— Вы встретились здесь с Такэ вчера вечером?
В глазах инспектора Татибана мелькнуло подозрение. Киндаити смутился и тоже нахмурился, уставившись на бледную, без кровинки в лице, Тамаё, в профиль похожую на загадочного сфинкса.
— Какое у вас было к нему дело? Ах да, я так полагаю, это Такэ попросил вас прийти.
— Нет, вовсе нет, — живо заявила Тамаё. — Это я попросила его прийти, обещала быть здесь часов в одиннадцать. — Сказав это, она отвела глаза и принялась разглядывать озеро. Дождь, очевидно, усилился, капли били по воде все сильнее и беспорядочней, это предвещало бурю.
Татибана и Киндаити снова переглянулись.
— Так, понятно. — Татибана закашлялся. — И что? Какое у вас было к нему дело? Вы сказали, что хотели что-то обсудить с ним наедине.
— Да, это так. Хотела кое-что сообщить Такэ по секрету, чтобы никто больше этого не знал.
— И что это было?
Тамаё вдруг оторвала взгляд от озера и посмотрела прямо в лицо инспектору.
— Что ж, теперь, после того, что произошло, могу сказать вам все честно и откровенно, — проговорила она твердо, словно приняв решение, и рассказала любопытную историю. — Господин Инугами был очень добр ко мне. Еще когда я была ребенком, он всегда обращался со мной с любовью и нежностью, словно я была его внучкой. Уверена, что вы оба уже знаете об этом.
Действительно, Киндаити и Татибана очень хорошо это знали. Привязанность старика к Тамаё была очевидна из содержания его завещания.
Оба молча кивнули, и Тамаё продолжила, глядя куда-то, то ли в даль, то ли в себя.
— Однажды господин Инугами подарил мне часы. Не теперь, а давно, когда я еще носила косички. Карманные часы «Таванна», карманные часы с крышкой, те, что были у господина Инугами. Это не дамские часы, но я была ребенком и почему-то полюбила их, и всякий раз, оказавшись рядом с господином Инугами, просила его достать их из кармана и позволить мне потрогать их. Потом, как-то раз, он рассмеялся и сказал: «Если они тебе так нравятся, Тамаё, я их тебе подарю. Это мужские часы, так что ты не сможешь носить их, когда вырастешь, но… Но вот что: думаю, ты сможешь подарить их тому, за кого выйдешь замуж. До той же поры береги их хорошенько, ладно?» Он, конечно, шутил, но с этими словами отдал мне свои часы.
Инспектор Татибана и Киндаити с недоумением взирали на прекрасный профиль Тамаё. Какая связь между этими часами и событиями прошлой ночи? Однако мужчины не решились прервать ее. Они молча ждали, заметив, что, несмотря на всю мерзость нынешней ситуации, как только Тамаё заговорила о покойном Сахэе, ее брови, глаза и губы засвидетельствовали ее глубочайшую любовь к нему.
Все еще с мечтательным выражением на лице Тамаё продолжала свой странный рассказ.
— Я была в восторге. Всегда носила часы при себе, даже клала рядом с подушкой, когда ложилась спать. Тик-так, тик-так — слышать этот четкий, острый звук — это был такой восторг. Я берегла их. Но все-таки я была ребенком, и как-то умудрялась ломать их — то слишком сильно заведу пружину, то случайно намочу. И вот, когда такое случалось, чинил их Киё.
При упоминании этого имени волшебная сказка Тамаё из далеких времен начала приобретать реальные очертания. Слушатели удвоили внимание.
— Между Киё и мной всего три года разницы, но у него всегда были умелые руки, даже в детстве, и он любил возиться со всякими механизмами. У него это очень хорошо получалось — собрать радиоприемник или сделать электрический поезд. Так что починка моих часов для него была делом самым приятным. «Тамаё, ты снова сломала часы? Стыдись!» — возмущался он. Но видя, какой у меня грустный вид, говорил: «Ладно, починю. Завтра будут готовы; ради тебя займусь ими вечерком». И на другой день он клал часы мне в руку, совсем как новенькие, всегда улыбаясь и посмеиваясь: «Тамаё, тебе следует бережней обращаться со своими часами. В конце концов, ты ведь собираешься подарить их своему будущему мужу, да? Ты просто обязана заботиться о них, холить их и лелеять», — говорил он, ласково тыча указательным пальцем мне в щеку.
Тамаё рассказывала, и лицо ее слегка порозовело. И прекрасные глаза заблестели ярче, словно увлажнились.
Киндаити представил себе Киё в зловещей гуттаперчевой маске. В нынешнем его обезображенном лице не осталось ничего от прежнего, однако сами черты маски, точной копии его прежнего лица, при всей ее жуткости, были невероятно красивы. Его фото в «Биографии» тоже говорило о том, что Киё когда-то был необычайно привлекательным молодым человеком. Без сомнения, он унаследовал эту красоту от своего деда Сахэя, перед которым когда-то не смог устоять даже покойный дед Тамаё, Дайни Нономия.
