ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 6 глава




142 И зубчик гонит зубчик и ведет,

И нежный звон «тинь-тинь» — такой блаженный,

Что дух наш полн любви, как спелый плод, —

 

145 Так предо мною хоровод священный

Вновь двинулся, и каждый голос в лад

Звучал другим, такой неизреченный,

 

148 Как может быть лишь в вечности услад.

 

 

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

 

1 О смертных безрассудные усилья!

Как скудоумен всякий силлогизм,

Который пригнетает ваши крылья.[1418]

 

4 Кто разбирал закон, кто — афоризм,[1419]

Кто к степеням священства шел ревниво,

Кто к власти чрез насилье иль софизм,

 

7 Кого манил разбой, кого — нажива,

Кто, в наслажденья тела погружен,

Изнемогал, а кто дремал лениво,

 

10 В то время как, от смуты отрешен,

Я с Беатриче в небесах далече

Такой великой славой был почтен.

 

13 Как только каждый прокружил до встречи

С той точкой круга, где он прежде был,

Все утвердились, как в светильнях свечи.

 

16 И светоч, что со мною говорил,[1420]

Вновь подал голос из своей средины

И, улыбаясь, ярче засветил:

 

19 «Как мне сияет луч его единый,

Так, вечным Светом очи напоя,

Твоих раздумий вижу я причины.

 

22 Ты ждешь, недоуменный, чтобы я

Тебе раскрыл пространней, чем вначале,

Дабы могла постичь их мысль твоя,

 

25 Мои слова, что «Тук найдут»,[1421] и дале,

Где я сказал: «Не восставал второй»:[1422]

Здесь надо, чтоб мы строго различали.

 

28 Небесный промысл, правящий землей

С премудростью, в которой всякий бренный

Мутится взор, сраженный глубиной,

 

31 Дабы на зов любимого священный

Невеста жениха, который с ней

В стенаньях кровью обручен блаженной,

 

34 Уверенней спешила и верней,

Как в этом, так и в том руководима,

Определил ей в помощь двух вождей.[1423]

 

37 Один пылал пыланьем серафима;

В другом казалась мудрость так светла,

Что он блистал сияньем херувима.[1424]

 

40 Лишь одного прославлю я дела,[1425]

Но чтит двоих речь об одном ведущий,

Затем что цель их общею была.

 

43 Промеж Тупино и водой, текущей

С Убальдом облюбованных высот,

Горы высокой сходит склон цветущий

 

46 И на Перуджу зной и холод шлет

В Ворота Солнца; а за ним, стеная,

Ночера с Гвальдо терпят тяжкий гнет.[1426]

 

49 На этом склоне, там, где он, ломая,

Смягчает кручу, солнце в мир взошло,[1427]

Как всходит это, в Ганге возникая;

 

52 Чтоб это место имя обрело,

«Ашези»[1428] — слишком мало бы сказало;

Скажи «Восток», чтоб точно подошло.

 

55 Оно, хотя еще недавно встало,

Своей великой силой кое в чем

Уже земле заметно помогало.

 

58 Он юношей вступил в войну с отцом

За женщину,[1429] не призванную к счастью:

Ее, как смерть, впускать не любят в дом;

 

61 И, перед должною духовной властью

Et coram patre с нею обручась,[1430]

Любил ее, что день, то с большей страстью.

 

64 Она, супруга первого[1431] лишась,

Тысячелетье с лишним, в доле темной,

Вплоть до него любви не дождалась;

 

67 Хоть ведали, что в хижине укромной,

Где жил Амикл, не дрогнула она

Пред тем, кого страшился мир огромный,[1432]

 

70 И так была отважна и верна,

Что, где Мария ждать внизу осталась,

К Христу на крест взошла[1433] рыдать одна.

 

73 Но, чтоб не скрытной речь моя казалась,

Знай, что Франциском этот был жених

И Нищетой невеста называлась.

 

76 При виде счастья и согласья их,

Любовь, умильный взгляд и удивленье

Рождали много помыслов святых.

 

79 Бернарда[1434] первым обуяло рвенье,

И он, разутый, вслед спеша, был рад

Столь дивное настичь упокоенье.

 

82 О, дар обильный, о, безвестный клад!

Эгидий бос, и бос Сильвестр,[1435] ступая

Вслед жениху; так дева манит взгляд!

