Superillustrans claritate tua
Felices ignes horum malacoth!»[1309]
4 Так видел я поющей сущность[1310] ту
И как она под свой напев поплыла,
Двойного света движа красоту.
7 Она себя с другими в пляске слила,
И, словно стаю мчащихся огней,
Внезапное пространство их укрыло.
10 Колеблясь, я: «Скажи, скажи же ей, —
Твердил себе. — Ты, жаждой опаленный,
Скажи об этом госпоже твоей!»
13 Но даже в БЕ и в ИЧЕ[1311] приученный
Святыню чтить, я, голову клоня,
Поник, как человек в истоме сонной.
16 Она, таким не потерпев меня,
Сказала, улыбнувшись мне так чудно,
Что счастлив будешь посреди огня:
19 «Как я сужу, — а мне понять нетрудно, —
Ты тем смущен, что праведная месть
Быть может отомщенной правосудно.[1312]
22 Твои сомненья мне легко расплесть;
А ты внимай, и то, чего не ведал,
В моих словах ты будешь рад обресть.
25 За то, что тот, кто не рождался,[1313] не дал
Связать свой произвол, себе на зло, —
Прокляв себя, он всех проклятью предал;
28 И человечество больным слегло
На долгие века во тьме растленной,
Пока господне Слово[1314] не сошло
31 В мир, где природу, от творца вселенной
Отпавшую, оно слило с собой
Могуществом Любви неизреченной.
34 На то, что я скажу, глаза открой!
Была природа эта, с ним слитая,
Как в миг созданья, чистой и благой;
37 Но все же — тою, что обитель Рая
Утратила, в преступной слепоте
Путь истины и жизни презирая.
40 Поэтому и кара на кресте,
Свершаясь над природой восприятой,
Была превыше всех по правоте;
43 Но также и неправеднейшей платой,
Когда мы взглянем, с чьим лицом слилась
Природа эта и кто был распятый.
46 Так эта смерть, в последствиях делясь,
И бога, и евреев утолила:
Раскрылось небо, и земля встряслась.
|
|
49 И я тебе отныне разъяснила,
Как справедливость праведным судом
За праведное мщенье отомстила.[1315]
52 Но только вновь твой ум таким узлом,
За мыслью мысль, обвился многократно,
Что ждет свободы и томится в нем.
55 Ты говоришь: «Мне это все понятно;
Но почему господь для нас избрал
Лишь этот путь спасенья, мне невнятно».
58 Никто из тех, мой брат, не проникал
Очами в тайну этого решенья,
Чей дух в огне любви не возмужал.
61 Здесь многие пытают силу зренья,
Но различают мало; потому
Скажу, чем вызван этот путь спасенья.
64 Господня благость, отметая тьму,
Горит в самой себе и так искрится,
Что вечные красоты льет всему.
67 Все то, что прямо от нее струится,[1316]
Пребудет вечно, ибо не прейдет
Ее печать, когда она ложится.
70 Все то, что прямо от нее течет,
Всецело вольно, ибо то свободно,
Что новых сил[1317] не ощущает гнет.
73 Что ей сродней, то больше ей угодно;
Священный жар, повсюду излучен,
Живее в том, что более с ним сходно.
76 И человек всем этим наделен;[1318]
Но при утрате хоть единой доли
Он благородства своего лишен.
79 Один лишь грех его лишает воли,
Лишая сходства с Истинным Добром,
Которым он не озаряем боле.
82 Низверженный в достоинстве своем,
Он встать не может, не восполнив счета
Возмездием за наслажденье злом.
85 Природа ваша, согрешая tota[1319]
В своем зерне,[1320] утратила, упав,
Свои дары и райские ворота;
88 И не могла вернуть старинных прав,
Как строгое покажет рассужденье,
Тот или этот брод не миновав:
91 Иль чтоб господь ей даровал прощенье
Из милости; иль чтобы смертный сам
|
|
Мог искупить свое грехопаденье.
94 Теперь направь глаза ко глубинам
Предвечного совета и вниманьем
Усиленно прильни к мои словам!
97 Сам человек достойным воздаяньем
Спасти себя не мог, лишенный сил
Принизиться настолько послушаньем,
100 Насколько вознестись, ослушный, мнил;
Вот почему своими он делами
Себя бы никогда не искупил.
