«Восемь лет поражений»
В течение восьми лет Аллен Даллес парировал любые усилия извне, направленные на то, чтобы хоть как-то изменить работу ЦРУ. У него сложилась репутация эдакого защитника-хранителя. Все отрицая и ничего не допуская, он не выпускал наружу ни капельки правды, чтобы скрыть провалы своих тайных операций.
Начиная как минимум с 1957 года он заглушал обращенные к нему голоса разума и сдержанности, игнорировал все более насущные и наболевшие рекомендации президентских консультантов по разведке, отбрасывал в сторону донесения собственного главного инспектора и вообще с презрением смотрел на подчиненных. «К тому времени он уже был утомленным стариком », стиль его руководства «мог быть – и был – трудновыносимым», сказал Дик Леман, один из лучших аналитиков, которые когда-либо работали в ЦРУ. «Его отношение к нам отражало его моральные критерии. Он был не прав, конечно, но нужно было как-то жить с этим».
В последние дни пребывания на посту президента Эйзенхауэр понял, что у него нет шпионской службы, достойной такого наименования. Он пришел к такому заключению после прочтения толстой пачки донесений и отчетов, составленных в период, когда он искренне надеялся изменить ЦРУ.
Сначала, 15 декабря 1960 года, он ознакомился с отчетом Группы по совместному расследованию, которую сформировал после того, как был сбит U-2 в СССР. Перед ним открылась ужасающая картина бездействия и смятения. В отчете говорилось, что Даллес никогда не рассматривал вопрос о внезапном нападении со стороны Советов. Он никогда не координировал работу военной разведки и гражданских аналитиков. Он так и не создал возможность заблаговременного предупреждения в кризисной ситуации. Восемь долгих лет он планировал и проводил тайные операции, вместо того чтобы управлять американской разведкой.
|
|
Затем, 5 января 1961 года, президентский консультативный совет по иностранной разведке дал свои заключительные рекомендации. Он призвал «к полной переоценке» секретных операций: «Мы не можем заключить, что в итоге все программы секретных операций, предпринятые ЦРУ до настоящего, стоили тех больших расходов, личного состава, денег и прочих привлеченных ресурсов ». Совет предупредил, что «сосредоточенность ЦРУ на политических, психологических и связанных с ними секретных действиях существенно отвлекает от выполнения ее первичной задачи по сбору разведывательных данных».
Совет убеждал президента рассмотреть вопрос о «полном отделении» директора Центральной разведки от ЦРУ. Он заявил, что Даллес не способен к управлению агентством, одновременно выполняя обязанности по координированию американской разведки; в эти обязанности входили контроль деятельности шифровальной и дешифровальной служб Агентства национальной безопасности; управление спутниками-шпионами и космической фоторазведкой; улаживание бесконечных конфликтов с армией, военно-морским флотом и ВВС.
«Я напомнил президенту, что он много раз сам обращался к этой общей проблеме », – написал его помощник по национальной безопасности Гордон Грей после изучения этого отчета вместе с Эйзенхауэром. «Знаю, – ответил Айк. – Я попробовал. Но я не в силах изменить Аллена Даллеса».
«Достигнуто многое, – напирал Даллес на последнем заседании Совета национальной безопасности с участием Эйзенхауэра. – Все под контролем. Я создал тайную службу. Американская разведка еще никогда не была более проворной и искусной. Координация и сотрудничество сейчас лучше, чем когда-либо. Предложения президентского совета по разведке нелепы, сказал он, они – настоящее безумие, они незаконны».
|
|
«Согласно закону, я несу ответственность за координацию разведки, – напомнил Даллес президенту. – Я не могу делегировать кому-либо эту ответственность. Без моего руководства американская разведка превратится в «тело, плавающее в разреженном воздухе».
Напоследок Дуайт Эйзенхауэр все-таки дал волю чувствам. «Структура нашего аппарата разведки неправильна, – сказал он Даллесу. – Она не имеет никакого смысла, ее нужно реорганизовать, и мы должны были давно сделать это. Со времен Перл-Харбора ничего не изменилось. «Я восемь лет терпел поражения », – заявил президент Соединенных Штатов. Он сказал, что своему преемнику «оставляет наследие провалов ».
