Враг бежал!
- Нет, - буркнул я.
- Как это? - удивился он.
- Кое-кто, действительно, убегал, - объяснил я. – Чтобы мы могли предположить, что убежали все. Но некоторые самые хитрые, наверняка остались, спрятавшись внутри, чтобы скрыться с наступлением темноты.
- Почему Ты так думаешь? - спросил Пертинакс.
- А Ты поставь себя самого на место нашего врага, несомненно, хитрого и проницательного, - предложил я. - Что Ты сам стал бы делать, если бы был там? Кроме того, Сару, скорее всего, находится внутри, и, я уверен, жива, поскольку она – рабыня, а рабынь никому в голову не придёт убивать, не больше чем любое другое домашнее животное. Но она к нам не вышла и даже не позвала. Значит, можно сделать вывод, что её вынудили хранить молчание. Если это верно, внутри есть враг, один или более.
- Думаю, что это верно, - раздался тихий, спокойный голос, за моей спиной.
Я понял, что голос принадлежал кому-то из пани, но говоривший мне не был знаком.
Я услышал, глубокие вздохи мужчин, стоявших позади меня, и понял, что они расступились. Похоже, незнакомец был человеком почитаемым, перед которым мужчины низшего статуса трепетали.