Мот некоторое время сидел молча и вспоминал рассказы Джека, в которых упоминался этот горшок, или котелок, как бы его ни называли. Коди и Ворон. А теперь еще и кукушки. И история Кэти, о которой они сегодня даже не вспомнили. Трудно поверить, что все это происходит здесь и сейчас, в реальном мире, а не в какой‑то фантастической истории. Но потом он вспомнил о Хэнке и его приключениях, о зажившем шраме, которого еще накануне не было на его плече. Мир определенно переменился. Его границы заметно расширились по сравнению с недавними представлениями Мота. Совершенно неожиданно Мот оказался на незнакомой территории.
– А мы можем что‑то предпринять? – спросил он.
Джек неопределенно пожал плечами:
– Передай Хэнку, чтобы соблюдал осторожность. Он влез в это дело, и его может затянуть так глубоко, что выбраться на поверхность окажется не под силу.
Мот вдруг понял, что ему недостает терпения Хэнка.
– А не мог бы ты объяснить мне происходящее более подробно?
– Если бы мог, непременно сказал бы. Ты не нашей крови, но принадлежишь к семье. Если я что‑то услышу, я тебе передам.
Разговор затих. Джек сосредоточенно курил трубку, Кэти вернулась в свое прежнее состояние и стала почти невидимой. Мот вздохнул. Теперь вопросов у него было даже больше, чем в тот момент, когда он разыскал Джека и Кэти на берегу реки.
Спустя некоторое время он собрался уходить. Но прежде Мот прикоснулся к плечу Кэти, почти ожидая, что его пальцы сомкнутся в пустоте. Однако его рука ощутила ткань футболки и теплое плечо под ней.
– То, что сказал Хэнк, – произнес он, – относится ко всем нам.
Кэти на секунду прикрыла его пальцы своей ладонью, но ничего не сказала. Да ей и не надо было ничего говорить, Мот и так все понял.
– В любое время, – добавил он.
Она отвела свою руку, и он поднялся.
– Надеюсь, вы еще успеете что‑нибудь поймать, – сказал он перед самым уходом. – И угостите вечером жареной рыбой.
Джек улыбнулся в ответ:
– Рыба из магазина ничуть не хуже, и ты это знаешь.
– Конечно знаю, – ответил Мот. – Как я понимаю, лучшая рыба – это та, которую для тебя поймал кто‑то другой.
Даже уходя, он все еще слышал негромкий смех Джека за спиной.
Ко времени ленча Керри изрядно устала, но не утратила хорошего настроения. А это было для нее своеобразным достижением. Керри осознала это, когда они встали в очередь перед дверью «Рыжего льва», чтобы дождаться мест за столиком. От бесконечных улыбок и смеха у нее даже заболели скулы.
Вероятно, из‑за воскресного дня посетителей в ресторане было больше, чем обычно.
– Ничего, ничего, так бывает, – ответила Энни на ее удивленное замечание, – все из‑за выходного дня. Люди шатаются без дела, а это самое подходящее место, чтобы перекусить.
Керри про себя решила, что так оно и есть. Большая часть столиков, доступная ее взгляду, была занята, причем посетители в равной степени принадлежали как к высшему классу, так и к кругу богемы, но никаких признаков отчуждения между ними не было заметно. Нижний Кроуси в миниатюре. Керри могла причислить себя и своих спутников ко второй группе. Музыкант, писатель, он же ювелир, и… а кто же она? В данный момент это не имело значения. Хватит и того, что она здесь, наслаждается атмосферой английского паба, спокойным журчанием голосов и приятным запахом хорошей кухни.
Как давно она не чувствовала себя такой счастливой? Керри не могла даже вспомнить. Вероятно, это было до того, как ее семья решила переехать на побережье, до того, как начались неприятности. За последние десять лет ни дня, даже если он проходил без происшествий, Керри не была счастлива, так что теперь она в полной мере наслаждалась подарком судьбы и не желала задумываться о возможных неприятностях впоследствии.