 

85 Отец и пестун из родного края

Уходит с нею, теми окружен,

Чей стан уже стянула вервь простая;

 

88 Вежд не потупив оттого, что он

Сын Пьетро Бернардоне и по платью

И по лицу к презреннейшим причтен,

 

91 Он царственно все то, что движет братью,

Раскрыл пред Иннокентием, и тот

Устав скрепил им первою печатью.[1436]

 

94 Когда разросся бедненький народ

Вокруг того, чья жизнь столь знаменита.

Что славу ей лишь небо воспоет,

 

97 Дух повелел, чтоб вновь была повита

Короной, из Гонориевых рук,

Святая воля их архимандрита.[1437]

 

100 Когда же он, томимый жаждой мук,

Перед лицом надменного султана[1438]

Христа восславил и Христовых слуг,

 

103 Но увидал, что учит слишком рано

Незрелых, и вернулся, чтоб во зле

Не чахла италийская поляна, —

 

106 На Тибр и Арно рознящей скале[1439]

Приняв Христа последние печати,

Он их носил два года на земле.[1440]

 

109 Когда даритель столькой благодати

Вознес того, кто захотел таким

Смиренным быть, к им заслуженной плате,

 

112 Он братьям, как наследникам своим,

Возлюбленную поручил всецело,

Хранить ей верность завещая им;

 

115 Единственно из рук ее хотела

Его душа в чертог свой отойти,

Иного гроба не избрав для тела.[1441]

 

118 Суди ж, каков был тот,[1442] кто с ним вести

Достоин был вдвоем ладью Петрову[1443]

Средь волн морских по верному пути!

 

121 Он нашей братьи положил основу;[1444]

И тот, как видишь, грузит добрый груз,

Кто с ним идет, его послушный слову.

 

124 Но у овец его явился вкус

К другому корму, и для них надежней

Отыскивать вразброд запретный кус.

 

127 И чем ослушней и неосторожней

Их стадо разбредется, кто куда,

Тем у вернувшихся сосцы порожней.

 

130 Есть и такие, что, боясь вреда,

Теснятся к пастуху; но их так мало,

Что холст для ряс в запасе есть всегда.

 

133 И если внятно речь моя звучала

И ты вослед ей со вниманьем шел

И помнишь то, что я сказал сначала,

 

136 Ты часть искомого теперь обрел;[1445]

Ты видишь, как на щепки ствол сечется

И почему я оговорку ввел:

 

139 «Где тук найдут[1446] все те, кто не собьется».

 

 

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

 

1 Едва последнее промолвил слово

Благословенный пламенник, как вдруг

Священный жернов[1447] закружился снова;

 

4 И, прежде чем он сделал полный круг,

Другой его замкнул, вовне сплетенный,

Сливая с шагом шаг, со звуком звук,

 

7 Звук столь певучих труб,[1448] что, с ним сравненный,

Земных сирен и муз[1449] не ярче звон,

Чем рядом с первым блеском — отраженный.

 

10 Как средь прозрачных облачных пелен

Над луком лук соцветный и сокружный[1450]

Посланницей Юноны[1451] вознесен,

 

13 И образован внутренним наружный,

Похож на голос той, чье тело страсть,

Как солнце — мглу, сожгла тоской недужной,[1452]

 

16 И предрекать дается людям власть, —

Согласно с божьим обещаньем Ною,[1453] —

Что вновь на мир потопу не ниспасть,

 

19 Так вечных роз гирляндою двойною

Я окружен был с госпожой моей,

И внешняя скликалась с основною.

 

22 Когда же пляску и, совместно с ней,

Торжественное пенье и пыланье

Приветливых и радостных огней

 

25 Остановило слитное желанье,

Как у очей совместное всегда

Бывает размыканье и смыканье, —

 

28 В одном из новых пламеней тогда

Раздался голос,[1454] взор мой понуждая

Оборотиться, как иглу звезда,[1455]

 

31 И начал так: «Любовь, во мне сияя,

Мне речь внушает о другом вожде,[1456]

Как о моем была здесь речь благая.

 

34 Им подобает вместе быть везде,

Чтоб нераздельно слава озаряла

Обьединенных в боевом труде.

 

37 Христова рать, хотя мечи достала

Такой ценой, медлива и робка

За стягом шла, и ратных было мало,

 

40 Когда царящий вечные века,

По милости, не в воздаянье чести,

Смутившиеся выручил войска,

 

43 Послав, как сказано, своей невесте

Двух воинов, чье дело, чьи слова

Рассеянный народ собрали вместе.

