Я бежала через рисовое поле и кляла пророка на чем свет стоит. Пот заливал глаза, и я с трудом различала узкую приподнятую тропинку, что проходила по полю. С одной стороны светило безжалостное солнце, а с другой – надвигалась рваная иссиня‑черная туча, набухшая дождем. Мне надо было добежать до каменного идола и вернуться обратно до дождя. Я не сомневалась, что дождь будет проливным. И тогда все сорвется.
Виноват был во всей этой истории Велли, пророк адиянов из деревни Аратутара. Все началось вчера лунной ночью, когда Велли решил продать мне духа предка. Да, представьте себе, именно духа предка. Какими соображениями руководствовался Велли, я не знаю, но в середине нашей беседы он предложил мне эту сделку. Дух предка был изображен на маленькой металлической пластинке, и Велли запросил за пластинку три рупии. Я выложила три рупии. Жена Велли, обозвав мужа нехорошим словом, удалилась из хижины. Велли неправильно понял жену и спросил меня, не продешевил ли он.
― Продешевил, – подтвердила я.
Велли заморгал глазами и подозрительно шмыгнул носом.
– А я умею исполнять дьявольские танцы, – неожиданно заявил он.
И я, конечно, сразу попалась, предоставив Велли возможность взять реванш.
Я много слышала о дьявольских танцах. О танцах, когда пророк превращается в устрашающего демона‑бога. Дьявольские танцы исполняют на Малабаре даже во время индуистских храмовых праздников. Но я никогда не видела этих танцев, хотя и подозревала, что они тесно связаны с обычными танцами пророков. Просто степень артистического мастерства в этих дьявольских танцах былa выше, чем в обычных. И конечно, соблазн был велик, я клюнула на удочку Велли.
– Может быть, ты станцуешь? – заискивающе спросила я.
Старческое лицо Велли, похожее на печеное яблоко, расплылось в самодовольной улыбке.
― У меня есть жертвенный нож, – хитро щурясь, сказал Велли. – Но нет на него разрешения, и поэтому я не могу танцевать. – И в притворном горе закрыл глаза.
Я первый раз слышала, что на жертвенный нож нужно разрешение. Но Велли есть Велли, и я не стала спорить. Я только спросила:
― А нож у тебя?
― У меня, – простодушно признался ничего не подозревавший Велли.
― А как же ты его держишь без разрешения? – подставила я подножку Велли.
И Велли опять заморгал глазами.
– Раз ты держишь нож у себя, значит, можешь с ним и танцевать, – неопровержимо аргументировала я.
Велли сказал, что согласен со мной.
Но самый главный козырь Велли был впереди. Пророк горестно вздохнул и сказал, что во время танца в него обязательно вселится бог гор Малакари. А Малакари очень любит петухов, жертвенных петухов.
– У меня нет петуха, – притворно вздохнул Велли и опустил свои простодушные хитроватые глазки.
Я поняла, к чему клонил Велли. Мне пришлось купить петуха и переплатить Велли одну рупию. Но я не сдавалась.
– Раз петух мой, – сказала я, – то и жертва Малакари будет от меня.
Велли растерянно заморгал. Он не ожидал такого оборота дела.
– Как твоя? – еще не понимая, спросил он.
– Очень просто, – торжествующе сказала я. – Петух мой – жертва моя.
– Нет, моя! – выпалил Велли и капризно поджал старческие губы.
– Нет, моя, – твердо возразила я.
– Я сказал – моя.
– А я сказала – моя.
В это время в хижину вошла жена Велли и с ходу обозвала его словом, которое можно было перевести «старый охальник».
Велли обиженно замолчал. Жена осуждающе покачала головой и вновь удалилась. Велли зашмыгал носом и забормотал что‑то насчет женщин, которые всегда не во время входят в хижину.
– Ну, ладно, – сказал он, – половина петуха от меня половина от тебя.
Я дала себя уговорить. Все‑таки половина петуха была моя.
Что же я приобрела за сегодняшний день? Духа предка, половину жертвенного петуха для бога Малакари и завтрашний дьявольский танец пророка Велли. В конечном счете, кажется, выиграла я.
У Велли был свой подсчет. И, судя по его хорошему настроению, он тоже считал себя в выигрыше. Все сложилось великолепно. Велли обещал танцевать в полдень, когда солнце будет в середине неба. И я поверила ему.
