Едва кооперативное движение в России стало достигать заметных размеров, как его организаторы, а также теоретики задались целью осмыслить его реальную социальную природу. Из всей определяющей эту природу совокупности факторов их внимание сосредоточилось на двух. Первый из них—это выявление социального состава кооперативных объединений, соотношения в них различных социальных групп и характера эволюции этого соотношения. Второй—выяснение социальной направленности кооперативной деятельности, т. е. степени обслуживания различных социальных групп, доли каждой из них в доставлявшихся кооперативами своим членам материальных благах, выявление, развитию и укреплению каких из них она более всего способствовала. Оговорим, что речь пойдет о кооперации в стадии массовой организации, в основном на материалах 1906—1916 гг. Выяснение этих вопросов со временем становится объектом острого идеологического и политического противостояния различных общественных движений, политических партий, отдельных исследователей и политических деятелей. Для многих эти материалы являются исходными для определения своих позиций относительно места кооперации в существовавшей тогда общественно-экономической системе и ее роли в прогнозировавшейся ими будущности общества. Касаясь общей оценки социального состава кооперативного движения в смысле принадлежности его участников или их объединений к тем или иным общественным классам или социальным группам, следует отметить, что формально никаких ограничений на вступление в кооператив в зависимости от социального статуса не существовало, как и не предусматривалось образование кооперативов специально по этому признаку, хотя на практике, исходя из хозяйственных интересов отдельных классов и групп, многие кооперативы были в социальном отношении довольно однородными, и принадлежность каждого члена к той или иной социальной общности сказывалась на его интересах и поведении в кооперативе.
Наиболее массовая ветвь кооперативного движения—потребительская кооперация (11,5 млн членов)—была и наиболее разношерстной в социальном отношении, объединяла представителей практически всех классов и групп, видевших целесообразность удовлетворения своих потребительских нужд через кооперацию. В этом виде объединений в большей мере, чем в других, проявилось стремление к созданию социально однородных по составу кооперативов, хотя по существу эта однородность была больше территориальной или профессиональной. Так, сельские потребительские общества были по своему составу преимущественно крестьянскими, но их членами на равных основаниях состояли представители и некрестьянского сельского населения (учителя, агрономы, священнослужители, государственные и земские чиновники и т. п.). Еще в большей степени это применимо к посадским и местечковым потребительским обществам, где территориальный фактор имел даже более важное для их комплектования значение, чем для сельских. Открытыми для всех слоев населения были городские всесословные или общегражданские общества, единственным образующим фактором в данном случае был территориальный. Относительно обособленными были рабочие потребительские общества, особенно фабрично-заводские, поскольку только работа на данном предприятии давала право на участие в создававшемся при нем кооперативе. Однако и в таких обществах наряду с рабочими, составлявшими основной костяк, участвовали, а иногда и возглавляли их служащие и представители администрации. Производственная специфика лежала в основе создания железнодорожных потребительских обществ, объединявших большие массы людей, обслуживающих эти дороги. По социальному составу значительную часть таких обществ составляли железнодорожные служащие. Постепенно замкнутость рабочих кооперативов преодолевалась, а независимые рабочие общества не ставили никаких формальных преград для участия лиц других классов или слоев. С другой стороны, часть рабочих состояли членами общегородских, посадских и даже сельских кооперативов. Учитывая то вполне разумное обстоятельство, что ни в одном потребительском обществе России не велся учет членов по их социальной принадлежности, ответ на вопрос о составе потребительской кооперации может быть дан весьма приблизительный, и только в случае, если за основу будет взято официальное наименование общества и предположено, что в этом наименовании отражена преобладавшая в нем социальная группа. Так, по данным, относящимся к 1913 г., на долю обществ с преимущественно крестьянским составом—сельских, посадских и местечковых—приходилось 900 тыс. членов (59% их общего числа); на долю фабрично-заводских, железнодорожных и рабочих независимых обществ с преимущественно рабочим составом—450 тыс. членов (30%); на остальные общества со смешанным составом без четкого преобладания какой-то социальной группы—180 тыс. (11%) общего числа членов87. Такого рода данные встречаются и применительно к другим датам и к различному количеству обследованных обществ. Единственное, что такие данные могут засвидетельствовать, это то, что основными участниками потребительской кооперации в России были крестьяне и рабочие. Чтобы как-то заглянуть вовнутрь потребительского общества, по возможности выявить, какой его части оно приносило больше пользы, отдельные исследователи кооперации анализировали соотношение частей дохода, направлявшихся на оплату паевых взносов (дивиденд на пай) и на