Часть третья
Провалы
ЦРУ при Кеннеди и Джонсоне, 1961 – 1968
Глава 17
«Никто не знал, что делать»
Это наследие было передано утром 19 января 1961 года, когда старый генерал и молодой сенатор встретились один на один в Овальном кабинете. Намекая на дурные предзнаменования, Эйзенхауэр обратил внимание Кеннеди на хитросплетения и главные аспекты национальной безопасности: ядерное оружие и тайные операции.
Потом они появились в Кабинетной комнате, где провели встречу с прежним и новым госсекретарем, министром обороны и министром финансов. «Сенатор Кеннеди попросил президента высказать мнение по поводу поддержки Соединенными Штатами партизанских действий на Кубе, даже если такая поддержка связана с публичной оглаской, – записал стенографист тем утром. – Президент ответил утвердительно, поскольку «мы не можем допустить существование там нынешних правительств»… Президент также заявил, что ситуацию можно разрешить наилучшим образом, если заодно разобраться и с Доминиканской Республикой». Идея Эйзенхауэра о том, что один карибский переворот может «уравновесить» другой, была уравнением, которое никто в Вашингтоне решить не смог.
|
|
Когда на следующее утро Кеннеди вышел на церемонию инаугурации, коррумпированный правый лидер Доминиканской Республики, генералиссимус Рафаэль Трухильо, находился у власти уже в течение тридцати лет. Поддержка со стороны американского правительства и деловых кругов помогла ему долго продержаться у власти. Трухильо правил с помощью силы, мошенничества и устрашения; со многими своими противниками он жестоко расправлялся, некоторых даже приказывал насаживать на крюки для подвески мясных туш. И находил в этом для себя истинное упоение. «У него были свои камеры пыток, он сам планировал политические убийства », – сказал генеральный консул Генри Дирборн, высокопоставленный американский дипломат в Доминиканской Республике в начале 1961 года. – При этом он поддерживал общественный порядок, производил необходимые чистки, занимался общественным строительством и не беспокоил Соединенные Штаты. Нас это до определенной степени устраивало. Однако постепенно ситуация в стране накалилась, и Трухильо стал невыносим… К моменту, когда я оказался в этой стране, беззаконие достигло таких пределов, что давление со стороны различных политических групп, правозащитников и других организаций, причем не только в США, но и во всем регионе, вынуждало предпринять какие-то меры к этому человеку».
Дирборн был назначен главой американского посольства в Санто-Доминго после того, как в августе 1960 года Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Доминиканской Республикой. Остров покинули все американцы, кроме нескольких дипломатов и шпионов. Но Ричард Бисселл попросил Дирборна остаться в качестве действующего резидента ЦРУ. Генеральный консул согласился.
19 января 1961 года Дирборна известили о том, что группе доминиканских заговорщиков, намеревающихся устроить покушение на Трухильо, отправлен груз стрелкового оружия. Специальная группа под председательством Аллена Даллеса приняла решение за неделю до этого. Дирборн запросил одобрение агентства передать доминиканцам три карабина, оставленные в посольстве морскими пехотинцами. Заместитель Бисселла по секретным операциям Трейси Барнс дал зеленый свет. Затем из ЦРУ передали для доминиканцев еще три пистолета 38-го калибра. Бисселл распорядился еще об отгрузке четырех автоматов и 240 патронов. Автоматы остались в американском консульстве в Санто-Доминго после того, как члены нового правительства задались вопросом о том, что подумают в мире, если станет известно, что Соединенные Штаты поставляют оружие через дипломатическую почту.
Дирборн получил телеграмму (текст которой был лично одобрен президентом Кеннеди) следующего содержания: «Нам все равно, убьют ли доминиканцы Трухильо или нет, здесь все в порядке. Но мы не хотим, чтобы кто-то указывал на нас пальцем». Киллеры застрелили Трухильо две недели спустя, дымящийся ствол мог и не иметь прямого отношения к ЦРУ. Не было оставлено никаких отпечатков пальцев. Но покушение на доминиканского диктатора, по сути, выглядело убийством, которое было совершено при участии ЦРУ по прямому указанию Белого дома.
Генеральный прокурор Соединенных Штатов Роберт Ф. Кеннеди сделал у себя несколько записей после того, как узнал о покушении. «Проблема, – написал он, – теперь состоит в том, что мы не знаем, что делать ».