 

46 В той стороне, откуда дерева

Живит Зефир, отрадный для природы,[1457]

Чтоб вновь Европу облекла листва,

 

49 Близ берега, в который бьются воды,

Где солнце, долго идя на закат,

Порою покидает все народы,

 

52 Есть Каларога[1458], благодатный град,

Хранительным щитом обороненный,

В котором лев принижен и подъят.[1459]

 

55 И в нем родился этот друг влюбленный

Христовой веры, поборатель зла,

Благой к своим, с врагами непреклонный.

 

58 Чуть создана, душа его была

Полна столь мощных сил, что, им чревата,

Пророчествовать мать его могла.

 

61 Когда у струй, чье омовенье свято,[1460]

Брак[1461] между ним и верой был свершен,

Взаимным благом их даря богато,

 

64 То восприемнице приснился сон,

Какое чудное исполнить дело

Он с верными своими вдохновлен.

 

67 И, чтобы имя суть запечатлело,

Отсюда[1462] мысль сошла его наречь

Тому подвластным, чьим он был всецело.

 

70 Он назван был Господним;[1463] строя речь,

Сравню его с садовником Христовым,

Который призван сад его беречь.

 

73 Он был посланцем и слугой Христовым,

И первый взор любви, что он возвел,

Был к первым наставлениям Христовым.

 

76 В младенчестве своем на жесткий пол

Он, бодрствуя, ложился, молчаливый,

Как бы твердя: «Я для того пришел».

 

79 Вот чей отец воистину Счастливый![1464]

Вот чья воистину Иоанна мать,

Когда истолкования правдивы![1465]

 

82 Не ради благ, манящих продолжать

Нелегкий путь Остийца и Фаддея,[1466]

Успел он много в малый срок познать,

 

85 Но лишь о манне истинной радея;

И обходил дозором вертоград,[1467]

Чтоб он, в забросе, не зачах, седея;

 

88 И у престола,[1468] что во много крат

Когда-то к истым бедным был добрее,

В чем выродок[1469] воссевший виноват,

 

91 Не назначенья в должность поскорее,

Не льготу — два иль три считать за шесть,

Не decimas, quae sunt pauperum Dei,[1470]

 

94 Он испросил; но право бой повесть

С заблудшими за то зерно, чьих кринов

Двенадцать чет пришли тебя оплесть.[1471]

 

97 Потом, познанья вместе с волей двинув,

Он выступил апостольским послом,

Себя как мощный водопад низринув

 

100 И потрясая на пути своем

Дебрь лжеученья,[1472] там сильней бурливый,

Где был сильней отпор, чинимый злом.

 

103 И от него пошли ручьев разливы,

Чьей влагою вселенский сад возрос,

Где деревца поэтому так живы.

 

106 Раз таково одно из двух колес[1473]

Той колесницы, на которой билась

Святая церковь средь усобных гроз, —

 

109 Тебе, наверно, полностью открылась

Вся мощь второго,[1474] чья святая цель

Здесь до меня Фомой превозносилась.

 

112 Но след, который резала досель

Его окружность, брошен в дни упадка,

И винный камень заменила цвель.

 

115 Державшиеся прежде отпечатка

Его шагов свернули до того,

Что ставится на место пальцев пятка.

 

118 И явит в скором времени жнитво,

Как плох был труд, когда сорняк взрыдает,

Что житница закрыта для него.[1475]

 

121 Конечно, кто подряд перелистает

Всю нашу книгу, встретит и листок,

Гласящий: «Я таков, как подобает».

 

124 Не в Акваспарте он возникнуть мог

И не в Касале, где твердят открыто,

Что слишком слаб устав иль слишком строг.[1476]

 

127 Я жизнь Бонавентуры, минорита

Из Баньореджо;[1477] мне мой труд был свят,

И все, что слева,[1478] было мной забыто.

 

130 Здесь Августин, и здесь Иллюминат,[1479]

Из первых меж босыми бедняками,

Которым бог, с их вервием, был рад.