поощрение закупок товаров в кооперативных лавках (премия на забор). Высокий дивиденд на пай и соответственно высокая доля дохода, направлявшаяся для этой цели, идентифицировались с засильем в кооперативах состоятельных пайщиков, имевших большие паевые вложения и заинтересованных в получении как можно более высокой прибыли на них. Однако такие суждения носят если не предвзятый, то, по крайней мере, предположительный характер. Кредитная кооперация, вторая в стране по числу членов (10,5 млн), была, как уже указывалось, на 85—90% крестьянской. Почти полностью крестьянскими были маслодельные артели и сельскохозяйственные товарищества. Здесь внимание исследователей—как современников описываемых явлений, так и последующих поколений—сосредоточилось вокруг выявления соотношения различных социальных групп среди крестьян—членов перечисленных форм кооперации. Для решения этой задачи также не отложился необходимый комплекс данных. Прежде всего, не было договорено, какие социальные группы следует выделять. Исследователи пользовались различными наборами таких групп: бедняки, середняки и кулаки; бедняки, середняки, зажиточные; бедняки, середняки, зажиточные и кулаки; мелкие и крупные крестьянские хозяйства; малообеспеченные, малодостаточные и состоятельные и т. п. Пользователи этих вариантов группировок, как правило, не оговаривали критерии вычленения предлагавшихся ими социальных групп. Для решения такой сложной задачи необходимы были сеть организаций и кадры исследователей, а также значительное время для получения необходимых материалов и их квалифицированной обработки. Вместе с тем надо отдать должное деятелям дореволюционной кооперации, которые приложили максимум усилий для изучения этой проблемы и оставили последующим поколениям немало интересных источников. Однако данные эти, как правило, отражают лишь группировку хозяйств по количеству рабочего и продуктивного скота, размеру посевной площади и т. п., т. е. имущественное положение, размер хозяйства, а не его социальный статус в целом. Используя эти данные, сделаем оговорку, что они лишь в каком-то далеком приближении отражают социальное положение хозяйства. К числу уникальных по массовости охвата объектов обследования и уровню их обработки относятся материалы, собранные организаторами Всероссийского кооперативного съезда 1913 г. в Киеве и приуроченной к съезду выставки, отражавшей все основные параметры кооперативного движения. Материалы этой выставки были вскоре опубликованы и составили солидный том объемом более 600 страниц.
Из материалов этой книги наиболее уникальным и неповторимым до настоящего времени является анкетное обследование 1289 ссудо-сберегательных и кредитных товариществ с охватом 230 тыс. членов. Анкетирование проводилось в 1911 — 1912 гг. и фиксировало имущественное положение каждого как в момент заполнения анкеты, так и ко времени вступления в кооператив в период с 1872 по 1910 г. Это позволяет проследить динамику имущественного положения за время нахождения в кооперативе. Но так как в обследовании не фиксировались соответствующие изменения в некооперированной части населения, затруднительно определить, насколько зафиксированные в итоге обследования улучшения показателей следует отнести собственно за счет кооперации. Учитывая, однако, охват анкетой огромного числа хозяйств, можно восполнить в какой-то мере этот пробел сопоставлением с общими обследованиями крестьянских хозяйств всей России или выборкой анкет по отдельным губерниям и сравнением их с общими данными по соответствующей губернии.
Общие итоги обследования могут быть представлены табл.6
Если сопоставить количество скота и посевов, приходившихся на одно хозяйство в момент вступления в товарищество, и соответствующее количество в момент заполнения анкеты, то получается следующая картина:
Данные этих таблиц прежде всего показывают, что основная масса членов товарищества (примерно 60—65%) относилась к середнякам. Вместе с тем они свидетельствуют о том, что беднейшие слои деревни слабо участвовали в
кооперации, в то время как зажиточные и кулацкие хозяйства составляли примерно одну треть членов товариществ и были представлены в кооперации в значительно большей степени, чем низшие имущественные группы. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить данные об обеспеченности рабочим скотом обследованных членов кооперации, приведенные в анкете, с данными Всероссийской переписи 1904—1906 гг.
Приведенное сравнение убедительно показывает, что в члены кредитных кооперативов наиболее интенсивно вступала состоятельная часть крестьянства. Среди членов кооперативов бедняцкая прослойка (без рабочего скота) в 3 раза меньше, а зажиточная прослойка с 3—4 лошадьми в 3 раза больше, кулацкая—с 5 и более головами скота—в 6—7 раз больше, чем среди всех крестьян. Попытку сопоставить данные киевской анкеты с данными об имущественном положении всех крестьян в одной и той же местности сделал киевский экономист профессор В. А. Коссинский. Он выделил данные анкеты по Полтавской губернии (62862 кооперативных хозяйства) и сравнил их с данными о всех крестьянских хозяйствах губернии. Результаты этого сопоставления рисуют нам следующую картину: среди кооперированных хозяйств в конце 1911—начале 1912 г. без посевов было 3%, с посевами до 5 десятин—28,4%, с посевами в 6 и больше десятин—68,6%. Среди всех хозяйств Полтавской губернии в 1910 г. по размерам пахоты до 1 десятины насчитывалось 11,01%, от 1 До 6 десятин—59,5%, свыше 6—только 29,42%. Несмотря на то что сопоставительные данные несколько отличаются (в одних берется размер посева, в других—размер пахоты, несколько различна разбивка групп), они подтверждают вышеизложенный вывод. Нельзя отрицать и факт некоторого улучшения имущественного положения части беднейших крестьян. По всем трем показателям удельный вес первых двух групп резко сократился, остальных—возрос, что подтверждает факт передвижки за время нахождения в кооперации из менее состоятельных в более состоятельные группы. Из 28,5 тыс. крестьянских хозяйств, вступивших в товарищества без рабочего скота, 6 тыс. приобрели лошадь, из 38,8 тыс. бескоровных хозяйств 10 тыс. приобрели корову, а из 9042 беспосевных—2749 завели посевы, при росте средних показателей по всем трем имущественным признакам. Хотя зафиксированное повышение могло быть в отдельных случаях достигнуто за счет других, не связанных с участием в кооперации факторов, общий позитивный эффект от членства в ней не вызывает сомнения и подтверждает наблюдение С. Л. Маслова о том, что «большая доходность» кооперации являлась «естественным результатом кооперативного движения». Вторым по количеству респондентов является проведенное примерно в те же годы монографическое обследование 178 ссудо-сберегательных и кредитных товариществ Уфимской губернии с 93642 членами94. В отличие от первого оно основано на сопоставительном анализе кооперированных и некооперированных хозяйств, однако не прослеживает имущественные характеристики в динамике. Из всей совокупности параметров, зафиксированных в данном исследовании, оригинальными и весьма полезными для выяснения поставленной здесь проблемы являются сопоставительные данные о размерах земельной площади и посевов в хозяйствах кооперированных и некооперированных крестьян. Авторы этой работы вводят даже специальный показатель—коэффициент использования земли под посевами—и исчисляют его для различных по размеру хозяйств. Для группы с посевом до 2 дес. он оказался—для некооперированных 0,18, а для кооперированных—0,23; для группы с посевом 2—4 дес.—соответственно 0,33 и 0,41; для группы с посевом в 4—10 дес.— 0,49 и 0,57; для группы с посевом более 10 дес.—0,75 и 1,03. Исчисленное нами отношение второго коэффициента к первому оказалось равным соответственно 1,28, 1,24, 1,16, 1,13, т. е. примерно одинаковым для всех посевных групп. Следовательно, для всех групп в кооперации коэффициент использования земли оказался выше, чем для соответствующей группы вне ее, что несомненно подтверждает полезность участия в ней крестьянских хозяйств. Проведенное несколько позднее под руководством того же общественного деятеля—земского статистика Красильникова—обследование тех же кредитных кооперативов с целью выяснения динамики различных имущественных групп в кооперации позволяет пополнить наши представления по данной проблеме. В данном исследовании сдвиги в сторону повышения удельного веса хозяйств без лошадей (с 2 до 4%) с 1—2 лошадьми (с 45 до 60%) и уменьшения удельного веса хозяйств с 3—4 лошадьми (с 34 до 25%, на 33%) и с 5 и более (с 19 до 11%, на 42%), в отличие от данных киевской анкеты, говорят об изменениях не в результате кооперативной деятельности, хотя и это могло в какой-то мере быть скрыто за этими цифрами, а об изменениях за счет увеличения количества малообеспеченных хозяйств среди членов кооперативов. Сокращение удельного веса многолошадных произошло не за счет падения их состоятельности, а из-за возрастания численности малообеспеченных, что косвенно подтверждало полезность кооперативной деятельности, но аргументами являлись не повышение состоятельности за время участия в кооперации, а факт вступления в товарищества—удельный вес первых трех групп за пять лет возрос с 47 до 64%.
