В 1960 году Гарри X. Хесс из Принстонского университета высказал идею, которая, как и у Вегенера, объединяла информацию из разных источников. Она была проста и гениальна: океаническое дно образуется в районе срединно‑океанических хребтов, поднимаясь из недр Земли в виде раскаленной вязкой лавы (или магмы). Подобно новому высокому вулкану, возникающему из земли, это вещество по мере появления формирует огромную горную цепь, которая поднимается на дне океана на целые мили. Магма распространяется в двух противоположных направлениях, по обе стороны от хребта, формируя новое морское дно. Во всех известных случаях возраст такого дна не превышает 200 миллионов лет.
Поначалу эта идея оказала не большее влияние, чем гипотеза Вегенера, – но на помощь к ней уже спешили другие. Благодаря работе некоторых ученых{253} появилась возможность рассматривать перемежающиеся силовые линии магнитного поля как своего рода окаменевшую магнитную ленту. Когда расплавленная горная порода появляется на поверхности и остывает, то ориентация магнитного поля Земли сохраняется в этом веществе.
Известно, что магнитное поле планеты много раз на протяжении долгой истории Земли меняло свое направление (зарегистрировано 16 инверсий магнитных полюсов с северного на южный и обратно за последние 10 миллионов лет. – Примеч. ред.), и перемежающиеся силовые линии показывают направление поля в момент появления и охлаждения вещества. Вещество, вытолкнутое от центра, сохраняло свою магнитную ориентацию, и когда после поворота магнитного поля выбрасывалось новое вещество, оно имело уже противоположную полярность.
Стало очевидно, что огромные участки земной поверхности движутся. Вот еще одно подтверждение гипотезы континентального дрейфа.
Идея Хесса полу ч ила название теории расширения океанического дна. Среди многих загадок, на которые она дала ответ, была и та, почему породы возле срединно‑океанических хребтов всегда моложе, чем те, которые находятся дальше. Но для нашего рассказа важнее то, что благодаря идее Хесса у континентального дрейфа Вегенера появился достаточно мощный двигатель. Континенты приходят в движение из‑за всеобщего процесса, причина которого – конвекционные потоки в мантии (толстом слое под земной корой, внутри которого находится ядро). Хесс так обозначил различие: «Континенты не приводятся в движение по поверхности океанической коры какими‑то неизвестными силами, а, скорее, пассивно передвигаются вместе с веществом мантии, когда оно поднимается к поверхности хребта, а затем стекает в сторону»{254}.
Таким образом, о континентальном дрейфе снова заговорили. Не будучи законченной самостоятельной теорией, эта идея стала частью другой развивающейся гипотезы под названием «тектоника плит». Данная теория сделала для геологии то же, то современный синтез – для эволюции.
Тектоника плит
Согласно этой новой идее, континенты – не отдельные корабли в море, скользящие по земной коре. Скорее, поверхность Земли представляет собой ряд твердых, жестких плит разной толщины. По последним данным, эти плиты охватывают не только земную кору, но еще и часть верхней мантии. Под океанами толщина плит варьируется от 6,5 до 130 километров на самых старых участках океанического дна. Материковые плиты, как правило, намного толще – от 32 до 290 километров.
Эти плиты, внешний слой Земли, называются «литосферой» (от греч. lithos – камень). Плиты перемещаются на эластичном слое нижней мантии, который получил название «астеносфера» (от греч. asthenes – слабый). Эти громадные плиты, которые не всегда соответствуют границам континентов, движутся под воздействием медленных, но мощных потоков расплавленного вещества.
Там, где края плит сходятся, происходят самые интересные вещи. Одна плита может погрузиться в мантию или же подмять под себя более легкий блок, а иногда они сталкиваются и образуется горная гряда. Западный контур Северо‑Американского континента и восточный контур Азии считаются границами движущихся плит. По мере их перемещения по краям происходят разломы, что может объяснить частые землетрясения и юный возраст гор в этих районах. Кроме того, в местах столкновения двух плит из‑за трения вырабатывается огромное количество теплоты, которая может расплавить нижний слой вещества. Вследствие этого большое давление внутри Земли выталкивает магму наверх, из‑за чего появляются вулканы и вытекающая из них лава.