Легкое настроение в немалой степени было обусловлено приятной компанией Рори и Энни, но и без заслуг самой Керри тут не обошлось. Переезд в незнакомое место мог послужить хорошим началом нормализации ее жизни. В этом городе у нее не было прошлого. Люди считали ее такой, какой она им представлялась, и не ожидали ничего странного. Никто не ходил вокруг нее на цыпочках в ожидании очередного приступа. Она и ее новые друзья постепенно узнавали друг друга исходя из сегодняшнего поведения, а не по сведениям из прошлого. Керри могла стать кем угодно, и кто знает, может, она сумеет убедить и себя саму, что она не такая, как прежде.
– Ну посмотрим, – произнес Рори, когда они наконец‑то сели за столик.
Он вытащил из кармана помятый листок бумаги и тщательно расправил его на столе поверх меню.
– Похоже, нам осталось только закупить продукты в бакалейной лавке.
За первую половину дня они умудрились приобрести кухонный стол с тремя разномастными стульями, красивый антикварный комод под белье в спальню и маленький книжный шкаф, отчаянно нуждающийся в починке.
– Кто знает, кому он принадлежал до сих пор?! – воскликнула Энни после того, как они обнаружили за стопкой полотен этот предмет мебели, выкрашенный в нелепый ядовито‑зеленый цвет. – Может, клоуну?
Кроме того, Керри получила несколько ящиков из‑под фруктов, которые могли служить тумбочками и журнальными столиками, портативную магнитолу и небольшой вязаный коврик. На все это ушло меньше двухсот долларов.
– Не могу поверить, что столько мебели можно приобрести на такую сумму! – без конца восклицала Керри.
Хоть они за эти несколько часов и обошли больше антикварных магазинчиков и лавок старьевщиков, чем она не то что посетила, а просто видела за свою жизнь, но все же Керри не переставала удивляться. Она успела заметить ценник на комоде до того, как Энни увела хозяина магазина в его пыльный кабинет, чтобы потолковать о цене. За один этот комод просили больше сотни. По крайней мере, до тех пор, пока Энни не начала торговаться.
– Пользуйся случаем, раз уж ты ходишь по магазинам вместе с Энни, – сказал ей Рори. – Люди из кожи вон лезут, лишь бы предоставить ей скидку.
– Ну что тут скажешь, – усмехнулась Энни. – Слава бежит впереди меня.
– Не слава, а скандальная репутация, – поддразнил ее Рори. – А это не одно и то же.
– А какую музыку ты пишешь? – спросила Керри.
– Я подарю тебе на новоселье копию последнего диска, и тогда ты сама сможешь определить.
– О, что ты, – воскликнула Керри. – Вы оба и так слишком много для меня сделали.
– Занавески, – прервала ее Энни. – Мы еще не купили портьеры или хотя бы тюль. И цветок на подоконник. В каждом доме должны быть цветы.
Рори тут же записал ее предложения на листке.
– Если уж мы начали, – продолжила Энни, – надо все сделать как следует.
– Да, но…
Энни покачала пальцем перед носом Керри:
– Ничего не хочу слышать.
– Временами она бывает похожа на буйного психа, – преувеличенно громким шепотом произнес Рори. – Надо во всем с ней соглашаться, а потом поступать, как хочешь. Поверь, так намного проще.
– Я все слышу, – вмешалась Энни.
– Так и было задумано, – улыбнулся Рори. – Кто‑то должен сказать тебе правду.
– Довольно откровенно, – признала Энни. – Но буйный псих? Тебе не кажется, что это немного преувеличено? По‑моему, я не настолько деспотична.
– Но тебе нравится командовать.
– Такова моя натура. Ты не можешь ее переделать. А то тебе захочется изменить и поведение девчонок‑ворон.
– Я только могу пожелать удачи любому, кто за это возьмется.
– Не увиливай от разговора, – сказала ему Энни и обернулась к Керри. – Ты же не думаешь, что я одержима властью?
Как раз в этот момент, к счастью, подошел официант, так что Керри лишь покачала головой.
Ей нравилась эта перепалка между двумя друзьями. Как здорово говорить все, что вздумается, и не заботиться о тщательном выборе каждого слова. Неприятные воспоминания снова овладели ею, вызвав образ напряженно застывшей за столом женщины, бесстрастное, словно неживое лицо, на котором были выразительными только глаза – они пристально оценивали и взвешивали каждое произнесенное слово и интонацию. Керри словно наяву услышала скрипучий голос женщины напротив: «И что ты подразумеваешь под словом „нормальный“?»
Керри мысленно приказала себе не думать о прошлом и постаралась сосредоточиться на настоящем моменте.
– Могу я вам что‑нибудь предложить? – спросил официант.
Энни подняла голову и просияла ослепительной улыбкой.
– Конечно, – ответила она. – Но у меня имеется вопрос относительно горячих блюд.
– Пожалуйста. Что вы хотите узнать?
Керри мгновенно прониклась симпатией к официанту. Он был совсем молод, не старше двадцати лет. Привлекательный юноша с ясным, приветливым взглядом, пучком темных волос на затылке и хорошо развитой мускулатурой. Он вел себя настолько доброжелательно, что Керри не могла понять намерения Энни поставить его в неловкое положение.
– Откуда вы получаете мясо? – задала свой вопрос Энни.
– Мясо? – удивленно переспросил парень.
– Ну да, – кивнула Энни. – Цыплят, свинину… – Она заглянула в меню. – Говядину и баранину.
– Я не уверен, что понял вопрос.
– Были ли животные выращены специально для заготовки мяса, или вы их просто нашли?
– Как это нашли?
– Очень просто. Например, сбитых машиной.
Керри от всей души сочувствовала официанту. Она повернулась к Рори, но он только пожал плечами, давая знать, что видел все это раньше.
– Я могу вас заверить, что все продукты у нас проходят государственный контроль.
– Вот как. – По мнению Керри, Энни была разочарована. – Тогда я попрошу «салат Цезарь» и кусочек ветчины.
Эти слова напомнили Керри сегодняшний завтрак, когда Мэйда – или это была Зия? – съела все персики с тарелки и только понюхала ломтик ветчины, который сама же и попросила. «Мне нравится только его запах, – объяснила она, – а совсем не вкус». В ее словах было не больше смысла, чем в заказе Энни. Что она собирается делать с этой ветчиной? Нюхать, как Мэйда?
Официант тоже ничего не понял. Некоторое время он колебался, но все же решил не возражать.
– А для вас? – спросил он Керри, аккуратно записав пожелания Энни в блокнот.
Керри заказала горячие бутерброды с сыром и ветчиной, чем вызвала гримасу на лице Энни, а Рори попросил принести главное блюдо дня – пасту из морепродуктов. Как только Энни удалилась в дамскую комнату, Керри повернулась к Рори.
– Для чего весь этот спектакль? – спросила она.
– Это в духе Энни, – ответил он. – Никогда невозможно предугадать, что она выкинет. Я уже давно отказался от попыток предсказать ее поведение.
– Но что значат ее вопросы относительно мяса? Это было так странно.
Рори кивнул.
Керри внезапно осенила догадка.
– Интересно, что бы произошло, если б официант сказал, что животные были сбиты машиной?
– Может, тогда она заказала бы мясное блюдо.
Керри рассмеялась, но на лице Рори не было и тени улыбки.
– Ты ведь сказал это не всерьез?
– Я не знаю. Бог свидетель, я люблю женщин, но иногда они ведут себя очень странно.
– Мне стало жаль официанта.
– Это не должно тебя смущать. Однажды при мне Энни сказала нищенке, чтобы та хорошенько помяла фольгу в подкладке своей шляпки, поскольку гладкая поверхность пленки может образовывать особые лучи, способные поразить мозг. Бедная женщина перепугалась не на шутку. Я хочу сказать, что человек в здравом уме не станет так поступать.
От случайно произнесенных слов Керри пробрала дрожь. Она поймала себя на том, что сомневается, а в здравом ли уме она сама.
– А когда я спросил, зачем она это делает, – продолжал Рори, – она ответила, что для той женщины ее слова являются истиной. – Он вздохнул и немного наклонился вперед. – Ты скоро поймешь, что все жильцы «Вороньего гнезда» имеют свои странности. Конечно, они не представляют никакой опасности, хотя я признаю, что Брэндон иногда впадает в ярость. Я просто хотел тебя предупредить, что твои новые соседи могут значительно отличаться от прежних знакомых.
«Могу поспорить, что так оно и есть», – сказала про себя Керри, но вслух задала очередной вопрос:
– А кто такой Брэндон?
– Он живет в маленьком домике на заднем дворе, занимает квартиру на втором этаже. Тетушки живут в квартире под ним. Люций и Хлоя занимают третий этаж в нашем доме.
– Так они муж и жена?
– Не хочу даже думать об этом.
– Что ты имеешь в виду?
– Сама поймешь, – пожал плечами Рори. – Но с тех пор, как умер Поль, в доме больше никого нет, хватает и нас троих.
– Поль занимал комнаты, в которых теперь живу я? – спросила Керри.
– Да. Они с Энни были очень близки – лучшие друзья.
– Она, вероятно, до сих пор скучает по нему.
Рори кивнул:
– Мы все по нему скучаем, он был хорошим парнем, но Энни и Брэндон переживают тяжелее остальных. – Несколько секунд Рори помолчал. – В любом случае за неделю ты познакомишься со всеми жильцами. – Он усмехнулся и добавил: – Хотя с девчонками‑воронами ты уже познакомилась.
– Теми, кто живет на дереве.
Керри произнесла эти слова с улыбкой, но сразу же вспомнила о предыдущем разговоре с ними, не столько о словах, сколько о странном ощущении и печальном настроении, вызванном этими словами. На мгновение у нее закружилась голова, Керри глубоко вдохнула и медленно выдохнула воздух из легких. Рори, казалось, ничего не заметил.
– Теми, кто, возможно, живет на дереве, – поправил он.
В его голосе девушке почудились странные нотки.
Снова какие‑то тайны, решила она.
– Кто это, возможно, живет на дереве? – спросила Энни, занимая свое место за столиком.
– Мэйда и Зия, – ответил Рори. – Те, кто отравляет мне жизнь.
Энни засмеялась:
– Не стоит им потакать. Они изводят тебя только потому, что ты все спускаешь им с рук. – Она не стала дожидаться его ответа и повернулась к Керри. – Ну как, ты все еще раздумываешь, записаться или нет, или уже зарегистрировалась в университете?
– Как ты узнала, что я собираюсь учиться?
– Мне сказала Хлоя.
– Вот как. – Объяснение оказалось вполне разумным. – Надо бы мне подняться наверх и познакомиться с ней. До сих пор мы только разговаривали по телефону, да и то очень давно.
– А откуда ты вообще ее знаешь? – спросил Рори.
– Она дружила с моей бабушкой. – Снова этот странный приступ головокружения, как и во время разговора с Мэйдой и Зией. Керри опять глубоко вздохнула и постаралась не обращать на это внимания. – Когда я решила вернуться в Ньюфорд, Хлоя оказалась единственным человеком, кто мог бы помочь мне найти жилье. Думаю, мне очень повезло, что в ее доме как раз пустовала квартира.
– Так ты жила здесь раньше? – с удивлением спросил Рори.
– Не в самом Ньюфорде, а на севере, в горах. В небольшом городке под названием Хазард.
– Это один из старых шахтерских городков, – пояснила Энни.
Керри кивнула:
– Мы переехали в Лонг‑Бич, когда я еще была совсем маленькой, так что я почти ничего не могу сказать о самом городе.
– А что ты собираешься изучать в университете Батлера? – спросил Рори.
– Историю живописи. Я… мне всегда хотелось рисовать, и я даже пыталась, подражая бабушке, но никогда не могла достичь хоть каких‑то успехов… – Керри пожала плечами. – Кажется, моим родителям эта идея не очень нравилась, так что я оставила свое увлечение.
Энни сочувственно кивнула:
– Значит, они изменили свое мнение?
– Нет, – ответила Керри. – Они умерли, и теперь я могу заниматься тем, чем мне хочется. – Еще не договорив, она испуганно прикрыла рот рукой. – Господи, что же я говорю!
Наступило неловкое молчание, которое прервал Рори:
– Можно выбирать себе друзей, но никому не дано выбирать родных. Иногда так случается, что мы не слишком‑то счастливы со своими родителями.
– Кровное родство не всегда сказывается, – согласилась Энни.
– Да, наверно.
Керри была очень благодарна друзьям за поддержку, но это не спасло ее от резкого ухудшения настроения. Ей захотелось остаться в одиночестве, забиться в угол и свернуться клубочком… Она была не в состоянии поддерживать разговор, к тому же ей совсем перехотелось есть.
– Вот и заказ, – неожиданно раздался чей‑то голос.
Их официант вернулся, все с тем же жизнерадостным выражением на лице, а Керри даже не заметила, как он подошел.
– Горячие бутерброды с ветчиной и сыром для задумчивой леди, – произнес он, ставя перед Керри тарелку. – Морская паста для джентльмена. И для вас, – добавил он с поклоном, устанавливая перед Энни тарелку с салатом. – «Салат Цезарь» и ломтик ветчины. – Парень дружелюбно подмигнул Керри. – Желаю приятного аппетита.
– Ну разве он не прелесть? – сказала Энни, как только официант отошел.
Керри и Рори обменялись взглядами и не смогли удержаться от смеха. Недавно возникшая неловкость была забыта.
Ближе к вечеру нагруженная сумками и пакетами троица устало шагала по Стэнтон‑стрит к «Вороньему гнезду». В тени дубов было значительно прохладнее, чем на солнце, но гораздо теплее, чем ожидала Керри от начала сентября. Хотя вряд ли она точно знала, чего стоило ожидать от погоды в Ньюфорде, она слишком долго жила совсем в других местах, но была готова к буйному листопаду, даже к снегу, а вместо этого наслаждалась последними теплыми лучами осеннего солнца. Весь день небо оставалось ясным, солнышко приятно припекало, а в свежем воздухе чувствовалось приближение холодов. Смену сезона можно было ощутить по запаху.
– Могу поспорить, что мебель уже привезли, – сказала Энни. – И нам самим придется втаскивать все это наверх.
– О, вам не стоит беспокоиться, – запротестовала Керри. – Я не хочу никому причинять…
– Беспокойства, – закончил за нее Рори. – Мы это знаем. И не стоит об этом даже говорить.
– Но ведь… – Керри растерянно переводила взгляд с Рори на Энни. – Вы оба и так были сегодня великолепны.
– Величие – одна из наших отличительных черт, – заявила Энни. – Так же как и скромность, и терпение по отношению не к таким значительным личностям, как мы.
– Скромность? – Рори вопросительно изогнул бровь.
– Ну, может, я не совсем точно выразилась. Ну, что я говорила. Вся веранда заставлена мебелью, а рабочих и след простыл.
Керри посмотрела в том направлении, куда кивком указала Энни, но прежде чем она успела увидеть веранду, что‑то заставило ее поднять голову, и в просвете между деревьями в поле зрения девушки попала крыша дома. Увиденное заставило ее замереть на месте.
– О господи! – воскликнула она.
– Что случилось? – спросил Рори.
Его очевидное беспокойство отразилось и на лице Энни. Керри пальцем показала на крышу, но ее друзья уже прошли несколько шагов вперед и не могли увидеть верхушки дома.
– Там… наверху… – пролепетала она. – На самом коньке сидит какая‑то женщина.
Рори облегченно вздохнул.
– Это, должно быть, Хлоя, – сказал он. – Она частенько там сидит, – добавил он в ответ на изумленный взгляд Керри.
– Это напоминает ей о Далеком Прошлом, – подхватила его слова Энни.
Керри снова перевела взгляд на своих друзей, пытаясь понять шутку.
– А это не опасно? – спросила она.
– По‑видимому, нет, – успокоил ее Рори.
– Если уж она будет падать, – добавила Энни, – то ей останется только расправить крылья.
Теперь настала очередь Рори удивиться. Он задумчиво посмотрел на Энни, но вскоре пожал плечами и двинулся дальше.
– Конечно, – пробормотал он. – Почему бы и нет? В нашем доме все помешались на птицах.
– Что ты имела в виду, говоря о Далеком Прошлом? – спросила Керри, догнав Энни.
– Ты и сама должна знать, – насмешливо произнесла та. – Когда все мы были животными.
Керри так и не смогла ничего понять, и было очевидно, что Рори находится в таком же положении, хотя последняя фраза, видимо, все же имела для него какой‑то смысл, поскольку после слов Энни он глубоко задумался. Только заметив на себе вопросительный взгляд Керри, Рори слабо улыбнулся, словно признаваясь, что он пребывает в таком же неведении, что и она.
Энни легонько похлопала ее по плечу:
– Не стоит принимать все это всерьез.
– Нет, то есть я хотела сказать, что не буду.
– Все как обычно, – заговорил Рори, заходя на веранду. – Как только надо что‑то сделать, девчонок‑ворон нет и в помине.
– А ты полагаешь, что с их помощью мы бы справились быстрее? – спросила Энни.
– И то правда, – кивнул Рори. – И о чем я только думал?
Он приподнял край стола, определяя его вес.
– Ну, кто мне поможет?
– Керри, ты будешь придерживать двери, – сказала Энни, сбрасывая сумки и пакеты на плетеное кресло. – Сначала мы поднимем стол и комод, а потом займемся мелочами.
И когда только салоны татуировок успели так размножиться? Хэнк недовольно просматривал список заведений, выписанных им из телефонного справочника. Несколько названий были ему знакомы. Ателье Тату Ала, старый притон байкеров на Грейси‑стрит. «Тату гарден» неподалеку от рынка. Заведение База в конце Уильямсон‑стрит, где работала сестра Терри Парис. Но в основном названия ничего ему не говорили. «Серебряный остров», «Иглы и булавки» – в новых заведениях предлагали еще и пирсинг.
Татуировки никогда не привлекали Хэнка, даже в те времена, когда он был в заключении. Наколки, как и прочие украшения, мешали становиться невидимым. Они привлекали излишнее внимание, и люди могли тебя запомнить.
Долгое время он вообще не понимал, что движет людьми, когда они соглашаются нанести на тело несмываемый рисунок. До тех пор, пока не встретился с Парис. Если увидеть ее в одежде с длинными рукавами и джинсах, а волосы у нее при этом будут распущены, вы ни за что не догадаетесь, что большая часть тела девушки покрыта татуировками.
– Это мой дневник, – объясняла Парис. – Каждая отметина на моей коже напоминает о том, что и когда со мной происходило. Так что я никогда не забуду, кто я и как оказалась здесь. – В ее улыбке не было и тени насмешки. – А знаешь, в чем истинная прелесть этих украшений?
Хэнк отрицательно покачал головой.
– Никто не сможет их у меня отнять.
И никто не мог прочесть этот дневник, поскольку все образы относились к собственной мифологии Парис, даже их расположение имело особое значение. Да и неважно, что могли подумать посторонние люди. Эти картинки имели значение только для нее одной. А Парис без труда читала собственную летопись в переплетениях узоров, покрывающих ее тело, ноги и руки. Одни изображения напоминали о событиях, ради которых стоило жить. Другие были безмолвными свидетелями темных периодов в ее судьбе, вроде тех, когда игла прикасалась к ее телу не с целью оставить татуировку на память, а искала вену и предлагала забвение.
Так, благодаря Парис, Хэнк понял, почему у людей могло возникать желание и даже необходимость делать татуировки. Но он сам не хотел стать чистым полотном в чьих бы то ни было руках, даже в своих собственных.
Ателье Ала было расположено ближе всего к спортивному залу, где Хэнк сделал остановку, чтобы сменить официальную одежду на более привычную, поэтому он и решил начать именно с него. Сам Ал, по имени которого назывался салон, еще в середине семидесятых сгинул на одной из войн за сферы влияния. Снаружи помещение выглядело как бетонный бункер, одно из окон вечно было заколочено досками, а во втором виднелись выгоревшие образцы татуировок. Внутри из‑за устоявшегося запаха пота, машинного масла и сигаретного дыма было тяжело дышать. В зале околачивались шесть или семь байкеров – все состарившиеся, безобразно толстые или изможденно‑худые. Никто из них не заботился о собственной форме, и единственной угрозой с их стороны могли быть только избитые шутки, которыми они встречали каждого посетителя. Молодежь давно облюбовала себе другие места.
Позади прилавка стоял высокий жилистый, как колючая проволока, мужчина, и, в отличие от всех остальных, он как раз мог представлять опасность. С нижней губы мужчины свисала дымящаяся сигарета, и серая струйка дыма обволакивала его лицо. Это Бруно, отбывавший наказание вместе с Мотом в конце шестидесятых. Он был настоящим волшебником иглы, как в своем салоне, так и на улице. Бруно узнал Хэнка и приветствовал небрежным кивком.
– У меня имеется не совсем обычный вопрос, – сказал Хэнк.
– Валяй.
– Ты обрабатываешь пенисы?
Один из байкеров захихикал, но быстро осекся, как только Бруно метнул в его сторону тяжелый взгляд.
– Как я догадываюсь, ты кого‑то разыскиваешь? – спросил Бруно, снова повернувшись к Хэнку.
Тот кивнул.
– Элли могла сделать тату где угодно, но она трудилась здесь еще при Але. Сам я никогда не брал в руки ничего подобного.
Его слова вызвали очередные смешки со стороны престарелых байкеров, но на этот раз Бруно даже не посмотрел в их сторону.
– Как я понимаю, у тебя нет записей клиентов? – спросил Хэнк.
Бруно слегка усмехнулся:
– За кого ты меня принимаешь?
– Это был пробный выстрел.
– А какой была татуировка?
– Кобра, обвившаяся кольцами по всей длине.
– Интересно.
Хэнк пожал плечами.
– Тебе надо толкнуться в эти новые заведения. Они цепляют колечки в разные места, может, что и вспомнят.
– Спасибо, я попробую.
Хэнк почти дошел до двери, когда один из байкеров его окликнул. Он остановился, прислонившись спиной к косяку двери. Это был тот самый тип, который хихикал во время разговора.
– Я о твоей псине, – сказал байкер. – О той, с которой ты бегаешь.
– Этот пес не принадлежит мне.
– Как скажешь. Я только хотел поинтересоваться, какой он породы.
– Он – порождение Катакомб.
– Мне кажется, в нем есть что‑то от медведя.
– И это тоже.
– Уродливый ублюдок, правда? Удивительно, что его до сих пор никто не пристрелил.
Хэнк понимал, что байкер хочет всего лишь реабилитироваться перед дружками за то, что Бруно оборвал его несколько минут назад, поэтому не придал особого значения прозвучавшей угрозе.
– Хочешь этим заняться? – спросил Хэнк как можно мягче.
Байкер пожал плечами.
– Валяй, – добавил Хэнк. – Только учти, что теперь я тебя знаю в лицо.
Не дожидаясь ответа, он кивнул Бруно и вышел за дверь. Как раз в этот момент мимо проходил автобус, распространяя вокруг себя ядовитое облако выхлопных газов, но все же на улице пахло значительно приятнее, чем в салоне. Хэнк выждал несколько мгновений, но никто из байкеров не вышел за ним следом. Это его вполне устраивало. Дополнительные неприятности были ему совсем ни к чему.
До салона База Хэнк добрался только после двух часов бесплодных поисков. В этом помещении было чисто и работал кондиционер. Приглушенное освещение, пол в черно‑белую клетку и такие же черно‑белые стены и потолок. Парис стояла за прилавком и беседовала с клиенткой, красивой, высокой и стройной женщиной с восхитительной яркой татуировкой на плече. При виде Хэнка Парис послала ему воздушный поцелуй и снова вернулась к разговору. Женщина хотела сделать себе пирсинг на клиторе, но беспокоилась о последствиях.
«Господи, это ж надо такое придумать!» – воскликнул про себя Хэнк, устраиваясь на черном кожаном диване.
Парис изумительно соответствовала цветовой гамме салона – черные джинсы, армейские ботинки, белая блузка с короткими рукавами и черные волосы, обрамлявшие бледное лицо, словно клубы дыма. Темная помада, черная подводка миндалевидных глаз тоже не выделялись на общем фоне. Единственными цветными пятнами в салоне были татуировки на руках самой Парис и ее собеседницы; калейдоскоп переплетающихся линий на черно‑белом фоне казался еще ярче.
На низком журнальном столике перед диваном лежали журналы с образцами татуировок, но Хэнк уделил им не больше внимания, чем беседе Парис с клиенткой. На период ожидания он погрузился в мистическое пространство, где линейная теория времени не действовала. Так он мог провести долгие часы – прекрасно сознавал, что творится вокруг, но на каком‑то животном уровне. Земля по‑прежнему вертелась вокруг своей оси, а Хэнк продолжал сидеть, терпеливо, неподвижно, неподвластный времени. Такой тип медитации был его собственным изобретением.
Ему не требовались татуировки, чтобы напомнить, кто он есть и зачем пришел в этот мир. Он знал это и так. Вот только тот, кем он был, в настоящее время скучал по Лили, и это удивляло Хэнка. Он был едва знаком с этой женщиной, ничего не знал о ее характере, не знал даже, есть ли у нее характер, но она постоянно присутствовала в его мыслях теплым дуновением, слабой болью и ощущением счастья, тем более удивительным, если учитывать дела сегодняшнего дня – посещение тюрьмы, грязные улицы и салоны татуировок.
Хэнк вернулся к действительности в тот самый момент, когда Парис присела рядом с ним на диван. Девушка легонько поцеловала его в щеку, наклонилась вперед и внимательно посмотрела ему в лицо.
– Ты сегодня какой‑то другой, – сказала она. – Совсем замотался или что‑то случилось?
– Просто задумался, – улыбнулся Хэнк.
– Да, конечно. Меньше тебя из всех моих знакомых размышляет разве что Мот. Полагаю, ты влюбился.
– Правда? – легкомысленным тоном произнес Хэнк.
– Кто знает? – пожала плечами Парис. – Но я надеюсь, она достаточно хороша для тебя. – Прежде чем Хэнк успел опровергнуть или подтвердить ее слова, Парис уже сменила тему. – Так что тебя привело в салон в воскресный день? Хочешь пригласить меня на чашечку кофе?