– Много ли раз бежала?
– И не пыталась. Разве отсюда убежишь?
– А я бежала, – сказала Настенька, – десять раз бежала. Десять раз ловили, и всё равно бежать буду, пока не убегу. Вот ты пела, что чудеснее твоей родины ничего на свете нет. Неправда это, есть. И эту землю я знаю. Вот послушай, что я тебе спою.
Выйду в поле чистое,
А на сердце весело,
Льётся голосистая
Жаворонка песенка.
По пшенице волнами
Ветерок качается.
Зёрнышками полными
Колос наливается.
Небо моё синее
С алою полоскою,
Обниму осину я,
Обниму берёзку я.
А в лесу прохладою
Сердце тешу, радую,
Говорю с речушкою,
Милою подружкою,
Песнь запела, радуясь,
Кто-то откликается,
Вышли в лес по ягоды
Девицы-красавицы.
Ах, малина алая,
Чёрная смородина!
Сердце стосковалося, —
Далека ты, родина...
Настенька замолчала, а в палату вошёл слуга Змея Горыныча. Он низко поклонился Настеньке и сказал ей, что Горыныч велел ей переодеться. Сам, дескать, скоро в гости к ней припожалует. Слуга принёс ей большой ларь и стал вынимать из него богатые одеяния для Настеньки. Но она ногой отпихнула дары Горыныча и гневно закричала:
– Прочь! Ничего не надену! – с досады она даже сорвала с головы кокошник и по-старушечьи повязала голову чёрным платком.
Горыныч явился к Настеньке в образе красивого молодца в богатом наряде. Он низко поклонился ей и поздоровался.
– Здравствуй, злодей! – с сердцем ответила девушка и отвернулась от него.
– Неужто признала?! – удивился Горыныч. – За что же ты так ненавидишь меня? Разве я тебя обижаю? Разве не дарю бесценные подарки? Взгляни-ка на меня. Неужто я не красив? Чем же я хуже нищего твоего Ивана?
– Это Иванушка-то нищий? – возмутилась Настенька. – С его руками золотыми, с его добрым сердцем и светлым разумом?! Нищий – это ты. Всё, что у тебя есть, все богатства твои – всё это награбленное, кровью и слезами омытое!
|
|
– Какое бы ни было, а всё равно богатство! А что тебя ждёт впереди с твоим Иваном? Тяжкий крестьянский труд? Состаришься раньше времени, померкнет твоя краса, поседеют густые твои косы... а у меня ты долго будешь цвести, как весенняя роза. Послушай меня...
– Не желаю тебя слушать, злодея и убийцу! – вскричала Настенька. – Не трать слов понапрасну: всегда ненавидеть буду и смерти твоей желать.
Рассердился Горыныч не на шутку. Назвал Настю дерзкой, сказал, что в гневе он страшен бывает. Пригрозил лютой смертью её умертвить, если не одумается.
– Умертви! – бесстрашно ответила Настенька. – Лучше умереть, чем рожу твою поганую видеть.
Горыныч выхватил из ножен острый меч, замахнулся было, чтобы отрубить Настеньке голову, но тут вбежал гонец, упал перед Горынычем на колени и завопил о том, что в королевстве Синих Озёр объявился крестьянский сын Иван и поднял весь народ на Горыныча. Беда близка.
– Опять?! – зарычал Горыныч. – Пятнадцатый гонец за день! Или не велел я слугам своим верным, воинам своим храбрым поймать и привести ко мне этого Ивана?!
Заплакал гонец, стал сказывать, что больно грозен Иван. Супротив него ни один воин не выстаивает. Сила у него нечеловеческая. Горыныч ногой оттолкнул гонца. Велел сжечь королевство Синих Озёр вместе со всеми стариками, детьми, женщинами, а мужчин всех захватить и поставить на охрану его дворца.
Едва гонец на коленях выполз из палаты, как раздался великий шум, звон сабель, крики и стоны... Горыныч бросился к окну и увидел, что бьётся Иван с его воинами.
|
|
Иван, один-одинёшенек, отчаянно бился с тьмой-тьмущей горынычевых воинов. Вот-вот – и одолеют они богатыря.