Утро следующего дня выдалось на редкость удачное. На небе ни облачка. Я встала пораньше, чтобы добраться до Аратутары вовремя. Но в Аратутаре Велли не оказалось. Правда, в деревне уже все знали, что Велли будет танцевать, и по сей причине окрестные рисовые поля пустовали. Все приготовились смотреть на дьявольские танцы. Жена пророка по‑прежнему была настроена воинственно.
― Где же ему быть, старому охальнику? – сказала она. – Болтается где‑нибудь. Теперь иди ищи его.
Пророк действительно болтался. Болтался на проселочной дороге. Там, где стояла маленькая лавчонка‑харчевня.
― Велли, – сказала я, – совесть у тебя есть? Посмотри, где стоит солнце.
― Причем тут солнце? – наивно удивился Велли.
― Где середина неба? – спросила я.
― Не знаю, – ухмыльнулся Велли.
– Не знаешь? Тогда весь петух мой.
Велли вдруг засуетился, заохал и засеменил к деревне. В это время я и заметила тучу, выползшую из‑за соседней горы.
В хижине Велли стал разыскивать горшочки с краской – желтой, красной и черной. Потом уселся на циновку и, ворча себе что‑то под нос, стал гримироваться.
― Ты не знаешь, как все это трудно, – жаловался он. – А ты видела наш храм? Там у нас стоит бог.
– Камень? – спросила я равнодушно.
― Нет, что ты! Настоящий бог с головой и ушами. Сделан из камня. Храм вон за тем рисовым полем.
Изображение, высеченное из камня, – большая редкость в местных австралоидных племенах. И я не могла пропустить возможность посмотреть на него. Вот тогда‑то я и побежала через рисовое поле. Побежала, потому что туча приближалась к деревне, дьявольский танец оказывался под угрозой, и мне надо было спешить.
И конечно, Велли провел меня еще раз. На платформе за рисовым полем стоял, лукаво улыбаясь, индусский бог Ганеша. Обычный Ганеша с головой слона, никакого отношения к адиянам не имевший. И тогда я помянула Велли нехорошим словом.
Я успела добежать до деревни, хотя туча уже наполовину накрыла ее. Там, посреди площади, на виду многочисленной публики стояло нечто зловещее. И это нечто называлось Велли. Физиономия пророка была покрыта красной краской, и только вокруг глаз темнели черные круги. Обнаженный торс был украшен сложным желтым орнаментом. На Велли красовалось белое дхоти, перехваченное красным кушаком. На голове гордо сидела шляпа из рисовой соломы с широкими полями. На плечах топорщился плащ из павлиньих перьев. Вид у Велли был вполне демонический.
Когда я подошла к пророку, на его шляпу упали первые тяжелые капли дождя. Велли подставил руку под эти капли, и его губы безмолвно зашевелились. Глаза, обведенные черными зловещими кругами, виновато уставились на меня. Мне почему‑то стало жалко Велли, себя и неудавшийся дьявольский танец.
– Иди в хижину, артист, – сказала я. – Дождь всю краску смоет.
– Кто? – не понял Велли. Но покорно поплелся в хижину.
К счастью, тропические ливни коротки. Через час выглянуло жаркое солнце, небо расчистилось, и Велли важно вышел на площадь, требуя к себе внимания. Представление началось.
Среди красных цветов, бананов и кокосовых орехов, сложенных прямо на земле, горели ароматные палочки. Пророк, ступая на негнущихся ногах, медленно двигался среди этих подношений, держа в левой руке ритуальный нож. Лезвие ножа было волнистое и напоминало малайский крис. Забили барабаны, и кудрявый, тонкий в талии юноша запел мелодичным чистым голосом:
О великое мастерство,
О великое небо,
О великая земля,
О великое солнце,
О великая луна,
О великие звезды,
О великая радуга,
О все люди.
Солнце восходит на небе,
Трава растет из земли,
Сотни живут в наших родах.
Мы строим место для нашего бога,
Мы делаем для него тюрбан,
Мы наносим татуировку на его лицо.
Там, где живет Великий бог,
Есть храм для семи деревень.
Есть малый храм для бога Кутичатана,
Есть большой храм для бога Кулигена.
В северном углу храма
Был рожден Великий бог,
И там он вырос.
И там захотел жениться.
Для свадьбы Великого бога
Принесли тысячи мер риса,
Принесли овощи,
Принесли тысячи мер молока,
Приготовили тысячи фейерверков.
