Когда болеешь за клуб-аутсайдер, характер закаляется, но не всегда 5 глава




— Понятно.

— Да неужели?

— Итак, вас уволили. Вот засада-то.

Я пожал плечами:

— Газеты, наверное, были недовольны. Лично мне кажется, что «Экспресс» и «Мейл» просто обиделись, когда их назвали таблоидами.

— Но вам кажется и еще кое-что, ага?

— Ага, кажется.

— Вы, похоже, надо мной насмехаетесь. Вы ужасны.

— Разве?

— Я ваша большая поклонница. Нечего меня оскорблять. Я думала, у меня хорошо получается.

— Ну и ну. Так вы, значит, думали, у вас хорошо получается?

— А разве нет?

Я окинул ее взглядом.

— А вы смешная.

— Серьезно?

— Абсолютно серьезно. Хотите еще выпить?

— Можно. Только вы не вставайте. Я принесу сама. Ато вы так до сих пор ни разу и не позволили мне заплатить. Так что теперь мой черед. Пожалуйста.

— Ну, раз уж вы так хотите, Рейни, пусть будет по-вашему.

— Да, хочу. То же самое?

— Пожалуй.

— Не уходите, — проговорила Рейни, тронув меня за руку.

За последний час она проделала так несколько раз. И мне это понравилось.

— Ладно уж, — отозвался я.

Рейни вылезла из-за стола, и вскоре я уже видел, как ее хрупкая фигурка ввинчивается в толпу, окружившую стойку бара. Фил наклонился вперед, поближе ко мне, и проговорил:

— Похоже, ты на верном пути, приятель.

— Похоже, так и есть, — согласился я, — Кто бы подумал!

Мне пришло в голову, что это все из-за выпивки. Последняя порция виски была явно лишней. Ошибка.

Я повернулся к Филу:

— Можно твоей воды?

— Ага. Пей на здоровье.

Я отхлебнул из его бутылки «Эвиана».

Мы сидели в «Крути», что на Шефтсбери-авеню, — просторном питейном комплексе с кондиционерами, эдаком парадизе третьего поколения, из числа тех, что призваны ублажать взыскательных клубных завсегдатаев, дабы искушение провести вечерок дома неизменно уступало желанию отправиться в бар типа ВВС — для Выглядящих Весьма Старыми, в него со временем превращаются бары типа для ВВП, то есть Выглядящих Весьма Прибабахнутыми.

Мы с Филом сидели в уединенной нише, каких в баре «Ретокс», расположенном на втором, «теплом» уровне, было несколько. Из танцевального зала, этажом выше доносилось мерное уханье далекой музыки, но это только если прислушаться. Чувствовалось, что там «жарят» вовсю. Внизу, на «прохладном» уровне, музыка предполагалась тихая и расслабляющая, так что если какие звуки и доносились оттуда, то разве что очень похожие на тишину. Ну, может, раздастся нечто, похожее на звук лопнувшего мыльного пузыря, отмечая уход из сего бренного мира еще одной спекшейся мозговой клетки.

Наверху вам едва ли удалось бы расслышать, что орет в ваше ухо человек, склонившийся вплотную. Внизу считалось неприличным говорить иначе как шепотом. Здесь же музыка играла нормальная, вполне позволяющая вести разговор. Мне подумалось, что я, видимо, начинаю стареть, раз чувствую себя в подобной атмосфере более комфортно. Так, наверно, и есть. Но, вообще-то, где, как не тут, можно встретить такую классную телку, как эта Рейни! Черт побери!

Спокойствие, проговорил я себе, только спокойствие. И сделал несколько глубоких вдохов.

— В последнее время я превратился в какого-то плейбоя, — сказал я Филу, качая головой.

Во-первых, Джоу, затем Селия… Ну да, Селия; правда, та проходит по совсем другому разряду, она сама целый мир; жаль только, что вижу ее так редко… Что-то я сбился. Начну-ка сначала. Джоу, Селия… Ах да, та аргентинка из Брайтона; потом еще одна или две, Таня… нет, с Таней все… Так, считаем дальше… с Эйми тоже зеленый свет, захоти я продолжить… и… вот теперь эта Рейни. Девчонка чудо, просто отпад, выговор прямиком со Слоун-сквер[70], а к тому же, кажется, она запала на меня! Ох, Лондон, я прямо-таки влюблен в него. Влюблен в каждую частичку моей славы, по нему рассеянной.