103 Был должен бог, раз не могли вы сами,
К всецелой жизни возвратить людей,
Будь то одним, будь то двумя путями.[1321]
106 Но делателю дело тем милей,
Чем более, из сердца источая,
В него вложил он благости своей;
109 И благость божья, в мире разлитая,
Тем и другим направилась путем,
Вас к прежним высям вознести желая.
112 Между последней тьмой и первым днем
Величественней не было деянья
И не свершится впредь ни на одном.[1322]
115 Бог, снизошедший до самоотданья,
Щедрее вам помог себя спасти,
Чем милостью простого оправданья;
118 И были бы закрыты все пути
Для правосудья, если б сын господень
Не принял униженья во плоти.
121 Чтоб ты от всех сомнений был свободен,
Добавлю поясненье,[1323] и тогда
Ты зоркостью со мною станешь сходен.
124 Ты говоришь: «И пламя, и вода,
И воздух, и земля, и их смешенья,
Придя в истленье, гибнут без следа.
127 А это ведь, однако же, творенья!
И если речь твоя была верна,
Им надо быть избавленным от тленья».
130 Брат! Ангелы и чистая страна,
Где ты сейчас, — я так бы изложила, —
В их совершенстве созданы сполна.[1324]
133 И те стихии, что ты назвал было,
И сложенное ими естество
Образовала созданная сила.
136 Сотворены[1325] само их вещество
|
|
И сила тех творящих излучений,
Что льют светила, движась вкруг него.
139 Душа животных и душа растений
Из свойственной среды извлечены
Лучами и движеньем звездной сени.
142 А ваши жизни в вас вдохновлены
Всевышней благостью и к ней всецело,
В нее влюбленные, устремлены.
145 На этом основать ты можешь смело
И ваше воскресенье, если ты
Припомнишь, как творилось ваше тело
148 И творенье прародительской четы».
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
1 В погибшем мире[1326] веровать привыкли,
Что излученья буйной страсти льет —
Киприда, движась в третьем эпицикле;[1327]
4 И воздавал не только ей почет
Обетов, жертв и песенного звона
В былом неведенье былой народ,
7 Но чтились вместе с ней, как мать — Диона,
И Купидон — как сын; и басня шла,
Что на руки его брала Дидона.[1328]
10 Той, кем я начал, названа была
Звезда, которая взирает страстно
На солнце то вдогонку, то с чела.[1329]
13 Как мы туда взлетели, мне неясно;
Но что мы — в ней, уверило меня
Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно.
16 Как различимы искры средь огня
Иль голос в голосе, когда в движенье
Придет второй, а первый ждет, звеня,
19 Так в этом свете видел я круженье
Других светил, и разный бег их мчал,
Как, верно, разно вечное их зренье.[1330]
22 От мерзлой тучи ветер не слетал
Настолько быстрый, зримый иль незримый,
Чтоб он не показался тих и вял
25 В сравненье с тем, как были к нам стремимы
Святые светы, покидая пляс,
Возникший там, где реют серафимы.[1331]
28 Из глуби тех, кто был вблизи от нас,
«Осанна» так звучала, что томился
По этим звукам я с тех пор не раз.
31 Потом один от прочих отделился
И начал так: «Мы все служить тебе
Спешим, чтоб ты о нас возвеселился.
34 В одном кругу, круженье и алчбе
Наш сонм с чредой Начал[1332] небесных мчится,
Которым ты сказал, в земной судьбе:
37 «Вы, чьей заботой третья твердь кружится»;[1333]
Мы так полны любви, что для тебя
Нам будет сладко и остановиться».
40 Мои глаза доверили себя
Глазам владычицы и, их ответом
Сомнение и робость истребя,
43 Вновь утолились этим щедрым светом,
И я: «Скажи мне, кто вы», — произнес,
Замкнув большое чувство в слове этом.
46 Как в мощи и в объеме он возрос
От радости, — чья сила умножала
Былую радость, — слыша мой вопрос!
49 И, став таким, он мне сказал: «Я мало
Жил в дельном мире;[1334] будь мой век продлен,
То многих бы грядущих зол не стало.