 

133 Гугон святого Виктора меж нами,[1480]

И Петр Едок, и Петр Испанский тут,

Что сквозь двенадцать книг горит лучами;[1481]

 

136 Нафан — пророк, и тот, кого зовут

Золотоустым,[1482] и Ансельм[1483] с Донатом,

К начатку знаний приложившим труд;[1484]

 

139 А там — Рабан[1485]; а здесь, в двунадесятом

Огне сияет вещий Иоахим,

Который был в Калабрии аббатом.[1486]

 

142 То брат Фома, любовию палим,

Завидовать такому паладину

Подвиг меня хвалением своим;[1487]

 

145 И эту вслед за мной подвиг дружину».

 

 

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

 

1 Пусть тот, кто хочет знать, что мне предстало,

Вообразит (и образ, внемля мне,

Пусть держит так, как бы скала держала)

 

4 Пятнадцать звезд,[1488] горящих в вышине

Таким огнем, что он нам блещет в очи,

Любую мглу преодолев извне;

 

7 Вообразит тот Воз, что дни и ночи

На нашем небе вольно колесит

И от круженья дышла — не короче;[1489]

 

10 И устье рога пусть вообразит,

Направленного от иглы устоя,

Вокруг которой первый круг скользит;[1490]

 

13 И что они, два знака в небе строя,

Как тот, который, чуя смертный хлад,

Сплела в былые годы дочь Миноя,

 

16 Свои лучи друг в друге единят,

И эти знаки, преданы вращенью,

Идут — один вперед, другой назад,[1491] —

 

19 И перед ним возникнет смутной тенью

Созвездие, чей светлый хоровод

Меня обвил своей двойною сенью,

 

22 С которой все, что опыт нам несет,

Так несравнимо, как теченье Кьяны[1492]

С той сферою, что всех быстрей течет.

 

25 Не Вакх там воспевался, не пеаны[1493],

Но в божеской природе три лица

И как она и смертная слияны.

 

28 Умолкнув, оба замерли венца

И устремили к нам свое сиянье,

И вновь их счастью не было конца.

 

31 В содружестве божеств прервал молчанье

Тот свет,[1494] из чьих я слышал тайников

О божьем нищем чудное сказанье,

 

34 И молвил: «Раз один из двух снопов

Смолочен, и зерно лежать осталось,

Я и второй обмолотить готов.[1495]

 

37 Ты думаешь, что в грудь,[1496] откуда бралось

Ребро, чтоб вышла нежная щека,

Чье нёбо миру дорого досталось,[1497]

 

40 И в ту,[1498] которая на все века,

Пронзенная, так много искупила,

Что стала всякая вина легка,

 

43 Весь свет, вместить который можно было

Природе человеческой, влила

Создавшая и ту и эту сила;

 

46 И странной речь моя тебе была,

Что равного не ведала второго

Душа,[1499] чья благость в пятый блеск вошла.

 

49 Вняв мой ответ, поймешь, что это слово

С тем, что ты думал, точно совпадет,

И средоточья в круге нет другого.[1500]

 

52 Все, что умрет, и все, что не умрет,[1501] —

Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий

Своей Любовью бытие дает;[1502]

 

55 Затем что животворный Свет, идущий

От Светодавца и единый с ним,

Как и с Любовью, третьей с ними сущей,

 

58 Струит лучи, волением своим,

На девять сущностей,[1503] как на зерцала,

И вечно остается неделим;

 

61 Оттуда сходит в низшие начала,

Из круга в круг, и под конец творит

Случайное и длящееся мало;

 

64 Я под случайным мыслю всякий вид

Созданий, все, что небосвод кружащий

Чрез семя и без семени плодит.

 

67 Их воск изменчив, наравне с творящей

Его средой,[1504] и потому чекан

Дает то смутный оттиск, то блестящий.

 

70 Вот почему, при схожести семян,

Бывает качество плодов неравно,

И разный ум вам от рожденья дан.

 

73 Когда бы воск был вытоплен исправно

И натиск силы неба был прямой,

То блеск печати выступал бы явно.

 

76 Но естество его туманит мглой,

Как если б мастер проявлял уменье,

Но действовал дрожащею рукой.

 

79 Когда ж Любовь, расположив Прозренье,

Его печатью Силы нагнела,

То возникает высшее свершенье.

 

82 Так некогда земная персть могла

Стать совершеннее, чем все живое;

Так приснодева в чреве понесла.

 

85 И в том ты прав, что естество земное

Не ведало носителей таких

И не изведает, как эти двое.

 

88 И если бы на этом я затих:

«Так чем его премудрость[1505] несравненна?» —

Гласило бы начало слов твоих.

