— Шах и мат?
Эуне задумчиво улыбнулся и выпустил голубоватое колечко дыма, сразу же устремившееся вверх:
— В следующее мгновение я почувствовал, что зажат железной хваткой, голова запрокинута к потолку, а в ухо мне шепчут: «Чувствуешь лезвие моего ножа, гадзо?» Действительно, я ощущал тонкое, острое как бритва лезвие, упершееся мне в горло и едва не вспоровшее кожу. Тебе когда-нибудь доводилось переживать подобное, Харри?
Харри мысленно сверился с реестром подобных ситуаций, в которых ему приходилось оказываться, однако точного соответствия так и не нашел. Он покачал головой.
— Чувствуешь себя, как выражаются некоторые мои пациенты, будто рыба, выброшенная из воды. Я до того испугался, что чуть не обмочился. А он продолжал шептать мне в ухо: «Положи своего короля, Эуне». Хватка чуть ослабла, чтобы я сумел поднять руку и смести с доски свои фигуры. Затем, все так же неожиданно, он меня отпустил. Снова заняв свое место за столом, он подождал, пока я приду в себя и отдышусь. «Какого дьявола, что это было?» — простонал я. «Это было ограбление банка, — отвечал он. — Сперва спланированное, затем осуществленное». С этими словами он раскрыл книгу, где, по его словам, зафиксировал ход партии, и показал мне. Но там был записан только мой первый ход и слова: «Белый король сдался». Затем он спросил: «Ну что, Эуне, это дает ответ на все твои вопросы?»
— И что ты ему ответил?
— Ничего. Я позвал надзирателя, который дожидался за дверью. Однако, прежде чем он отпер камеру, я все же задал Расколю последний вопрос. Чувствовал, что свихнусь, ломая голову, если не получу на него ответ прямо здесь и сейчас. Я спросил: «Ты бы это сделал? Перерезал бы мне глотку, если бы я не смахнул своего короля? Ради того чтобы выиграть идиотское пари?»
— И что же он ответил?
— Усмехнулся и спросил, знаю ли я, что такое предварительное программирование.
— Ну и?..
— Это все. Дверь открылась, и я ушел.
— А что он имел в виду под предварительным программированием?
Эуне отодвинул от себя чашку с чаем:
— Можно изначально запрограммировать свой мозг, чтобы он следовал определенной модели поведения. Мозг будет подавлять иные импульсы и, что бы ни случилось, соблюдать заранее определенные правила. Весьма полезная вещь в ситуациях, когда естественной реакцией мозга была бы паника. Например, когда парашют не раскрылся. Парашютист заранее программирует себя на совершение в этом случае определенных вынужденных действий.
— Или же поведение солдата в бою.
— Точно. Кстати, есть методы предварительного программирования, которые позволяют погрузить человека в столь глубокий транс, что даже самое радикальное внешнее воздействие не в состоянии из него вывести. Люди уподобляются живым роботам. Самое страшное, что достичь такого эффекта — заветной мечты любого генерала — необычайно просто, стоит лишь обладать нужной техникой.
— Ты это о гипнозе?
— Мне больше нравится называть это предварительным программированием — не так таинственно звучит. Все здесь сводится к разрешению и запрету на прием импульсов. Наиболее способные легко могут программировать самих себя — это называют самогипнозом. Коль скоро Расколь предварительно запрограммировал себя на убийство в случае, если я не положу своего короля, то он тем самым отрезал себе все пути к отступлению.
— Но он ведь все же тебя не убил.
— У всех программ существует своего рода кнопка отмены, некий пароль, разрушающий транс. В данном случае, вполне возможно, им был опрокинутый белый король.
— М-м. Впечатляет.
— Я вот к чему все это говорю…
— Кажется, я догадываюсь, — перебил Харри. — Грабитель с фотографии мог запрограммировать себя на убийство в случае, если управляющий не уложится в срок.