52 Я от тебя весельем утаен,
В лучах его сиянья незаметный,
Как червячок средь шелковых пелен.
55 Меня любил ты, с нежностью не тщетной:
Будь я в том мире, ты бы увидал
Не только лишь листву любви ответной.
58 Тот левый берег, где свой быстрый вал
Проносит, смешанная с Соргой, Рона,
Господства моего в грядущем ждал;[1335]
61 Ждал рог авзонский, где стоят Катона,
Гаэта, Бари, замкнуты в предел
От Верде к Тронто до морского лона.[1336]
64 И на челе моем уже блестел
Венец земли, где льется ток Дуная,[1337]
Когда в немецких долах отшумел;
67 Прекрасная Тринакрия, — вдоль края,
Где от Пахина уперся в Пелор
Залив, под Эвром стонущий, мгляная
70 Не от Тифея, а от серных гор,[1338] —
Ждала бы государей, мной рожденных
От Карла и Рудольфа, до сих пор,
73 Когда бы произвол, для угнетенных
Мучительный, Палермо не увлек
Вскричать: «Бей, бей!» — восстав на беззаконных.[1339]
76 И если бы мой брат предвидеть мог,
Он с каталонской жадной нищетою
Расстался бы, чтоб избежать тревог;[1340]
79 Ему пора бы, к своему покою,
Иль хоть другим, его груженый струг
Не загружать поклажею двойною:
82 Раз он, сын щедрого, на щедрость туг,
Ему хоть слуг иметь бы надлежало,
Которые не жадны класть в сундук».
85 «То ликованье, что во мне взыграло
От слов твоих, о господин мой, там,
Где всяких благ скончанье и начало,
88 Ты видишь, верю, как я вижу сам;
Оно мне тем милей; и тем дороже,
Что зримо вникшим в божество глазам.
91 Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;
Я тем смущен, услышав отзыв твой,
Что сладкое зерно столь горьким всхоже».[1341]
94 Так я; и он: «Вняв истине одной,
К тому, чем вызвано твое сомненье,
Ты станешь грудью, как стоишь спиной.
97 Тот, кто приводит в счастье и вращенье
Мир, где ты всходишь, в недрах этих тел
Преображает в силу провиденье.
100 Не только бытие предусмотрел
Для всех природ всесовершенный Разум,
Но вместе с ним и лучший их удел.
103 И этот лук,[1342] стреляя раз за разом,
Бьет точно, как предвидено стрельцом,
И как бы направляем метким глазом.
106 Будь иначе, твердь на пути твоем
Такие действия произвела бы,
Что был бы вместо творчества — разгром;
109 А это означало бы, что слабы
Умы, вращающие сонм светил,
И тот, чья мудрость их питать должна бы.
112 Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?»
И я: «Не надо. Мыслить безрассудно,
Что б нужный труд природу утомил».
115 И он опять: «Скажи, мир жил бы скудно,
Не будь согражданином человек?»
«Да, — молвил я, — что доказать нетрудно».
118 «А им он был бы, если б не прибег
Для разных дел к многоразличью званий?
Нет, если правду ваш мудрец[1343] изрек».
121 И, в выводах дойдя до этой грани,
Он заключил: «Отсюда — испокон
Различны корни ваших содеяний:[1344]
124 В одном родится Ксеркс, в другом — Солон,
В ином — Мельхиседек, в ином — родитель
Того, кто пал, на крыльях вознесен.[1345]
127 Круговорот природы, впечатлитель
Мирского воска, свой блюдет устав,
Но он не поглядит, где чья обитель.[1346]
130 Вот почему еще в зерне Исав
Несходен с Яковом,[1347] отец Квирина
Так низок, что у Марса больше прав.[1348]
133 Рожденная природа заедино
С рождающими шла бы их путем,
Когда б не сила божьего почина.[1349]
136 Теперь ты к истине стоишь лицом.
Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,
Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1350]
139 Природа, если к ней судьба нещадна,
Всегда, как и любой другой посев
На чуждой почве, смотрит неприглядно;
142 И если б мир, основы обозрев,
Внедренные природой, шел за нею,
Он стал бы лучше, в людях преуспев.
145 Вы тащите к церковному елею
Такого, кто родился меч нести,[1351]
А царство отдаете казнодею[1352];
148 И так ваш след сбивается с пути».