— Ей-ей превратился, — добавил я, прерывая молчание.

— Да уж, — кивнул Фил с умным видом, — Праю, не знаю, что они в тебе находят.

— И я тоже, — подхватил я.

Отпив из стакана воды, я принялся разглядывать пол у себя под ногами. Паркет в «Ретоксе» был из какого-то по-скандинавски блондинистого дерева. Наверно, если пролить на него виски, звук будет, словно кто-то ссыт. Эге! Когда Рейни протискивалась мимо нас, выбираясь из-за стола, пиджак Фила свалился на пол. Чудесно. Я поддел его ногой и затолкал поглубже под стул, когда убедился, что мой приятель смотрит в другую сторону.

— Вот, пожалуйста, — проговорила Рейни, ставя передо мной виски. Ага, дюйная порция, — А для вас я принесла еще воды, э-э-э… Пол?

— Фил, — процедил Фил.

— Да, конечно. Простите меня, Фил.

Рейни улыбнулась, глядя в мою сторону, и подняла бокал. Похоже, в нем находился джин с тоником. Я поднял свой.

— Тяпнули, — произнесла Рейни и выпила залпом.

Я поднес виски ко рту и сделал вид, будто пью, но это был лишь спектакль: я ограничился вдыханием аромата, губы оставались плотно сжаты. Я так зациклился на этом спектакле, что, на случай если Рейни следит, как я пью, даже кадыком подергал, будто глотаю. Затем поставил бокал на стол, плотно обхватив ладонью: пускай то, что уровень в нем не понизился, не бросится в глаза.

— Чудесно. Попахивает торфом. Явно с Айлы.

— Ага, — ответила Рейни. — В точку.

На ней были кожаные брючки в обтяжку, двухслойная блуза из белого и розового шифона и чуть-чуть затемненные очки какого-то палевого оттенка, что делало ее немного похожей на Анастейшу[71]. Слегка за двадцать, и в талии столько же[72]. А еще просто умопомрачительные скулы и линия подбородка, словно у Дэвида Култхарда[73], только, разумеется, помягче. Соски довольно явственно просматривались через шифон — теперь что, подобное опять начало входить в моду? Я присмотрелся — и что-то в ее обнаженных плечах неуловимо напомнило мне о Селии. Волосы у Рейни были белокурые, густые, и ей приходилось все время убирать их с лица.

— А что, Рейни, — проговорил Фил, — доводилось тебе прыгать в Ламанче с парашютом? — И он глупо захихикал, переводя взгляд с нее на меня.

Мне показалось, он пьян не меньше моего, как минимум. Начали мы в пабе рядом с радиостанцией, после него перебрались в «Граучо», затем в «Сохо-Хаус» и закончили тем, что очутились здесь; по пути мы теряли коллег, откалывавшихся от нашей компании под ничтожными предлогами типа назначенные свидания, необходимость перекусить, чада и домочадцы; в общем, всякая дребедень. У меня осталось смутное впечатление, будто мы за это время славно поболтали о нашей передаче и что мне накидали кучу полезных идей, но я, хоть убей, не мог вспомнить ни одной. К счастью, такое обычно удавалось Филу, он даже успевал сделать своим убористым почерком какие-то микроскопические записи в блокнотике, озаглавленном «Полезные мысли», который вечно таскал с собой.

Дело было в пятницу, так что никакой передачи на следующий день — деток отпустили потусоваться в песочнице, йо-хо-хо. Джоу со своими подопечными из «Аддикты» улетела на выходные в Стокгольм и Хельсинки. Вдобавок прошло уже три недели с тех пор, как я в последний раз виделся с Селией, и я надеялся, что сразу после передачи в студию заявится курьер с пакетом, сопровождаемый звонком на мой мобильник от анонимного абонента, — если уж на то пошло, и всю передачу, и весь нынешний день с того самого момента, когда проснулся, а если быть честным, то и всю прошедшую неделю я только и делал, что ждал, когда смогу расписаться на квитанции, протянутой мне курьером в мотоциклетном шлеме: пакет получен не вскрытым, в хорошем состоянии, поставьте тут подпись, теперь напишите фамилию печатными буквами, вот здесь укажите время… Ничего не произошло, пустота.