Сегодня
К счастью для геологов, в этой развивающейся области знаний остается еще множество нерешенных вопросов. Более того, механизм той идеи, которую выдвинул Вегенер, до конца не раскрыт даже в наши дни. Тектоника плит успешно объясняет движение океанической коры. Но ей сложнее удается объяснить движение континентов, которые толще океанических плит и глубже проникают в мантию Земли. В 1995 году было высказано предположение, что движущей силой для большинства плит является притяжение древнего океанического дна, которое опускается вглубь Земли.
Поиски продолжаются в разных областях. Одно из направлений исследований связано с борьбой, которая в настоящее время происходит между континентальными плитами под Индией и остальной Азией. В течение 50 миллионов лет Индия продвигается на север вглубь Азиатского континента со средней скоростью пять сантиметров в год. Геолог из Сиракузского университета К. Дуглас Нельсон говорит, что пока «она подняла вверх Гималаи и Тибетское плато, а части центральной Азии, как арбузные семечки, выдавливаются в Тихий океан»{255}.
Другими словами, индийская плита проскальзывает под Азией, что приводит к описанным результатам. Недавние исследования придают всей ситуации дополнительную интригу: похоже, что под этой территорией находится некий бурлящий котел. Это оказалось неожиданным, но может ответить на давний вопрос: почему Тибетское плато, местность, окруженная горами, такое ровное? Исследователи предполагают, что мягкая прослойка каким‑то образом позволяет суше выровняться точно так же, как выровняется любая вязкая жидкость, например кокосовое масло, если ей предоставить достаточно времени. Полученные сведения можно также использовать для лучшего понимания более ранних коллизий{256}.
А как насчет самих плит? Что определяет их размер? Согласно теории, их ширина не может превышать 3000 километров. Но почему плита под Тихим океаном в четыре раза больше? В ходе новых исследований установлено, что в глубине мантия имеет большую вязкость, чем считалось раньше, а это в свою очередь может сказываться на размере плиты{257}.
Спорным может быть даже само количество таких плит. По последним подсчетам, существует целая дюжина крупных плит и еще несколько поменьше. Но возможно, тектоническая плита, на которой расположены Индия и Австралия, сейчас распадается, поэтому число крупных плит возрастет до тринадцати{258}.
Но если так много вопросов еще не решено, то разве удивительно, что и Вегенер не смог ответить на все? Из‑за сложности всех построений догадка Вегенера о том, что Пангея начала распадаться около 200 миллионов лет назад, кажется еще поразительнее, потому что это один из тех немногих вопросов, по которому все, похоже, сходятся во мнении.
Вегенер смог, продолжить карьеру, несмотря на все трудности. В 1919 году он получил место в Департаменте метеорологических исследований в Гамбурге, где мог выполнять как служебные, так и исследовательские функции. Через пять лет, в 1924 году, его приняли на недавно созданную кафедру метеорологии и геофизики в Университете Граца в Австрии.
В свои 50 лет, будучи все еще очень активным, он планировал в 1930–1931 годах совершить экспедицию в Гренландию, четвертую по счету в его жизни. Но все обернулось катастрофой: он погиб, пытаясь перебраться из лагеря на центральной вершине ледника на базу на западном побережье. Когда в 1930 году Вегенера не стало, его теория по‑прежнему пребывала в забвении. Но наследие ученого живет – теперь оно больше, величественнее, понятнее и великолепнее, чем он когда‑либо мог себе представить.
ГЛАВА 9.
Джохансон против Лики.
Недостающее звено
Нечасто противостояние в научном мире становится темой для публикации на первой странице газеты New York Times. Однако утром 18 февраля 1979 года случилось именно это, в статье появилась фотография шириной в три столбца, под которой стоял заголовок:
СОПЕРНИЧАЮЩИЕ АНТРОПОЛОГИ РАЗДЕЛИЛИСЬ ИЗ‑ЗА «ДОИСТОРИЧЕСКОЙ» НАХОДКИ
В этом нет ничего невероятного. Нас же интересует, почему подобная тема появилась на первой странице. Статья начинается так.
Сегодня два известнейших антрополога вступили в спор, который может перерасти в широкомасштабное соперничество по поводу того, действительно ли сделанная в прошлом месяце находка представляет собой новый вид доисторических существ, которые стали предками как человека, так и всех человекообразных обезьян. Ричард Лики, антрополог из Кении, оспаривает сделанное в прошлом месяце заявление двух американских ученых о том, что они обнаружили такой новый вид. Доктор Дональд К. Джохансон, один из этих специалистов, встретился с господином Лики на симпозиуме, посвященном эволюции человека, и яростно отстаивал свою трактовку.
«Яростно»? Это значит с оскорблениями? В драке? На ножах? Нет, ничего подобного. Так что же тогда могло заставить редакторов придать этой новости такое значение? Один вариант: американский выскочка против ведущего специалиста из степенного британского истеблишмента. Подобно Давиду и Голиафу, причем доктор Джохансон выступает в роли Давида. Или Голиафа? Обратите внимание, что в статье о Лики говорится только как о «господине».
Как бы там ни было, в статье не содержалось ничего похожего на сенсационные обвинения Коупа и Марша, звучавшие почти столетие назад. Кроме того, в типичной для британцев сдержанной манере Лики не проявлял особой активности на конференции в Питсбурге. Поэтому вся суть крылась в деталях. И репортер Бойс Ренсбергер раздобыл множество таких подробностей. Но для попадания на первые полосы газет нашлась еще одна важная причина.
К началу XX века теория эволюции, в том числе и эволюции человека, завоевывала определенное положение в научном мире. Идея, или, скорее, страх перед тем, что мы, люди, произошли «от обезьяны», по‑прежнему широко обсуждалась. Выдвигалась также альтернативная и более разумная теория, согласно которой мы произошли от какого‑то другого, пока неизвестного существа, ставшего предком и для человека, и для человекообразных обезьян.
Но у этой идеи была одна существенная проблема, а именно – огромный пробел в найденных окаменелостях, доказывающих ее обоснованность в том, что касается человеческой линии, На одном конце шкалы стоим мы, и вместе с нами на том же конце находятся наши близкие родственники – современные человекообразные обезьяны. Кроме того, имелись и некоторые ископаемые находки древних обезьян, которые, как считалось, имеют возраст в десять и более миллионов лет.
Но как быть с промежуточными этапами? Где «недостающее звено»? Наряду со Святым Граалем это недостающее звено – наверное, одна из самых любопытных загадок в человеческой истории{259}. В каждой цивилизации, в каждом известном нам обществе существовали мифы и легенды, пытающиеся объяснить наше происхождение. По сути, именно из‑за этого звена и возникло противостояние между Лики и Джохансоном.
Недостающее звено
Великий Чарльз Дарвин, о котором уже несколько раз говорилось в нашей книге, снова появляется на сцене: в 1871 году он предсказывал, что истоки происхождения человека будут обнаружены в Африке. Для ушей западных европейцев начала XX века, впитавших в себя удобную мысль о превосходстве белой расы, одних только этих слов было достаточно, чтобы почувствовать неприязнь и к Дарвину, и к эволюции вообще.
Но к моменту появления в 1979 году статьи в Times благодаря растущему количеству поразительных находок и новым общественным веяниям проснулся большой интерес к недостающему звену. Например, известный пилтдаунский человек вызвал сенсацию в средствах массовой информации. «Найденный» археологом‑любителем Чарльзом Доусоном в 1912 году, он обладал большим мозгом и маленькой челюстью, поэтому часть общественности испытала настоящий восторг, ведь увеличение объема мозга могло стать именно тем толчком, который превратил наших предков в людей.
Лет десять спустя австралийский антрополог Реймонд Артур Дарт нашел в Таунге, возле пустыни Калахари в Южной Африке, еще один череп. В палеонтологии давно существовала традиция, согласно которой нашедший какое‑либо новое ископаемое мог по своему усмотрению освещать свою находку в литературе и давать ей название. Дарт создал новый класс и назвал его Australopithecus (южная обезьяна) africanus, хотя эта находка больше известна под названием «череп из Таунга».
Когда через год он опубликовал результаты своего исследования, – в один год со знаменитым «обезьяньим процессом» против учителя Скоупса) – реакция последовала ошеломляющая, но едва ли такая, на которую он рассчитывал. Первая проблема: он заметил, что foramen magnum (отверстие в черепе, сквозь которое к мозгу подводится пучок нервов от остального тела) находится внизу. А у четвероногих животных это отверстие, напротив, располагается на затылке. Поэтому Дарт сделал вывод, что данное существо ходило прямо.
Вторая проблема: у черепа австралопитека, найденного Дартом, челюсть была человеческая, а мозг – обезьяний, т.е. полная противоположность пилтдаунскому человеку. Все знали, что именно благодаря нашему крупному мозгу мы стали людьми, поэтому, естественно, находка в Пилтдауне казалась более правдоподобной.
Третья проблема: череп австралопитека принадлежал маленькому ребенку, и некоторые критики указывали на то, что сходство с человеком может оказаться ошибочным, потому что в» процессе взросления вполне могли бы проявиться основные обезьяноподобные черты. Дарт, утверждали они, нашел череп детеныша какой‑то необычной обезьяны и совершил грубейшую ошибку.
К тому же в то время крепло убеждение, что истоки человеческой расы нужно искать в Азии, родине многих древних цивилизаций. Находка окаменелого зуба в Пекине, сделанная одновременно с открытием Дарта, казалось, подтверждала эту идею, а обнаруженный Дартом череп в Таунге просто не укладывался в данную гипотезу. Сначала ребенок из Таунга, конечно же, вызвал сенсацию, но преимущественно как предмет насмешек в комиксах и эстрадных выступлениях.
Дарт, отчаявшись, оставил свои изыскания. Через 30 лет наконец было признано, что ребенок из Таунга – действительно великая находка. Частично это объяснялось тем, что в 1953 году были обнародованы доказательства того, что череп из Пилтдауна – искусная подделка, изготовленная неизвестными мистификаторами в гнусных целях{260}.
Луис Упорный
Дарт проиграл устоявшимся взглядам. У еще одного молодого ученого тоже появилась необычная идея, но его победить было не так‑то просто. Более того, если у истории со статьей в Times было начало, то оно крылось в жизни Луиса С. Б. Лики, отца Ричарда Лики. Луис, проведший большую часть молодости в Кении, к 13 годам знал, что хочет стать археологом. К 1924 году 21‑летний Лики уже участвовал в экспедиции по поиску останков динозавров там, где располагается современная Танзания, и зарабатывал деньги, читая лекции об этой экспедиции.
По сути, данное исследование заложило основы его будущей карьеры, поскольку этот дерзкий молодой человек не только заявлял, что Дарвин был прав относительно африканского происхождения человека, но и намеревался доказать это. Высокий, красивый и уверенный в себе, он, уже будучи известным, обожал приводить в бешенство ученый мир.
Хотя Луис Лики получил степень в Кембридже, он не терпел кабинетных ученых. Кроме того, он приводил их в еще большую ярость, утверждая, что наши предки появились не около полумиллиона лет назад, как было принято считать, а намного раньше. Хотя уже в колледже его считали упрямым, он легко сходился с людьми, в том числе и с Грегори Бейтсоном, экологом и антропологом, который позже стал мужем Маргарет Мид (см. главу 10).
В 1926 году, в возрасте 23 лет, смелый Луис отправился на свои первые поиски окаменелых останков человека. Район, в котором он решил копать, называется Великая Рифтовая Долина и тянется с севера на юг по территории Эфиопии, Кении и Танзании. В те время никто не думал, что этот район представляет какой‑либо интерес, а в наши дни известно, что там расположены четыре богатейшие в мире стоянки человекообразных существ.
Своими необычными чертами эта территория обязана действию тектоники плит. Здесь встречаются три отдельные плиты, и благодаря их движению образовалась неровная поверхность, поднялись вулканы и появились впадины, которые позже стали озерами и реками. Это непрерывное, хотя и медленное воздействие повлияло и на формирование вулканических и осадочных слоев. В течение многих веков появлялись и исчезали новые виды, оставляя окаменелые свидетельства своего пребывания.
Луис направил поиски в свой самый любимый район – Олдувайское ущелье на севере Танзании. Простираясь более чем на 30 км и имея множество ответвлений, оно содержит ясно очерченные геологические горизонты. В некоторых случаях окаменелости поднимаются почти на 100 метров над песчаным дном. Но это место, где царят зной и пыль. Позже Ричард, принимавший участие во многих экспедициях, вспоминал: «Я очень хорошо помню, почему никогда не хотел быть палеоантропологом… Ты постоянно страдаешь от жары и духоты, мечтаешь о тени и отгоняешь мух»{261}. Дональд Джохансон согласен с этим и добавляет: «Я практически всегда возвращался с теми или иными болезнями. В 1970‑х годах у меня бывала жесточайшая лихорадка, причину которой так и не нашли»{262}.
Помимо долгих часов на палящем солнце к испытаниям добавляются еще и транспортные проблемы с доставкой пищи и воды для поисковой партии в течение долгого времени и за сотни километров от какого‑либо жилья; сложность с распознаванием камней и костей; необходимость исследовать огромные территории в поисках подчас мельчайших фрагментов. Кроме того, когда что‑то удается найти, то все нужно подробнейшим образом описать, в том числе не только местоположение находки, но и ее ориентацию по сторонам света, в каком слое она была сделана и на какой конкретно глубине.
Луис, хотя и обладавший поразительным чутьем, где нужно искать, не уделял особого внимание таким мелочам. Позже это доставило ему неприятности, когда он не смог правильно задокументировать одну из своих опубликованных находок. Эта легкомысленная оплошность преследовала его до конца профессиональной карьеры и менее сильного человека, наверное, просто доконала бы.
Не помогла и привычка Луиса обращаться к газетам для публикации своих открытий, потому что он получил прозвище «Отвратительный показушник». Журналистские эпитеты и раздражали, и дразнили ученый мир.
Несколько раз услышав о таких находках в Африке, научное сообщество не имело понятия, что с ними делать. На научной конференции в 1947 году уважаемый эксперт по окаменелостям Роберт Брум наконец смог убедить разностороннюю группу ученых этой области в наших африканских корнях. Брум доказал, что австралопитеки, в том числе и ребенок из Таунга, имеющие возраст от одного до двух миллионов лет, действительно относятся к человекообразным существам. К этому времени ученые уже были знакомы с именем Лики и названием Олдувайского ущелья.
Олдувайское ущелье
Луис, а затем и его жена Мэри сделали Олдувайское ущелье своей собственностью. Мэри, учившаяся палеонтологии у Луиса, была хорошей ученицей, потому что многие из их известных находок сделала именно она, хотя все похвалы зачастую доставались Луису. На самом деле она первой проводила раскопки так, что можно было точно собрать и задокументировать все необходимые данные.
Летом 1959 года, после невероятных 30 лет упорных поисков, как правило, в крайне изматывающих условиях, они наконец обнаружили «золотую жилу». Мэри не только раскопала примечательный черен, но и нашла рядом с ним каменные орудия. Это был настоящий сюрприз, потому что считалось, что изготовление орудий является еще одним признаком человека. Если просто сказать, что череп был обнаружен, то это не передает всей сложности данного процесса: он был раздроблен на 400 фрагментов, которые Мэри пришлось соединить. Это напоминало огромную трехмерную головоломку.
В результате появился череп с огромными челюстями и макушкой как у гориллы, но, тем не менее, с определенными человеческими чертами. Луис понял, что эта находка достойна того, чтобы вынести ее в отдельный вид, и назвал ее Zinjanthropus boisei (Zinj – древнее название Восточной Африки, anthro – «человек», a Boise – фамилия одного из спонсоров экспедиции). Назвав его древнейшим предком человека, и даже более того – недостающим звеном, Луис вызвал сенсацию. Позже было установлено, что возраст черепа насчитывает 1,75 миллиона лет, и эта находка послужила еще одним доказательством того, что, возможно, и в остальном Луис тоже был прав. В конечном итоге зинджантропа отнесли к виду австралопитеков, и теперь этот череп известен как Australopithecus boisei{263}. Эта находка изменила жизнь семьи Лики – внезапно они сделались известными, стало проще доставать деньги, что позволяло ученым отправляться в лучше подготовленные, лучше оснащенные и более укомплектованные экспедиции.
Ричард Лики
Между тем подрастал сын Луиса и Мэри Ричард. Независимый, как и отец, он не собирался всю жизнь провести в тени своих родителей и сначала отправился в другом направлении, Некоторое время он использовал свои навыки натуралиста в управлении компанией по организации сафари.
Но во время путешествий его заинтересовал другой район – Кооби Фора в Кении, далеко на Запад от Олдувайского ущелья, но в пределах Великой Рифтовой Долины. И тогда, имея еще меньше достижений, чем отец, – он никогда не учился в колледже, – Ричард собрал команду и сделал самые разные находки, но на тот момент среди них не было ничего примечательного.
Однако в 1972 году, в последний год жизни Луиса, Ричард преподнес ему великое открытие: превосходный череп, один из самых хорошо сохранившихся из всех, что когда‑либо были обнаружены. Черепная коробка была больше, чем у других окаменелостей, и не отличалась заметными надбровными дугами, как прежние находки. Луис сиял: его детище компания Hominid Gang снова заявила о себе. Кроме того, нашлись убедительные доказательства того, во что давно верил Луис, – что настоящий предок человека, с большим мозгом, жил в Африке более двух миллионов лет назад. После некоторой начальной путаницы с возрастом черепа он был установлен в 1,9 миллиона лет. Теперь Ричард стал известен тем, что нашел останки древнейшего представителя человеческого рода. В 1973 году, заявляя о своей находке, он вынес ее в отдельный вид под названием Homo habilis (Человек умелый).
Хотя Ричард, несомненно, был одним из ведущих специалистов в Hominid Gang и в некоторой степени унаследовал свойственное всем Лики везение, во многом он отличался от своего отца. Небольшой пример: вместо того чтобы дать своей находке ласкательное имя (родители часто называли зинджантропа Щелкунчиком – за крупные челюсти, Малышом – по очевидным причинам), Ричард упоминал о своем открытии просто как о «1470», его порядковом номере при раскопках. Более того, он все свои находки называл такими номерами, тем самым надеясь сделать неизбежные дискуссии и споры менее эмоциональными. Такова была тенденция, которую Ричард пытался сохранить в будущих дебатах, хотя и не всегда успешно.
Позже он писал, что 1470‑й «сделал для меня то же, что зинджантроп для Луиса. Он принес мне известность и вывел на международную арену»{264}. Но были и некоторые негативные аспекты. Лондонский журнал Economist в рецензии на одну из книг Ричарда выразился так: «В зависимости от того, с какой стороны Атлантического океана вы родом, господин Лики считается либо властным и упрямым невежей с талантом делать саморекламу, либо последним великим ученым‑любителем, который намного чаще оказывается прав в своих догадках и толкованиях окаменел остей, чем его соперники, получившие лучшее образование»{265}. Нельзя сказать, чтобы когда‑либо возникал вопрос об уровне его компетентности: молодой Ричард и два его брата часто участвовали в экспедициях родителей и в свои юные годы накопили больший практический опыт, чем другим ученым удается получить за всю жизнь.
Три последующие экспедиции Ричарда в начале 1970‑х годов тоже были очень успешными. Таким образом, за четыре года, самостоятельно выбрав место для раскопок, он сделал столько же важных находок, сколько его родители за 30 лет напряженных поисков. К1979 году 35‑летний Ричард Лики – любитель – стал звездой в научном мире. Даже его мать, самостоятельно сделавшая себе имя, не могла бы с ним соревноваться. Как и Луис, Ричард был намного лучшим популяризатором, чем Мэри, не только своих открытий, но и палеоантропологии в целом.
Подобно отцу, Ричард обожал поддерживать интерес общественности к палеонтологии, что, конечно же, помогало в поиске средств. Как и в случае с Коупом и Маршем за 100 лет до этого, экспедиции были дорогими, и находить деньги на них было так же сложно и так же важно, как и находить сами окаменелости. Сбор средств оставался непрерывной обязанностью, поэтому Ричард должен был очаровывать общественность и получать поддержку как с ее стороны, так и со стороны тех, кто распределяет деньги.
Для этого необходимо быть всегда на виду, открывать выставки и выступать с лекциями, где только возможно. Ричард часто шутил по поводу своих лекций, что только на них он и ходил в колледж. Хотя эти выступления всегда проходили с аншлагом.
Теперь он водил знакомство с богатыми и знаменитыми, а также вышел из отцовского фонда и основал свой собственный. Таким образом он не только собирал больше денег для исследований, но и играл решающую роль в том, кто получал эти средства и каким образом затем расходовал.
Между тем, с поразительным сходством с судьбой отца, Ричард развелся с первой женой и женился на Мив, которая была молодым ученым‑палеоантропологом. Как и Мэри Лики, Мив легко переносила тяготы работы в поле. Компания Hominid Gang процветала, а Ричард был поистине королем положения.