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца[1353],
Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда
Обманет некогда его младенца,[1354]
4 Сказал: «Молчи, и пусть кружат года!»
И я могу сказать лишь, что рыданья
Ждут тех, кто пожелает вам вреда.
7 И жизнь святого этого сиянья
Опять вернулась к Солнцу,[1355] им полна,
Как, в мере, им доступной, все созданья.
10 Вы, чья душа греховна и темна,
Как от него вас сердце отвратило,
И голова к тщете обращена?
13 И вот ко мне еще одно светило[1356]
Приблизилось и, озарясь вовне,
Являло волю сделать, что мне мило.
16 Взор Беатриче, устремлен ко мне,
В том, что она с просимым согласилась,
Меня, как прежде, убедил вполне.
19 «Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось,
Блаженный дух, — сказал я, — мне явив,
Что мысль моя в тебе отобразилась».
22 Свет, новый для меня, на мой призыв,
Из недр своих, пред тем звучавших славой,
Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив:
25 «В Италии, растленной и лукавой,
Есть область от Риальто до вершин,
Нистекших Брентой и нистекших Пьявой;[1357]
28 И там есть невысокий холм[1358] один,
Откуда факел снизошел, грозою
Кругом бушуя по лицу равнин.[1359]
31 Единого он корня был со мною;
Куниццой я звалась и здесь горю
Как этой побежденная звездою.
34 Но, в радости, себя я не корю
Такой моей судьбой, хоть речи эти
Я не для вашей черни говорю.
37 Об этом драгоценном самоцвете,[1360]
Всех ближе к нам, везде молва идет;
И прежде чем умолкнуть ей на свете,
40 Упятерится этот сотый год:[1361]
Тех, чьи дела величьем пресловуты,
Вторая жизнь[1362] вослед за первой ждет.
43 В наш век о ней не думает замкнутый
Меж Адиче и Тальяменто[1363] люд
И, хоть избит, не тужит ни минуты.
46 Но падуанцы вскорости нальют
Другой воды в Виченцское болото,
Затем что долг народы не блюдут.[1364]
49 А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то,
Владычащий с подъятой головой,
Кому уже готовятся тенета.[1365]
52 И Фельтро оросит еще слезой
Грех мерзостного пастыря, столь черный,
Что в Мальту[1366] не вступали за такой.
55 Под кровь феррарцев нужен чан просторный,
И взвешивая, сколько унций в ней,
Устал бы, верно, весовщик упорный,
58 Когда свой дар любезный иерей
Преподнесет как честный враг крамолы;
Но этим там не удивишь людей.[1367]
61 Вверху есть зеркала (для вас — Престолы),
Откуда блещет нам судящий бог;
И эти наши истины глаголы».[1368]
64 Она умолкла; и я видеть мог,
Что мысль она к другому обратила,
Затем что прежний круг ее увлек.
67 Другая радость,[1369] чье величье было
Мне ведомо, всплыла, озарена,
Как лал, в который солнце луч вонзило.
70 Вверху весельем яркость рождена,
Как здесь — улыбка; а внизу мрачнеет
Тем больше тень, чем больше мысль грустна.[1370]
73 «Бог видит все, твое в нем зренье реет, —
Я молвил, — дух блаженный, и ничья
Мысль у тебя себя украсть не смеет.
76 Так что ж твой голос, небо напоя
Среди святых огней,[1371] чей хор кружится,
В шести крылах обличия тая,
79 Не даст моим желаньям утолиться?
Я упредить вопрос твой был бы рад,
Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться».
82 «Крупнейший дол, где волны бег свой мчат, —
Так отвечал он, — устремясь широко
Из моря, землю взявшего в обхват,
85 Меж розных берегов настоль глубоко
Уходит к солнцу, что, где прежде был
Край неба, там круг полдня видит око.[1372]
88 Я на прибрежье между Эбро жил
И Магрою, чей ток, уже у ската,
От Генуи Тоскану отделил.[1373]
91 Близки часы восхода и заката
В Буджее и в отечестве моем,[1374]
Согревшем кровью свой залив когда-то.[1375]
94 Среди людей, кому я был знаком,
Я звался Фолько; и как мной владело
Вот это небо, так я властен в нем;
97 Затем что не страстней была дочь Бела,
Сихея и Креусу оскорбив,[1376]
Чем я, пока пора не отлетела,
100 Ни родопеянка, с которой лжив
Был Демофонт,[1377] ни сам неодолимый
Алкид[1378], Иолу в сердце заключив.
