На следующий день, в половине седьмого утра, Лев Тимофеевич приблизился со стороны станции метро к улице Пичугина. Охранник сидел в будке за шлагбаумом и сонными глазами наблюдал сразу за несколькими мониторами.
— Муха не проскочит? — уважительно спросил Рогаткин.
— Микроб не просочится, — зевнул охранник и повернулся к Льву Тимофеевичу заспанным лицом. — Следователь?..
— Следователь. Супруги Хазаровы дома? — Рогаткин оглядел пустынную в этот час улицу и достал сигареты.
— Строители вчера закончили демонтаж упавшей крыши, — охранник снова зевнул и отвлёкся на пробегающего мимо кота.
— С кем бы мне поговорить на предмет проистекшего несчастного случая? — Лев Тимофеевич тщательно подбирал слова.
— Видите избушку на курьих ножках?.. — охранник ткнул пальцем в середину улицы. — Там живет милое создание.
— Какое создание? — у Льва Тимофеевича мелькнула отчетливая ассоциация — «избушка-курьи-ножки-Баба-яга», и он повернулся, чтобы подвергнуть жёсткому визуальному анализу предложенный объект. Действительно, у большого дома в середине улицы притулилась деревенского вида избушка с покосившейся трубой…
— Милое создание или, по-простому, бабушка Матрёна, — охранник шмыгнул носом. — Любит сидеть на крыше и поэтому многое знает о здешних обитателях. Ну, конечно, если она захочет с вами поделиться своими впечатлениями. А вообще, рановато вы сегодня пришли!
— В смысле? — удивился Рогаткин.
— Ну, семь утра для нашей улицы — это очень рано! — охранник с хрустом потянулся.
— Вечером я не могу, — буркнул Лев Тимофеевич и бодрым шагом прошёл за шлагбаум. Но как ни стучался Рогаткин в подслеповатое окошко низенькой избушки, ответа так и не дождался. Тщательно осмотрев все до единого фрагменты упавшей стеклянной крыши особняка Хазарова, Рогаткин вернулся к будке охранника.
|
|
— Нету? — спросил охранник. — Значит, не открыла… Ну, она ж не обязана с вами говорить в такую рань? И потом, может, марафет еще не навела!
Лев Тимофеевич, облокотясь о шлагбаум, уныло вздохнул, а улица Пичугина тем временем, просыпалась… Первым из обслуживающего персонала появился местный сантехник. Он подъехал на кабриолете «рено» и лениво осведомился у охранника:
— Заявки на прочистку были?
Тот молча достал распечатку величиной с половину ватманского листа.
— Где?.. Ага, вижу… Ну, бывай, — махнул рукой сантехник и въехал на территорию.
— Присядьте, — охранник кивнул Рогаткину на соседнее кресло. — Рановато… Я же говорил.
Лев Тимофеевич сидел в будке уже полчаса и наблюдал, как к шлагбауму подъезжают няни, прислуга и садовники. Наконец подъехала новенькая «десятка» с летучей мышью на бампере и началась пересменка. Лев Тимофеевич, чтобы не мешать, вышел из будки на воздух и закурил.
— Гражданин следователь, — позвал его улыбчивый молодой сменщик. — Насколько я знаю, с погибшей Лилей Калюновски дружила всего одна из соседок. Видите оранжевый дом?.. Хозяйку зовут Ядвига.
В конце улицы возвышался оранжевый замок, похожий на цитадель.
— Кроме того, тут часто роется в мусорных баках один пьющий гражданин, так вот, он тоже иногда общался с Лилей Юльевной, — охранник подмигнул. — Покойница любила послушать разные истории!
Лев Тимофеевич уже сделал несколько торопливых шагов в сторону цитадели, но незримые силы дедукции чудесным образом повернули его обратно.
|
|
— Слушайте, а как пьющий гражданин мог зайти на частную территорию и рыться в помойке, которую вы же охраняете? — подозрительно прищурился он.
Охранник шутливо взял под козырёк.
— А такие граждане, в смысле, бомжи и выпивающие, они просочатся где угодно! Во-первых, через канализационный люк, ну и через продуктовый супермаркет, дверь чёрного хода которого выходит на середину никем не охраняемой улицы.
— Так просто? — опешил Лев Тимофеевич.
— Да, — рассмеялся охранник. — Если знать все эти тонкости, то зайти сюда можно, и овчинка, поверьте, стоит выделки! У нас тут очень богатая помойка, подойдите и сами увидите, — охранник понизил голос. — Манго чуть полежавшее, торты слегка обкусанные, колбаска чуть-чуть заветренная… А один такой мусорный бачок знаете сколько стоит, между нами, мальчишками, говоря?..
— Между нами, мальчишками?.. — растерянно повторил Лев Тимофеевич и внимательно посмотрел на охранника.
— Полторы тысячи долларов! — громким шёпотом пояснил охранник. — Кстати, тёща Хазарова в ночь урагана вернулась, а вот прислуга через некоторое время ушла, — охранник достал из кармана гигиеническую помаду и зеркальце. — Уже вовсю шел дождь, я еще удивился…
— Чему? — Лев Тимофеевич оторопело смотрел, как охранник приводит в порядок свои губы.