И я решил, что самое время ударить по печени.

— Простите? — переспросила девушка.

Фил пьяно махнул рукой:

— Это я так. Не обращайте внимания.

— Ясно, — ответила Рейни и, как мне показалось, посмотрела на моего режиссера недобрым взглядом; пожалуй, слегка нахальным.

А ведь этот парень был одним из моих лучших друзей и, кстати, замечательный режиссер. Что это она о себе возомнила, глядя на него с таким выражением, словно говоря: а пошел ты куда подальше? Как осмелилась? Какое имела право? Ведь Фил заслуживает уважения, как никто другой. Пока она отвлеклась на него, я воспользовался предоставившейся возможностью и выплеснул добрую половину своего виски на пиджак Фила, затем поднес стакан к губам и, когда она переключила внимание на меня и на ее лице вновь появилась улыбка, сделал вид, будто пью — ну, опять повторил весь тот спектакль с глотательными движениями и дергающимся кадыком. Рейни поднесла свой бокал к моему, и мы снова чокнулись. Тут мне показалось, что до меня дошел запах виски, испаряющийся с темной поверхности старого, но, к счастью, до сих пор модного пиджака Фила. Прекрасная модель, от самого Пола Смита. Я принялся совершать стаканом быстрые круговые движения, закручивая виски в маленький водоворот. Рейни наблюдала.

— Хочешь меня напоить? — спросил я по-бурлескному, с реверсом гендерных ролей.

Рейни слегка приопустила ресницы и заерзала на сиденье, пододвигаясь все ближе и ближе ко мне, пока я не ощутил через рубашку тепло ее тела.

— Я хочу, чтобы ты поехал ко мне домой, — шепнула она.

— Ха! — со смехом воскликнул я, хлопнув себя по бедру, — Так ты отправишься на бал, Золушка!

Фил не то похрапывал, не то посмеивался по другую сторону от меня. Рейни метнула в него злобный взгляд. Я ухватил ее за подбородок и приблизил ее губы к своим, но она взяла меня за локоть и отвела мою руку в сторону.

— Допивай виски и пойдем. Хорошо?

К тому времени мне удалось избавиться почти от всего виски, что она принесла, и теперь я благополучно мог выпить остаток, там ведь совсем на донышке, какая разница, но забава начала превращаться уже в нечто среднее между игрой и делом чести, а потому я дал себе слово не уходить, пока не избавлюсь от всей выпивки до последней капли; так что, посмотрев куда-то вдаль поверх ее сияющих белокурых волос, я ответил:

— Хорошо… Черт возьми, неужто там Гай Ричи с Мадонной?

Она оглянулась. Я вылил последний глоток виски на пиджак Фила и встал, как раз опуская стакан, словно только что пил из него, когда Рейни вновь на меня посмотрела.

— Кажется, обознался, — солгал я, но при этом почувствовал себя прямо-таки великолепно.

Перспектива переспать с новой девицей, особенно с такой красоткой, как Рейни, сама по себе трезвила не на шутку. И все-таки я еще пошатывался, когда мы выбирались из нашего закутка.

— Ну я пойду, Фил.

— Отлично. Счастливо тебе развлечься, — ответил он.

— Так я и сделаю. Береги себя.

— Ты тоже не забывай о мерах предосторожности. — Тут он хихикнул.

— Увидимся в понедельник.

— Мне нужно заскочить в туалет, — сказала Рейни, когда мы пробирались через толпу.

— Встретимся в раздевалке.

Пару минут я занимался тем, что кокетничал на первом этаже с девушкой-гардеробщицей. В отличие от Фила я имел обычай расставаться с пиджаком уже при входе в подобные места. Правда, у меня не было привычки превращать его в мужской вариант дамской сумочки, набивая карманы всякой крайне нужной дребеденью.