«Мне было стыдно за собственную страну»
По мере того как ЦРУ готовило вторжение на Кубу, «ситуация постепенно стала давить на нас и выходить из-под контроля», – сказал в интервью Джейк Эстерлайн. Движущей силой был Бисселл. Он все напирал и торопил, отказываясь признать, что на самом деле ЦРУ не в силах свергнуть Кастро, и совершенно не замечая, что тайна операции уже давно перестала быть таковой.
11 марта Бисселл отправился в Белый дом, имея при себе четыре отдельных плана на бумаге. Президента Кеннеди не удовлетворил ни один из них. Он дал руководителю тайной службы три дня, чтобы придумать что-нибудь получше. Бисселл выбрал новую зону высадки десанта – три широких плацдарма в заливе Кочинос. Этот участок удовлетворял новые пожелания администрации: кубинские мятежники должны были после переброски захватить взлетно-посадочную полосу, чтобы создать политический плацдарм для нового кубинского правительства.
Бисселл уверял президента, что операция пройдет успешно. В худшем случае мятежники вступят в противостояние с силами Кастро на занятых плацдармах и продолжат движение вперед, в горы. Но ландшафт в заливе Кочинос представлял собой непроходимое переплетение мангровых зарослей и грязи. Никто в Вашингтоне об этом даже не задумался. Грубые карты местности, имеющиеся в распоряжении ЦРУ, согласно которым предполагалось, что болота послужат хорошей маскировкой для партизан, были составлены еще в 1895 году!
На следующей неделе агенты мафии, связанные с ЦРУ, сделали решительный шаг в направлении покушения на Кастро. Они передали пилюли с ядом и тысячи долларов одному из наиболее надежных и верных ЦРУ кубинцев, Тони Вароне. (Эстерлайн охарактеризовал его как «негодяя, обманщика и вора». Впоследствии Варона даже встречался в Белом доме с президентом Кеннеди.) Вароне удалось вручить пузырек с ядом рабочему одного из ресторанов в Гаване, который должен был накапать смертоносной жидкости в чашечку с мороженым для Кастро. Позднее кубинские разведчики обнаружили пузырек в холодильнике: он примерз к змеевику.
Наступила весна, а президент все еще не одобрил план нападения на Кубу. Он никак не мог взять в толк, как все-таки будет проходить операция. В среду, 5 апреля, он снова встретился с Даллесом и Бисселлом, но опять не смог вникнуть в суть их стратегии. В четверг, 6 апреля, он спросил, не будет ли нарушен фактор внезапности в случае запланированной бомбардировки аэродрома крохотных ВВС Фиделя Кастро. Ни у одного из его собеседников вразумительного ответа не нашлось.
Субботним вечером, 8 апреля, Ричард Бисселл поднял трубку разрывавшегося от звонков домашнего телефона. Звонил Джейк Эстерлайн из Вашингтона, сообщив, что ему и полковнику Хоукинсу, его планировщику военизированных операций, необходимо как можно скорее увидеться с Бисселлом. В воскресенье утром Бисселл открыл дверь, обнаружив на пороге дома Эстерлайна и Хоукинса в состоянии едва сдерживаемого раздражения. Они прошагали к нему в гостиную, уселись, а потом заявили, что вторжение на Кубу, скорее всего, придется отменить.
Бисселл ответил, что теперь останавливаться уже слишком поздно; государственный переворот с целью свержения Кастро должен быть осуществлен через неделю. Эстерлайн и Хоукинс угрожали подать в отставку. Тогда Бисселл подверг сомнению их лояльность и патриотизм. Они дрогнули…
«Если вы не хотите катастрофы, то нам обязательно нужно вывести из строя все военно-воздушные силы Кастро», – заявил Эстерлайн Бисселлу, причем не впервые. Всем троим было хорошо известно, что тридцать шесть боевых самолетов Кастро способны уничтожить сотни мятежников, как только те высадятся на кубинский берег. «Доверьтесь мне», – успокоил их Бисселл. Он обещал убедить президента Кеннеди, чтобы тот санкционировал уничтожение ВВС Кастро. «Он уговорил нас продолжать, – с горечью вспоминал Эстерлайн. – И пообещал, что никаких сокращений воздушных налетов не будет».
Но в решающий момент Бисселл все-таки урезал американские силы, предназначенные для уничтожения самолетов Кастро, наполовину – с шестнадцати до восьми бомбардировщиков. Он сделал это в угоду президенту, которому хотелось, чтобы переворот прошел «без лишнего шума». Бисселл обманом заставил Кеннеди поверить в то, что именно такой переворот и устроит для него ЦРУ.