— Ну, погода была мерзкая, — охранник убрал помаду в карман. — Так что поговорите с пьющим гражданином, его зовут Евстифей. Не пожалеете… Ну, если конечно, увидите его! Тут неподалёку есть кофейня, называется «У Нелли». Так вот, по вечерам Евстифей, насколько я знаю, пьет там кофе. Да, с виду он красивый и высокий, не подумаешь, что бездомный.
|
|
«Евстифей пьет кофе. Красивый и высокий! Не подумаешь, что бездомный», — намертво застряло в голове у Льва Тимофеевича.
— Где-где его найти? — переспросил он. — Я не ослышался?..
— По вечерам он бывает в забегаловке «У Нелли», — повторил охранник и добавил с улыбкой: — Товарищ майор.
— А с чего вы взяли, что я майор? — вздрогнул следователь, смахнув тополиный пух с рукава.
— Служба, — охранник снова шутливо взял под козырёк. — Нам по факсу ваш портрет вчера прислали.
— Ну, надо же, — покраснел Лев Тимофеевич и продолжил задумчиво: — Насколько я знаю, забегаловок в Москве пруд пруди. И где находится эта «У Нелли»?
— На Рогожской заставе, там ее каждая собака знает, — доложил охранник. — Я сейчас позвоню пани Ядвиге, спрошу, примет ли она вас?.. Примет, с удовольствием, — через минуту сказал он. — Вы «Лафит Ротшильд» пьете?
— С утра только мартель, — буркнул Рогаткин и, спотыкаясь на ровном месте, пошел к дому, похожему на цитадель.
Дверь открыла сама хозяйка — импозантная дама в брючном костюме цвета увядшей фуксии.
— Пани Ядвига Ворожцова, — глубоким контральто представилась она. — Проходите в гостиную.
«Судя по глазам — очень веселая», — дедуктивным методом определил следователь, садясь на предложенный стул.
Пани Ядвига устроилась на диване и воззрилась на Льва усталыми миндалевидными глазами. Рыжая пушистая челка мешала ей смотреть, и она то и дело убирала её с глаз и шумно вздыхала.
— Чтобы понять правду о человеке, надо спросить о нём у трех разных людей. Вот этим я сейчас и занят, — объяснил своё появление следователь. — У вас очень уютно, — счел нужным добавить он.
— Я искренне любила Лильку, — вздохнула хозяйка. — Вино «Лафит Ротшильд» видите? — кивнула она на чёрную бутылку на камине. — Откройте её, Лев… Сверните ей голову! Помянем Лильку?..
— Помянем! — повеселевший Лев Тимофеевич уже через минуту разливал вино.
— Я в себя прийти не могу, — вздохнув, призналась захмелевшая хозяйка. — Я ведь знала её больше тридцати лет. Надо сказать, что как актриса я закончилась именно тогда…
— Вышли замуж? — угадал Лев Тимофеевич.
— Да, — кивнула хозяйка, — вышла на свою беду, и муж поставил условие — либо сцена, либо дом.
— И вы выбрали дом? — Рогаткин обвёл глазами гостиную в стиле «модерн».
Пани Ядвига вздохнула.
— Если бы… Я стала работать искусствоведом в Русском национальном музее. Мой покойный муж занимал большой пост и, сами понимаете, когда он подыскал мне эту работу, ослушаться я не могла. И там я впервые увидела Лильку…
— Она была замужем?
— Она вышла замуж чуть позже, — пани Ядвига тоскливо посмотрела в пустой бокал. — Я курировала работу Лили. В то время она трудилась в зале редких изданий и рукописей-загадок.
— Скажите, а в последние годы Лиля Юльевна работала или была на пенсии? — уточнил следователь.
— Лиля работала всегда, — пани Ядвига кивнула на бриллиант, украшавший безымянный палец. — Последний год — экспертом по драгоценным камням. У неё было какое-то природное чутьё на драгоценности, понимаете?.. Лилька с ходу определяла подделку!
— А какая она была в двух словах, пани Ядвига? — осторожно спросил Рогаткин.
— Она всегда была очень амбициозна, и утверждала, что принадлежит знатному польскому роду. К тому же, для своей дочери Евы искала не просто мужа, а лучшего жениха на свете, — пани Ядвига смешалась и замолчала.
— И им оказался Хазаров?
— А почему бы нет? — Пани Ядвига передёрнула плечами. — Кстати, во мне тоже течет старинная польская кровь, но про род Калюновски я знаю совсем немного. Никакой знатности, там, поверьте, нет.
— Ходят разговоры, что Хазаров бил жену?.. — глядя в окно, спросил Лев Тимофеевич.
— Боже упаси, — пани Ядвига замахала руками. — Ким из хорошей восточной семьи, он никогда бы не поднял руку на жену. У Евы просто была очень нежная кожа, одно неосторожное движение и синяк обеспечен… К тому же, Лиля знала про дочь всё, и если бы Ким неделикатно обращался с ней, то Лиля свернула бы ему шею!
Пани Ядвига надолго замолчала.