— Готов? — спросила Рейни, передавая девушке номерок.

— Вполне, — ответил я.

Рейни позволила цомочь ей надеть плащ-накидку афганского типа, которую я счел скорее гримасой ретромоды, нежели тонким намеком на геополитику. Девушка повернулась ко мне и странно посмотрела, переводя взгляд с одного зрачка на другой. Мне понравилось, что мое состояние изучают столь тщательно, в этом было нечто сексуальное. Рейни не дала гардеробщице на чай, но я сделал вид, что этого не заметил. Зато привалился к ней, и она позволила поцеловать себя в губы, однако не взасос. Потом оттолкнула меня и, взглянув на гардеробщицу, проговорила:

— Пошли.

На улице дождило. Я кивнул вышибалам, и те, улыбнувшись, ответили тем же. Я был почти уверен, что знаю, как их зовут, но все-таки не вполне, а перевирать имена вышибал даже еще хуже, чем приветствовать их молча. Я стоял, глазея на струи дождя и с шумом проносящиеся автомобили, фары которых пробивали в темноте тоннели, искрящиеся алмазными брызгами.

— Идет дождь, Рейни, — проговорил я.

— Ага, — согласилась она.

Да, Кеннет, сказал я себе, можно подумать, она слышит эту шуточку впервые в жизни[74]. Рейни посмотрела в другой конец улицы.

— Вечером пятницы под дождем, — авторитетно заявил я, — единственный шанс раздобыть такси — это дождаться, когда кто-нибудь здесь высадится. Лично я вызываюсь отважно броситься наперерез, как только машина станет притормаживать.

— Ладно.

— А еще можно вызвать, — продолжил я после не слишком продолжительной борьбы с застежкой висящего на поясе футляра, в котором находился мобильник, — Скажу, что чаевые превзойдут все ожидания, — И я склонился над своей миниатюрной «моторолой», когда мне наконец удалось ее раскрыть, — Только, бога ради, ни слова о карри, — пробормотал я, прикрыв один глаз, чтобы лучше видеть дисплей.

Рейни обернулась ко мне и положила руку поверх моей, в которой я держал телефон.

— Погоди, не нужно. Такси уже на подходе.

Черный кеб действительно подруливал к тротуару.

— Слава богу… — проговорил я, убирая трубку, — Хотя нет, шофер только что погасил огонек.

Но Рейни уже тащила меня под руку через мостовую к остановившемуся такси.

— Это я ему помахала.

— Прекрасная работа, Рейни, — пробормотал я, пытаясь ухватиться за ручку на дверце, но промахнулся.

Дверь открыла она, но я настоял на том, что буду придерживать дверь, пока Рейни садится. Затем сам залез внутрь, ударившись при этом головой.

— Ой!

— Не очень больно?

— Порядок. — И я принялся искать ремень безопасности. — А ведь это хорошее предзнаменование, Рейни. — Тут я привстал, чтобы ухватиться за нащупанный наконец ремень.

— И то правда.

— Так быстро поймать такси в пятницу, да еще в дождь! Ты просто чудо. Верно, на нас божье благословение.

— Ага.

Кеб влился в поток транспорта, движущийся в северо-во-сточном направлении. Мне наконец-то удалось накинуть и пристегнуть ремень. На свой ремень Рейни даже внимания не обратила. Я принялся читать ей нотацию о крайней нежелательности подобного отношения к безопасности, особенно в свете случившегося с принцессой Ди, но девушка лишь странновато на меня посмотрела, и до меня дошло: помимо того что ремень не дает вам вылететь через ветровое стекло при лобовом столкновении и переломать руки-ноги, он еще мешает обниматься и целоваться. Полная безопасность. Мне стало самому за себя страшно. Ведь знал же я об этом прежде, но позабыл.

— Твоя правда, — согласился я с ней, хотя она ничего не сказала. И отстегнул ремень. — Буду с тобой солидарен, сестра, — И заерзал на сиденье, пододвигаясь к ней поближе.