В субботу, 15 апреля, восемь американских бомбардировщиков B-26 атаковали три кубинских аэродрома, в то время как бригада ЦРУ численностью 1511 человек устремилась к заливу Кочинос. Пять кубинских самолетов были разбиты и еще с десяток – повреждены. Таким образом, половина ВВС Кастро осталась целой и невредимой. Согласно легенде ЦРУ, нападение устроил единственный кубинский дезертир из состава ВВС, который, израсходовав боезапас, приземлился потом во Флориде. В тот день Бисселл направил Трейси Барнса в Нью-Йорк, чтобы вложить эту историю в уши американскому послу в Организации Объединенных Наций, Эдлаю Стивенсону.
Бисселл и Барнс обвели Стивенсона вокруг пальца, как будто он был их агентом. Как и госсекретарь Колин Пауэлл накануне вторжения в Ирак, Стивенсон, уже из собственных уст, поведал эту байку ЦРУ всему миру. Правда, в отличие от Пауэлла, он уже на следующий день обнаружил, что с ним сыграли злую шутку.
Осознание того, что Стивенсона публично уличили во лжи, пришлось явно не по душе госсекретарю Дину Раску, у которого и без того имелись веские основания для плохо скрываемого раздражения в адрес ЦРУ. За считаные часы до этого, вскоре после рассекречивания другой операции, Раск должен был направить формальное письмо с извинениями в адрес премьер-министра Сингапура Ли Куан Ю. Местная тайная полиция ворвалась в явочную квартиру ЦРУ, где в тот момент допрашивали одного из членов кабинета министров, состоящего в «платежной ведомости» ЦРУ. Ли Куан Ю, ключевой американский союзник, заявил, что резидент предложил ему взятку в сумме 3,3 миллиона долларов, чтобы замять дело.
В 18:00 в воскресенье, 16 апреля, Стивенсон телеграфировал Раску из Нью-Йорка, чтобы предупредить по поводу «серьезного риска еще одной катастрофы U-2». В 21:30 президентский советник по национальной безопасности Макджордж Банди позвонил заместителю Даллеса генералу Чарльзу Пирру Кейбеллу. Банди сказал, что ЦРУ может наносить авиационные удары по Кубе только «с полосы в пределах плацдарма высадки» в заливе Кочинос. В 22:15 Кейбелл и Бисселл помчались в изящные семиэтажные апартаменты госсекретаря. Раск сказал им, что самолеты ЦРУ могут вступить в бой только ради защиты плацдарма высадки, но не с целью нападения на кубинские аэродромы, гавани или радиостанции. «Он спросил, хочу ли я поговорить с президентом, – написал Кейбелл. – На меня и Бисселла произвели большое впечатление чрезвычайно щепетильное положение посла Стивенсона в Организации Объединенных Наций, а также угроза всему политическому положению Соединенных Штатов» – ситуация, созданная в результате лжи Бисселла и Барнса, – и поэтому «мы не видели никакого смысла в приватной беседе с президентом». Пойманный в ловушку собственных надуманных легенд, Бисселл предпочел не воевать. В своих мемуарах свое молчание он приписывал трусости.
Когда Кейбелл возвратился в оперативный штаб ЦРУ, чтобы сообщить, что случилось, Джейк Эстерлайн всерьез хотел задушить его собственными руками. Агентство, по сути, собиралось бросить своих кубинцев на верную смерть, в качестве «легкой добычи на этом проклятом берегу», сказал Эстерлайн.
Приказ Кейбелла об отмене операции застал пилотов ЦРУ в Никарагуа уже сидящими в кабинах своих самолетов и запускающих двигатели. В 4:30 утра в понедельник, 17 апреля, Кейбелл позвонил Раску домой и умолял, чтобы президент санкционировал выделение большего количества боевых самолетов, чтобы защитить корабли ЦРУ, которые были доверху загружены боеприпасами и аммуницией. Раск позвонил президенту Кеннеди в его поместье в Глен-Оре и соединил с Кейбеллом.
Президент заявил, что он не в курсе, что утром, в день «Д», намечены какие-либо авиационные удары. В просьбе было отказано.