 

91 Но чтоб открылось то, что сокровенно,

Помысли, кем он был и чем влеком,

Он, услыхав: «Проси!»[1506] — молил смиренно.

 

94 Я выразил не темным языком,

Что он был царь, о разуме неложном

Просивший, чтобы истым быть царем;

 

97 Не чтобы знать, в числе их непреложном,

Всех движителей;[1507] можно ль заключить

К necesse при necesse и возможном;[1508]

 

100 И можно ль primum motum допустить;[1509]

Иль треугольник в поле полукружья,

Но не прямоугольный, начертить.

 

103 Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:

Я в царственную мудрость направлял,

Сказав про мудрость, острие оружья.

 

106 И ты взглянув ясней на «восставал»[1510],

Поймешь, что это значит — меж царями;

Их — множество, а круг хороших мал.

 

109 Вот, что моими сказано словами;

Их смысл с твоим сужденьем совместим

О праотце и о любимом нами.[1511]

 

112 Да будет то свинцом к стопам твоим,

Чтобы ты шел неспешно, как усталый,

И к «да», и к «нет», когда к ним путь незрим;

 

115 Затем что между шалых — самый шалый,

Кто утверждать берется наобум

Их отрицать с оглядкой слишком малой.

 

118 Ведь очень часто торопливость дум

На ложный путь заводит безрассудно;

А там пристрастья связывают ум.

 

121 И хуже, чем напрасно, ладит судно

И не таким, как был, свершит возврат

Тот рыбарь правды, чье уменье скудно.

 

124 Примерами перед людьми стоят

Брис, Парменид, Мелисс и остальные,[1512]

Которые блуждали наугад,

 

127 Савелий, Арий и глупцы иные,[1513]

Что были как мечи для божьих книг

И искривляли лица их прямые.

 

130 Никто не думай, что он столь велик,

Чтобы судить; никто не числи жита,

Покуда колос в поле не поник.

 

133 Я видел, как угрюмо и сердито

Смотрел терновник, за зиму застыв,

Но миг — и роза на ветвях раскрыта;

 

136 Я видел, как, легок и горделив,

Бежал корабль далекою путиной

И погибал, уже входя в залив.

 

139 Пусть донна Берта или сэр Мартино,[1514]

Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,

О них не судят с богом заедино;

 

142 Тот может встать, а этот может пасть».

 

 

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

 

1 В округлой чаше от каймы к средине

Спешит вода иль изнутри к кайме,

Смущенная извне иль в сердцевине.

 

4 Мне этот образ вдруг мелькнул в уме,

Когда умолкло славное светило

И Беатриче тотчас вслед Фоме

 

7 В таких словах начать благоволила, —

Настолько совершенно к их речам

Уподобленье это подходило:[1515]

 

10 «Он хочет, хоть и не открылся вам

Ни голосом, ни даже помышленьем,

В одной из истин снизойти к корням.

 

13 Скажите: свет, который стал цветеньем

Природы вашей, будет ли всегда

Вас окружать таким же излученьем?

 

16 И если вечно будет, то, когда

Вы станете опять очами зримы,[1516]

Как зренью он не причинит вреда?»

 

19 Как, налетевшей радостью стремимы,

Те, кто крутится в пляске круговой,

Поют звончей и вновь неутомимы,

 

22 Так, при словах усердной просьбы той,

Живей сказалась душ святых отрада

Кружением и звуков красотой.

 

25 Кто сетует, что смерть изведать надо,

Чтоб в горних жить, — не знает, не вкусив,

Как вечного дождя[1517] сладка прохлада.

 

28 Единый, двое, трое, тот, кто жив

И правит вечно, в трех и в двух единый,

Все, беспредельный, в свой предел вместив,

 

31 Трикраты был воспет святой дружиной

Тех духов, и напев так нежен был,

Что всем наградам мог бы стать вершиной.

 

34 И вскоре, в самом дивном из светил

Меньшого круга,[1518] голос благочестный,

Как, верно, ангел деве говорил,

 

37 Ответил так: «Доколе Рай небесный

Длит праздник свой, любовь, что в нас живет,

Лучится этой ризою чудесной.

 

40 Ее свеченье пылу вслед идет,

Пыл — зренью вслед, а зренье — до предела,

Который милость сверх заслуг дает.