— Правила предварительного программирования могут быть довольно просты, — сказал Эуне, гася свой окурок в чашке и накрывая ее блюдцем. — Чтобы погрузить себя в транс, достаточно создать некую малую, логически завершенную систему, закрытую для проникновения каких-либо мыслей извне.
Положив на стол рядом с кофейной чашкой пятидесятикроновую купюру, Харри поднялся. Эуне молча дождался, пока он соберет фотографии, и лишь затем спросил:
— Сознайся, ведь ты ни на йоту не веришь в то, что я здесь тебе наплел, а?
— Абсолютно.
Эуне тоже встал и застегнул пиджак.
— Во что ты вообще веришь?
— В то, чему меня учит личный опыт, — ответил Харри. — В своей массе обычные бандиты, по меньшей мере, отнюдь не умнее меня — они выбирают наиболее простые решения, да и мотивы у них, как правило, незамысловатые. Короче говоря, на поверку все оказывается точно таким, каким кажется на первый взгляд. Готов поспорить, что этот наш налетчик либо наширялся до одури, либо отчаянно запаниковал. То, что он сделал, чертовски глупо, из чего я делаю вывод, что он к тому же еще и туп. Взять, к примеру, этого цыгана, которого ты, очевидно, считаешь изрядным ловкачом. Сколько лет к своему сроку он получил за то, что напал на тебя с ножом?
— Нисколько, — сардонически усмехнувшись, ответил Эуне.
— Как это?
— Никакого ножа не нашли.
— Мне казалось, ты говорил, что вы сидели с ним одни в запертой камере.
— Представь себе следующую ситуацию. Ты лежишь на пляже на животе и загораешь. Тут к тебе подходят приятели и говорят, чтобы ты не вздумал шевелиться — у тебя над спиной один из них держит совок с раскаленными углями. Вдруг ты слышишь, как кто-то из них ойкает, и в следующий момент чувствуешь, как на спину падают угольки и нещадно ее жгут. Приходилось тебе сталкиваться с чем-нибудь подобным?
В сознании Харри — до обидного быстро — промелькнули все картины его летних отпусков.
— Нет.
— В результате оказывается, что тебя разыграли и это всего лишь кусочки льда…
— Ну и что?
Эуне вздохнул:
— Порой мне очень бы хотелось знать, Харри, где же все-таки ты провел те тридцать пять лет, которые, как ты утверждаешь, прошли с момента твоего рождения.
Харри устало провел рукой по лицу:
— О'кей, так в чем суть-то, Эуне?
— В том, что опытный манипулятор может заставить тебя принять край сотенной купюры за лезвие ножа.
Глядя Харри прямо в глаза, блондинка пообещала солнечную погоду и легкую облачность ближе ко второй половине дня. Харри нажал кнопку, и картинка свернулась, превратившись в крохотную светящуюся точку в центре 14-дюймового экрана. Однако стоило ему только зажмуриться, как в сознании вспыхнуло изображение Стине Гретте в сопровождении эха слов репортера: «…в деле по-прежнему нет подозреваемых».
Харри снова открыл глаза и посмотрел на потухший экран, в котором отражалась комната. Он сам, старое зеленое кресло с высокой спинкой из «Лифта»[13]и пустой журнальный столик, украшенный кругами от донышек стаканов и бутылок. Все как всегда. Маленький телевизор стоял на полке между «Одинокой планетой: книгой о Таиланде» и стареньким «Атласом дорог», изданным еще Норвежским союзом предпринимателей, с тех самых пор как Харри здесь поселился. Несмотря на свой статус переносного, телевизор за последние семь лет не сдвинулся с места ни на метр. Харри довелось как-то читать о семилетнем синдроме: примерно через семь лет люди начинают стремиться переехать на новое место. Или поменять работу. Или спутника жизни. По себе он этого не замечал. Работа у него была все та же вот уже скоро десять лет. Харри посмотрел на часы. Анна сказала — в восемь.