Четыре часа спустя истребитель-бомбардировщик «Си-Фьюри» атаковал залив Кочинос. Обученный американцами летчик, капитан Энрике Каррерас, был на самом деле пилотом ВВС Фиделя Кастро. Он направил самолет на транспортное судно «Рио-Эсконтидо», старую посудину, идущую курсом из Нового Орлеана по контракту с ЦРУ. А дальше, к юго-востоку, на борту «Благара», переоборудованного десантного катера времен Второй мировой войны, агент военизированных формирований ЦРУ по имени Грейстон Линч выстрелил в пролетающий кубинский истребитель из автомата. Капитан Каррерас выпустил ракету, которая ударила в переднюю палубу «Рио-Эсконтидо» на 6 футов ниже поручня, взорвав десятки металлических бочек с авиационным бензином. Возникший пожар перекинулся на 145 тонн боеприпасов, складированных в носовом трюме. Экипаж быстро покинул судно; попрыгав в воду, все старались отплыть подальше. Транспорт взорвался ярким огненным шаром, из которого над заливом Кочинос выросло черное грибовидное облако высотой с полмили. В 16 милях от этого места, на берегу, уже обильно усыпанном мертвыми и ранеными мятежниками, Рип Робертсон подумал, что Кастро, наверное, сбросил на них атомную бомбу.
Президент Кеннеди обратился к адмиралу Эрли Берку, командующему американским военно-морским флотом, с просьбой спасти ЦРУ от катастрофы. «Никто не знал, что делать, равно как и в ЦРУ не знали, кто руководит операцией, кто несет за нее ответственность, кто в курсе, что нужно делать или что происходит, – сказал адмирал 18 апреля. – Нас не посвящали в события и сообщали лишь часть правды».
В течение двух злосчастных дней и ночей кубинцы Кастро и кубинцы ЦРУ нещадно убивали друг друга. Ночью 18 апреля командир бригады мятежников, Пепе Сан Роман, радировал Линчу: «Вы понимаете, насколько у нас отчаянное положение? Вы нас поддерживаете или бросили?.. Пожалуйста, не бросайте нас… На рассвете ударят танки. У нас нет боеприпасов для борьбы с танками. Эвакуироваться не собираюсь. Если потребуется, будем сражаться до конца». Наступило утро, но никакой помощи не было. «Боеприпасы на исходе, мы бьемся на берегу. Пожалуйста, вышлите подмогу. Нам не продержаться», – кричал Сан Роман в эфир. Его людей, стоящих по колено в воде, безжалостно расстреливали.
«Ситуация на плацдарме авиационной поддержки совершенно вышла из-под контроля, – сообщил Бисселлу в полдень руководитель воздушных операций. – На текущий момент потери составляют 5 кубинских пилотов, 6 вторых пилотов, 2 американских пилота и 1 второй пилот». Всего погибло четыре американских пилота из состава Национальной гвардии штата Алабама. В течение многих лет агентство скрывало причину их гибели от их вдов и семей.
«Они еще верят в нас, – говорилось в телеграмме от шефа воздушных операций. – Ожидают ваших указаний». Бисселлу предложить было нечего. 19 апреля, около двух часов пополудни, Сан Роман, изрыгая проклятия в адрес ЦРУ, уничтожил радиостанцию и прекратил сопротивление. Таким образом, через шестьдесят часов после начала атаки 114 членов Кубинской бригады были убиты, а 1189 – попали в плен.
«Впервые за мои тридцать семь лет, – написал Грейстон Линч, – мне было стыдно за собственную страну».
В тот же день Роберт Кеннеди отправил пророческое замечание своему брату. «Настало время для решающего сражения, поскольку через год или два ситуация будет еще хуже, – написал он. – Если мы не хотим, чтобы Россия построила свои ракетные базы на Кубе, нужно решить сейчас, как это остановить».
«Возьмите ведро с помоями и накройте его другой крышкой»
В беседе с двумя своими советниками президент Кеннеди отметил, что Аллен Даллес в свое время лично заверил его в Овальном кабинете, что операцию в заливе Кочинос ждет безоговорочный успех: «Г-н президент, я стоял прямо здесь, у стола Айка, и сказал ему, что уверен в успехе нашей Гватемальской операции. А перспективы этого плана, г-н президент, еще лучше, чем у вышеупомянутого». Если так, то это была поразительная ложь. Даллес ведь фактически заявил Эйзенхауэру, что шансы ЦРУ в Гватемале в лучшем случае составляли одну пятую; а без поддержки авиации они равны нулю!