— Когда её предадут земле?.. — наконец спросила она.
— Понимаете, — Рогаткин с трудом подыскивал слова. — В общем, сейчас ищут стоматологическую карту покойной. Её лицо обезображено в такой степени, что это единственная возможность с уверенностью определить личность пострадавшей. Таковы правила, хотя Лилю Юльевну уже опознал зять.
— Всё ясно, — задумчиво обронила пани Ядвига. — А вы знаете, что у Лили был душеприказчик? Его фамилия — Прищепский. Вы спросите у Кима Магомедовича, правда, я не уверена, что он знает.
Рогаткин сделал пометку в блокноте и задал следующий вопрос:
— Вы были близкими подругами? Она что-нибудь рассказывала о своём детстве?
— Бабуся, то есть Лиля, родилась в 1939 году в местечке, недалеко от Бреста, — Ворожцова помолчала. — Это было не самое хорошее место для рождения, и после войны Лиля попала в детский дом. И такое было в ёе жизни… Что она там вынесла, чего натерпелась, бог знает!..
— Вроде детдома после войны были не так уж ужасны, — предположил Лев Тимофеевич.
— Возможно, ведь в шестнадцать лет Лиля умудрилась поступить в историко-архивный институт и, закончив его, стала работать в Русском национальном музее, — пани Ядвига обвела глазами гостиную. — Для сироты из детдома это, согласитесь, подвиг.
— То есть Лиля Калюновски была настоящим ученым?
— Доктор исторических наук с кучей публикаций, а вы сомневались? — хмыкнула Ворожцова. — Все её научные изыскания имели отношение к древним захоронениям Москвы.
— Простите, а кто был мужем Лили и Евиным отцом? — осторожно спросил Лев Тимофеевич.
— Лиля родила, не будучи замужем, хотя замужество в её жизни тоже было, — пани Ядвига кивнула, посчитав на пальцах. — Её мужем был весьма пожилой мужчина, ювелир. Именно в его квартире Лиля с дочкой жили потом.
— Это был брак по расчету? — уточнил Лев Тимофеевич.
— Муж очень любил Лилю, а там, где есть любовь, расчет лишь один — счастье, — повертев кольцо на пальце, улыбнулась пани Ядвига. — Ну, когда любящий делает для любимого всё, что в его силах. Что касается Евочки, то её отцом, по словам Лили, был иностранец, а кто именно она не говорила, да это и не важно, — пани Ядвига громко всхлипнула. — Ни Евочки, ни Лильки уже нет! И я скоро умру…
Лев Тимофеевич, покраснев, заметил:
— Вы ещё молодая.
— Правда? — Пани Ядвига вытерла платочком глаза. — Вы не шутите?
— Выходите за меня замуж, — улыбнулся Лев Тимофеевич. — Не пожалеете.
— Какой милый мальчик, — пани Ядвига пальчиком дотронулась до плеча Льва Тимофеевича.
— Я очень одинок, — пояснил Рогаткин, грустно улыбнувшись. — И очень мил.
— Знаете, Лев, вы меня так растрогали. Приходите ко мне завтра пить чай! — с материнской заботой посмотрела на Льва Тимофеевича пани Ядвига. — Договорились?.. Я вам ещё расскажу про Лилю, какая она была роскошная женщина. «Мой ребенок — моя слабость!» — всегда говорила Лиля. Заметьте, не мужчины, не работа, не она сама, а ребёнок! Евочка выросла правильная, красивая и счастливая, и ей достался лучший жених! Я — свидетель их счастья…
Лев Тимофеевич кивал и слушал… Он считал такие моменты лучшим, что бывает в жизни следователя.
— Хазаров все пять лет парил над землей, пока был женат на Еве!
— А как Хазаров относился к бывшей теще? — уточнил Лев Тимофеевич, снова доставая блокнот.
Пани Ядвига нахмурилась.
— Она безумно боялась больше не увидеть внучек, — у Ворожцовой от волнения даже затряслась голова. — Лиля постарела на глазах, узнав, что скоро у девочек появится мачеха, хотя я ей говорила, что дело-то житейское, ведь мужчина не может долго жить один.
— Бесспорно, — улыбнулся Лев Тимофеевич. — А кто был жилеткой для неё, пани Ядвига?
— О, господи, Лиля никого, даже меня, не грузила своими проблемами, — снова прослезилась Ворожцова. — Бабуся была не из таких!.. Когда у неё родились три внучки, она их просто обожала, и всех просила называть её бабусей, хотя, ей впору было самой замуж выходить, она никогда не выглядела старухой, — пани Ядвига, поискав на столе, протянула следователю фотографию.
Со снимка Льву улыбалась прекрасная женщина с грациозным римским носом и недоверчивыми глазами.
— Ахинея, конечно, но говорили, что Лиля получила несколько писем от Евы, когда та уже умерла…
— Кто говорил? Она? — Следователь кивнул на фото бабуси.
— Нет, нянька… Ну, которая пропала вместе с девочками… Кстати, их так и не нашли? — Ворожцова взглянула в окно.
— Пока нет, — Рогаткин задал ещё пару вопросов и откланялся. На улице следователь направился к двум спорящим гражданам, которых увидел в окно.