Материалы монографического исследования 4 кооперативов во Владимирской губернии—2 кредитных товариществ с 1230 членами и 2 маслодельных артелей с 700 членами—в отличие от первых двух исследований все параметры имущественного положения членов кооперации рассматривают как в динамике за 1898—1913 г., так и в сопоставлении с некооперированным населением на соответствующей территории, причем данные о последних также рассматриваются в динамике по материалам подворных переписей 1898 и 1913 г. Это наиболее полное комплексное исследование по проблеме96. Специфика района обследования такова, что в тот период там зафиксировано падение основных показателей сельскохозяйственного производства. Задавшись целью проследить, насколько повлияло на этот процесс участие в кооперации, авторы разбили все обследовавшиеся хозяйства на четыре группы: а—хозяйства, не состоявшие в кооперативах, б—состоявшие к моменту обследования в кооперации менее года, в— с кооперативным стажем от одного до трех лет, г—более трех лет. Результаты такого анализа показали, что участие в кооперации в какой-то мере сдерживало падение производства. Так, хозяйства группы «г» показали значительно меньшее падение основных показателей, а отдельные из них—даже некоторый рост. Для недавно вступивших в кооперацию (группы «б» и «в») это явление носило неустойчивый характер.
Таким образом, все три монографические исследования, предпринятые энтузиастами этого дела в дореволюционный период, фиксируют с разных сторон в целом позитивное воздействие участия в кооперации на состояние крестьянского хозяйства, которое может быть оценено как ослабляющее остроту социальной дифференциации и замедляющее ее темпы (по крайней мере, темпы упадка и пролетаризации менее имущественно обеспеченной и социально защищенной части).
К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют точно определить размеры этого влияния. Тем не менее, при сопоставлении данных об эволюции социальной структуры всей деревни и ее кооперированной части удается заметить некоторые особенности эволюции хозяйств, состоявших длительное время членами кооперативов:
а) середняцкая прослойка в кооперации оказывалась несколько более устойчивой к социальному расслоению. Этот процесс, особенно в части выделения бедноты, происходил несколько медленнее, чем среди некооперированных середняков;
б) что касается зажиточных и кулацких элементов в кооперации, то общий размер получаемых в ней доходов не был столь значительным, чтобы он мог стать решающим фактором кулацкого накопления. Кроме того, в условиях функционирования кооперативных объединений состоятельные их члены также вынуждены были следовать закрепленным в их уставах нормативам и правилам, что существенно ограничивало степень кулацкого накопления в кооперативах—она не могла быть выше, чем вне ее, а возможно, была и несколько ниже;
в) в районах массового развития кооперации удавалось в некоторой степени ослабить разлагающее воздействие кулацко-ростовщичеокого капитала на крестьянские хозяйства, уменьшить ростовщический процент, сделать доступным сельскохозяйственный кредит для середняков и отчасти для бедняков;
г) в тех районах, где происходило общее падение состоятельности всех крестьянских хозяйств, для кооперированных темпы падения были меньше, чем для не состоявших в кооперации хозяйств.
Описанные выше особенности могут быть в целом оценены как тенденция к уменьшению темпов социального расслоения для части кооперированных крестьянских хозяйств, главным образом для середняцкой части. Такая оценка подтверждается и фактом массового вступления крестьян в сельскохозяйственные кооперативы, имевшим место в последнее десятилетие до Октябрьской революции. Видимо, возможность в некоторой степени укрепить свое хозяйство перед угрозой обеднения и пролетаризации была одним из стимулирующих факторов быстрого роста кооперации за счет середняков. Вместе с тем в процессе массового роста числа участников кооперативного движения, который, безусловно, шел в основном за счет включения в него менее состоятельных слоев, степень участия основных имущественных групп деревни в движении оставалась различной или, выражаясь иными словами, эти группы различались между собой степенью кооперативной активности. Для обозначения этого явления в кооперативную практику и теорию был введен специальный термин—коэффициент кооперирования, или коэффициент участия. Подсчитывался он путем деления показателя удельного веса данной имущественной группы среди членов кооперации на показатель удельного веса той же группы среди всего населения соответствующей территории.
Наиболее обобщенные материалы содержатся в работах С. Н. Прокоповича. Оценивая данные всех этих обследований, можно сделать вывод о том, что коэффициент кооперирования, отражая степень участия каждой группы в кооперативной деятельности, возрастал от низших по состоятельности групп к высшим, т. е. чем выше было имущественное положение данной группы, тем выше коэффициент участия. В этом нет ничего экстраординарного, так как данное положение явилось отражением потребностей в такой деятельности и материальных возможностей участия в ней с выгодой для своего хозяйства. Тем более в этом не было ничего угрожающего для развития деревни, автоматически не происходило подчинение низших имущественных групп высшим. Во-первых, различие коэффициентов не было большим и не носило глобального характера, в некоторых из приведенных здесь примеров у высших групп зафиксировано даже понижение коэффициента в динамике, активность двух низших групп несколько растет, третьей—остается примерно на том же уровне, а последней группы с чрезвычайно высоким коэффициентом—даже понижается. Видимо, процесс шел так: начинали более состоятельные, ранее других почувствовавшие потребность в кооперировании ряда хозяйственных операций, а по мере успеха—присоединялись и менее состоятельные.
Рассмотрим некоторые материалы, характеризующие такую специфическую форму сельскохозяйственной кооперации, как маслодельные артели. Наиболее массовым является исследование в одном из крупных районов российского кооперативного маслоделия—Вологодской губернии. Обследованию здесь подверглись четыре уезда губернии—Вологодский, Грязовецкий, Кадниковский и Тотемский с общим числом 15425 хозяйств, из них членами артелей состояли 11381 хозяйство, то есть почти три четверти их общего числа, в связи с чем случайность показателей практически исключается. В литературе приводятся данные и по одному из районов сибирского маслоделия—Барнаульской волости Томской губернии. Характерным для Сибири было значительно более высокое обеспечение крестьянских хозяйств молочным скотом, особенно членов маслодельных артелей, по сравнению со средним по России (по сведениям Сибирского союза маслодельных артелей, в 1907 г. среди всех членов этого вида кооперации 57,2% имели по 4 и более коровы, с одной коровой насчитывалось только 7,3%).
Эти и подобные им данные в литературе последних десятилетий трактовались как доказательство засилья многокоровных хозяйств в маслодельных артелях. Такого механического подхода в свое время не избежал и автор данных строк. Сопоставляя крайние показатели по Барнаульской волости, он сделал акцент на многократном—в 15—17 раз— превышении степени участия в артелях многокоровных хозяйств над хозяйствами без коров. Очевидно, что такое сопоставление, по меньшей мере, просто не корректно. Ведь такие кооперативы создавались для совместной реализации товарного молока, т. е. произведенного сверх предназначенного для потребления в хозяйстве. Поэтому участие в таких кооперативах хозяйств без коров не имело смысла и носило единичный, случайный характер. С таким же «успехом» можно было сравнить крайние показатели по Вологодской губернии—0,02 и 1,42—и сделать вывод о преобладании зажиточных над бедными в 71 раз?! В какой-то мере это относится и к однокоровным, у которых товарной продукции оставалось очень мало. И то, что они вступали в кооператив, может свидетельствовать о том, что сдача на кооперативную переработку молока эпизодически, по наблюдениям С. Н. Прокоповича, «только в виде исключения», также была выгодна. С учетом этих суждений можно теперь посмотреть на приведенные данные и убедиться, что больших контрастов в степени участия в маслодельных артелях не было.