Я перехватил взгляд шофера, подсматривающего за нами в зеркало заднего вида. Зажатая в угол, Рейни позволила себя обнять. И мои губы прильнули к ее губам. На сей раз они чуть-чуть приоткрылись. Я дал рукам волю и полез под ее афганскую накидку.

— Может, вам все-таки пристегнуться, а? — посоветовал шофер.

В этом старом кебе ему приходилось с нами общаться через форточку в прозрачной перегородке, отделяющей водителя от пассажиров, а не с помощью переговорного устройства, как в новых моделях.

Рейни меня оттолкнула.

— Да, наверно, стоит, — проговорила она, как мне показалось, с явною неохотой.

— Вот видишь? — Я погрозил ей пальцем.

Затем снова принялся нащупывать ремень. Рейни посмотрела на меня и пристегнула свой.

— Вот он, — проговорила она, помогая мне справиться с поисками.

— Спасибо, — Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл веки.

— Почему бы тебе не вздремнуть? — предложила Рейни.

Я открыл глаза и взглянул на нее.

— Нет, я не устал. Далеко ехать?

— Да, еще порядочно.

Она посмотрела на водителя, затем наклонилась ко мне и шепнула:

— Отдохни немного. Тебе скоро понадобится много сил.

Она вновь одарила меня взглядом из-под полуприподнятых, словно налитых свинцом ресниц и погладила мою руку — как мне показалось, чрезвычайно чувственно. Я улыбнулся, понадеявшись, что улыбка не вышла чересчур уж похотливой, и откинулся назад, вновь опустив веки.

— Если начну сопеть, то знай, это я притворяюсь. Храп как постмодернистская ирония. Ладно?

— Ага, не беспокойся.

Такси тащилось по улицам, скрежеща и громыхая, пробиваясь через ночные транспортные потоки. Издаваемые им звуки напомнили мне о моей Ленди. Это позволило расслабиться. Дождь не прекращался. Звук вылетающих из-под колес брызг действовал успокаивающе. В кебе было тепло. Вспомнились жаркие и затемненные апартаменты отелей. Я сделал глубокий вдох. Собственно, почему бы и нет? Немного вздремнуть не помешает. Небольшой отдых глазам. С другой стороны, мне вовсе не хотелось отключиться, начать храпеть, или пускать слюни, или вообще выглядеть вульгарно и неприятно; так что, пожалуй, то была не такая уж хорошая идея.

Прошло какое-то время. Мужской голос тихо спросил:

— Ну как тот, спекся?

— Похоже, что да, — ответила Рейни. Во всяком случае, я так подумал, что говорит она, ибо голос ее звучал совсем по-другому, — Мы как, подъезжаем?

— Еще пяток минут.

И я подумал, не открывая глаз и по-прежнему уткнувшись подбородком в фудь, что все это очень странно. Неужели я все-таки отключился? Похоже, лишь чуточку. Но почему Рейни спросила шофера, сколько осталось ехать? Разве она сама не знает дорогу к себе домой? Может, она недавно сменила квартиру… Но что имел в виду таксист, спросив: «Ну как тот, спекся?»

— Проверь, точно ли он в отключке. Слышь, киска?

Проверь, точно ли он в отключке? Что за чертовщина? О чем это он? Я ощутил, как чужая рука коснулась моей, затем почувствовал щипок. Я не отреагировал.

— Кен? Кен?! — позвала Рейни довольно громко. Я не отвечал. Но сердце мое стало биться быстрей и быстрей. Потом она констатировала: — Спекся.

— Отлично.