«И это должна видеть Настя!» – решил Горыныч и потащил Настю к окну:
– Гляди, гордячка, на своего милого, – закричал Горыныч злобно, – пусть натешится мечом играючи. Эй, воины мои верные, – высунулся он из окна, – не убейте ненароком Ивана, живьём его схватите, руки, ноги железом скуйте!
– Иванушка! – закричала Настя. – Держись, сокол!
– Ладанку, ладанку с него сорвите! – рычал Горыныч, оттаскивая Настю от окна.
– Иванушка, – стонала Настенька, – сорвали твою ладанку с родимой землей, руки-ноги цепями сковали... Слышишь ли ты меня, Иванушка?
И до Настеньки донёсся далёкий голос Ивана:
– Слышу, Настенька, жди меня!
– Бросьте Ивана в темницу и заприте двери на замки стопудовые! А ладанку мне подать! Никому её не доверю. Под своей подушкой хранить стану. А ты погорюй, красавица. Я уйду, а ты поразмысли-ка о своей судьбе как следует. Помни, жизнь Ивана от одного твоего слова зависит.
С этими словами Горыныч ушёл, а Настенька, рыдая, упала на пол, плакала да приговаривала:
– Горе моё горькое жжёт меня огнём, льются слёзы ручьём, слёзы горючие. Как бы мне Иванушку выручить, от злой казни спасти...
И тут что-то пискнуло. Это из норки вылезла серая мышка и спросила:
– Кто это капнул в мою норку такую горькую капельку?
– Это я плачу, сударыня мышка, – всхлипывая, ответила Настя. – Слеза моя горькая в норку твою просочилась.
|
|
– Что же ты так убиваешься, девица? – стала расспрашивать мышка. – Зачем сердечко своё надрываешь?
– Бедная я полоняночка, потому и плачу.
Тут мышка подбежала поближе к Настеньке и спросила, не помочь ли ей чем.
– Где тебе, мышка-малютка, моему великому горю помочь!.. – вздохнула Настенька. – Спасибо тебе на добром слове.
Но мышка стала спорить с Настей и доказывать, что она хоть и маленькая, да её большие люди боятся.
– Да, ты права, – согласилась Настенька, – и если бы захотела, то могла бы сослужить мне службу великую. Слушай. Лежит под подушкой у Горыныча ладанка. Вот бы ты её выкрала и отнесла в темницу моему Иванушке!..
– Только и всего? – усмехнулась мышка. – Для тебя я постараюсь. Приветлива ты, с малой зверюшкой горем своим поделилась. Жди меня на рассвете.
Всю ночь без сна металась Настенька, а как стало рассветать, прибежала к ней мышка. Рассказала, как вытащила ладанку из-под подушки у Змея Горыныча, как только ей известными путями пробралась в темницу к Ивану и отдала ладанку ему.
– Зверёк ты махонький, – со слезами благодарила мышку Настенька, – а сердце у тебя великое. Чем отслужу тебе, как отблагодарю?
И мышка ей ответила, что пусть, когда Настенька вернётся на родину, заживёт своим домом с милым дружком Иванушкой, пусть никогда в доме кошек не держит!
Настенька пообещала это мышке, и та убежала в свою норку.
А когда совсем рассвело, вошёл к Настеньке Горыныч. Был на нём плащ, усеянный серебряными звёздами, и остроконечная шапка. За ним шли слуги и несли скатерть-самобранку.
– Слушай, Настасья, – сурово сказал Горыныч, – жизнь Ивана от тебя зависит. Скажешь слово неладное – и покатится голова с плеч твоего Ивана. Слушай же! Много лет мечтал я владеть скатертью самобраной. Только её не хватало в моей сокровищнице. Теперь она моя. Но не слушает самобраная моих приказов. Что тут будешь делать? Плёткой её не высечешь, в темницу не упрячешь, в железо не закуешь. Знаю, что владеть ею надо вместе с девицей умницей-разумницей. Твоих приказов она послушается. Завтра к нашей свадьбе всё будет готово. Стол накроем скатертью самобраной. И ты ей прикажешь. Ну а если согласия не дашь, тогда... Помни, грозен я и беспощаден! Не посмотрю на красоту твою писаную. Выведу из темницы твоего Ивана, пусть полюбуется, как хватают его Настеньку за шелковы косы, как отсекают голову от шейки лебединой. Погорюет молодец да недолго. Следом и его голова слетит. Так и быть, окажу им милость – вместе заверну в скатерть самобраную да в одной могиле и схороню! В последний раз...
Но вбежавшие слуги не дали Горынычу договорить. Вскипел он:
– Как посмели вбежать?! Всех велю казнить!
– Не вели казнить! Иван сбежал... Цепи, словно нитки гнилые, порвал, замки стопудовые отомкнул!
Радостно вскрикнула Настенька.
– В погоню! – зарычал Горыныч и кинулся из палаты, а слуги – за ним.
Только их след простыл, как в окно влезает Иванушка. Настенька радостно кинулась к нему. На ходу она подхватила скатерть и заторопила Ивана:
– Бежим! Бежим скорей, Иванушка! Как же это ты выбрался, голубь мой?
Иван обнял её и сказал, что мышка принесла ему ладанку. Коснулся он родной земли, силой налились руки его богатырские, вспомнил он тут и про разрыв-траву, тронул ею цепи свои – и замки стопудовые пали к ногам...
Настенька заторопила Ивана:
– Надо бежать, как бы злодей не вернулся!..
Но Иван и не собирался бежать:
– Биться со злодеем Горынычем надо! Столько дорог исходил, чего только не натерпелся, пока не нашёл его, а теперь бежать? Нет уж. Биться с ним! Пока жив Горыныч, и зло живо будет. Опять люди сорока королевств от него наплачутся. Не позабыла ли ты, Настенька, про хлеб, сожжённый в своей родной деревне? Не забыла ли обиды свои?
Раздался гром, сверкнули молнии – в палату ворвался Змей о семи огнедышащих головах. Иван вытащил свой меч и, размахивая им, заставил Змея попятиться.
– Спалю тебя, ненавистный, испепелю, – шипел Змей, обдавая Ивана огнём из всех семи голов разом.
– Земля родная сохранит, – отвечал Иван, размахивая мечом, и, изловчившись, отрубил Горынычу одну голову!
Покатилась голова к ногам Настеньки.
– Рано радуешься, – шипел Горыныч, – ещё шесть осталось!
– Плохо считаешь, – закричал Иван и отрубил ещё голову.
– И с пятью головами управлюсь погубить тебя!..
– С пятью бы, может, и погубил, а вот с четырьмя-то, того гляди, не управишься, – перебил его Иванушка, отрубив ещё одну голову, – а воины твои рады будут твоей погибели: всем ты ненавистен.
И опять срубил голову.
– У меня три, а у тебя одна-единственная, – голосил Горыныч и, собирая последние силы, пустил из трёх голов сильную струю огня. Но Иван прикрыл рукавом глаза, взмахнул мечом и сразу две головы слетели у Горыныча наземь.
– Вот и сравнялись! – выдохнул Иван. – Прими же казнь от сына крестьянского Ивана за все твои чёрные дела, за хлеб наш сожжённый, за скатерть самобраную, за всех казнённых и замученных, за слёзы Настеньки. Кончилось твоё царство!
– Пощади!.. – захрипел Горыныч. –...Всё тебе отдам... Оставь последнюю голову... Жить хочу!..
– Не слушай его, Иванушка!.. Руби последнюю! – приказала Настя.
Иван взмахнул мечом – и не стало больше в этом мире Змея Горыныча.
– Ну вот и сквитались, – сказал Иван. – А теперь, Настенька, бери скатерть – и в дорогу, домой... Долог наш путь.
– Как дорогу к дому отыщем? – спросила Настенька. Всё дороги мне теперь ведомы – и в лесу, и в поле. Да и в городах немало друзей нажил. Доберёмся, чай. Есть у меня к тому же поводырь: перо мудрого ворона приведёт нас домой.
И Настенька с Иваном покинули мрачный дворец Горыныча. А в родной деревне Настеньку с Иванушкой уж и не ждали. Никто не сомневался, что Горыныч их погубил. Скучно без них стало. Песни не ладились, пляски не получались, хороводы не водились. И вдруг откуда ни возьмись набежали весёлые песельники да затейники.
– Эй, девицы, что не веселы? Парни, что носы повесили? – спрашивали они у хмурых парней и невесёлых девушек.
– Какое веселье, когда наша Настенька пропала, – говорили девушки.
– Чему радоваться, когда наш Иванушка сгинул, – отвечали парни, – без них и песни не поются, и гармошки не играют, и пляски не пляшутся.
– Не надо горевать да заботиться, ваша Настенька с Иванушкой воротятся, – пропел песельник, а другой заиграл на гармошке и допел:
– Ваш Иванушка воротится со славою, победил он Змея семиглавого.
И тут под весёлую музыку гармошек и дудок вбежали в родную деревню Настенька и Иван.
В руках у Настеньки была скатерть-самобранка. Что тут было радости! Целований и обниманий!.. Насилу Иванушка и Настенька вырвались из объятий своих друзей. Выбежали из изб все жители деревни, пришёл и старик Степан, и кузнец, и даже бабушку Митрофаниху под руки привели девушки. Иванушка низко поклонился своим землякам и сказал:
– Здравствуйте, мои родные! Нет у нас с Настенькой ни матушки, ни батюшки. Сироты мы. Вы все нас вскормили-вспоили, добру и труду научили. Все вы для нас отцы и матери, бабушки и дедушки, братья и сёстры. И низкий вам поклон да любовь наша. А ещё поклон нашим полям и лесам, нашей родной земле, нашей деревне. Только на чужбине поймёшь вдруг, как все это сердцу дорого. Как со Змеем бился, чего только не перевидал – расскажу долгими зимними вечерами, а сейчас и вспоминать неохота, праздник наш светлый омрачать. Шли мы домой через пески сыпучие, через болота топкие...
–...Через сорок королевств шли, – подхватила Настенька. – Выбегал навстречу Иванушке народ, в ноги кланялись люди. Избавил их Иван от лютого Змея. Дары дорогие выносили. Только ничего мы не приняли, зачем нам богатство? Мы и так счастливы.
– Дай-ка мне твой меч, Иванушка, – сказал кузнец, – я его перекую на серпы.
– За добрый меч спасибо, кузнец, – ответил Иван. – Только перековывать его на серпы пока не надо. Пусть висит, отдыхает. Не ровён час, другой какой враг нашей земле сыщется. Тогда мы с ним опять в бой пойдём. А сейчас попируем, друзья!
Настенька расстелила на траве скатерть самобраную, низко поклонилась ей, попросила её угостить всех сельчан. И тотчас на скатерти появились разные блюда, а на них – вкусные яства, жбаны со сладким вином, пироги да блины. Девушки стали просить Настеньку, чтобы рассказала она им, как жилось в неволе у Змея Горыныча.
– Этого не расскажешь. А вот песню, которую я в неволе сложила, давайте я вам, подруженьки, спою.
И Настенька попросила гармониста подыграть ей и запела:
Подпояшусь пояском кумачовым я,
Сарафанишко надену ситцевый.
Не нужны наряды мне парчовые,
Жемчуга не надобны персидские.
У Горыныча, подружки, было тяжко мне,
Зря плясали мне прислужницы наёмные,
От их плясок, от их пенья было скучно мне,
Опостылели палаты мне огромные.
Не хотела руки сковывать запястьями,
Надевать на тело белую тяжёлую парчу.
Не купить за все богатства сердце Настино,
Даром я его отдам кому сама хочу.
Только закончила свою песню Настенька, как среди пирующих появился старичок-лесовичок.
– Вот это пир так пир! – сказал старичок. – Мир и счастье всему честному народу! И я с вами был, и ел, и пил, по усам текло, а в рот не попало! Хотел съесть гуся, да тут и сказочка вся!..
...Кукушка на часах открыла дверцу, высунула свою головку и прокуковала столько раз, что бабушка испугалась.
– Ах, я, старая! Заболталась тут с вами! Скоро мама с папой придут, а вы всё не спите.
– Бабушка, спасибо за сказку, – сказал Ваня.
– Поцелуй нас, бабушка, – попросила Маша.
– Спите, спите, мои цыпляточки, – сказала бабушка, поцеловала своих внучат и тихонько вышла из детской.
– Вань, а Вань, – тихо проговорила Ма-ша, – а ведь нашу бабушку-то Настя зовут...
– Да, а дедушку – Иван, – тоже тихо ответил ей Ваня и задумался.