Что же касается спутницы жизни, тут он никогда не заходил так далеко, чтобы иметь возможность убедиться в правильности данной теории. За исключением двух случаев, все его романы ограничивались тем, что сам Харри называл «шестинедельным утолением зуда». В чем крылась причина, он и сам не знал. Может, в том, что эти два исключения, когда он влюблялся по-настоящему, завершились трагически. А может, виноваты были две самые устойчивые его привязанности — страсть к расследованию убийств и тяга к алкоголю. Во всяком случае, еще до того, как год назад он повстречал Ракель, Харри и сам уже мало-помалу стал склоняться к мысли, что не создан для длительных отношений. Ему вдруг вспомнилась спальня в доме Ракели в Холменколлене — просторная, прохладная. Многозначительные взгляды и недомолвки за завтраком. Рисунок Олега на дверце холодильника: три фигурки, держащие друг друга за руки. Под одной из них — высокой, головой чуть ли не вровень с желтым солнцем, сияющим на безоблачном небе, — коряво нацарапано «Хари».
Харри поднялся с кресла, взял лежавший рядом с автоответчиком листок и решительно набрал номер на мобильнике. После четырех гудков на другом конце линии сняли трубку.
— Привет, Харри.
— Привет. Как ты догадалась, что это я?
Низкий приглушенный смешок:
— Ты где был все последние годы, а, Харри?
— Ну, здесь… там… а что? Неужели опять дурака свалял?
Она засмеялась на этот раз чуть громче.
— Ах да, ведь мой номер высветился у тебя на дисплее. И вправду идиот. — Харри чувствовал, что все это действительно звучит по-дурацки. Ничего, ему бы только суметь сказать то, ради чего он звонит, а там недолго и трубку бросить. Ну, раз, два, три — пора решаться. — Знаешь ли, Анна, по поводу этой нашей договоренности на сегодняшний вечер…
— Харри, не будь ребенком!
— Ребенком?
— Я тут такое карри готовлю, пальчики оближешь! Если боишься, что я буду тебя соблазнять, то должна разочаровать. Я рассчитываю пообедать, ну и поболтать потом пару часиков. Попробуем разобраться в двух-трех случаях недопонимания, оставшихся с тех пор, как мы виделись в последний раз. А может, и этого не будет. Просто посидим, посмеемся. Японе-чили, помнишь?
— А как же, конечно.
— Вот и прекрасно! Ровно в восемь, о'кей?
— Ну, я…
— Отлично.
Она положила трубку. Харри еще некоторое время рассматривал потухший экран мобильника.
Глава 8
Джелалабад
— Скоро я тебя убью, — сказал Харри, еще сильнее стискивая холодную сталь винтовки. — Мне хочется, чтобы тебе это было заранее известно. Подумай-ка над этим. А ну, раскрой рот!
Все окружавшие его были восковыми куклами. Неподвижными, бездушными, лишенными каких бы то ни было человеческих черт. Харри чувствовал, что его лицо под маской покрыто потом. Кровь стучала в висках, каждый удар отзывался тупой болью. Он не решался осмотреться, боясь встретить чей-либо осуждающий взгляд.
— Суй деньги в мешок, — приказал он безликому существу напротив. — А сам мешок клади себе на голову.
Безликий рассмеялся, Харри повернул свою винтовку и попытался ударить его прикладом в голову, но промахнулся. Все прочие, находящиеся в помещении, тоже начали смеяться. Харри наконец решился и оглядел их сквозь неровные прорези маски. Оказывается, он всех их знал. Девушка в соседнем окошке похожа на Биргитту. Чернокожий у автомата с талонами на очередь — Харри мог бы в этом поклясться — вылитый Эндрю. А седая дама с детской коляской…
— Мама? — едва слышно шепнул он.
— Так ты берешь деньги или нет? — спросил безликий. — Осталось двадцать пять секунд.