На свадьбу пришли музыканты.
Они принесли раковины, барабаны, трубы.
Тысячи флагов вывесили.
Одиннадцать ночей и одиннадцать дней
Веселились на свадьбе.
Каждый получил по горсти риса,
И каждый бросил эту горсть
На Великого бога.
Песня набирала темп, громче звучали барабаны, и Велли превратился из сварливого старика в бога‑демона. Он размахивал ножом, его широко расставленные ноги отбивали такт. Мускулы лица ожили, придав этому раскрашенному лицу странно‑угрожающее выражение. Звенели медные колокольчики ножных браслетов. Собравшиеся затаили дыхание и широко раскрытыми верящими глазами смотрели на этот танец бога‑демона. А в моей памяти возникли подмостки сцены, горящий светильник на ней, раскрашенные лица‑маски и широко расставленные ноги легко двигающихся актеров. Возник знаменитый керальский танец катакхали. Утонченный танец городских сцен и залов индуистских храмов. И наверное, те горожане, которые любуются своеобразной грацией катакхали, не подозревают, что он вышел из джунглей и гор Кералы. Не подозревают о том, что дьявольские примитивные танцы пророков темнокожих племен дали первоначальную жизнь этой утонченности и бесконечной оригинальности катакхали.
А демон‑бог набирал силу. Он стучал пятками по землe. Он сотрясал эту землю, он сотрясал горы и небо. Каждый жест его таил в себе невиданную силу. И гром барабанов утверждал эту силу. Теперь эта сила требовали крови, чтобы насытить бога‑демона, Великого бога великих гор. Жертвенный петух оказался в руках пророка. Тот продолжал танцевать, зажав петушиные ноги в темном кулаке. Гремели барабаны, кричал, предчувствуя конец, петух, плясал пророк, сверкал в лучах заходящего солнца нож с волнистым лезвием. В какое‑то мгновение пророк отпустил петуха. Его подхватили и понесли на заклание. Вплетаясь в ритм барабанов, зазвучал мягко голос:
Все мы идем на охоту.
На охоте добудем мясо.
Мясо для свадьбы Великого бога.
Мы идем с луками,
Мы идем со стрелами,
Мы идем в джунгли.
Мы убиваем дикого кабана,
Мы убиваем кроликов,
Мы убиваем диких кур.
Мы делим мясо среди всех.
Кто хочет мяса, берет правой рукой.
Кто не хочет мяса, берет левой рукой.
Берет левой рукой
И бросает за спину.
Раздался предсмертный вопль петуха, и я почувствовала себя… убийцей.
Пророк расколол кокосовый орех, и тот разлетелся на две равные части. В толпе послышался одобрительный гул. Малакари принял жертву. Откуда‑то вновь наползла темная туча, и в ней вспыхнули синие молнии. Эта туча с молниями теперь казалась своеобразным фоном, удачной сценической декорацией для всего, что происходило.
Богу‑демону Велли поднесли горшок с кровью петуха. И он стал жадно пить эту кровь. И передо мной, как будто во сне, поплыли на фоне молний и грозовой тучи зловещие черные круги, в которых притаились безумные глаза и окровавленный рот бога‑демона. Рот открывался и что‑то выкрикивал, но до меня не доходил смысл слов.
Неожиданно пелена безумия спала с этих глаз, и они как хмельные, уставились куда‑то, как будто что‑то увидели… Это видение, казалось, отняло последние силы у пророка. Он зашатался, но его подхватили с двух сторон и бережно усадили на циновку. Он раскачивался, что‑то мычал, размазывая петушиную кровь по лицу. Потом пришел в себя, поднялся и усталым старческим шагом направился в свою хижину. Через некоторое время он снова появился, но уже без краски, шляпы и плаща. По деревне шел маленький старичок с капризно поджатыми губами. Теперь он ничем не отличался от остальных. И эти остальные уже не обращали на него внимания.
«Мы принесли вам еще одного…»
На рассвете в Аратутаре странно и тревожно забили барабаны. Ритм был какой‑то прерывающийся, как будто барабаны рыдали. Я сразу поняла, что в деревне происходит что‑то необычное. Ни Велли, ни его жены в хижине не было. А барабаны все гремели. Я вышла из хижины.
Над ближним лесом стояла кровавая полоска зари. По деревне бесшумно метались люди, похожие на тени. В предрассветном сумраке с трудом угадывались черты их лиц. Тени‑люди исчезли так же внезапно, как и появились. Неожиданно в этом предрассветном сумраке возникла вереница женщин. Белые одежды, распущенные полосы. Они показались мне русалками, вынырнувшими из тумана, который наползал с рисовых полей. Они были такими же бесплотными и расплывчатыми, как этот туман. «Русалки» проплыли мимо меня, почти не касаясь ногами земли. Первая из них вскинула темные тонкие руки к кровавой полоске зари и горестно заголосила. Другие как эхо отозвались громким плачем. Этот плач взлетел к предрассветному небу, и казалось, полоса зари отозвалась на него золотыми сполохами приближающегося солнца.
Вереница женщин распалась, взметнулись их распущенные волосы. В это время брызнули солнечные лучи, и женщины, согнувшись, стали мести этими распущенными волосами деревенскую площадь, на которой вчера танцевал Велли. Откровенно говоря, я растерялась. Если надо подмести площадь, то для этого есть веники.
Рыдающие звуки барабанов неслись над всей округой. Женщины громко плакали, и пыль площади летела из‑под их волос. Рядом возник Велли и, капризно поджав губы, стал задумчиво смотреть на обезумевших женщин.
― Велли, – спросила я, – какое безысходное горе постигло сегодня на рассвете Аратутару?
– Никакое, – спокойно ответил Велли.
― А это что? – показала я на женщин.
– А! – махнул рукой Велли. – Они всегда так.
– Ты не юли, – рассердилась я. – Как это, «всегда так»?
– Очень просто, – виновато заморгал глазами Велли. – Сегодня – день годовой поминальной. Они плачут по Чатану и разметают зерна падди, из которых я им выложил на площади человечка. Человечек как будто Чатан, – пояснил Велли.
Теперь все стало на свои места.
…Чатан умер год назад в такой же ясный апрельский день. Дух его расстался с телом, к всеобщему огорчению деревни. Чатан был веселым человеком и лучше всех умел стучать на барабане. Отчего он умер, никто не знал. Даже Велли, жрец и вождь, ничего не мог сказать. Эту весть принес брат Чатана Дачан, и Велли от удивления только развел руками. Еще вчера Чатан полночи бил в барабан под который они танцевали. А вот сегодня… Хоронить Чатана собрались все тридцать три рода адиянов. Ведь Чатана знали все как лучшего барабанщика в племени. Тело Чатана натерли маслом. Покрыли белым дхоти а поверх него – красным дхоти. Бамбуковые носилки изготовили мужчины Аратутары. Чатана на носилки посадили, а не положили. Посадили как важного человека. Носилки подняли на плечи, и тут загремели барабаны. Они гремели всю дорогу до места погребения. Гремели на все джунгли, возвещая всем о горе адиянов.
Велли шел впереди всех. Потому что Велли был ответствен за судьбу духа Чатана. А это ответственность и немалая. В лесу на пригорке для тела Чатана вырыли продолговатую яму, а в стене ямы сделали для Чатана специальное помещение. Каждого адияна кладут туда головой на юг. Велли вышел к яме и надтреснутым старческим голосом запел:
О Великий бог,
О предки наших матерей,
О предки наших отцов,
О духи всех умерших!
Мы принесли вам еще одного.
Возьмите его себе.
Заботьтесь о нем и не ссорьтесь.
Примите его в свою семью.
Мы уходим, мы уходим,
Оставляем его вам.
Так пел Велли. Все стояли вокруг и слушали. Даже женщины перестали плакать. Потому что Велли пел для Великого бога. А им на этот раз был бог мертвых Чедулаперуман. Это к нему обращался Велли, это его он просил позаботиться о Чатане. Велли вложил в рот Чатану монету. Ведь Чедулаперуман будет заботиться о Чатане всего одну неделю. А потом выпустит его скитаться. И скитания эти продлятся год. Человеку нужно иметь монетку, чтобы напиться хоть чаю в придорожной харчевне. Велли знал по себе, как хочется чаю, когда увидишь придорожную харчевню. Чатана закопали, а сверху положили камни. Камень на голову, камень на ноги, камень на живот. Если Чатан и вздумает выскочить, камни не дадут ему это сделать. Вот для чего эти камни.
На седьмой день бог мертвых Чедулаперуман отпустил дух Чатана. Он отпустил его в полдень. Так «сообщил» бог жрецу Велли, а Велли сказал об этом в деревне. И в Аратутаре устроили по этому поводу церемонию. Все очень старались. Приготовили рис с шафраном, уложили на листья кувы рассыпчатые вареные коренья. Лучшую часть приготовленных блюд отнесли на могилу Чатана. Пусть подкрепится перед годовым скитанием. Сытому духу, как известно, дурные мысли не лезут в голову.
Но церемония седьмого дня не спасала жену Чатана от приставаний духа. Жене надо было спасаться самой. И в течение года она делала то, что делают обычно адияны, когда им грозит приставание духа. Жена Чатана не мылась, не умывалась, не причесывалась, не стирала одежду и не меняла ее. Говорят, когда однажды дух Чатана сунулся в свою хижину, то обнаружил там вместо любимой жены грязное всклокоченное существо. От существа исходил такой дух, что Чатан чихнул и в отвращении закрыл глаза. С такой грязной женщиной ему не хотелось иметь дела. И действительно, больше дух Чатана не появлялся в деревне. Где он скитался и что делал – этого не знал даже Велли.
А через год наступил тот предрассветный час, когда женщины Аратутары превратили свои волосы в веники. Чисто выметя столь оригинальным способом деревенскую площадь, они перестали плакать и причитать и занялись приготовлением пищи, которой надо было сегодня накормить дух Чатана. Дух был накормлен на славу и в этот же день сытый и довольный – так считали женщины – удалился в Каратанаду – Черную страну, где нет солнца, но где обитают все духи умерших и, конечно же, духи предков. Каратанаду находится где‑то внизу, поэтому солнце туда не заглядывает. Но не спешите с выводами. Каратанаду, оказывается, не такая простая страна. Там, утверждают адияны, есть помещики – поканы. Они нанимают духов умерших на работу и даже платят им аванс при этом найме. Поэтому духи адиянов продолжают там так же трудиться на полях помещиков, как это делают живые адияны. И видимо, этому труду нет конца…
В этом мире, где есть солнце, но нет земли, помещики дали племени свое название – адияны, что значит «рабы». Сами адияны называют себя по‑другому – раула. Значения этого слова они не помнят. Теперь все зовут их адияны. Рабы в прошлом, они сейчас превращены в батраков и плантационных кули. У некоторых из них, и у Велли в частности, есть маленькие клочки рисовых полей. Но ни эти рисовые поля, ни поденная зарплата кули не обеспечивают адияна достаточным количеством еды и одежды. Поэтому адияны, как и их далекие предки, уходят охотиться в джунгли. А их женщины копают в лесу съедобные коренья.
Свою историю адияны помнят плохо. Старики толкуют что‑то об арийце‑брамине, который оказался наряду с женщиной‑раула ответственным за появление адиянов. Но перед тем как брамин занялся этим полезным делом его за какие‑то провинности исключили из собственной касты. Ну что же, возможно, было и так. И средиземноморцы и арийцы, живя бок о бок с лесными австралоидами в течение многих веков, могли с ними смешиваться.
Но есть у племени и другие сведения. Сведения о тех отдаленных временах, когда земля адиянов еще не знала браминов. Велли об этом поет так:
Сначала было небо,
Сначала была земля.
Потом на небе высыпали звезды.
А после звезд появилась Тондаркотэ.
Тондаркотэ – большая гора.
На горе этой родился,
На горе этой жил
Великий бог гор Малакари.
И однажды он спустился с горы.
Он на тигре спустился с горы.
Его руки сжимали стрелы,
Его руки сжимали лук.
Он спустился с горы
И пошел в лес.
И увидел там племя раула
И стал Великим богом племени.
Богом, который заботится о раула,
Богом, который спасает от болезней.
Поселки адиянов… Бамбуковые хижины, крыши, крытые рисовой соломой. Они гнездятся среди гор и лесов вокруг городка Маннантоди, что в тридцати милях от Султанской батареи.
Я уезжала из Аратутары на «джипе», который достал господин Кришнан. Луна ярко освещала проселочную дорогу, бегущую под колесами машины. На обочине дороги в призрачном лунном свете застыли священные деревья, каменные платформы. И казалось, что камни‑боги, принимая странные очертания человеческих фигур, поворачивают свои темные древние лица к нам.