Стереотипным в отечественной литературе по истории кооперации последних десятилетий стало утверждение о том, что по социальной направленности своей деятельности дореволюционная кооперация носила антикрестьянский, кулацкий характер, так как ее услугами в основном пользовалась зажиточно-кулацкая верхушка, чья доля в присваивавшихся ею материальных благах (получение кредитов, реализация своей продукции, приобретение средств производства и т. п.) была значительно выше, чем ее удельный вес даже среди членов кооперации, не говоря уже о деревне в целом. Этим, главным образом, обосновывалась и необходимость ее коренной реорганизации в условиях советского строя, с тем чтобы избавить ее от «коренного порока», заставить делать наоборот—обслуживать в основном бедных, немного менее— средних крестьян и ничего не давать зажиточным.
Безусловно, кооперация свои услуги предоставляла не уравнительно, по принципу «всем сестрам по серьгам», тем более—не обратно пропорционально состоятельности, как от нее требовали в советское время. Объективные данные это наглядно удостоверяют. Интересные подсчеты, позволяющие уяснить критерии определения размеров кредитования различных имущественных групп, провел С. Н. Прокопович по материалам упомянутого уже обследования в Уфимской губернии. Отдельно следует сказать о молочной кооперации, которая в России получила наибольшее распространение из всех форм сельхозкооперации, непосредственно связанных с обслуживанием крестьянского хозяйства в области сбыта и переработки его продукции. Еще на рубеже XIX—XX вв. на материалах развития молочных товариществ в Германии и Дании возникла научная дискуссия с довольно сильным идеологическим уклоном о социальном значении сельскохозяйственной кооперации.
В работах австрийского экономиста Ф. Герца (Герц Ф. Аграрные вопросы в связи с социализмом. Вена, 1899. Рус. пер. СПб., 1900) и германского—Э. Давида (Давид Э. Социализм и сельское хозяйство. Вена, 1903. Рус. пер. СПб., 1906) содержались материалы обследования социального состава молочных товариществ в названных странах. Было выявлено такое же соотношение имущественных групп (учет велся по показателям размеров посевной площади и количества коров в хозяйстве), которое сложилось в России. В них также были представлены все имущественные группы, при этом низшие и средние группы в кооперации численно преобладали над высшими. Так же, как и в России, коэффициент кооперирования возрастал от низших к высшим группам. Из этих факторов авторы делали вывод о том, что кооперативы служат всем слоям деревни, а так как мелких крестьян в них было больше, то последним кооперация более необходима, поскольку облегчает им ведение хозяйства и в случае широкого распространения способна обеспечить им социалистическое развитие. Эту позицию в России поддержали С. Булгаков и В. М. Чернов. Против этой позиции первоначально выступил К. Каутский, а затем и В. И. Ленин. Последний в своих публикациях 1899—1908 г. предложил другой подсчет—определять удельный вес каждой группы в кооперативах не по числу членов, ее представляющих, а по числу коров, принадлежавших членам кооперации данной группы. Картина, естественно, получилась другая—абсолютный перевес оказывался у групп состоятельных крупных хозяйств. Ленин вполне резонно предположил: если бы был сделан подсчет по количеству сдававшегося в кооперативы на переработку молока, то удельный вес верхних групп был бы еще выше. Из этого следовал вывод о том, что кооперативы служат более всего и прежде всего крупным состоятельным хозяйствам, их прежде всего укрепляют, отражая переход к капитализму, а не к коллективным формам сотрудничества. Как и Каутский, он предполагал, что товарищества лишь усиливают превосходство крупного производства над мелким, потому что крупные хозяйства имеют больше возможности устраивать их и больше пользуются этой возможностью. О малой пользе для крестьян и заложенной в развитии кооперации опасности улучшений, удешевлений и коопераций (союзов для продажи и закупки товаров) гораздо больше выигрывают богатые». В кооперации, пугает он крестьян, один-два середняка могут пробиться в богатые, «а весь народ и все средние мужики еще глубже в нужде застрянут... обманывает крестьян тот, кто обещает избавление от нищеты и нужды посредством всяких коопераций». Этой же позиции В. И. Ленин продолжал придерживаться и в последующие годы, хотя кооперативное движение в России в отличие от начала века, когда оно еще могло вызвать настороженное к себе отношение, уже стало массовым за счет участия всех групп крестьянства, и прежде всего середняцкой. Так, в 1914 г. он по существу повторяет оценку 1903 г.: «...эти кооперации дают очень много зажиточным крестьянам и очень мало, почти ничего массе бедноты, а затем товарищества сами становятся эксплуататорами наемного труда».
Многочисленные исследования о росте кооперативного движения, свидетельствующие о массовом вступлении крестьян в кооперативы, о социальном строении организаций, остались им незамеченными. Даже узнав весной 1917 г. о том, что в Москве состоялся кооперативный съезд, «представляющий 12 млн организованных членов или 50 миллионов населения» (имеется в виду Всероссийский съезд кооперативных союзов 25—28 марта (7—10 апреля) 1917 г.; цифры, приводимые Лениным, импровизированные. Количественную характеристику см. выше.—Л. Ф.), и признавая, что «это гигантской важности дело, которое надо поддержать всеми силами», значение этого «дела» он видит, однако, не в налаживании кооперативного обслуживания крестьян, а в использовании такой крупной организации для того, чтобы «брать в свои руки всю землю тотчас».
Касаясь вопроса по существу, отметим, что вполне правомерно выделение групп в маслодельных артелях и по числу членов, и по числу коров в них, и по количеству сданного каждой группой молока, и по сумме полученного от этого дохода. Неправомерно только некорректное противопоставление одних показателей другим и тем более запугивание большими цифрами удельного веса отдельных групп по каким-нибудь из этих показателей. Следует ли в этом видеть чисто негативное явление, как это делалось в течение многих лет? Если учесть, что назначение маслодельных артелей—стимулировать производство молока и его наиболее выгодный для крестьянских хозяйств сбыт, то, конечно, нет. Вполне естественно с точки зрения нормальных хозяйственных отношений, что хозяйства, имевшие больше коров, сдавали больше молока на переработку и имели больший доход. В этом был заложен и определенный стимул для других хозяйств к увеличению стада и сдачи в кооператив своей продукции, если, конечно, не следовать постулату о том, что лишняя корова превращает данное хозяйство чуть ли не во враждебное обществу. Не выявлены также факты ущемления хозяйств с небольшой товарной продукцией более состоятельными группами или дискриминационные условия сбыта их продукции. Более того, если состоятельное хозяйство могло обойтись без артельного сбыта, то слабые хозяйства с небольшим количеством товарной продукции были бы обречены отдавать свой скоропортящийся продукт за бесценок частному скупщику. Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод: при всей дифференциации в степени участия в кооперативном движении различных социально-имущественных групп и пользовании ими кооперативными услугами и благами все участвовавшие в той или иной мере в кооперации получали определенную материальную выгоду, в целом соответствовавшую реальному вкладу в создание распределявшихся благ, что способствовало развитию и укреплению хозяйства практически каждого члена. Благодаря этому был достигнут уже описанный выше быстрый рост кооперативного движения.
Заключение
Подводя итоги, можно сделать общий вывод о том, что ко времени Октябрьской революции кооперация в России стала внушительной силой как по числу кооперативов и состоявших в них членов, так и по объему кооперативной деятельности.
Наиболее крупным ее достижением стал охват примерно половины крестьянских хозяйств кредитными кооперативами. Удовлетворив в значительной мере потребности крестьянских хозяйств в кредитах, она переходит и к обслуживанию их сбытовых и снабженческих потребностей.
Одновременно растет и число специализированных снабженческо-сбытовых форм—артелей, товариществ и их союзов, расширяются объем и номенклатура их операций.
И хотя удельный вес последних оставался еще небольшим, это было перспективное направление кооперирования деревни, которая только начала переход от ведения снабженческо-сбытовых операций через кредитную систему к созданию специальных снабженческо-сбытовых кооперативов и специализированных по отдельным видам продукции и потребностям товариществ типа получивших уже относительно массовое распространение маслодельных артелей.
Незавершенность низовых процессов сказалась и на организационном оформлении системы, на процессе складывания общих, региональных и специализированных отраслевых союзов и центров, которые также не успели завершиться. МПБ и ЦТЛ положили начало этому.
На основе успешного развития кооперативного движения шло быстрое накопление сил и приближение к новому организационно-хозяйственному уровню. Тормозились эти процессы и противодействием царской администрации, которая не прочь была поддержать и даже стимулировать хозяйственную деятельность кооперативов, но страшно боялась кооперативной деятельности населения, особенно когда она выходила за рамки первичных товариществ и касалась создания союзов, центров и тем более цельной кооперативной системы.
Список используемой литературы
1. Вахитов К. И. Кооперация. Теория. История. Практика. М., 2004.
2. Вопросы истории и теории кооперативного кооперативного. Сб. научных статей. Вып. II Арзамас. 2004.
3. Петранева Г. А., Агибров Ю. И., Ахметов Р. Г. Кооперация и агро-промышленная интеграция в АПК М. 2005.
4. Ермаков В.Ф., Киселева Г.В. Вместе ради будущего 170 лет потребительской кооперации России. - М., 2001.
5. Ермаков В. Ф. Социальные и нравственные основы потребительской кооперации. Учеб. пособ. М., 2003.
6. Коваленко С. Б., Петров В. В., Горохивский С. В. и др. Кредитная кооперация. Курс лекций. Энгельс. 2005.
7. Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Учебное пособие для студентов высших и средних специальных учебных заведений. 2-е изд. – М., 2002.
8. Наумова Е. В., Петров В. В., Горохивский С. В. и др. Международное кооперативное движение: курс лекций. Энгельс. 2004.
9. Петров В. В. Социально-экономическая природа кооперации. Учеб. пособ. Энгельс. 2004; он же: Кооперативная мысль в дореволюционной России и влияние не нее общественно-политических движений. Энгельс. 2006.
10. Титаев В. Н., Мальчук В. Н., Бородин И. Ф. Теория и история кооперативного движения. Учебно-наглядное пособие (цифры, факты, таблицы, схемы). Энгельс. РИИЦ ПКИ, 2002.
11. Теплова Л. Е., Уколова Л. В., Тихонович Н. В. Кооперативное движение. Учеб. пособ. Для кооперативных вузов. М., 2003.
12. Файн Л.Е. Российская кооперация: историко-теоретический очерк 1861-1930. Иваново, 2002.
13. Абалкин Л. Возрождение кооперации // Советская потребительская кооперация. – 1989. - № 2.
14. Анненков Б.Н., Карелин Ю.Д. Кредитная кооперация в России – объективная необходимость, пути возрождения.//Деньги и кредит, 1992. № 11.
15. Бурутин В.Н., Титаев В.Н., Бородин И.Ф. и др. Жива и будет жить. 1996.
16. Балабанов М. История рабочей кооперации в России. – М.: Центросоюз, 1928.
17. Балязин В.Н. Профессор Александр Чаянов. – М., 1990.
18. Бернвальд А.Р., Цихоцский А.В. Потребительская кооперация в условиях перехода к рыночной экономике: Проблемы членских отношений. – Новосибирск, 1993.
19. Буздалов И.Н. Возрождение кооперации. – Экономика, 1990.
20. Вахитов К.И. У истоков кооперативного единения//Советская потребительская кооперация – 1988. - №11.
21. Вахитов К.Н. История потребительской кооперации России. М., 1998.
22. Вахитов К.И. История потребительской кооперации России: Учебное пособие. – М., 1988.
15. Днепровский С.П. Кооператоры. – М., 1990.
16. Ермаков В.Ф. Проблемы потребительской кооперации //Экономист.1995 № 6.
17. Ермаков В.Ф. Потребительская кооперация на пути радикальных реформ.- Белгород. 1998.
18. Ермаков В.Ф. Идти в ногу со временем//Российская кооперация. 2001. 1 января.
19. Зарубежный опыт кооперативного развития. ЦБНТИ Экспресс- информация, № 6. – М., 1990.
Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Опорные конспекты лекций и семинарских занятий. – М., 1994.
27. Макаренко А.П. и др. Функции и задачи кооперации в переходный период от капитализма к социализму. Учебное пособие. - М., 1988.
33. Пажитнов К.А. История кооперативной мысли. – Петроград, 1918.