Эпизод, о котором рассказала Тамаё, вероятно, имел место, когда она еще ходила в начальную школу, а Киё — в среднюю. Какие чувства зарождались в этой юной, похожей на куколок, паре? И какие планы, глядя на них, строил Сахэй?
Вдруг Киндаити вспомнил хризантемовых кукол Макаки. В пьесе кабуки «Сад хризантем» старый генерал Киити одаривает молодого самурая Усивака, который вошел в его дом переодевшись слугой, не только своим тайным трактатом о военной тактике, но и дочерью, принцессой Минадзуру. Макака сделал Киити похожим на Сахэя, в то время как юный герой Усивака напоминал Киё, а принцесса Минадзуру — Тамаё. Значило ли это, что Сахэй уже давно задумал поженить Киё и Тамаё и даровать им не тайную книгу о военной тактике, как в пьесе, но топор, цитру и хризантему — право унаследовать состояние Инугами?
Конечно, кукол сделал Макака, а не Сахэй, поэтому Киндаити не мог быть уверен, что они отражают желания Сахэя. Кроме того, Макака человек не вполне нормальный. Однако разве не может быть такого: природным чутьем, которым наделены подобные одиночки, чутьем, которое зачастую у них бывает острее, чем у обычных людей, Макака подсознательно угадал чувства Сахэя? Или, может быть, любя наивную прямоту Макаки, Сахэй тайком поделился с ним своими планами? Если это так, тогда Макака мог сделать этих кукол в качестве комментария к теперешней ситуации в клане Инугами. Оставим в стороне вопрос о возможных намерениях Сахэя. Ведь Макака, к примеру, мог и сам чувствовать, что Киё должен стать мужем Тамаё и что три семейные реликвии следует отдать им, и только им. Но Киё…
Но Киё уже не тот Киё, каким был. Того прекрасного лица уже нет.
Вспомнив ужасающе изуродованную, отвратительную массу плоти, которую он видел, Киндаити содрогнулся от ужаса и предался печали. Однако извилистое течение его мысли вскоре было прервано — Тамаё, надолго умолкнувшая, заговорила снова:
— Во время войны с моими часами что-то опять случилось, но того, кто всегда чинил их, уже не было дома. Его призвали в армию, и он воевал где-то в Юго-Восточной Азии.
Голос Тамаё немного дрогнул, но, быстро оправившись, она продолжила:
— Отдать часы в ремонт я считала просто невозможным. Хотя бы потому, например, что не раз слышала, будто, получив такие прекрасные часы, часовщик подменял механизм их на другой, худший. Но дело было еще в том, что мне казалось, я просто чувствовала, что единственный, кому можно доверить эти часы, — это Киё. Мне не хотелось отдавать их кому-то еще, хотя бы на короткое время. С тех пор часы так и шли неправильно. Но вот Киё наконец вернулся и… — Тамаё немного помедлила, но, как бы подстегнув себя, продолжила: — И кажется, вполне освоился. Несколько дней тому назад я отдала ему часы и попросила починить их.
Киндаити вдруг стало очень интересно. По своей привычке, разволновавшись, он начал яростно чесать голову. Он еще не понял, что хочет сказать Тамаё или какие мысли бродят у нее в голове. Тем не менее что-то его очень взволновало, и он продолжал чесать голову с бешеной страстностью.
— Н-ну и как, К-Киё п-починил вам часы?
Тамаё медленно покачала головой.
— Нет, он взял их в руку и некоторое время смотрел на них, потом сказал, что не уверен, что сможет починить их сейчас, и сделает это как-нибудь в другой раз. И вернул их мне.
Сказав это, Тамаё замолчала.
Татибана и Киндаити, ожидая продолжения, смотрели на Тамаё, затаив дыхание, но она отвернулась к озеру и словно воды в рот набрала.
Татибана в смущенье почесал мизинцем за ухом.
— Понятно. А какое отношение это имеет к событиям вчерашней ночи?
На этот вопрос Тамаё не ответила, но резко повернула разговор в другом направлении.
— Вы оба наверняка знаете, что случилось вчера вечером на этой вилле. Страшный скандал. Такэ и Томо привезли из святилища Насу отпечаток руки Киё и попытались воспользоваться им для — как бы это сказать… — Тамаё запнулась, — опознания — да, хотя слово неприятное — для опознания личности Киё. А госпожа Мацуко почему-то наотрез отказалась позволить Киё дать им отпечаток своей руки, и все старания Такэ и Томо ни к чему не привели. И тогда я кое-что вспомнила. На днях, я уже говорила, я попросила Киё починить мои часы, и он отказался. Вернувшись в свою комнату, я случайно открыла крышку часов и вдруг увидела — на ее внутренней стороне четко отпечатался большой палец Киё.