— Накупили джипов и мусор везде кидают… Весь поселок в мусоре! — у помойки, размахивая руками, брюзжал миллионер Могилев. Из-за бака за ним наблюдал невесёлый москвич Койотов.
— Какой поселок-то?.. — проворчал Койотов, покосившись по сторонам. — Деревня…
Рогаткин переждал, пока Могилев вернётся к собственному особняку с большими витражами, и подошел к Евстифею Койотову, тот уже намеревался пошуровать в мусорном бачке палкой.
— Отойдём? — положил ему руку на плечо Лев Тимофеевич.
Койотов вздрогнул и, не оборачиваясь, услужливо кивнул.
— Поговорить? — спросил он, едва взглянув на следователя, когда они отошли к забору. — А о чём, господин мент?..
— Обо всем, — отрезал Лев Тимофеевич, и чуть было не задал свой коронный вопрос: «А что вы делали прошлым летом в подворотне дома 4-«а» на Чистых Прудах?» За то время, пока человек терялся и начинал лихорадочно вспоминать про подворотню, следователь мог задать вопрос, который интересовал его на самом деле… Но в этот раз Лев Тимофеевич просто ждал, глядя в глаза Койотову.
У Евстифея Койотова были глаза пофигиста, и то, что он никогда не утруждает себя враньём было видно за версту, а если присмотреться, даже за две.
— Насчет бабки значит? — дыхнул перегаром Евстифей. — Угадал?..
Рогаткин кивнул, хотя хотел спросить вовсе не про бабку. Его собеседник задумался, снял с плеча рюкзачок и присел на корточки.
— Тебе мои мысли, думаю, вряд ли, нужны?.. — Евстифей потёр переносицу и вытащил из рюкзачка мятый галстук.
— Ни к чему, — Лев Тимофеевич присел неподалеку.
— Значит, факты? Ну, слушай, следак… Я уже много лет живу в этом мире, — вздыхая, начал разговор Евстифей. — Так много, что мне уже надоела эта помойка, — Койотов обвел глазами улицу Пичугина и посмотрел на облака.
Лев Тимофеевич чертыхнулся, ожидая, что бомж будет не меньше часа подходить к интересующей его теме, но был приятно удивлен.
— Значит, слушаешь?.. Я лично видел, как новая жена Хазарова тащила мешок с добром. Куда тащила?.. На помойку! Когда?.. За три дня до свадьбы. Демонстративно! В красных резиновых перчатках!
— Почему с добром? — ухитрился вставить Рогаткин. — А не с мусором?..
— Я успел в нём порыться, — замахал одной рукой Евстифей, другой пытаясь надеть галстук.
— И что там было?
— Вещи какие-то, — Евстифей поморщился и добавил: — Старьё.
— А где мешок?
Евстифей тоскливо поглядел на Льва Тимофеевича и вздохнул.
— Мешок бабка отняла, — оглянулся он на избушку Матрёны Гуряевой.
— Так-так, — достал блокнот Рогаткин. — А хронологию событий помнишь?
— Ну, вроде… Дай закурить? — вздохнул Евстифей.
Рогаткин достал сигареты.
Койотов посмотрел на следователя розовыми без ресниц глазами и откашлялся:
— Значит так, ночью, за три дня до свадьбы, новая супруга Магомедыча тащила на помойку какой-то мешок, ясно, да?..
— Ну.
— Я как раз собирался домой.
— Отсюда? — кивнул на помойку Лев Тимофеевич.
— Ну… Зашел за дерево отлить, подождал, пока она уйдет, и вытащил мешок из бака.
— Тяжелый?
— Да нет, но взять его с собой я не мог, — Евстифей вздохнул. — Я шёл на свидание, — с тихой гордостью пояснил бомж и добавил: — Я и сегодня иду…
— Где ты его спрятал? — перебил следователь.
Койотов оглянулся на кусты за помойкой и продолжил:
— Спрятал и вернулся забрать его через три дня, утречком.
— И что, мешок за три дня не исчез? — удивился Лев Тимофеевич.
— А кому тут брать? — подбоченился Койотов. — Чужие здесь не ходят!
— А мусоросборник?
— Так я травкой забросал, — пожал плечами Евстифей. — Тут же не видно в канавке.
— А дальше?
— Матрёна, — проворчал Евстифей, — мешок экспроприировала… Я чуть не умер от жути.
— Почему? — не понял следователь.
— У нее кулачище знаешь какой?.. — поежился Койотов и сплюнул. — Ведьма, одним словом.
— Настоящая?
— А то!
Лев Тимофеевич закрыл блокнот, пожал руку Койотову, и направился к избушке Матрёны Гуряевой.
ВЕДЬМА
Заслуженная старуха сидела в сирени и размышляла. По стене её избы стлался нежно-зелёный девичий виноград, рядом кучерявился махровый миндаль, а в корзинке попискивали котята.
— Совсем малыши, — наклонился над ними Лев Тимофеевич.