В час вторжения Аллен Даллес как раз выступал с речью в Пуэрто-Рико. Его публичный отъезд из Вашингтона стал частью жульнического плана, но теперь он вел себя словно адмирал, покидающий собственное судно первым. Бобби Кеннеди вспоминал, что по возвращении вид у Даллеса был довольно жалкий: свое лицо он то и дело прикрывал дрожащими руками.
22 апреля президент созвал заседание Совета национальной безопасности, инструмент государственного управления, который сам лично презирал. Приказав поникшему и обезумевшему Даллесу «расширить зону наблюдений за деятельностью Кастро в Соединенных Штатах» – то есть поставив задачу, выходящую за рамки устава ЦРУ, – президент велел генералу Максвеллу Тэйлору, новому военному советнику Белого дома, совместно с Даллесом, Бобби Кеннеди и адмиралом Эрли Берком произвести «аутопсию», то есть скрупулезный анализ того, что произошло в заливе Кочинос. Комиссия по расследованию во главе с Тэйлором собралась в тот же день, а Даллес явился, сжимая в руке экземпляр NSC 5412/2, официального разрешения Совета национальной безопасности от 1955 года для тайных операций ЦРУ.
«Я первым признаю следующее. Не думаю, что ЦРУ должно управлять военизированными операциями, – заявил Даллес, пустив густой клуб дыма и словно забыв о собственной поддержке таких операций в течение добрых десяти лет. – Однако вместо того, чтобы разрушить все до основания и начать сначала, нам нужно сохранить самое хорошее и ценное и избавиться от тех вещей, которые действительно вне компетентности ЦРУ, после чего все соединить и сделать более эффективным. Мы должны вновь изучить эти документы и директивы и пересмотреть их таким образом, чтобы управлять военизированными операциями несколько по-другому. Будет нелегко отыскать для них место; такие вещи очень трудно держать в секрете».
Работа комиссии помогла прояснить президенту, что ему необходим новый способ управления тайными операциями. Одним из последних свидетелей, которых опросила комиссия, был уже пожилой и слабеющий на глазах человек, говоривший со всей серьезностью о самых глубоких проблемах, с которыми столкнулось ЦРУ. Показания генерала Уолтера Беделла Смита и сегодня наполнены пугающим смыслом.
Вопрос. Как мы можем в условиях демократии эффективно использовать все свои активы без полной реорганизации правительства?
Генерал Смит. Демократия не может вести войну. Когда вы отправляетесь на войну, вы принимаете закон, предоставляющий чрезвычайные полномочия президенту. Когда же чрезвычайная ситуация завершается, права и полномочия, которые были временно делегированы руководителю, теперь возвращаются к соответствующим штатам, графствам и людям.
Вопрос. Мы часто говорим, что в настоящее время находимся в состоянии войны.
Генерал Смит. Да, сэр, это верно.
Вопрос. Вы предлагаете, чтобы мы выровняли президентские полномочия военного времени?
Генерал Смит. Нет. Однако американский народ не чувствует, что в настоящее время находится в состоянии войны, и, следовательно, он не желает приносить жертвы, необходимые и вполне ожидаемые в военное время. Когда вы в состоянии войны – холодной войны, если хотите, у вас должно быть в распоряжении некое аморальное агентство, которое может работать тайно… Думаю, что ЦРУ получило такую широкую огласку, что тайную работу, возможно, придется и в самом деле поместить под другую «крышку».
Вопрос. Считаете ли вы, что нужно отделить ЦРУ от тайных операций?
Генерал Смит. Пора взять ведро с помоями и накрыть его другой крышкой.
Три месяца спустя Уолтер Беделл Смит умер в возрасте шестидесяти пяти лет.
Главный инспектор ЦРУ Лаймон Киркпатрик провел собственный анализ причин произошедшего в заливе Кочинос. Он заключил, что Даллес и Бисселл не в состоянии точно и достоверно информировать двух президентов и две администрации о проводимой операции. Если бы ЦРУ хотело сохранить свои позиции, сказал Киркпатрик, ему нужно было решительно улучшить собственную организацию и управление. Заместитель Даллеса, генерал Кейбелл, предупредил его, что, если бы этот отчет попал в «недружелюбные» руки, это разрушило бы агентство. Даллес искренне согласился. Он позаботился о том, чтобы отчет не получил огласки. Девятнадцать из двадцати печатных копий были возвращены и уничтожены. Сохранившийся экземпляр хранился вдали от посторонних глаз в течение почти сорока лет.