— Сколько осталось времени, здесь решаю я! — рявкнул Харри, снова всаживая ствол винтовки в черный провал рта безликого. — Я так и знал, что это ты. Готовься, через шесть секунд ты умрешь. Так бойся же!
Изо рта безликого на тоненькой ниточке свисал выбитый зуб, обильно текла кровь. Но отвечал он, словно не замечая этого:
— Мне представляется абсолютно недопустимым распоряжаться временем и средствами исходя исключительно из личностных соображений.
Где-то упорно продолжал звонить телефон.
— Ну же, испугайся! Бойся, черт возьми, так, как боялась она!
— Осторожно, Харри, не позволяй этому стать твоей идеей фикс. — Харри почувствовал, как челюсти безликого плющат ствол винтовки.
— Она ведь была моим партнером, напарницей! Слышишь ты, сволочь! Моим лучшим… — Маска залепляла Харри рот, мешала дышать. А безликий, несмотря на торчащий во рту ствол винтовки, как ни в чем не бывало продолжал молоть чепуху:
— Взял и откосил.
— …другом. — Харри до отказа вдавил спусковой крючок. Ничего не произошло. Он открыл глаза.
Первой мыслью Харри было, что он на мгновение отключился. Он сидел все в том же зеленом кресле с высокой спинкой, уставившись в потухший телеэкран. Вот только одежда. Он был с головой укрыт плащом. Даже во рту чувствовался неприятный привкус мокрой ткани. Да и комнату теперь заливал яркий дневной свет. Удары кувалды. С безжалостной точностью они раз за разом попадали в некий нерв, расположенный за глазным яблоком, отдаваясь в нем неправдоподобно острой и в то же время привычной болью. Он попытался напрячься и вспомнить. Завис у «Шрёдера»? Начал пить у Анны? Однако, как он и боялся, в памяти зиял провал. Он еще помнил, как после телефонного разговора с Анной присел здесь, в комнате. Далее — пустота. В этот момент остро напомнило о себе содержимое желудка. Харри успел перегнуться через подлокотник кресла, и его вырвало прямо на паркет. Со стоном прикрыв глаза, он попытался отогнать от себя настойчивые звонки телефона. Когда включился автоответчик, Харри уже снова крепко спал.
Время мелькало короткими отрезками, как будто кто-то разрезал его ножницами на мелкие кусочки и ронял их с неравными промежутками. Вновь проснувшись, Харри не стал торопиться открывать глаза. Сначала он попытался прислушаться к своему состоянию, тщетно надеясь найти какие-нибудь перемены к лучшему. Удары молота рассредоточились по несколько большей площади, в комнате воняло рвотой, он точно знал, что больше заснуть ему не удастся. Вот, пожалуй, и все изменения. Досчитав до трех, он поднялся, проковылял восемь шагов, отделявших кресло от ванной, и снова опорожнил желудок. Крепко держась за бачок унитаза, он дождался, пока восстановится дыхание, с удивлением разглядывая собственную блевотину: в желтой однородной массе, стекавшей в унитаз, видны были микроскопические красные и зеленые комочки. Зацепив красный комочек большим и указательным пальцами, он промыл его под краном и поднес поближе к свету. Затем осторожно положил в рот и разжевал. Ощутив жгучий вкус японе-чили, скривился. Тщательно вымыл лицо и выпрямился. Физиономию, смотревшую на него из зеркала, украшал чудовищных размеров синяк. Когда он включал автоответчик, свет, заливающий комнату, неприятно резанул по глазам.
«Это Беате Лённ. Надеюсь, не помешала, но Иварссон велел мне немедленно всех обзвонить. Произошло еще одно ограбление. Отделение Норвежского банка, расположенное между Фрогнер-паркен и Майорстюакрюссет».