103 Но здесь не скорбь, а радость обрели мы
Не о грехе, который позабыт,
А об Уме, чьей мыслью мы хранимы.
106 Здесь видят то искусство, что творит
С такой любовью, и глядят в Начало,
Чья благость к высям дольный мир стремит.
109 Но чтоб на все, что мысль твоя желала
Знать в этой сфере, ты унес ответ,
Последовать и дальше мне пристало.
112 Ты хочешь знать, кто в этот блеск одет,
Которого близ нас сверкает слава,
Как солнечный в прозрачных водах свет.
115 Так знай, что в нем покоится Раава[1379]
И, с нашим сонмом соединена,
Его увенчивает величаво.
118 И в это небо, где заострена
Тень мира вашего,[1380] из душ всех ране
В Христовой славе принята она.
121 Достойно, чтоб она среди сияний
Одной из твердей знаменьем была
Победы, добытой поднятьем дланей,[1381]
124 Затем что Иисусу[1382] помогла
Прославиться в Земле Обетованной,
Мысль о которой папе не мила.[1383]
127 Твоя отчизна, стебель окаянный
Того, кто первый богом пренебрег[1384]
И завистью наполнил мир пространный,
130 Растит и множит проклятый цветок,[1385]
Чьей прелестью с дороги овцы сбиты,
А пастырь волком стал в короткий срок.
133 С ним слово божье и отцы забыты,
И отдан Декреталиям весь пыл,[1386]
Заметный в том, чем их поля покрыты.[1387]
136 Он папе мил и кардиналам мил;
Их ум не озабочен Назаретом,
Куда раскинул крылья Гавриил.[1388]
139 Но Ватикан и чтимые всем светом
Святыни Рима, где кладбище тех,
Кто пал, Петровым следуя заветам,
142 Избудут вскоре любодейный грех».[1389]
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
1 Взирая на божественного Сына,
Дыша Любовью вечной, как и тот,
Невыразимая Первопричина
4 Все, что в пространстве и в уме течет,
Так стройно создала, что наслажденье
Невольно каждый, созерцая, пьет.
7 Так устреми со мной, читатель, зренье
К высоким дугам до узла того,
Где то и это встретилось движенье;[1390]
10 И полюбуйся там на мастерство
Художника, который, им плененный,
Очей не отрывает от него.
13 Взгляни, как там отходит круг наклонный,[1391]
Где движутся планеты и струят
Свой дар земле на зов ее исконный:
16 Когда бы не был этот путь покат,
Погибло бы небесных сил немало
И чуть не все, чем дельный мир богат;[1392]
19 А если б их стезя положе стала
Иль круче, то премногого опять
Внизу бы и вверху недоставало.
22 Итак, читатель, не спеши вставать,
Продумай то, чего я здесь касался,
И восхитишься, не успев устать.
25 Тебе я подал, чтоб ты сам питался,
Затем что полностью владеет мной
Предмет, который описать я взялся.
28 Первослуга природы,[1393] мир земной
Запечатлевший силою небесной
И мерящий лучами час дневной, —
31 С узлом вышепомянутым совместный,
По тем извоям совершал свой ход,
Где он все раньше льет нам свет чудесный.[1394]
34 И я был с ним,[1395] но самый этот взлет
Заметил лишь, как всякий замечает,
Что мысль пришла, когда она придет.
37 Так быстро Беатриче восхищает
От блага к лучшему, что ей вослед
Стремленье времени не поспевает.
40 Каким сияньем каждый был одет
Там, в недрах солнца, посещенных нами,
Раз отличает их не цвет, а свет!
43 Умом, искусством, нужными словами
Я беден, чтоб наглядный дать рассказ.
Пусть верят мне и жаждут видеть сами.