В сентябре 1961 года Аллен Даллес ушел в отставку с поста директора Центральной разведки. Рабочие еще не закончили отделку новой штаб-квартиры ЦРУ, построенной в лесистом районе Вирджинии над западным берегом реки Потомак, всего в 7 милях от американской столицы. Даллес много лет боролся за это. Он поручил, чтобы в центральном вестибюле выгравировали стих Евангелия от Иоанна: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин., 8: 32). Медальон с изображением Даллеса был вывешен на самом высоком месте. «Si monumentum requiris circumspice», что в переводе означает: «Если вы ищете его памятник, оглянитесь вокруг».
Ричард Бисселл оставался на своем посту еще полгода. Позднее он тайно признался, что восхваляемый профессионализм его тайной службы служил лишь фасадом – здесь явно было «не место, где можно было бы отыскать компетентного профессионала». Когда он уходил в отставку, президент прикрепил к отвороту его мундира медаль «За содействие укреплению национальной безопасности». «Высокие цели, неограниченная энергия и непоколебимая преданность долгу г-на Бисселла – настоящие критерии истинного представителя разведывательной службы, – сказал Кеннеди. – После себя он оставляет прочное наследство ».
Частью этого наследства стало попранное доверие. В течение последующих девятнадцати лет ни один президент не мог целиком и полностью доверять Центральному разведывательному управлению.
«Теперь вы живете в центре урагана…»
Джон Кеннеди, разъяренный провалом операции в заливе Кочинос, поначалу хотел расформировать ЦРУ. Однако потом он все же передумал, передав управление тайной службой этого ведомства своему брату. Это стало одним из наименее мудрых решений в период его президентства. Тридцатипятилетний Роберт Фицджеральд Кеннеди, печально известный своей жесткостью и помешанный на всякого рода секретности, взял на себя руководство наиболее значимыми тайными операциями Соединенных Штатов. Эти два человека развернули бурную деятельность на секретном фронте. За восемь лет своего президентства Эйзенхауэр санкционировал 170 крупных операций ЦРУ. Братья Кеннеди провели 163, уложившись менее чем в три года…
Президент хотел сделать Роберта новым директором Центральной разведки, но его брат считал, что лучше всего на этот пост назначить того, кто мог бы рассчитывать на политическую защиту со стороны президента. После напряженных поисков в течение нескольких месяцев они остановились на кандидатуре одного из старейших политиков в кабинете Эйзенхауэра: Джона Маккоуна.
Консервативный республиканец от штата Калифорния, набожный католик и пламенный антикоммунист, шестидесятилетний Маккоун вполне мог бы стать министром обороны, если бы победу на президентских выборах 1960 года одержал Никсон. Он заработал огромное состояние, занимаясь строительством судов на Западном побережье во время Второй мировой войны, затем служил заместителем министра обороны Джеймса Форрестола. Именно с его участием в 1948 году был разработан первый бюджет нового министерства обороны. В качестве заместителя министра ВВС во время корейской войны Маккоун внес свой существенный вклад в формирование первой поистине глобальной военной державы послевоенного мира. Как председатель Комиссии по ядерной энергии при Эйзенхауэре, он контролировал работу национальных заводов по производству ядерного оружия и состоял в Совете национальной безопасности. Новый руководитель тайных операций у Маккоуна Ричард Хелмс описывал его как «человека, явившегося бодрой походкой прямиком с кастинг-студии в Голливуде… седовласого, с румянцем на щеках, всегда в безупречном темном костюме, в очках без оправы, надменного и самоуверенного… ».
По словам Реда Уайта, его главного администратора, новый директор был «отнюдь не тем человеком, который мог понравиться окружающим», но он очень быстро «нашел общий язык с Бобби Кеннеди ». Сначала Маккоун сблизился с Бобби на почве единоверия и антикоммунизма. Большой белый дом генерального прокурора в Хикори-Хилл находился всего в нескольких сотнях метров от новой штаб-квартиры агентства, и Кеннеди часто останавливался у ЦРУ утром по пути в центр города, где он работал в министерстве юстиции. Он заглядывал сюда после штабного совещания, которое Маккоун проводил ежедневно в 8:00 утра.