Глава 9
Туман
Солнце скрылось за низкими серовато-стальными облаками, наползающими со стороны Осло-фьорда под неистовыми порывами южного ветра — явной увертюрой к приближающемуся дождю. Каждый шквал сопровождался неистовым свистом водосточных желобов и оглушительными хлопками маркиз на Киркевейен. Деревья стояли совершенно голые; Осло являл собой сплошную черно-белую картину — как будто кто-то высосал из города все краски. Придерживая полы плаща руками, засунутыми глубоко в карманы, и упрямо пригнув голову, Харри шагал навстречу ветру. Он уже успел отметить, что последняя остававшаяся пуговица где-то потерялась — вероятно, еще накануне вечером или ночью. Причем эта потеря была вовсе не единственной. Собравшись позвонить Анне, чтобы та помогла восстановить картину минувшего вечера, он обнаружил, что исчез также и мобильник. Когда же он наконец додумался перезвонить ей с обычного аппарата, голос в трубке, смутно напомнивший Харри голос кого-то из телеведущих прежних лет, поведал, что вызываемый им абонент в настоящее время недоступен, однако он может оставить свой номер или же сообщение. От последнего он, впрочем, воздержался.
Он относительно быстро пришел в себя и на удивление легко справился с желанием продолжить где-нибудь в «Винмонополе» или у «Шрёдера». Вместо этого он принял душ, переоделся и зашагал по Софиес-гате мимо стадиона «Бишлет», миновал Пилестреде, Стенспаркен и вышел на Майорстюа. На ходу он пытался понять, что же такое он пил накануне. Вместо болезненных спазмов желудка — явных признаков употребления «Джима Бима» — все органы чувств, казалось, окутала густая пелена липкого тумана, развеять который, как выяснилось, не могли даже самые резкие порывы свежего ветра.
У отделения Норвежского банка стояли две полицейские машины с включенными синими мигалками. Харри продемонстрировал свое удостоверение одному из одетых в форму патрульных в оцеплении, нырнул под натянутую ленту и направился к входу в банк, где Вебер беседовал с кем-то из своих сотрудников из криминалистической лаборатории.
— А, старший инспектор, добрый вечер, — поздоровался Вебер, делая особое ударение на слове «вечер». При виде синяка, украшавшего физиономию Харри, он вскинул бровь. — Что, жена дерется?
Не найдясь сразу, что ответить, Харри щелчком извлек из пачки сигарету:
— Ну и что у нас здесь?
— Парень в маске с винтовкой AG-3.
— Естественно, пташка упорхнула?
— Преспокойно.
— Свидетелей кто-нибудь опросил?
— Ли и Ли в Управлении как раз заняты этим.
— Какие-нибудь детали самого ограбления?
— Налетчик дал женщине-управляющей двадцать пять секунд на то, чтобы открыть банкомат, а сам в это время приставил винтовку к голове одной из служащих.
— И заставил ее говорить вместо себя?
— Угу. А когда ворвался в банк, молол все ту же чушь по-английски.
— This is a robbery, don't move! — прозвучало у них за спиной в сопровождении короткого отрывистого смешка. — Право, весьма любезно, что ты все же сумел выбраться, Холе. Ох, неужели в ванной поскользнулся?
Харри одной рукой поднес зажигалку к своей сигарете и прикурил, а другой одновременно протянул пачку Иварссону. Тот покачал головой:
— Дурная привычка, Холе.
— Верно, — откликнулся Харри, пряча пачку «кэмела» во внутренний карман. — Никогда не предлагай свой сигареты джентльмену — исходи из того, что он курит собственные. Бенджамин Франклин.
— Правда? — Иварссон старательно делал вид, что не замечает ухмылку Вебера. — Успел поднабраться, а, Холе? Ну теперь-то тебе ясно, что наш грабитель нанес новый удар — в точности как мы и предполагали?
— И откуда ты взял, что это именно он?
— Полагаю, ты видишь, что это точная копия ограбления банка «Нордеа» на Бугстадвейен?
— Разве? — Харри глубоко затянулся. — В чем же сходство?