Киндаити вздрогнул. Вот, значит, что его так взволновало. И он снова принялся ерошить свою шевелюру, да так, что она вся встала дыбом. Инспектор Татибана некоторое время испуганно взирал на него, но в конце концов повернулся к Тамаё:
— Почему вы уверены, что это отпечаток Киё?
Глупый вопрос! Разве это не очевидно? Тамаё сказала, что отпечаток пальца Киё оказался на часах случайно, и обнаружила она его тоже случайно — как это может быть? Ясное дело, она все продумала заранее и устроила Киё ловушку, с самого начала надеясь получить отпечаток его пальца на часах. Да, именно это и взволновало Киндаити — какая умная и в то же время хитрая женщина эта Тамаё.
— Думаю, здесь не может быть ошибки. Я начисто вытерла и отполировала часы, прежде чем отдать их Киё, и после этого только два человека держали часы в руках — он и я. Поскольку это не мой отпечаток…
Я прав, решил Киндаити. Тамаё вытерла часы, намереваясь получить отпечаток Киё. Как, однако, она ловко все устроила. Где еще можно так хорошо сохранить отпечаток пальца, как на обратной стороне крышки?
Татибана тоже наконец пришел к такому же выводу.
— Понятно. И что?
— Да, и… — Тамаё продолжала подыскивать слова. — Судя по вчерашнему настроению госпожи Мацуко, нет никакой надежды получить отпечаток руки Киё в ближайшее время — так я подумала. Но если все останется как есть, это вызовет у Такэ и Томо и у их родителей еще большие подозрения. И вот, вспомнив об отпечатке большого пальца Киё на часах, я подумала, что будет лучше, если все выяснится как можно скорее, и хотя с моей стороны это могло показаться дерзостью, решила попросить Такэ сравнить этот отпечаток с оттиском руки на свитке.
— Понятно, и вы попросили Такэ прийти сюда, чтобы поговорить с ним об этом.
— Да.
— Около одиннадцати часов вечера?
— Ровно в одиннадцать я вышла из своей комнаты. Я знала, что если Макака узнает об этом, он обязательно решит пойти со мной. Мне этого не хотелось, поэтому я сначала ушла к себе в спальню, а потом дождалась одиннадцати и улизнула потихоньку.
— Минутку, — Киндаити впервые вмешался в разговор. — Не могли ли бы вы рассказать, что случилось, поподробней? Если вы вышли из своих покоев ровно в одиннадцать, значит, примерно в две-три минуты двенадцатого пришли сюда. Такэ уже был здесь?
— Да. Он стоял здесь, у края, смотрел на озеро и курил сигарету.
— Вы поднялись по лестнице на площадку. Был ли здесь или поблизости еще кто-нибудь?
— Не знаю. Я никого не заметила. Ночь была темная, небо в облаках — вряд ли я могла бы кого заметить, даже если там кто-то и был.
— Понятно. Итак, вы рассказали Такэ о часах.
— Да.
— А часы?
— Я отдала их ему. Он обрадовался и сказал, что попросит господина Фурудатэ принести свиток завтра как можно раньше и сравнит отпечатки.
— Что сделал Такэ с часами?
— Наверное, положил их в карман жилета.
Поскольку тело Такэ все еще не нашли, узнать, при нем ли еще часы, не представлялось возможным.
— И как долго вы оставались тут и разговаривали?
— Не больше пяти минут, как мне кажется. Мне не хотелось оставаться наедине с Такэ в таком месте, и я изложила ему все как можно короче.
— Понятно. Значит, вы расстались примерно в семь-восемь минут двенадцатого. Кто ушел первым?
— Я.
— Значит, Такэ остался здесь один. Что он делал?
Тамаё вдруг вспыхнула. Некоторое время она смотрела прямо перед собой блестящими глазами, вертя в руках носовой платок. Вдруг она покачала головой неистово, словно рассердившись, и сказала:
— Такэ вел себя очень грубо. Я уже уходила, когда он вдруг накинулся на меня и… Наверное, именно тогда я и потеряла брошку. Если бы не Макака, не знаю, что со мной сталось бы.
Татибана и Киндаити обменялись взглядами.
— Значит, Макака тоже был здесь.
— Да. Я думала, что мне удалось проскользнуть так, что он не заметил, а он заметил и пошел вслед за мной. Но теперь я так ему благодарна за это. Если бы он не появился…
— Что сделал Макака с Такэ?
— В точности не могу сказать. Когда Такэ обхватил меня, а я пыталась вырваться, он вдруг вскрикнул и упал. Да, тогда-то и опрокинулся стул. Такэ упал, а я смотрю — Макака. Он помог мне, и я бросилась прочь, не помня себя. Такэ все еще стоял на полу на коленях, бормоча ругательства.
— Понятно, после этого, должно быть, явился убийца, убил Такэ и отрезал ему голову. Вы никого не заметили, когда уходили?