Бабка вздрогнула и взглянула на него, из глубоко-посаженных колючих глаз на Рогаткина, казалось, посмотрела вечность…
За полчаса до этого следователь подметил, что к бабке уже потянулся народ и когда зашёл к ней в калитку, то увидел гадание — Матрёна Ильинична раскладывала на карточном столике пасьянс из карт. Подождав, пока бабка закончит, а дама, для которой производилось гадание, покинет территорию, Лев Тимофеевич боком протиснулся в заросший дворик.
— Гражданка Гуряева, я — следователь, — сообщил он и сел напротив бабки Матрёны. — По моим данным, к вам в руки попали вещи, ранее принадлежавшие вашей соседке Лиле Юльевне Калюновски.
По лицу Гуряевой прошла волна недоумения.
— Котятишки-ребятишки, — скрипучим голосом проворчала бабка, глядя на полосатых котят в корзинке.
— Я хочу изъять эти вещи, — Рогаткин осмотрелся и строго поинтересовался: — Где мешок, Матрена Ильинична?..
— Без бумажки не отдам, — вскинулась бабка. — С печатью!.. Нет, с двумя! И со штампом. Я свои права знаю!..
Лев Тимофеевич неловко повернулся и задел столик с картами. «Вылитая ведьма!» — неожиданно подумал он.
— Там какие-то старые шляпы, кофта… Зачем они тебе? — сварливо вопросила бабка, собирая с земли упавшие карты.
— А вам зачем? — Лев Тимофеевич мысленно досчитал до десяти и предложил: — Отдайте мне эту старую кофту из мешка, а я вам новую куплю!
— Ты лучше себе галстук купи, а то стыд прямо, — Матрёна Гуряева подняла скрюченный палец и громко возвестила: — И детей ищи! Не то ищешь.
— Ищем детей, — покраснел Лев Тимофеевич. — А вы что-нибудь видели?..
— Видела, как они уезжали на машине перед ураганом, с нянькой и охранником.
— Куда?
Матрена Ильинична пожала плечами:
— Куда-куда… Откуда я знаю? Я же на крыше сидела, а они по земле шли.
— Они сами шли?
— Нет, она их за руку вела! — бабка высыпала из фартука карты на стол и рассерженно покосилась на следователя.
— Лиля Юльевна?
— Лилька, а кто ещё? — Матрена Ильинична вздохнула. — Я еще удивилась, куда она их тащит?.. Ты чего, пошёл уже?.. — обрадовалась она.
— Пробейте номер машины охранника Хазарова, — позвонил с поста охраны Рогаткин. — Фамилия? Сейчас узнаю…
ДАВАЙ, ПОГОВОРИМ
В маленькой спальне горел один лишь ночник — хрустальная лилия на длинной изогнутой ножке.
— Ир, ты всё ещё его любишь? — спросила Байкалова, глядя, как Ирина усаживается у неё в ногах.
— Да, я люблю Кима.
— А он об этом знает?
— Не думаю, — Ирина посмотрела в окно, на свисающую зелёную виноградную гроздь.
— То есть у вас ничего не было? — заключила Байкалова.
— Ну, он… разочек поцеловал меня в щеку, — Ирина пожала плечами и добавила: — Дружески.
— Послушай меня, — вскочила Байкалова. — Просто послушай! И не улыбайся с этой миной всезнайки.
— Да, — Ирина перестала улыбаться.
— Ким — кавказец. Коренастый, лысый, нахмуренный, немногословный тип!..
— Да.
— Вдовец. Отец трёх дочек, снова женат на настоящей змее, которой он целует руки и не только… У него разрушен дом! Умерла от неизлечимой болезни первая жена! Трагически погибла её мать несколько дней назад! Дети пропали…
— Да.
— Ира, от него надо держаться за тысячу километров!!!
— Почему?!
— Это не мужик, а тридцать три несчастья! — убеждённо произнесла Байкалова. — Неужели тебе не ясно?
— Тридцать три несчастья, — согласилась Ирина. — Но я не могу без него жить.
— Ну, так скажи ему это, не страдай вхолостую, Ира!.. — простонала Байкалова.
— Зачем?! — непонимающе посмотрела на неё Ирина.
— Чтобы он шуганул тебя! Он женат, понимаешь?.. Такие, как он, просто так не женятся! Либо он её любит, либо…
— Но я не хочу говорить ему, — перебила Ирина, — Зачем я буду говорить ему о своей любви? Я же не сумасшедшая…
— Тогда страдай где-нибудь в другом месте, — Байкалова указала на дверь. — А не у меня под носом! Я хочу спать.
— Я ушла, — кивнула Ирина.
Недозрелая виноградная гроздь за окном шевелилась от ветра. Ирина нашла глазами луну и, забравшись под одеяло, решила поплакать. «А стоило для этого ехать в Париж?» — уже засыпая, подумала она.
СНОВА НА КРЫШЕ
Полночь.
Две умаявшиеся после шопинга женщины сладко спали, а на столах и стульях лежали свёртки, пакеты, коробки. Через день они уезжали из Парижа…
— Мы были в Париже и не влюбились ни в кого, ни ты, ни я?.. — утром, разлив кофе на скатерть, проворчала Байкалова.
Ирина смотрела на увеличивающееся на глазах кофейное пятно, но мысли её были далеко… Она думала о своих сыновьях, непутёвом бывшем муже и работе на Телеканале, которая занимает двадцать четыре часа в сутки. Париж Парижем, грустно размышляла она, но её жизнь в настоящий момент заполняют именно эти три составляющие — дети, неудавшаяся семейная жизнь и любимая работа.
— Весь ужас именно в этом, мы — дуры! — вытирая салфеткой пятно, уныло констатировала Байкалова.
— Да успеем еще! — не очень-то веря в свои слова, пробормотала Ирина.
— Ты-то успеешь, — Байкалова покосилась в зеркало. — А я?..
— Да ладно, — фыркнула Ирина. — Вы еще вполне, Полина!
— Что значит «вполне»? — проворчала писательница и подошла к зеркалу. — Слушай, а может, мне сделать пластику лица? Чем чёрт не шутит, а?.. Шарон Стоун, например, сделала и стала похожа на девочку!
— Не вздумайте, а то будете, как Гурченко, — сморщилась Ирина. — Вы на Гурченко больше похожи.
— В таком случае, я убегаю, может, ещё влюблюсь сегодня, — помахала ручкой Байкалова и, накрасив губы, действительно убежала.
Из оцепенения Ирину вывел Круглик — клаксоном с улицы.
— Вы ели, Ирочка? — покосился на неё знаток древностей, когда Ирина спустилась вниз. — Не хотите ли составить мне компанию? — кивнул он на раскрытые двери ресторана «Старый маньяк». — Что это у вас с лицом, хотите, угадаю?..
— Мне снова приснился старый граф Калю, — призналась Ирина, когда официантка приняла заказ и отошла. — В могиле, с червями, — шёпотом пояснила она. — Покрытый шёлковой лиловой шалью с кисточками.
У Круглика из глаза упал монокль.
— Вы говорили с ним, Ира? — Круглик убрал монокль в карман. — О чём, если не секрет?
— Нет, я от него убежала. — Ирина потыкала в горячую яичницу вилкой и не смогла проглотить ни кусочка. — «Дьябло! Дьябло!» — повторял он, как заведенный, — Ирина поёжилась. — Так страшно, мсье…
Круглик от неожиданности уронил вилку в солонку, и часть соли просыпалась на пол.
— Что вы взяли из замка, Ирочка?.. — тихо спросил он. — Знаете, я почти уверен, что вы стянули оттуда какое-нибудь колечко!
— Что?! — покраснела Ирина. — Я не понимаю, о чем вы?..
— Да ладно! Там на полу среди пыли столько всего валяется… Не обязательно золотое, но если вы даже медное колечко унесли оттуда, мой вам совет, отдайте его мне! — эксперт по древностям неожиданно чихнул.
— Вам? — засмеялась Ирина. — Будьте здоровы!
— Мне, — кивнул Круглик. — Я завтра же отвезу ваше колечко в замок, а вы будете спать спокойно. Слово эксперта.
— Как вам не стыдно, мсье? — отрезала Ирина. — Никакого колечка я не брала — это раз, и завтра мы улетаем в Москву — это два! Там-то я уж точно буду спать спокойно.
— Ира, не врите, — Круглик наклонил голову и стал похож на высохшего до состояния мумии борца сумо. — Всё очень серьёзно.
— О чем вы? — Ирина отпила молоко из чашки и вздохнула. — Я вас не понимаю, мсье…
Круглик покачал головой:
— Вы уедете в Москву, а кошмар поедет за вами… Ира, вполне возможно, вам из-за этого придется вернуться во Францию в ближайшее время, упрямая вы овечка! Вас замучают привидения замка, увидите, через неделю вы будете вскакивать по ночам и носиться с криками по вашей элитной квартире!
— Подождите, а с чего вы взяли, что она элитная? — рассердилась Ирина.
— Не то вы говорите, не то… Ваша фамилия не Овечкина, нет?.. — Круглик демонстративно зевнул. — Но я вас предупредил. Итак, куда поедем?.. Вы, кажется, туфли хотели купить? Ну, значит, поехали за туфлями!
Через час, перемерив кучу обуви, Ирина остановила свой выбор на классических туфлях «Диор» из искусственно состаренной телячьей кожи, к ним в комплекте прилагались сумка и перчатки.
— Мотовка! Да за такие деньги на блошином рынке можно мешок обуви купить, — не выдержал Круглик, когда они покидали магазин.
— Что вы брюзжите, мсье?.. Чем вы недовольны в этот-то раз? — возмутилась Ирина. — Я трачу деньги, которые заработала, между прочим.
Профессор пожал плечами и вздохнул.
— Ради бога, тратьте, но лучше бы отложили на чёрный день, — сгорбившись, махнул рукой он.
— Что-о-о?! На какой ещё чёрный день? Накаркаете ещё, — Ирина с сомнением взглянула на пакеты с покупками. — И знаете что, раз уж вы считаете меня клептоманкой, то, может быть, отвезёте в замок прямо сейчас?.. Я нечаянно прихватила с крыши одну безделицу…
Профессор пригвоздил Ирину уничижительным взглядом, и не стал медлить. На этот раз они проделали двухчасовой путь до замка в тягостном молчании. Ирина окончательно порвала свои старые туфли, пока они шли от места, где спрятали в зарослях мотоцикл к воротам в замок.
— Надеюсь, вы положите на место всё, что взяли, а то вам не сдобровать! — профессор раздраженно поцокал языком и дёрнул тяжёлую дверь на себя. Запахло могилой, и первое, что Ирина ощутила, было совсем не любопытство, как в первый раз, а сосущий под ложечкой страх, словно замок за время их отсутствия наполнился душами всех тех, кто жил тут когда-то.
— Не бросайте меня, как в прошлый раз, мсье Круглик, — хватая старика за руку, попросила Ирина.
— Что за истерика, право слово? — обиделся старик. — Идите за мной, не отставайте, вот и не почувствуете себя брошенной. Куда идём? На крышу?..
На крыше, куда они поднялись, пройдя весь замок насквозь, в цветах бродила лошадь — в золотом свечении… Круглик трижды хлопнул в ладоши, и лошадь исчезла вместе с бабочками и разноцветными хохлатыми птичками, кружащимися над ней. В воздухе остался лишь её хвост…
«Я сойду с ума! Что я тут делаю?!» — подумала Ирина и, глядя на хвост расширившимися от ужаса глазами, вытащила из кармана широкой юбки косточку в форме буквы Т, найденную в первый день посещения замка, и воткнула её в землю.
Круглик в это время ожесточённо хлопал в ладоши, но хвост лошади не исчезал, продолжая висеть в воздухе, как приклеенный.
— Страшно? — обернувшись, злорадно спросил Круглик. Выглядел он смертельно усталым. — Вот как я вас напугал… Больше ничего себе не оставили?
Верить во всю эту потустороннюю чушь глупо, утрамбовывая ногой землю, думала Ирина, но висящий в воздухе хвост лошади говорил об обратном.
— Согласитесь, вам ведь сразу стало легче? — услышала она голос профессора.
Круглик чутко смотрел на неё с края крыши, земля из-под его ног осыпалась вниз… Ирина кивнула и, ссутулившись, втиснулась в чердачный люк, оставив эксперта по древностям на краю крыши одного — в цветах и бабочках.
— Ирочка! — крикнул ей вслед старик. — Вы куда?.. Нам с вами уже ничего не грозит.
— Я хочу убежать отсюда быстрее! Мне очень стыдно перед вами, профессор, — ответила Ирина.
— Минуточку, Ирочка, — послышался надтреснутый голос Круглика, когда Ирина уже бежала к выходу из замка. — Вернитесь, я вам кое-что покажу, не пожалеете… Я здесь, в спальне!
И Ирина, чертыхаясь, вернулась, отыскав профессора по сквозняку из раскрытой двери спальни. Круглик стоял на коленях у огромного ложа под балдахином, и увлечённо шарил под ним… Ирина присмотрелась к тому, что старик выудил из-под ложа, и её разобрал смех — в руках эксперта древностей был фаянсовый ночной горшок на медных лапках.
— Запах древности!.. Понюхайте, Ирочка, так пах шестнадцатый век! — вдохновенно произнёс Круглик, открыв ночной горшок, и с добродушной улыбкой протягивая его Ирине.
— Нюхайте сами, — фыркнула Ирина. — Ну, вас, мсье!..
— Да он же пустой! — засунул голову в горшок эксперт. — Убедитесь сами.
— Тем более, — Ирина перестала смеяться и осмотрелась. На краю ложа лежал знакомый ей по первому визиту в замок лиловый палантин, от которого за версту несло дежа-вю.
— Ну, тогда поехали обратно, а то надвигается время нетопырей… — Круглик последний раз любовно оглядел ночную вазу, и бережно задвинул её туда, где она простояла несколько веков.
Почерневший от копоти портрет двух изысканных женщин с крупными носами, на который обратила внимание Ирина, выходя из спальни, висел немного криво.
— Вы видите жену и дочь маркиза Калю, — пояснил её провожатый, поправляя портрет. — Породистые дамы, не правда ли?..
«Одни носы чего стоят… Видимо, ночной горшок принадлежал одной из них», — догадалась Ирина, шагая за профессором к выходу из замка. И снова мсье Круглик тщательно прятал ключ в корнях дерева, а потом прокладывал палкой себе и Ирине дорогу среди непроходимых буераков, не забывая при этом рассказывать об обитателях замка Калю.
— Колдун Жиль купил себе титул сразу, как только разбогател. Какой титул?.. Маркиз Орор Жиль! А до того, как вплотную заняться колдовством, Жиль был наёмным убийцей, потом удачно вложил накопленное и сказочно разбогател… Куда вложил? — Круглик помолчал. — Может, в тюльпаны?.. Ирочка, мнения историков касательно состояния Жиля диаметрально расходятся! Многие полагают, Орор Жиль так и остался убийцей до конца своих дней. Другие считают, что его состояние — результат успешного колдовства. А третьи, Ирочка, уверены, что Жиль — честный человек… Кому верить?
Проделав большую часть пути, они устроили привал на краю скошенного луга.
— Все историки до единого отмечают, что и граф Калю отличался кровожадным нравом, — Круглик протянул Ирине фляжку с вином. — Отвинтите крышечку сами, Ирочка… Согласитесь, забавно, граф умер триста лет назад, а его помнят! Мало кого помнят через триста лет, Ирочка, да почти никого и не помнят… А ещё французы брешут, что все, кого убил граф Тьерри Калю, собираются в замке несколько раз в году!
— И что они там делают? — Ирина открыла фляжку и сделала глоток теплого бордо.
— Призраки?.. Видимо воют и дерутся! — загоготал знаток древностей.
— А вы их видели? — улыбнулась Ирина, отдавая фляжку. — Ну, кроме лошади?..
— Я же, в отличие от вас, никогда и ничего из замка не выносил, ну откуда я мог их видеть? — старик пожевал губами и добавил: — Я — законопослушный юноша!
— Да, ладно вам, мсье Круглик, кто старое помянет… — покраснела Ирина.
— Ирочка, знаете, мне бы хотелось понять… Ну, так как оба были горбаты — и граф Калю, и колдун Жиль, — Круглик помялся. — Как вы считаете, кого вы видели?..
— В образе поющего облака или летучей мыши?.. — уточнила Ирина, разглядывая свои порванные туфли.
— Ах, старый я дурак… Я же забыл вам показать их портреты! — Круглик выронил фляжку. — Забыл… Только сейчас я вдруг вспомнил, что забыл!
— Да какое это имеет значение, чьё было привидение? — махнула рукой Ирина.
— Не скажите, — Круглик, оседлав мотоцикл, протянул Ирине шлем. — Понимаете, Ира, если вас пугал Жиль, то ваши проблемы, к сожалению не закончились.
— Неужели, Жиль низвергнется с неба в образе нетопыря в Москве? — хмыкнула Ирина.
— Колдун Жиль может всё, и ничего в этом смешного нет, — Круглик помрачнел. — Вы точно ничего себе не оставили? Ни нитки, ни пуговицы?..
— Клянусь, мсье, — Ирина вывернула карманы.
— Тогда может всё и обойдется! — заводя мотоцикл, вздохнул Круглик. — Будем уповать на лучшее.
Была полночь, когда профессор высадил Ирину у знакомого дома на рю Муфтар. Подсвеченные лампочками контуры деревьев светлячками мигали в темноте и создавали иллюзию сказки.
— Спасибо, что подарили мне два чудесных дня, мсье Круглик! Вы самый обольстительный знаток древностей на свете… Можно на прощание поцеловать вас в сахарные уста? — спрыгнув с мотоцикла, Ирина повернулась к старику.
— Я устал, Ирочка, — Круглик вымученно улыбнулся и снял шлем. — Но если надумали целовать, то целуйте быстрей, а то я упаду с мотоцикла, — шёпотом добавил он.
Ирина поднялась по тёмной лестнице в мансарду и оцепенела — наперерез из темноты на неё быстро двигалась лиловая тень.
— Как ты меня напугала, Ира! — схватилась за сердце Байкалова. — Я думала, это взломщик.
— А вы меня! — не попадая зубом на зуб, Ирина отступила на лестницу, увидев в руке писательницы нож. — И почему на вас лиловый халат, как на привидении?..
— Нашла в шкафу, — Байкалова бросила взгляд в зеркало. — Заходи быстрее, давай я закрою дверь. Ты не забыла, что завтра мы уезжаем в Москву?..
ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ
Из люка желтого лимузина высовывалась рыжая голова ассистентки режиссера шоу «Ультиматум» — Леры Веселовой.
— Здравствуйте! — крикнула она. — Завтра съемки и мне будет спокойней, если я буду знать, что вы не сорвете съемочный день из-за того, что вас никто не встретил! Ух, ты, у вас два сына?.. Подарите мне одного? — Пашка, с ходу забравшись Лере на колени, уже вовсю «рулил».
— Паш, пойдешь к тете Лере жить? — наклонилась к Пашке бабушка.
Тот с серьёзным видом кивнул.
— Ему машина нравится, — прокомментировал Яшка. — Дай порулить, Паш!.. Ма, а когда ты машину купишь?
— Завтра, — вздохнула Ирина. — Пойду и куплю прямо завтра.
— Правда, мам? — обрадовался Яшка.
— Паш, иди на ручки к маме, — позвала Ирина. — Яша, а ты садись с бабушкой.
Через полчаса они подъезжали к Москве, и Ирина вдруг поняла, что всю неделю очень ждала возвращения домой. Пашка спал и вздыхал у неё на руках, Ирина взглянула на Леру, потом оглянулась на дремлющую Байкалову.
— Не опаздывайте завтра на работу! — Лера притормозила у светофора и повернулась к Ирине. — Со звездами на ТВ не церемонятся, несколько опозданий и место занято.
Ирина с мамой переглянулись.
— Спасибо, Лерка! — сказала Ирина.
— Пожалуйста, — пожала плечами та.
— Мам, а Париж в большой коробке? — спросил Яшка. — Мам, а мам?..