46 А что воображенье низко в нас
Для тех высот, дивиться вряд ли надо,
Затем что солнце есть предел для глаз.[1396]
49 Таков был блеск четвертого отряда
Семьи Отца, являющего ей
То, как он дышит и рождает чадо.[1397]
52 И Беатриче мне: «Благоговей
Пред Солнцем ангелов,[1398] до недр плотского
Тебя вознесшим милостью своей!»
55 Ничья душа не ведала такого
Святого рвенья и отдать свой пыл
Создателю так не была готова,
58 Как я, внимая, это ощутил;
И так моя любовь им поглощалась,
Что я о Беатриче позабыл.
61 Она, без гнева, только, улыбалась,
Но так сверкала радость глаз святых,
Что целостная мысль моя распалась.[1399]
64 Я был средь блесков мощных и живых,[1400]
Обвивших нас венцом, и песнь их слаще
Еще была, чем светел облик их;
67 Так дочь Латоны[1401] иногда блестящий
Наденет пояс, и, огнем сквозя,
Он светится во мгле, его держащей.
70 В дворце небес, где шла моя стезя,
Есть много столь прекрасных самоцветов,
Что их из царства унести нельзя;
73 Таким вот было пенье этих светов;
И кто туда подняться не крылат,
Тот от немого должен ждать ответов.
76 Когда певучих солнц горящий ряд,
Нас, неподвижных, обогнув трикраты,
Как звезды, к остьям близкие, кружат,
79 Остановился, как среди баллаты[1402],
Умолкнув, станет женщин череда
И ждет, чтоб отзвучал запев начатый,
82 В одном из них послышалось[1403]: «Когда
Луч милости, который возжигает
Неложную любовь, чтоб ей всегда
85 Расти с ним вместе, так в тебе сверкает,
Что вверх тебя ведет по ступеням,
С которых сшедший — вновь на них — ступает,
88 Тот, кто твоим бы отказал устам
В своем вине, не больше бы свободен
Был, чем поток, не льющийся к морям.
91 Ты хочешь знать, какими благороден
Цветами наш венок, сплетенный тут
Вкруг той, кем ты введен в чертог господень.
94 Я был одним из агнцев, что идут
За Домиником на пути богатом,[1404]
Где все, кто не собьется, тук найдут.[1405]
97 Тот, справа, был мне пестуном и братом;
Альбертом из Колоньи[1406] он звался,
А я звался Фомою Аквинатом.
100 Чтоб наша вязь тебе предстала вся,
Внимай, венец блаженный озирая
И взор вослед моим словам неся.
103 Вот этот пламень льет, не угасая,
Улыбка Грациана, кем стоят
И тот, и этот суд, к отраде Рая.[1407]
106 Другой, чьи рядом с ним лучи горят,
Был тем Петром, который, как однажды
Вдовица, храму подарил свой клад.[1408]
109 Тот, пятый блеск, прекраснее, чем каждый
Из нас, любовью вдохновлен такой,
Что мир о нем услышать полон жажды.
112 В нем — мощный ум, столь дивный глубиной,
Что, если истина — не заблужденье,
Такой мудрец не восставал второй.[1409]
115 За ним ты видишь светоча горенье,
Который, во плоти, провидеть мог
Природу ангелов и их служенье.[1410]
118 Соседний с ним счастливый огонек —
Заступник христианских лет, который
И Августину некогда помог.[1411]
121 Теперь, вращая мысленные взоры
От света к свету вслед моим хвалам,
Ты, чтоб узнать восьмого, ждешь опоры.
124 Узрев все благо, радуется там
Безгрешный дух, который лживость мира
Являет внявшему его словам.
127 Плоть, из которой он был изгнан, сиро
Лежит в Чельдоро[1412]; сам же он из мук
И заточенья принят в царство мира.[1413]
130 За ним пылают, продолжая круг,
Исидор, Беда и Рикард с ним рядом,
Нечеловек в превысшей из наук.[1414]
133 Тот, вслед за кем ко мне вернешься взглядом,
Был ясный дух, который смерти ждал,
Отравленный раздумий горьким ядом:
136 То вечный свет Сигера, что читал
В Соломенном проулке в оны лета
И неугодным правдам поучал».[1415]
139 И как часы[1416] зовут нас в час рассвета,
Когда невеста божья,[1417] встав, поет
Песнь утра жениху и ждет привета,