— Нет, не заметила. Я уже говорила, темно было — хоть глаз выколи. И потом, я слишком была расстроена.
Рассказ Тамаё подошел к концу.
— Ну что же, большое вам спасибо, — сказал инспектор Татибана. — Простите, что мы вас побеспокоили.
Тамаё уже встала, когда Киндаити обратился к ней:
— Минутку. Еще один вопрос. Что вы думаете об этом человеке в маске? Вы считаете, что это действительно Киё или…
Кровь сбежала с лица Тамаё. Она долго стояла, уставясь на Киндаити, но потом ответила совершенно бесстрастно:
— Конечно, уверена — это Киё. Подозрения Такэ и Томо нелепы.
И при этом Тамаё нарочно устроила ему ловушку, чтобы получить его отпечаток!
— Большое вам спасибо. Значит, это все.
Тамаё поблагодарила Киндаити взглядом и спустилась с площадки. Только она ушла, как вернулся Фурудатэ.
— А, вы все еще здесь. Мацуко просит вас всех в дом.
— Какая-то особая причина?
— Да, — сказал Фурудатэ, на лице у которого было несколько недоуменное выражение. — Это, знаете ли, насчет отпечатка руки. Она говорит, что хочет, чтобы Киё сделал оттиск своей руки в присутствии всех.
Брошенная лодка
Порывистый ветер, все усиливаясь, стал штормовым, по озеру заходили темные волны, и дождь лупил по воде с неистовой яростью. Буря в горах всегда порождает особое ощущение нереальности. Низкие тучи давят к земле, озеро стонет, словно одержимое, а темная, мутная вода вздымается, пенясь, и бьется о берег с диким ожесточением. Всякий, осмелившийся вглядеться в глубины озера, содрогнулся бы при виде жуткой массы темных водорослей, сплетающихся, скручивающихся и трущихся друг о друга, как женские волосы. Одинокая птица, подталкиваемая ветром, промчалась наискосок над озером, точно дух.
Буря бушевала снаружи, но и в комнате о двенадцати татами на вилле Инугами нарастало напряжение. В зловещем молчании члены клана Инугами снова собрались перед фотографией Сахэя, и в душе у них кипела буря не менее бешеная, чем за окнами. Во главе комнаты сидели Мацуко и Киё со свитком из святилища Насу. Лист белой бумаги, тушеница с красной тушью и кисть были положены перед ними. Такэко, мать убитого Такэ, обмякшая и скорбная, с глазами, покрасневшими от слез, по-прежнему с ненавистью взглядывала на Мацуко. Томо то непрестанно грыз ногти, то качал ногой, и в глазах его стоял страх.
Киндаити по очереди всматривался в лица собравшихся, однако больше всех остальных его интересовала Тамаё. Но даже он не мог разглядеть, что творится у нее в душе — она просто была бледна и оледенело-прекрасна. Безусловно, у нее были самые серьезные сомнения относительно человека в маске, иначе она не пошла бы на хитрость, чтобы добыть отпечатки его пальцев, но теперь, когда он сам добровольно согласился на это, она должна быть в смятении. И все же она сидела, как обычно, холодная и изящная.
В комнату вошел человек, в котором без труда можно было распознать полицейского. Он молча поздоровался со всеми и уселся рядом с инспектором Татибана. Это был ведущий полицейский эксперт, и звали его Футзисаки.
— Госпожа Мацуко, — спокойно сказал Татибана, давая ей знак начинать.
Мацуко кивнула:
— Прежде чем я попрошу Киё сделать отпечаток своей руки, я хочу, чтобы все услышали кое-что. — Она прочистила горло. — Уверена, инспектор Татибана, вам уже известно, что вчера в этой самой комнате происходило то же, что и сейчас. Такэ и Томо пытались заставить Киё сделать отпечаток руки. Самым решительным образом я отказала им в этом, потому что они вели себя непристойно, обращаясь с Киё как с преступником. Это было оскорбительно, и я поклялась себе, что никогда, никогда не позволю Киё подвергаться столь унизительной проверке. Однако теперь все изменилось, Такэ постигла ужасная участь, и… — Мацуко глянула на Такэко, — и, похоже, эти люди думают, что я и Киё имеем к этому какое-то отношение. Хотя они молчат, но для меня не секрет, о чем они думают и что чувствуют. Они молчат, а я все вижу по их глазам. И после того, что случилось, могу их понять. Должна признать, мы сами отчасти виноваты. Если из-за того, что вчера я категорически запрещала Киё делать отпечаток, они заподозрили, будто нам есть что скрывать, или решили, что мы причастны к смерти Такэ, значит, вчера мы были не правы. Сожалею о моем поступке и понимаю, что в данных обстоятельствах мне не должно упорствовать дальше. Итак, решено, пусть Киё сделает отпечаток своей руки при всех, а инспектор Татибана будет этому свидетелем. Надеюсь, теперь все понятно, почему я это делаю.
Мацуко оглядела собравшихся, но в ответ не прозвучало ни слова. Только инспектор Татибана кивнул головой.
— В таком случае, Киё, приступим.
Киё в маске вытянул правую, дрожащую, вне всяких сомнений от волнения, руку. Мацуко обмакнула кисть в тушь и нанесла ее на ладонь его руки. Ладонь стала ярко-красной.
— Теперь бумага. — Киё растопырил пальцы и положил ладонь на лист бумаги. С силой придавив его руку сверху, Мацуко злорадно оглядела присутствующих. — Вот, смотрите все, — сказала она. — Отпечаток руки Киё. Никакого обмана, никаких уловок. Инспектор Татибана, вы готовы засвидетельствовать это?
— Да, конечно. Можете поднять руку.
Киё оторвал ладонь от бумаги, а Татибана, подойдя, взял ее.
— Где свиток?
— У меня. — Фурудатэ вынул свиток из портфеля и вручил инспектору.
— Вот и хорошо, теперь дело за вами, Футзисаки, — сказал Татибана. — Когда у вас все будет готово?
— Ну, для подробной экспертизы мне понадобится некоторое время, но определить идентичность отпечатков я успею за час.
— Отлично. Тогда действуйте. Должен сообщить всем присутствующим, что Футзисаки — специалист по отпечаткам пальцев. Хотя он и работает здесь, в нашей глуши, но на его опыт можно положиться. Итак, Футзисаки, мы ждем вашего решения.
— Так точно, господин инспектор.
Футзисаки встал и уже направился к двери, унося оба отпечатка, когда Мацуко остановила его.
— Постойте. Вы сказали, час?
— Да, через час я буду здесь с результатом.
— Прекрасно. В таком случае не могли бы вы все собраться в этой комнате через час? Инспектор Татибана, господин Фурудатэ, господин Киндаити, я велела приготовить вам угощение в другой комнате, так что прошу вас, подкрепитесь. Пойдем, Киё. — Мацуко взяла за руку Киё, и они встали.
Остальные тоже стали расходиться, на лицах у них можно было прочесть самые разные чувства. Татибана явно почувствовал облегчение.
— Ну что же, это недурно. Думаю, подкрепиться после такого не помешает. Господин Фурудатэ, господин Киндаити, давайте воспользуемся гостеприимством этого дома.
Ведомые служанкой, трое мужчин ушли в другую комнату. Едва успели покончить с едой, как туда ввалились два детектива, вымокшие до нитки, — двое из посланных на поиски пропавшей лодки.
— Инспектор, можно с вами поговорить?
— В чем дело? — спросил Татибана. — Вы, наверное, голодны. Нам тут приготовили поесть, почему бы и вам не подкрепиться?
— Непременно так и сделаем, но сначала вам надо бы кое на что взглянуть.
По лицам детективов было ясно, что они что-то обнаружили.
— Ладно. Господин Киндаити, не пойдете ли с нами?
Буря еще усилилась, ветер и дождь хлестали вовсю. Следуя за детективами, двое мужчин, наклонив зонты против ветра, дошли до ворот канала. Две лодки, связанные веревкой, подпрыгивали на бурлящей воде, как два листочка. Та, что шла на буксире, была накрыта брезентом.
— Нашли, значит.
— Да, была брошена неподалеку от мыса Каннон в Нижнем Насу, вот мы и привели ее сюда. Повезло — еще немного, и дождь смыл бы важные улики.
Забравшись в первую лодку, один из детективов притянул за веревку другую, шедшую на буксире, потом снял брезент. Татибана и Киндаити уставились на жуткое зрелище. Борта лодки изнутри были забрызганы темной кровью, и тяжелая жидкая масса покрывала днище.
Некоторое время они, затаив дыхание, смотрели на эту отвратительную жижу, но в конце концов инспектор неловко кашлянул и повернулся к Киндаити.
— Господин Киндаити, боюсь, что на этот счет вы ошиблись. Убийца все же отвез обезглавленное тело в лодке.
Киндаити рассеянно созерцал, как дождевые капли стучат по луже крови.
— Да, вы правы. Должен признаться, я ошибся. Но, инспектор, — сказал Киндаити, и его глаза внезапно стали тревожными, — зачем это понадобилось убийце? Зачем выставлять голову напоказ и при этом полагать необходимым спрятать тело? За этим мне чудится что-то очень серьезное.
— Не знаю. Но теперь, когда мы уверены, что оно было перевезено в этой лодке, нам определенно придется искать тело в озере. Детектив, проследите за этим, как только перекусите.
— Будет сделано, инспектор. Кстати, мы выяснили еще кое-что довольно странное.
— Странное?
— Да. Савай должен был привести свидетеля, но… А, вот и он.
Сопровождаемый третьим детективом, под потоками дождя появился человек лет сорока, одетый в темно-синее хлопчатобумажное кимоно и темно-синий передник. По словам детектива, его звали Кюхэй Сима и он держал дешевую гостиницу под названием «Касивая» в Нижнем Насу.
Это теперь Насу — единый город, а еще лет десять тому назад он делился на Верхний и Нижний. Поместье Инугами было расположено на краю Верхнего Насу и отделялось от Нижнего незастроенной полоской земли, простирающейся по берегу озера километра на два.
Хозяин гостиницы «Касивая» начал свой рассказ:
— Я уже сообщил вот этому детективу, что вчера ночью к нам занесло странного гостя.
По словам хозяина гостиницы, на нем были военная форма и армейские сапоги, а за плечами висел вещевой мешок. Вообще-то не было ничего необычного в том, что здесь появился репатриированный солдат. Странно другое — то, что пилотку он надвинул на лоб низко, по самые брови, а толстый шарф, повязанный вокруг шеи и лица, закрывал даже нос. Видны оставались одни глаза.
Поначалу, однако, ни хозяина, ни служанку это никак не насторожило, и по его просьбе ему предоставили комнату. Но вот, когда служанка вернулась, отнеся обед ему в комнату, она уже встревожилась:
— Странный какой-то человек. Он и в комнате не снял свой шарф, а когда я попыталась подать ему рис, велел мне уйти. Похоже, он не хочет, чтобы видели его лицо.
Сообщение служанки вызвало у хозяина некоторые опасения. Он отправился наверх с книгой регистрации и обнаружил, что человек этот, покончив с обедом, снова прикрыл лицо шарфом. Больше ничего необычного не было, но когда хозяин положил книгу регистрации перед незнакомцем, тот сказал: «Запишите за меня», — и продиктовал сведения.
— Вот эта запись. — Хозяин гостиницы раскрыл книгу и продемонстрировал инспектору Татибана: — «Сампэй Ямада, 30 лет, безработный, 3-21, Кодзимати, Токио».
— Савай, вы записали эти сведения? — обратился Татибана к молодому детективу.
— Да, записал.
— Проверьте в Токио, хотя это, скорее всего, ложный адрес. Прошу вас, рассказывайте дальше.
Подбодренный инспектором, хозяин гостиницы продолжал:
— Да, совсем забыл сказать, что появился этот человек часов в восемь вечера. Потом, около десяти, он сказал, что пойдет навестить кого-то знакомого, живущего поблизости, и ушел. А лицо, само собой, так и прятал под пилоткой и шарфом. Часа через два, где-то около полуночи, я подумал: а пойду-ка я запру входную дверь, и пошел, а тут он как раз и вернулся. Тогда-то мне было ни к чему, а сейчас вспоминаю, что был он вроде как малость расстроен.
— Подождите минутку, — перебил его Киндаити. — Лицо он по-прежнему прятал?
— Само собой. Вот и получилось, что лица его я так и не видел, потому как сегодня пораньше, часов этак в пять, он вдруг сказал, что должен ехать, и был таков. Счет он, правда, оплатил еще вечером, ну, а мы все толковали о том, что за странный гость у нас побывал и что бы все это значило, как вдруг служанка — она пошла прибираться в его комнате — принесла вот это.
Хозяин развернул тонкое хлопчатобумажное полотенце, Татибана и Киндаити оторопело уставились на него. Полотенце, на котором было оттиснуто «Вернувшимся ветеранам от друзей. Хаката» (это было одно из тех полотенец, которые раздавались репатриированным солдатам в Хакате), было замазано густой темной кровью. Ясно, что им пользовались, чтобы вытереть окровавленные руки.
Киндаити и Татибана обменялись взглядами. Им одновременно пришла в голову одна мысль: Киё, человек в маске, совсем недавно тоже вернулся через Хакату. Однако с восьми до десяти часов вчерашнего вечера этот самый Киё вроде бы находился вместе с другими членами клана Инугами в комнате на вилле.
Таинственный Икс
Неожиданное свидетельство хозяина гостиницы набросило на первое трагическое событие в клане Инугами покров еще большей тайны. Вкратце его рассказ сводился к следующему.
Вчера вечером некий репатриированный солдат появился в гостинице «Касивая» в Нижнем Насу, примерно в двух километрах от поместья Инугами. Он снял комнату на ночь. Пока что будем называть его Иксом.
Было около восьми вечера, когда Икс прибыл в гостиницу.
Икс старательно скрывал свое лицо.
Икс назвался Сампэем Ямадой, безработным, живущем по адресу 3-21, Кодзимати, Токио.
Икс вышел из гостиницы примерно в десять часов, сказав, что идет навестить знакомого, живущего поблизости.
Икс вернулся в гостиницу около полуночи, казался немного взволнованным.
Икс ушел из гостиницы около пяти часов на другое утро, сказав, что вспомнил о каком-то деле.
В комнате, где останавливался Икс, было найдено окровавленное полотенце с оттиснутыми на нем словами «Вернувшимся ветеранам от друзей. Хаката».
Вот и все сведения о том, что делал Икс со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра. И некоторые любопытные совпадения наводят на мысль о его возможной причастности к вчерашнему убийству в поместье Инугами. Во-первых, судя по рассказу Тамаё, убийство Такэ могло произойти после одиннадцати часов десяти минут. Икс ушел из гостиницы «Касивая» примерно в десять и вполне мог успеть добраться до поместья Инугами к этому времени.
Во-вторых, лодка. Лодка, залитая кровью, найдена поблизости от мыса Каннон в Нижнем Насу, всего в пяти минутах ходьбы от гостиницы. Стало быть, если предположить, что кто-то затащил обезглавленное тело Такэ в лодку и, отплыв от лодочного сарая примерно в одиннадцать тридцать, выгреб на середину озера, бросил тело в воду, а потом направился к мысу Каннон, он вполне мог добраться до гостиницы «Касивая» к полуночи. Иначе говоря, раскладка по времени известных действий Икса и убийцы во многом совпадает.
— Дело становится еще более странным, господин Киндаити. Может быть, этот человек приехал в Насу, чтобы убить Такэ?
— Инспектор, делать выводы еще рано. — Киндаити говорил, устремив взгляд будто в бездну: — Но если оставить в стороне вопрос, пришлый или свой человек убил Такэ, ясно одно: он погрузил обезглавленное тело в лодку и уплыл отсюда. И это мне представляется крайне интересным.
— Что вы имеете в виду? — спросил инспектор Татибана, внимательно глядя на Киндаити.
— По-прежнему не могу понять, зачем — зачем убийце понадобилось прятать обезглавленное тело? В конце концов, если голова выставлена на всеобщее обозрение на хризантемовой кукле, прятать тело — совершенная бессмыслица. И все же убийца совершил это дело, которое кажется бессмысленным, при этом сильно рискуя. Зачем? Что за нужда у него такая была? Я размышлял об этом все время, а теперь, после того, что рассказал хозяин гостиницы, кажется, понял причину.
— И что это за причина?
— Инспектор, как вы думаете, почему хозяин гостиницы поторопился сообщить в полицию об этом Иксе? Да потому, что Икс оставил после себя явный след, нечто такое, чего никак нельзя не заметить: окровавленное полотенце. Если бы не полотенце, думаю, хозяин не побежал бы в полицию, даже если этот Икс вызывал у него некоторые подозрения. Такие люди больше всего боятся быть втянутыми в полицейские дела. Учитывая все это, следует признать, что Икс оставил полотенце нарочно, словно приказ хозяину гостиницы немедленно донести в полицию, — разве такой вывод не напрашивается сам собой? Да никогда я не поверю, чтобы такую важную улику оставили по случайности.
— Понимаю. Вы хотите сказать, что Икс сознательно оттягивает внимание на себя?
— Именно. То же самое можно сказать об этой лодке — увезти обезглавленное тело, не имея на то никаких причин, и бросить окровавленную лодку у мыса Каннон рядом с гостиницей?
Татибана вдруг распахнул глаза, не отрывая взгляда от Киндаити, — до него наконец начало доходить, что тот имеет в виду.
— Вы хотите сказать, что этот человек пытался кого-то прикрыть?
Киндаити молча кивнул.
— Кого? Кого он прикрывал? — нетерпеливо вопрошал инспектор Татибана, но Киндаити только качал головой.
— Этого не знаю. Важно другое — тот, кого он прикрывал, ясное дело, живет в этом доме, потому что все действия Икса направлены на то, чтобы отвлечь внимание отсюда. Он пытается представить дело так, будто убийца явился откуда-то извне. Поэтому мы можем предположить, что убийца — кто-то с этой виллы
— Икс, стало быть, только сообщник, а настоящий убийца — кто-то живущий здесь, на вилле.
— Да, именно так.
— Но кто же этот Икс? И как он связан с кланом Инугами?
Киндаити запустил пальцы в свою шевелюру.
— В-вот в этом и состоит з-задача, инспектор. Кто такой Икс? Когда мы это узнаем, мы найдем и убийцу. — Киндаити взглянул на Татибана. — А знаете, о чем я сейчас думаю?
Татибана скривился, и Киндаити ответил кривой улыбкой:
— Вчера вечером весь клан собрался в той комнате, надеясь получить отпечаток руки Киё. Им это не удалось, но они спорили об этом примерно с восьми до десяти. Тем временем Икс появился в гостинице около восьми и, по словам свидетеля, оставался там примерно до десяти. Этот факт нам кое-что дает. Прежде всего, спасает от лишней работы. Если бы Икс все это время не сидел в гостинице, нам пришлось бы проверить алиби каждого члена клана, чтобы выяснить, не мог ли кто-то из них явиться в гостиницу под видом этого Икса.
Инспектор опять выпучил глаза.
— Вы что, полагаете, что Икс тоже из этого дома?
— Нет, я был бы рад считать так, но, как я уже сказал, это невозможно: у них у всех есть алиби. И все же меня удивляет, почему Икс так старательно прятал лицо. Убийство еще не было совершено, когда Икс появился в гостинице, так зачем же ему скрывать лицо? Мне приходят в голову две причины, по которым человек может хотеть, чтобы другие не видели его лица. Одна — если у него на лице какой-нибудь отвратительный шрам или другой дефект — ну, к примеру, как у Киё. Другая — если нужно, чтобы тебя не узнали люди, которые тебя знают.
— Понятно. Членов клана Инугами здесь все знают в лицо.
Инспектор Татибана принялся грызть ногти. У него, когда он размышлял, похоже, такая была привычка.
— Значит, господин Киндаити, вы полагаете, что два человека из этого дома действуют совместно и один из них появился в гостинице «Касивая» в Нижнем Насу вчера вечером под видом Икса. Этот Икс вернулся сюда около половины двенадцатого, погрузил обезглавленное тело в лодку, избавился от тела на озере, доплыл до мыса Каннон и вернулся в гостиницу на ночь. И все ради того, чтобы навести на мысль, что убийца пришел со стороны. Потом, уже сегодня утром, Икс покинул гостиницу, оставив в качестве улики окровавленное полотенце, незаметно вернулся в дом и сидит себе, словно ничего не случилось. Такова, очевидно, ваша версия?
— Но я же сказал, семейное сборище вчерашним вечером дает всем алиби.
Вдруг лицо Татибана посуровело.
— Интересно. Интересно, действительно ли у всех есть алиби.
Теперь уже Киндаити удивленно уставился на инспектора.
— А разве есть кто-то без алиби?
— Да, есть. Конечно, это нужно проверить, но кое-кому, похоже, трудновато будет доказать свое алиби.
— Кое-кому, инспектор? Кому именно?
— Макаке.
Киндаити словно громом ударило. Руки, ноги у него задрожали, холодок пробежал по спине. Некоторое время он смотрел на инспектора, потом тихо, еле слышно, прошептал:
— Но, инспектор, по словам Тамаё, когда Такэ попытался напасть на нее, появился Макака и…
— На рассказ Тамаё полагаться нельзя, — невозмутимо начал Татибана, но тут же, словно смутившись резкости своих слов, закашлялся и продолжил совсем иным тоном: — Конечно, это только предположение. Просто я имею в виду, что такое предположение логично, если придерживаться нашей версии. Сами посудите: коль скоро, к примеру, Тамаё и Макака — соучастники, стало быть, ее рассказу нельзя доверять, — это же первое, что приходит в голову, верно? Но даже если ее рассказ правдив, ведь Макака, выйдя из Нижнего Насу около десяти, мог добраться сюда к одиннадцати. В одном я уверен точно — Макака не присутствовал на семейном собрании, а поскольку все были так заняты этим событием, вряд ли кто-нибудь обратил внимание на то, что он делает. Конечно, для верности я прикажу своим людям тщательно расспросить всех, но готов поспорить, ни единая душа не сможет сказать, где был этот человек вчера ночью. Естественно, кроме той же Тамаё.
Тамаё и Макака! Подозрения Татибана вполне основательны. В конце концов, у Тамаё есть очень весомые причины желать смерти Такэ, и в то же время вчера у нее была превосходная возможность покончить с ним. Именно Тамаё вызвала Такэ на эту площадку, именно она назначила время, к которому Икс, выйдя из гостиницы в Нижнем Насу в десять часов, мог успеть добраться до поместья. Кроме того, Макака управляется с лодкой лучше любого другого.
Но не только эти детали разожгли подозрения инспектора Татибана. Куда больше подозрений вызывала сама Тамаё. Она достаточно хитра, чтобы придумать такой план, а Макака слепо предан ей и готов сделать все, что она прикажет. Представив себе эту пару — изящная красавица и уродливый великан, — Киндаити поежился от безымянного страха, и мурашки побежали у него по коже.
Наставница игры на кото
Приозерная вилла Инугами представляла собой сложный лабиринт, а Мацуко с Киё жили в пристройке в самом центре этого лабиринта. Их жилье представляло собой как бы тупик, однако тесным его никак нельзя было назвать — целых пять комнат. Кроме того, будучи связано коридором с главным домом, оно к тому же имело отдельный вход. Иначе говоря, всякий раз, когда отношения с другими обитателями виллы осложнялись, жителям этих покоев достаточно было перекрыть коридор железным, в буквальном смысле, занавесом, и они могли жить своей жизнью, совершенно независимо от остальных. Больше того, к пристройке примыкал еще флигелек, две комнаты поменьше, похожие на чайный домик, служившие прибежищем Киё.
Вернувшись на виллу после репатриации, <