Что происходит? Какого черта? И вообще, где мы едем? Говорила ли она шоферу адрес, когда мы садились? Раньше я полагал, что Рейни сказала ему адрес, когда я залезал в машину; тогда я так сильно ударился головой о крышу такси, что мог не обратить внимания, как она это делает, но, если вдуматься, имелось ли у нее для этого достаточно времени? Разве не услышал бы я хоть чего-нибудь? Но я ничего не мог вспомнить. Господи, надо же было так надраться! Немудрено, что подобные вещи не смогли удержаться у меня в памяти. Но ведь опять же, как нам невероятно повезло с такси… Оно появилось буквально вдруг, просто подкатило — и все, да еще в дождь, в пятницу, к тому же ровно в промежуток между разъездом из театров и закрытием баров. Не где-нибудь, а на Шефтсбери-авеню. Просто возникло из ниоткуда, желтый огонек, говорящий «свободно», уже погашен, если только меня не подводят мои мутноватые воспоминания: стояло у поребрика и ждало, когда мы сядем. И Рейни вела себя так, словно высматривала его. Хотя, наверное, это естественно. Она искала глазами такси — любое такси. Но что же тогда делать со всем этим дерьмом типа «Проверь, спекся ли он» и «Да, он в отключке», — как быть с этим? Что все это могло означать? Он ждал, когда я спекусь, отключусь, потеряю сознание…

Господи Иисусе, виски! Туда что-то подмешали. Где это я слышал о какой-то дряни, которую подмешивают на свидании, чтобы изнасиловать? Не могу вспомнить. Но что-то подобное имело место. Вот и теперь. Сходится. И то, как она умоляла позволить ей купить выпивку, и как она наблюдала за мной, когда я пил виски, — вернее, когда она думала, что пью, тогда как на самом деле я боролся со смехом и поливал пиджак Фила, имитировал кадыком глотательные движения, отвлекал ее, а потом чмокал губами и только что не вытирал их о рукав: смотри, я пью виски! Видишь? Его больше нет!.. Точно! Она туда что-то подсыпала. Что за вещество применялось тогда при изнасиловании? Эвтимол? Нет, кажется, так называется какая-то зубная паста. В сегодняшний самый что ни на есть гребаный день нынешнего долбаного века мне подсыпали микки, мать его, финна, а я, мудило грешное, взял и купился. Вернее, купился бы, не реши сохранить кое-какие крохи трезвости, а все ради того, чтобы, может быть, трахнуться.

Ах, ё-моё!

Да я ж этой дряни нюхнул. Ну, виски с растворенным в нем препаратом для жертв насильников; я его вдыхал. Хотел бы я знать, насколько сильно это снадобье. Его небольшое количество могло остаться у меня на губах, когда я притворялся, что пью. Неужто я сейчас впадаю в наркотический сон? Нет. Только не я. Никогда и ни за что. Теперь я совсем проснулся и совершенно трезв — до жути, чуть не до боли. Сердце колотится так, что даже странно, почему Рейни — если только ее действительно так зовут — не чувствует и не слышит этого. Как она не видит, что меня буквально колотит, что все мое тело сотрясает крупная дрожь?

— Как ты, нормально? — спрашивает шофер.

На какую-то долю секунды меня посещает дурацкая мысль, будто он обращается ко мне. И на какой-то уже совсем микроскопический миг во мне было зародилась готовность ему ответить.

Затем девушка отвечает «да», причем так буднично, будто ей скучно.

Очень осторожно приоткрываю один глаз, левый, тот, который подальше от нее. Где мы? У меня смутное чувство, что в Ист-Энде, но я не уверен. Голова моя опущена, и, не подняв ее, многое не разглядишь. Сколько еще, по словам водителя, нам ехать? Пять минут? Да, он сказал — пять. Но как давно он это сказал? Одну минуту назад? Две? Четыре?

Я вижу, что на двери с моей стороны горит красная лампочка-индикатор, совсем рядом, у самой ручки. Она означает, что дверные замки заблокированы. Это делается автоматически, якобы для вашей безопасности, чтобы не вывалились во время движения. Хотя, скорее всего, чтобы вы раньше времени не сбежали. Так или эдак, на ходу, даже на медленном, не вырваться. Придется ждать, когда такси полностью остановится и замки разблокируются… О черт! Кеб тормозит, и я чувствую, как ладони начинают потеть в ожидании момента, когда можно будет схватиться за ручку, дернуть ее на себя и опрометью метнуться прочь… но мы уже снова набираем скорость.