На мгновение взгляды Иварссона и Харри скрестились. Сверкнул крокодилий оскал.
— Управляющая оказалась расторопной, — вмешался Вебер. — Ухитрилась опорожнить банкомат за двадцать секунд.
— Так что никаких жертв, никаких убийств, — подхватил Иварссон. — Что, разочарован?
— Нет, — ответил Харри, выпуская сигаретный дым из ноздрей. Порыв ветра тут же развеял его, не оставив и следа. Туман в голове, однако, рассеиваться не собирался.
Услышав, что кто-то вошел, Халворсен отвлекся от «Сильвии».
— Высокооктановый эспрессо, пронто, — буркнул Харри, плюхаясь в кресло.
— С добрым утром, босс, — откликнулся Халворсен. — Паршиво выглядишь.
Харри уткнулся лицом в ладони:
— Ни черта не помню, что было вчера вечером. Не знаю, что именно я пил, но клянусь, никогда больше этой дряни в рот не возьму.
Посмотрев на коллегу в щелку между пальцами, он увидел, что тот всерьез озабочен — лоб прочертила глубокая морщина.
— Да расслабься ты, Халворсен, — это просто несчастный случай. Сейчас я трезв как стеклышко.
— Так что все же случилось?
— Судя по содержимому желудка, я пообедал со старым приятелем. Несколько раз звонил, чтобы получить подтверждение, но она не отзывается.
— Она?
— Да. Она.
— Может, жестокие полицейские игры? — осторожно поинтересовался Халворсен.
— Займись-ка лучше кофе, — хмуро посоветовал Харри. — Просто старая пассия. Все было абсолютно невинно.
— Откуда ты знаешь, ведь ты же ничего не помнишь?
Харри пощупал небритый подбородок. Вспомнилось, как некогда Анна говорила, что умела лишь служить катализатором тех пристрастий, которые уже имеются. Не очень-то это успокаивало. В памяти понемногу начали всплывать отдельные детали. Черное платье. На Анне было черное платье. Он лежит на лестнице. Какая-то женщина помогает ему подняться. У нее лишь половина лица. Как на одном из портретов Анны.
— У меня часто бывают провалы в памяти, — сказал Харри. — Это еще не худший вариант.
— А с глазом что?
— Наверняка стукнулся о кухонную полку, когда вернулся домой, или что-то в этом роде.
— Не хотелось бы тебя расстраивать, Харри, но это выглядит посерьезнее, чем какая-то кухонная полка.
— А что, — сказал Харри, обеими руками принимая чашку кофе, — разве я выгляжу расстроенным? В пьяном виде я дерусь только с теми, кто мне и по трезвяку не нравится.
— Кстати, Мёллер просил тебе передать, что, похоже, все образуется, вот только не сказал, что именно.
Харри сделал глоток эспрессо, несколько мгновений подержал кофе во рту и лишь затем проглотил:
— Ладно, Халворсен, успокойся, не бери в голову.
Новое ограбление подверглось детальному разбору на совещании следственной группы, которое состоялось тем же вечером в здании Управления полиции Осло. Дидрик Гудмундсон доложил, что с момента, когда сработала сигнализация, до прибытия полиции прошло три минуты, однако налетчик уже успел покинуть место преступления. Немедленно было образовано внутреннее кольцо оцепления — патрульные автомобили перекрыли все близлежащие улицы. Вслед за этим в течение десяти минут было организовано и внешнее кольцо — перекрыты важнейшие транспортные магистрали: шоссе Е-18 у Форнебю, третье кольцо близ Уллевола, Тронхеймсвейен возле акерской больницы, Гринивейен вблизи Рюа и перекресток на площади Карла Бернера.
— Мне бы хотелось назвать это кольцо железным, однако все вы знаете, как на сегодня у нас обстоят дела с личным составом.
Один из свидетелей, допрошенных Туриль Ли, показал, что мужчина в шапочке садился на пассажирское сиденье белого «опеля асконы», стоявшего с включенным двигателем на Майорстюавейен. Автомобиль свернул налево на Якоб-Ольсгате. Магнус Риан доложил, что еще один свидетель видел, как белый автомобиль — возможно, «опель» — въехал в гараж на Виндерен, а вслед за этим оттуда выехал синий «вольво». Иварссон посмотрел на карту, висящую на штативе поверх отрывных листов.
— А почему бы и нет? Ула, объяви-ка в розыск еще и синий «вольво».
— Есть три волокна ткани, — сказал Вебер. — Два со стойки, там, где он через нее перескочил, и одно с двери.
— Йесс! — сжав кулак, Иварссон сделал им характерный энергичный жест. В продолжение всех докладов он расхаживал вокруг стола за спинами собравшихся, чем жутко раздражал Харри.
— Теперь нам осталось только подыскать кандидатуры. Как только Беате закончит редактировать видеозапись ограбления, сразу же поместим ее в Интернет.
— Думаешь, это хорошая мысль? — с сомнением в голосе поинтересовался Харри и отодвинул свой стул к стене, перегородив Иварссону дорогу.
Начальник отдела удивленно посмотрел на него:
— Хорошая — не хорошая. Ничего не имею против, если кто-то сообщит нам, что узнал человека на видео.
— А помните, — вмешался Ула, — ту мамашу, что позвонила и заявила, будто узнала своего сына на пленке с записью ограбления, сброшенной нами в Интернет? А потом выяснилось, что он уже давно сидит за другое ограбление.
Взрыв хохота. Иварссон тоже улыбнулся.
— И тем не менее мы никогда не говорим «нет» ни одному новому свидетелю, Холе.
— И ни одному имитатору? — Харри закинул руки за голову и прогнулся.
— Имитатору? Да брось ты, Холе.
— Почему же? Задумай я когда-нибудь взять банк, уж постарался бы в точности скопировать манеру самого знаменитого налетчика страны, чтобы перевести все стрелки на него. А ведь все детали ограбления на Бугстадвейен были доступны через Интернет.
Иварссон покачал головой:
— Боюсь, Холе, что в реальном мире обычный грабитель вовсе не такая утонченная натура. Может, кто-нибудь желает объяснить убойному отделу, что именно наиболее типично для всех серийных грабителей? Нет? Ну что же. Они всегда — и при этом с болезненной пунктуальностью — повторяют те же самые действия, что и во время своей предыдущей удавшейся попытки. Лишь если что-то срывается — то есть грабителю либо не удается получить деньги, либо его задерживают, — он наконец решается сменить свой обычный почерк.
— Что отчасти подтверждает твою точку зрения, однако отнюдь не опровергает мою, — подхватил Харри.
Иварссон обвел глазами всех сидящих за столом, будто прося о помощи.
— Ну ладно, Холе. Ты получишь шанс лично проверить все свои теории. Я как раз принял решение об апробации новой рабочей методики. В соответствии с ней создается самостоятельное подразделение, работающее параллельно с основной следственной группой, но при этом независимо от нее. Эту идею я позаимствовал у ФБР. Главная мысль ее в том, чтобы избежать одностороннего подхода к делу, что зачастую наблюдается в больших следственных бригадах, где сознательно — или бессознательно — исповедуются достаточно шаблонные методы работы. Такая группа может внести новую, свежую струю, ибо работает в автономном режиме, независимо от остальной части бригады. Данная методика показала себя эффективной при расследовании особо сложных дел. Думаю, большинство согласится со мной, что Харри Холе обладает достаточной квалификацией, чтобы войти в подобное подразделение.
Послышались тихие смешки. Иварссон остановился за спиной у Беате:
— Беате, ты составишь Холе компанию.
Беате покраснела. Иварссон по-отечески положил ладонь ей на плечо:
— Если что-то не будет складываться, ты всегда сможешь просто отказаться.
— Я тогда сам откажусь, — пообещал Харри.
Харри уже вроде бы начал отпирать подъезд, как вдруг внезапно передумал и решительным шагом преодолел те десять метров, что отделяли парадное от крохотного продуктового магазинчика, куда Али как раз убирал стоявшие на тротуаре ящики с овощами и фруктами.
— Привет, Харри! Ну как форма, лучше? — Али оскалился во весь рот, и Харри на мгновение даже зажмурился. Стало быть, его опасения были не напрасны.
— Так ты что, Али, помогал мне?
— Только подняться по лестнице до квартиры. Когда нам наконец удалось отпереть дверь, ты сказал, что дальше справишься сам.
— А как я сюда добрался? Пешком или…
— На такси. Между прочим, ты должен мне сто двадцать крон.
Харри застонал и вслед за Али вошел внутрь его заведения.
— Мне очень жаль, Али, ей-богу. Будь добр, расскажи покороче, пропуская мучительные подробности.
— Вы с водителем стояли посреди улицы и скандалили. А у нас спальня как раз сюда выходит. — Его физиономия снова расплылась в улыбке. — Какой урод придумал спальни с окнами на улицу?
— И когда это было?
— Ночью.
— Али, ты встаешь в пять утра, так что непонятно, что ты имеешь в виду, говоря «ночью».
— Самое раннее — в половине двенадцатого.
Слушая, как Харри сбивчиво обещает, что такое больше не повторится, Али кивал головой чуть не на каждое слово с видом человека, знающего все это практически наизусть. Харри выразил желание отблагодарить Али за хлопоты, и тот ответил, что Харри мог бы уступить ему свой пустой чулан в подвале. Пообещав еще раз хорошенько обдумать этот вопрос, Харри отдал Али долг за такси, а также расплатился за прихваченные в магазинчике бутылку колы и пакетик с макаронами и фрикадельками.
— Ну вот, теперь мы в расчете, — сказал Харри, отсчитав деньги.
Али покачал головой:
— Коллективный взнос за три месяца — потребовал этот управдом, бухгалтер и ремонтник в одном лице.
— О черт, совсем забыл!
— Эриксен, — улыбнулся еще шире Али.
— А это еще кто?
— Летом я получил письмо от некоего Эриксена. Он просил выслать номера счетов, на которые он мог бы перечислить свою часть коллективных взносов за май и июнь семьдесят второго года. Считает, что именно это мешает ему спокойно спать последние тридцать лет. Я ответил, что сейчас в нашем доме не осталось никого, кто бы его помнил, так что он вполне может забыть об этом долге. — С этими словами Али направил на Харри свой указующий перст. — Однако к тебе это вовсе не относится.
Харри клятвенно поднял правую руку:
— Обещаю, завтра же оплачу квитанцию.
Поднявшись к себе, Харри первым делом снова набрал номер Анны. Снова тот же женский голос автоответчика. Однако как раз в тот момент, когда он выложил содержимое принесенного с собой пакета на шипящую сковороду, телефон зазвонил. Метнувшись в прихожую, он схватил трубку.
— Алло! — едва не крикнул он.
— Привет! — В хорошо знакомом ему женском голосе на том конце линии звучали нотки удивления.
— А, это ты.
— Ну да, а ты думал кто?
Харри с досадой зажмурился.
— Да так, один коллега. У нас тут новое ограбление. — Каждое слово оставляло во рту жгучую горечь разлившейся желчи пополам с чили. Снова вернулась глухая пульсирующая головная боль.
— Я пыталась звонить тебе на мобильный, — сказала Ракель.
— Я его потерял.
— Потерял?
— Где-то оставил или украли, не знаю, Ракель.
— Харри, у тебя что-то не так?
— Не так?
— Я по голосу слышу, ты как-то… возбужден.
— Видишь ли, я…
— Да?
Харри тяжело вздохнул.
— Ладно, а как там у вас, дело продвигается?