 

43 Когда святое в новой славе тело

Нас облечет, то наше существо

Прекрасней станет, завершась всецело:

 

46 Окрепнет свет, которым божество

По благости своей нас одарило,

Свет, нам дающий созерцать его;

 

49 И зрения тогда окрепнет сила,

Окрепнет пыл, берущий мощность в нем,

Окрепнет луч, рождаемый от пыла.

 

52 Но словно уголь, пышущий огнем,

Господствует над ним своим накалом,

Неодолим в сиянии своем,

 

55 Так пламень, нас обвивший покрывалом,

Слабее будет в зримости, чем плоть,

Укрытая сейчас могильным валом.

 

58 И этот свет не будет глаз колоть:

Орудья тела будут в меру сильны

Для всех услад, что нам пошлет господь».

 

61 Казались оба хора так умильны,

Стремясь «Аминь!»[1519] проговорить скорей,

Что им был явно дорог прах могильный, —

 

64 Быть может, и не свой, а матерей,

Отцов и всех, любимых в мире этом

И ставших вечной чередой огней.

 

67 И вот кругом, сияя ровным светом,

Забрезжил блеск над окаймлявшим нас,

Подобный горизонту пред рассветом.

 

70 И как на небе в предвечерний час

Рождаются мерцанья, чуть блистая,

Которым верит и не верит глаз,

 

73 Я видел — новых бестелесных стая

Окрест меня сквозит со всех сторон,

Два прежних круга третьим окружая.

 

76 О Духа пламень истинный! Как он

Разросся вдруг, столь огнезарно ясно,

Что взгляд мой не стерпел и был сражен!

 

79 Но Беатриче так была прекрасна

И радостна, что это воссоздать

Мое воспоминание не властно.

 

82 В ней силу я нашел глаза поднять

И увидал, что вместе с ней мгновенно

Я в высшую вознесся благодать.

 

85 Что я поднялся, было несомненно,

Затем что глубь звезды,[1520] раскалена,

Смеялась рдяней, чем обыкновенно.

 

88 Всем сердцем, речью, что во всех одна,

Создателю свершил я всесожженье[1521]

За то, что эта милость мне дана;

 

91 Еще в груди не кончилось горенье

Творимой жертвы, как уже я знал,

Что господу угодно приношенье;

 

94 Затем что сонм огней так ярко ал

Предстал мне в двух лучах, что, созерцая:

«О Гелиос,[1522] как дивно!» — я сказал.

 

97 Как, меньшими и бо́льшими мерцая

Огнями, Млечный Путь светло горит

Меж остий мира, мудрецов смущая,

 

100 Так в недрах Марса, звездами увит,

Из двух лучей, слагался знак священный,

Который в рубежах квадрантов скрыт.[1523]

 

103 Здесь память победила разум бренный;

Затем что этот крест сверкал Христом

В красе, ни с чем на свете несравненной.

 

106 Но взявший крест свой, чтоб идти с Христом,

Легко простит мне упущенья речи,

Узрев тот блеск, пылающий Христом.

 

109 Сияньем озарив и ствол, и плечи,

Стремились пламена,[1524] искрясь сильней

При прохожденье мимо и при встрече.

 

112 Так, впрямь и вкривь, то тише, то быстрей,

Подобные изменчивому рою,

Крупинки тел, короче и длинней,

 

115 Плывут в луче, секущем полосою

Иной раз мрак, который, хоронясь,

Мы создаем искусною рукою.

 

118 Как струны арф и скрипок, единясь,

Звенят отрадным гудом неразымно

Для тех, кому невнятна в звуках связь,

 

121 Так в этих светах, блещущих взаимно,

Песнь вдоль креста столь дивная текла,

Что я пленился, хоть не понял гимна.

 

124 Что в нем звучит высокая хвала,

Я понял, слыша: «Для побед воскресни»,

Но речь невнятной разуму была.

 

127 Я так влюбился в голос этой песни,

И так он мной всецело овладел,

Что я вовек не ведал уз чудесней.

 

130 Мне скажут, что язык мой слишком смел

И я принизил очи заревые,[1525]

В которых всем мечтам моим предел;

 

133 Но взвесивший, что в высоте живые

Печати всех красот[1526] мощней царят,

А там я к ним поздней воззрел впервые,[1527]

 

136 Простит мне то, в чем я виниться рад,

Чтоб быть прощенным, и воздаст мне верой;

Святой восторг отсюда не изъят,[1528]

 

139 Затем что он все чище с каждой сферой.

 

 

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-07-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: