Во-первых, она может быть осмыслена как манипулирование или непрямое влияние на тех, кто доминирует открыто.
Во-вторых, границы ее легитимности неопределенны и подвижны, а зачастую она представляется нарушением правил (это и отображено в негативных смыслах термина «стерва»).
В-третьих, носители такой власти могут ускользнуть от ответственности за результаты действия, что связано с дефицитом легитимности.
В-четвертых, специфическая «власть слабого пола» укоренена в сфере катексиса (семейных и интимных эмоциональных отношениях) с присущими ей отношениями власти и авторитета.
В-пятых, данная власть погружена в повседневность, индивидуализирована рутинизирована и потому трудно распознаваема, ее трудно разрушить как таковую.
В-шестых, «женская власть» как проявление патриархата может разрушиться только вместе с ним.
В-седьмых, феминистская политическая стратегия должна заключаться в том, чтобы переосмыслить подчинение в категориях угнетения и разработать прямые солидарные стратегии построения эгалитарного гендерного порядка.
Патриархат и патриархаты
Итак «женская власть» как стратегия подчиненных и дискурсивная фигурация неотделима от патриархата. Однако, патриархат неоднороден и современные исследователи чувствительны к различиям патриархатных обществ.
Социолог феминистской ориентации Сильвия Уолби определила патриархат как систему социальных структур и практик, при которой мужчины доминируют, подавляют и эксплуатируют женщин (Walby 1986). Патриархат как система мужского доминирования воспроизводится посредством государства, семьи, разделения труда, религии, системы образования, и других социальных институтов. На дискурсивном уровне патриархат выражается в том, что мужская точка зрения оказывается доминирующей в социальном и гуманитарном знании, в культуре в целом, а женский взгляд и опыт оттеснены в "культурное зазеркалье" (Воронина 2005). Символический патриархат может быть описан как культурный андроцентризм (Fraser 1997), иерархия ценностей которого выстроена таким образом, что все то, что маркируется как женское обладает заведомо меньшим значением, нежели символическое мужское.
В этих определениях патриархата осуществление власти понимается преимущественно как угнетение и эксплуатация, которые проявляются в механизмах принуждения, насилия, дискриминации и других формах исключения. Механизмы исключения женщин как социальной категории меняются и соответствуют разным типам патриархата и разным институциональным контекстам. Исключение, осуществляемое с помощью насилия, сменяется более цивилизованными формами исключения, связанными с работой идеологического аппарата господства, с социально-психологическими механизмами и механизмами групповой динамики. Наиболее тонким и изощренным механизмом исключения является вытеснение (mobbing). Это понятие в феминистской правовой теории употребляется наряду с терминами «моральная дискриминация» (moral discrimination) и «моральное давление» (moral harassment). Вытеснение – это мягкий способ исключения меньшинства, который с трудом поддается регистрации в исследовательском поле. Его маркером может быть только осознание этого явления, подобно тому, как дедовщина как механизм поддержания патриархата в армии проблематизируется только при злоупотреблении авторитетом.
В своей классической форме теория патриархата опирается на представление об отношениях власти как взаимодействии с нулевой суммой, при которой вся власть сконцентрирована в руках господствующей групп, а угнетенные полностью лишены власти. Таким образом, общество представляет собой дихотомию господствующих и –подчиненных, угнетателей и угнетенных; власть имущих и безвластных.
Наше представление о власти при патриархате более сложное. Он позволяет дополнить интерпретацию механизмов патриархатного угнетения еще одним весьма существенным аспектом - анализом власти подчиненных как необходимым структурным компонентом патриархатного господства. При этом мы должны иметь в виду различия патриархатных обществ и соответственно различия способов осуществления власти «слабого пола». «Власть безвластных» существенно трансформируется при изменении форм патриархата.
Рассмотрим представления некоторых феминистских исследователей о различиях патриархатных обществ более подробно.
Шведский социолог Г.Терборн выстраивает политическую и историческую географию патриархатов, различая их по критерию устройства частной сферы. Именно сфера семейных и интимных отношений рассматривается им как ключевое поле системы подавления женщин. Под «классическим патриархатом» он понимает семейный уклад, предполагающий безусловную власть отца в семье, сильное влияние родителей на заключение браков, главенство мужа над женой и вторичный статус дочери по сравнению сыном (Therborn 2004: 130). С точки зрения Терборна, в конце ХХ века в результате процессов эмансипации и последующего консервативного ренессанса «де-патриархализации» в современном мире существует три основных типа гендерного порядка: пост-патриархат, нео-патриархат и промежуточный тип.[6]
В постпатриархатных обществах женщины обладают автономией, они в экономическом и властном отношении относительно не зависимы от родителей и мужей, достигается равенство прав мужчин и женщин в семье. Женщины обретают публичную власть (несмотря на то, что продолжает сохраняться господство мужчин в публичной сфере). В нео-патриархатных обществах, в той степени, в которой женщины лишены автономии и доступа в публичную сферу, они могут пользоваться только скрытыми рычагами приватной власти-манипуляции. В обществах промежуточного типа возникают разные конфигурации власти. Именно в таком контексте мы рассматриваем гендерный порядок советского и постсоветского типа.
Для анализа баланса власти в патриархатных обществах разного типа эвристичным является понятие «патриархальной сделки», предложенное Д. Кандиоти (Kandiyoti 1988). Согласно этой теории, договор между гендерными группами, выделяемыми по признаку пола, выгоден для обеих сторон, поскольку подчиненные получают выгоды, мобилизуя имеющиеся у них ресурсы. «Патриархальная сделка» – гарантия защиты и безопасности представителей низших статусных групп, получаемая ими в обмен на подчинение предписанным ролям.[7] Ответственность за организацию жизни общины в целом возлагается на старших мужчин. Подтверждая свой статус подчиненных и следуя поло-ролевым предписаниям, женщины на самом деле используют разнообразные формальные и неформальные стратегии, стремясь максимизировать свою безопасность и оптимизировать жизненные шансы. Д. Кандиоти сравнивает две системы патриархата – Суб-Сахару и Азию (Южную, Восточную, и мусульманский средний Восток). Исследовательница анализирует различия «правил игры» в гендерном устройстве обществ, которые задают разные структурные условия для действий слабых агентов. В первом случае (Сахара) женщины имеет большую автономию, во втором (Азия) - меньшую. Для Кандиоти важным является тезис о различиях патриархатных обществ, которые часто игнорируются исследователями, интерпретирующими патриархат как некое монолитное и унифицированное социальное устройство. В наиболее «жестких» системах патриархата (мусульманские страны) у женщин практически нет открытых рычагов власти, а в менее жестких патриархатных обществах женщины, не имея легитимной публичной власти, тем не менее, обладают определенной автономией и авторитетом в рамках своих ролей. Соответственно они используют разные стратегии влияния, причем пространство для таких стратегий существует и в странах «классического» патриархата.
Согласно Д.Кандиоти, «классический» патриархат предполагает минимальную автономию женщин или ее полное отсутствие, вторичный статус женщин в патриархальной родительской и патрилокальной супружеской семье (Kandiyoti 1988: 274-290). Полное господство мужчин в обществе предполагает их ответственность за благополучие подчиненных (младших мужчин и женщин). Однако пример мусульманских стран Азии – стран «классического» патриархата (где девочки выдаются замуж родителями, подчиняются не только мужу, но и старшим родственникам) показывает, что старшие женщины осуществляют контроль взаимодействия в родовом сообществе. Их «ресурсами» является материнское и супружеское влияние, которое они оказывают на сыновей и мужей. Старшие женщины выбирают невесту для сына, и в дальнейшем невестка подчиняется свекрови и признает ее власть в семье. Старшие женщины заинтересованы в том, чтобы воспроизводилась их семейная власть, они манипулируют мужьями и сыновьями, препятствуют выделению молодых семей из расширенной семьи. Такие стратегии считаются основой «женского консерватизма». Им противостоят стратегии молодых мужчин, стремящихся отделиться от семьи, а также распространение романтической любви в современном мусульманском мире, которая создает потребность в выделении супружеской пары в «автономную единицу», независимую от старших родственников и ограничение контроля со стороны последних.
Иными словами, постепенно происходит проблематизация правил патриархальной сделки даже в жестких патриархатных системах. Происходят «переговоры» и конфликты по поводу гендерного распределения ресурсов, прав и обязанностей. Условия «патриархальной сделки» в современном мире могут оспариваться и переопределяться.
«Патриархальная сделка» проходит «нормальную» и «кризисную» фазу. В период нормальной фазы классического патриархата всегда существуют а-нормальности (разведенные или бездетные женщины, женщины, у которых нет сыновей или чьи сыновья нарушают «правила игры»). Однако такие феномены считаются случайными, норму конституирует патриархальная семья. В кризисной фазе постклассического патриархата начинается проблематизация гендерного устройства, существующие правила перестают действовать, уже нельзя не замечать аномалии. Реакция на такую проблематизацию двойственна – с одной стороны, происходит рост автономии женщин и их реальной власти, осуществляется борьба за равные права и пр. С другой стороны, усиливается консервативная реакция, воспроизводится патриархат, и соответственно, остаются востребованными скрытые рычаги влияния слабых. Понятие «патриархальной сделки» предполагает признание особых стратегий зависимых женщин.
Для осмысления феномена «женской власти» как структуры патриархата полезны также рассуждения Нэнси Фрезер, которая различает разные типы угнетения женщин. Классический патриархат характеризуется сочетанием экономического и культурного угнетения женщин. Постклассический патриархат, который переживает современное, в том числе и российское общество, в значительной мере характеризуется тенденциями преодоления правового и экономического угнетения женщин, но совершенно явным образом воспроизводит культурное угнетение –андроцентризм. Во многих современных обществах именно андроцентризм оказывается особенно живучим и проявляется и в феномене стеклянного потолка, свидетельствующем о наличии барьеров социального продвижения женщин, и в поло-типизации менее оплачиваемых видов труда, и в гендерном дисбалансе в сфере политического участия (Fraser 1997).
Культурное угнетение женщин можно определить как системную характеристику общества, при котором большее символическое значение имеют черты традиционно описываемые как признаки мужественности. Культурный сексизм заключается в символическом принижении того, что считается в обществе женственным, и ассоциируется с женщинами, хотя и не только с ними. Непризнание или принижение женского опыта и его символической репрезентации сказывается в низкой оценке и самооценке женщин и в стремлении части женщин «догнать и перегнать» мужчин в символической конкуренции. Культурный андроцентризм культивирует различия полов и придает символический характер. Однако, эти культурно-биологические различия рассматриваются как основания сегрегации и неравного доступа к общественным благам. Именно андроцентризм как культуральный патриархат порождает так называемые женские стратегии достижения власти. Чтобы «обойти» препятствия, чинимые культурным сексизмом, нужно воспользоваться особым женским ресурсом, ресурсом слабого пола. Но чтобы его преодолеть андроцентризм необходимо изменить гендерную культурную карту. Необходима символическая децентрализация традиционной мужественности и обеспечение уважения к символически менее значимому гендеру. Деконструкция «женской власти» есть часть стратегии по перекраиванию гендерной культурной карты.
Часть устойчивых гендерных различий, к которым относится и так называемая «женская власть», является следствием устойчивых паттернов угнетения женщин, такие различия сохраняются как оправдание и рационализация культурного патриархата. Так же, как Катрин МакКинон (MacKinnon 1986) и Айрис Янг (Young 1990) мы утверждаем, что женская власть – манипулирование есть артефакт подавления женщин, и задача феминизма заключается в том, чтобы дезавуировать ее как особую женскую стратегию приспособления к патриархату. Эту же точку зрения разделяет Пьер Бурдье в своей работе «Мужское господство»: «Не имея возможности понять фундамент общей веры, находящийся в основании самой игры они (мужчины и женщины) могут воспринимать только отрицательные свойства, которые господствующая точка зрения наделяет женщин. К ним относится, например, хитрость, или, если взять более положительную характеристику, – интуиция. В действительности они навязываются женщинам посредством силовых отношений, которые объединяют и различают так же, как и приписываемая женщинам негативная добродетель.
Дело представляется так, будто … женщина, которая символически обречена на подчинение и покорность, может получить некоторую власть в домашней борьбе лишь используя такую силу как хитрость, способную обратить против сильного его же собственную силу. Например, женщина может действовать как серый кардинал, согласный оставаться в стороне и в любом случае не признающий за собой какой бы то ни было власти, чтобы управлять по доверенности» (Бурдье: 14-15).
Итак, все приведенные выше рассуждения, привлекая внимание к различиям патриархат ов, тем не менее демонстрируют, что во всех патриархатных обществах сохраняется «женская власть» как власть подчиненных. Рассмотрим специфику этой власти в российском обществе.