Ускорение вдавливает меня в кресло, позволяя, не вызвав подозрений, откинуть голову на спинку, после чего мой полуприкрытый глаз получает куда лучший обзор. Я ощущаю на себе взгляд Рейни и начинаю посапывать. Сквозь трепещущую завесу ресниц я вижу дорогу с редкими автомобилями и приземистые домишки. Наверное, я действительно какое-то время спал. От фешенебельного Уэст-Энда, где мы выпивали, до этого места будет далековато. Поворачиваем налево, на еще более темную и безлюдную улицу. По краям ее виднеются какие-то невысокие склады и невзрачные промышленные постройки. Стены изгажены граффити. С рекламных стендов свисают обрывки старых, мокрых от дождя плакатов, трепещущие на холодном ветру. Мы заезжаем под мост, и шум мотора отражается эхом от нижней поверхности усеянных заклепками массивных черных балок.

— Почти приехали, — говорит шофер.

— Угу, — отвечает Рейни.

Такси сбрасывает скорость. Впереди более светлая и оживленная улица. Светофор.

— Как раз за этим светофором.

Загорается желтый.

— Направо.

Чудненько.

— Ну да, вон там, кажется, уже стоит Дэнни.

Загорается красный.

— Ага.

Ну, давай же, давай! Остановись на этой стороне, подальше от этого гребаного Дэнни, кем бы он ни был, и пропусти транспорт.

Кеб останавливается, двигатель громко урчит на холостых оборотах. Теперь красная лампочка рядом с ручкой двери должна мигнуть и погаснуть. Скорее. Вот она мигнула. Но не погасла. Я жду, однако дальше ничего не происходит.

Кишки сжались, изо всех пор выступил холодный пот. Это таксист! Таксисты могут заклинить автомат отключения блокировки замков. Шофер просто запер нас внутри.

Вот сволочь; теперь я пропал. Эти ребята способны сделать со мной все, что угодно. Может, мне вообще жить осталось недолго.

Свет еще красный, но путь уже практически свободен. Таксист тянет руку к рычагу переключения передач.

Я подскакиваю, как на пружине. Рейни смотрит на меня вытаращенными глазами, рот ее начинает раскрываться. Я отстегиваю ремень безопасности и что есть силы бью правой ногой в окно слева от меня. Стекло сразу разлетается вдребезги. Ощущение такое, что нога тоже. Стекло разбивается с оглушительным звоном, усеивая и всю улицу, и резиновый коврик внутри тысячами алмазных прямоугольных осколков, неярко поблескивающих в тусклом свете уличных фонарей.

Водитель оборачивается, и я вижу его испуганное лицо. Рейни хватает меня за локоть, и я делаю то, чего не делал никогда в жизни: бью женщину. Бью ее кулаком в нос, отчего голова девушки запрокидывается и ударяется о дверь, у которой та сидит.

Затем я выкарабкиваюсь через разбитое левое окно, хватаясь за верхнюю раму, спиной вниз, отталкиваясь от чего-то ногами, молотя и дрыгая ими совершенно неэстетичным образом, причем проделываю все это так быстро, что Джон By[75]мог бы мною гордиться. С громким уханьем приземляюсь на усеянный осколками асфальт как раз в тот момент, когда такси рвет с места. Однако сразу визжат тормоза, и оно тут же останавливается, сделав характерный нырок капотом. Перекатываюсь по битому стеклу и, вскочив на ноги, бросаюсь наутек. Позади слышатся крики, хлопают дверцы автомобиля. Издалека доносятся новые вопли, еще более громкие. Там орут двое мужчин. Затем раздается женский визг. Впереди меня широкая, почти пустынная улица. На ней припаркованы автомашины, несколько «транзитов» и «лутонов». Сворачиваю на тротуар, чтобы они оказались между мной и моими преследователями. Новый взрыв криков и воплей.

Бегу что есть мочи — так, что ветер свистит в ушах. Теперь слышу за спиной звук приближающегося автомобиля. Конец улицы совсем близок. За спиной рев двигателя, это водитель включил не ту передачу — наверное, задний ход, по ошибке. Визг шин по асфальту — нажат ручной тормоз.

Достигаю следующего перекрестка и бросаюсь на другую сторону, не обращая внимания на невесть откуда взявшийся поток транспорта, под аккомпанемент раздающихся справа и слева гудков. Перемахивая одним прыжком островок безопасности, замечаю метрах в ста очередь перед закусочной, где торгуют рыбой с картошкой. Выскакиваю на мостовую, едва не попав под почтовый фургон, которому удается остановиться в последний момент — так близко от меня, что получаю удар по руке и решетка радиатора сдирает кожу с костяшек пальцев. Я несусь к очереди, с трудом лавируя меж неспешно прогуливающихся прохожих, словно я лыжник, а они ворота на трассе слалома. Почтовый фургон едет сбоку, водитель высунулся и орет, что я гребаный псих, а также подкрепляет это свое мнение жестами. У тротуара, совсем рядом с очередью, припаркованы две машины. Пробегаю по луже и замечаю, что дождь кончился. За все той же закусочной вижу какие-то другие автомобили, стоящие у тускло освещенной двери, и окна рядом с ней, между ними висит дешевая желтая вывеска, поблескивающая на фоне выщербленной кирпичной стены белыми буквами, из которых складываются два самых прекрасных на свете слова: «Наем таксомоторов».

Я замедляю бег и, достигнув очереди, оглядываюсь назад. Погоня явно отстала, не видно ни кеба, ни бегущих людей. Одергиваю на себе пиджак, провожу ладонью по волосам и даже начинаю что-то насвистывать еще до того, как оказываюсь рядом с первой из стоящих у тротуара машин; тут я киваю — сперва парню, стоящему в пролете раскрытой двери, а потом в сторону такси.

— Ну а ты сам смотришь когда-нибудь на номер такси, в которое садишься?

— Нет, — согласился Крейг, — Кому такое придет в голову?

— Разве что Филу, — предположил я, — Звонил ему и домой, и на трубку, но на связь выходит только автоответчик.

— И все же, я думаю, — заявил Крейг, — тебе следовало бы направиться не ко мне, а в полицию.

— О чем ты говоришь, приятель; единственное, чего мне хотелось, так это поскорее смотаться.

— Да, но все-таки.

— Все-таки что? Была пятница, вечер, половина одиннадцатого. Копам в это время наверняка и так хватает работы — ну там всякие драки, скандалы, как обычно под выходные. А о чем бы я им рассказал, если бы позвонил? Что меня, кажется, пытались похитить? Что мне, кажется, подсыпали в выпивку какую-то гадость и, если угодно, сие можно проверить, взяв пиджак некоего совсем другого парня и проверив его на содержание данного препарата, если только тот еще не окончательно улетучился? Что, кажется, планировалось учинить надо мной некое неведомое насилие, в чем я, однако же, не уверен? Что я им скажу? Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это что за мною гнались. Но ведь бегать за кем-то вовсе не уголовное преступление. Черт побери, да ведь единственные по-настоящему преступные деяния совершил я сам — разбил стекло в кебе и ударил женщину по лицу. Представляешь, приятель? Я ударил женщину! Да это как раз то, без чего я надеялся благополучно прожить свою жизнь, типа как без перелома позвоночника и без возни с пеленками.

Я крепко затянулся. Хотелось бренди или чего-нибудь в том же роде, но Крейг решил, что единственное, чего мне действительно нужно, так это курнуть травки и хорошенько расслабиться.

Первой моей мыслью, когда я залез в такси и велел сидевшему за рулем парню ехать в Бэзидцон (то есть к востоку от того места, где мы находились, чтобы не пришлось возвращаться по той улице, где от меня отстала погоня), было позвонить Эйми. Она жила в Гринвиче, то есть почти неподалеку, и мое появление у нее на пороге в минуту опасности, когда за мной гонятся злодеи, могло оказаться как раз тем событием, которое растопило бы ледок наших отношений и позволило им продвинуться дальше. Возможно, подобное романтическое обстоятельство перевело бы их в следующую фазу — кто знает (в последний раз я видел ее 11 сентября, когда мы веселились на террасе у Фэй и Кулвиндера, наблюдая, как под нами на асфальте распускаются небывалые почки, пока босс не вызвал ее в офис).



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-12-08 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: