Диктатуры Белого движения 15 глава

Г. Чичерин отвечал: «Нужно возобновить работу первой (политической) комиссии и подкомиссии. Валить на русских, как на «козлов отпущения», вину за перерыв в работе нет основания. В III части Лондонского меморандума экспертов речь идет не о долгах, а о будущем, что и надо обсудить». Ллойд‑Джордж: «Британские банкиры не станут обсуждать вопросы будущего, пока прошлое не будет как следует урегулировано. Следует еще учредить специальную подкомиссию для обсуждения ряда правовых вопросов»…

«Будьте откровенны, мистер Ллойд‑Джордж,‑ заключил Г. Чичерин с горькой усмешкой.‑ Антанта хотела сокрушить новую Россию. Ей это не удалось. Мы квиты»… Ллойд‑Джордж ответил Г. В. Чичерину: «Если у соседа раздор между двумя партиями, мы поддерживаем ту из них, которая идет с нами, и отказываемся от возмещения ущербов другой партии»¹⁷⁴⁵.

Какова же была реакция прессы на неофициальное совещание на вилле «Альбертис»? В газете «Нью‑Йорк таймc» и других газетах клики Нортклифа помещалась критика в адрес Ллойд‑Джорджа, который, по «снисходительной» оценке «Нью‑Йорк таймс», занимался в Генуе «продажей британских интересов». Попутно отмечалось, что в итальянском общественном мнении, наряду с известным недоверием к советской делегации, проявляется смешанное чувство любопытства и… симпатии.

«…Из газет тех дней мы узнали, что глава французской делегации Л. Барту был явно недоволен итогами дискуссии на вилле «Альбертис». В интервью представителям газеты «Нью‑Йорк геральд трибюн» он сказал: «50 млрд. рублей золотом – это вдвое больше, чем та сумма, которую Франция требует от Германии за четырехлетнюю опустошительную войну… Я отказываюсь входить в обсуждение обязательств по отношению к государству, которое своих обязательств не выполняет».

Но эта точка зрения не совпадала с позицией английской делегации. Ее эксперт, известный экономист Джон Мейнард Кейнс, в той же газете «Нью‑Йорк геральд трибюн», дискутируя с французами, писал: «Если вы требуете непосильного, не получите ничего… Если мы применим по отношению к России те же самые приемы, которые применяли к Германии, и заставим ее под давлением экономических санкций дать такое обещание, которое она выполнить не может и о котором нам самим известно, что оно невыполнимо, мы опозорим себя. Предложение, которое мы сделаем России, должно быть такого рода, чтобы обеим сторонам его выполнение было выгодным». Затем Кейнс дает отповедь и не в меру ретивым защитникам «святости обязательств», вытекающих из долговых отношений и иностранной собственности на территории государства, проведшего национализацию: «Что же касается частных капиталистов, которые дают свои деньги иностранному государству, то они всегда делают рискованное дело, ибо нет такого принципа международного права, которое предоставляло бы им какие‑либо гарантии. Поэтому‑то капиталисты, которые дали свои деньги царскому правительству, были вовлечены в весьма рисованное предприятие и должны будут чувствовать себя счастливыми, если получат хоть что‑нибудь»¹⁷⁴⁶.

В конечном итоге вопрос долгов был в той или иной мере урегулирован со всеми странами, кроме США. Но на этом история царских долгов не закончилась. Правительство Ельцина в 1990‑х выплатило 400 млн. долл. компенсации французским вкладчикам за аннулированные большевиками царские долги, а в начале XXI века, признание «долгов царского правительства» потребовали от России европейские страны при вступлении ее в Совет Европы.

Однако вернемся в начало XX века. Ведь последствия интервенции были значительно трагичнее и серьезнее, чем даже тот урон, который насчитали большевики.

Во‑первых, речь идет о человеческих жизнях. Потери России за Первую мировую войну были относительно средними, но в абсолютном значении превышали потери всех союзников, вместе взятых.

Совокупные абсолютные военные потери в Первой мировой войне, тыс. чел. ¹⁷⁴⁷

Но помимо военных, Россия во время войны понесла соизмеримые потери мирного населения. Например, Керсновский пишет, что летом 1915 года «в результате всех неудач Ставка потеряла дух. Растерявшись, она стала принимать решения явно несообразные. Одно из них – непродуманная эвакуация населения западных областей в глубь России – стоило стране сотен тысяч жизней и превратило военную неудачу в сильнейшее народное бедствие. Ставка надеялась этим мероприятием «создать атмосферу 1812 года», но добилась как раз противоположных результатов. По дорогам Литвы и Полесья потянулись бесконечными вереницами таборы сорванных с насиженных мест, доведенных до отчаяния людей… Ставка не отдавала себе отчета в том, что, подняв всю эту четырехмиллионную массу женщин, детей и стариков, ей надлежит позаботиться и об их пропитании… Множество, особенно детей, погибло от холеры и тифа…»¹⁷⁴⁸ Картины войны дополняют сведения, приводимые Д. Киганом о Германии: «Женская смертность, например в 1916 году, возросла на 11,5%, а в 1917 году – на 30,4% по сравнению с довоенными показателями, и главной причиной тому были болезни, вызванные недоеданием»¹⁷⁴⁹. Тот же Киган пишет: «Немецкому наступлению также сильно воспрепятствовала первая вспышка так называемого «испанского гриппа» – фактически мировой эпидемии, зародившейся в Южной Африке. Эта вспышка повторилась осенью, вызвав опустошающий эффект в Европе. Но уже в июне грипп скосил почти полмиллиона немецких солдат, чей иммунитет, ослабленный скудным питанием, был гораздо ниже, чем в сытых войсках союзников в траншеях напротив»¹⁷⁵⁰. В России в тылу ситуация была хуже: по современным данным, за 1914‑1918 гг. от голода и массовых эпидемиологических заболеваний умерли 0,5 млн. человек. Еще около 100 тыс. мирных жителей погибли от немецкого и австро‑венгерского террора¹⁷⁵¹.

Совокупные относительные военные потери в Первой мировой войне и потери в Гражданской войне в России в % от численности населения¹¹⁵²

* Россия. Темный цвет ‑ военные потери во время Гражданской войны и интервенции, светлый цвет ‑ потери гражданского населения.

Но Гражданская война с интервенцией «союзников» заслонили даже эти чудовищные цифры. Они в почти в 3 раза превзошли потери России в Первой мировой войне; за 1917‑ 1922 гг. они составили почти 7% всего населения страны.

Совокупные потери России в Первой мировой и Гражданской войнах в 2 раза превзошли совокупные людские потери всех стран, принимавших участие в Первой мировой войне, вместе взятые, в то время как численность населения России составляла примерно 30% от численности населения всех рассматриваемых стран.

Совокупные людские потери всех стран, принимавших участие в Первой мировой войне (без России) и общие потери России в Первой мировой и Гражданской войнах, тыс. чел. ¹⁷⁵³

Но и эти цифры не исчерпывают всей глубины трагедии. Одним из последствий тех событий стал резко снизившийся и отрицательный естественный прирост населения, который сократил численность населения России за время Первой мировой войны почти на 5 млн. человек и еще примерно на 10 млн. за период интервенции и Гражданской войны¹⁷⁵⁴. Другим последствием этой трагедии стали беспризорники, которых, даже по официальной статистике, к концу 1922 года в стране было 7 миллионов¹⁷⁵⁵.

С. Струмилин попытался рассчитать экономические потери от гибели солдат на войне, оценив ее в потерю в 31 год труда¹⁷⁵⁶; для гражданского населения можно взять вполовину меньше – 15 лет. Тогда общие трудовые потери России за Первую мировую и гражданские войны составят примерно 300 млн. человеко‑лет. Эти цифры, конечно, условны и не отражают всей глубины понесенных потерь…

Во‑вторых, речь идет о разрушении экономического потенциала общества. С началом интервенции и Гражданской войны чрезмерная мобилизационная нагрузка приведшая к падению царского режима и Временного правительства, продолжала нарастать. Мы уже писали в первом томе «Тенденций», что накопление мобилизационной нагрузки носит кумулятивный характер и зависит от времени, что на определенном этапе приводит к качественным изменениям. Генерал, профессор Н. П. Михневич еще в 1911 г. в своей «Стратегии» писал: «Главный вопрос войны не в интенсивности напряжения сил государства, а в продолжительности этого напряжения, а это будет находиться в полной зависимости от экономического строя государства». Ростоу, отмечая, что типичной причиной упадка были войны, по этому поводу совершенно справедливо пишет: «Если возможность войны и небольшие военные предприятия способствовали модернизации общества, то большие и длительные войны требовали ресурсов больше, чем общество могло производить, что давало толчок саморазвивающемуся процессу экономического, политического и социального упадка»¹⁷⁵⁷. Экономический строй царской России и Временного правительства не выдержал перегрузки, как, в общем, и подавляющего большинства развитых европейских стран, в которых вскоре после войны к власти придут фашизм или военные диктатуры. Россия была наиболее отсталой и, брошенная союзниками, пала первой.

Однако на этом ее беды не закончились. Фактически тотальная война благодаря интервенции «союзников» продолжалась еще почти 3 года, что привело к превышению критического значения упругого сопротивления экономики и, как следствие, к ее необратимому, «саморазвивающемуся процессу экономического, политического и социального упадка». То есть к качественному изменению самой политэкономической системы общества. Этот процесс в определенной мере демонстрирует график «Динамики промышленного производства» первой половины XX века.

Динамика промышленного производства (1913‑1914гг. =100%) [Statistical Yearbook of League of Nations, National Bureau of Economic Research (Cambrige, MA, USA). Russia/USSR Кафенгауз Л. Б. Эволюция промышленного производства России. М, Эпифания, 1994. 848 с. С 285. Оценке динамики промышленного производства в России в дореволюционный период посвящено множество исследований, например, Н.Д. Кондратьева, B.E. Варзара, В.И. Бовыкина, И. Боренштейна, Г.В. Наттера, Я.П. Герчука, А. Гершенкрона, Р. Голдсмита, П. Грегори, (см. Поиск истины в исторических данных. Еще одна оценка промышленного производства в России 1887‑1913 гг. Экономическая история. Ежегодник, 1999.‑ М.: РОССПЭН, 1999.‑ 502 с. С. 471‑491.) Разница в результатах этих исследователей незначительна и фактически находится в пределах статистической погрешности, для исторических оценок. Однако, по мнению автора, исследования Л. Кафенгауза наиболее достоверны, так как в меньшей степени, чем другие, используют «экспертные оценки» и в основном опираются на реальные первичные статистические данные. Кроме того. Л, Кафенгауз производит и сравнительную оценку промышленного роста в дореволюционный и постреволюционный период вплоть до 1927 г. Следует также напомнить исследователям от идеологии: Л. Кафенгауз – ученый с мировым именем, резко отрицательно относился к большевикам, относя все беды России на их счет, был репрессирован в конце 1920‑х и погиб]

Уровень промышленного производства в России в 1913 г. составлял 12,5% от уровня США, т. е. был в 8 раз меньше. К 1920 году уровень промышленного производства в СССР снизился до 1,7% от американского уровня, т. е. был в 60 раз меньше¹⁷⁵⁸. Большинство правых исследователей, в том числе и Л. Кафенгауз, относят этот спад на счет преступной политики большевиков. Этот тезис опровергают хотя бы два следующих замечания:

– к чему тогда можно отнести аналогичные спады в странах оплота капитализма Германии, Франции, США, Англии, где коммунисты подавлялись в момент их появления?

– на следующий год после окончания Гражданской войны, несмотря на голод и разруху, в России, руководимой большевиками, начался бурный экономический рост.

Величина спада характеризует прежде всего глубину кризиса, которая была обусловлена главным образом Первой мировой войной и интервенцией Англии, Франции, США в Россию. Необратимое разрушение экономического потенциала привело к необратимым политическим, социальным изменениям, именно оно вызвало к жизни большевиков и их радикализм, а не наоборот. Разрушение экономического потенциала подорвало возможности естественного восстановления и дальнейшего эволюционного социально‑экономического пути развития России на десятилетия…

В третьих, радикализация экономики и общества вызывает к жизни столь же радикальные механизмы управления – мы рассматривали эту тему в главе, посвященной диктатуре. В первом томе «Тенденций» мы видели зависимость роста влияния большевиков от роста безработицы. Это не случайность, мы скоро вернемся к этому. Радикальность вынужденных мер самозащиты общества ведет в итоге к тоталитарной власти. Это отчетливо показал Троцкий в своих рассуждениях о принципах «демократического централизма», которые мы рассматривали выше. Метастазы этих потерь, метастазы войны простираются на десятилетия вперед – об этом свидетельствуют хотя бы демографические волны, возникающие из‑за снижения рождаемости в военные годы, которые повторяются каждые 20‑25 лет на протяжении нескольких поколений. Но они формируют не только демографический, но и соответствующие психологические и экономические тенденции…

У. Черчилль рассуждал по этому поводу: «Человеческие общества, как и все живые организмы, руководствуются инстинктом самосохранения. Каждое поколение доказывает этот принцип моральными, логическими или сентиментальными аргументами, которые приобретают впоследствии авторитет установленной доктрины. Детей обучают догмам, которые считались полезными их родителями и которые, вероятно, были действительно полезны в то время. Поэтому верования продолжают существовать и после того, как нужда в них миновала. Хотя это и не всегда бросается в глаза, тем не менее мы, в сущности, в любой период нашей жизни продолжаем верить в то оружие и в те уроки, которые дала нам какая‑то прошлая война. Наши потребности непрерывно меняются, причем меняются как темп их развития, так и размах их колебаний. Время от времени необходим удар извне, чтобы заставить нас пересмотреть наши взгляды и установить новое соотношение вещей»¹⁷⁵⁹. И У. Черчилль посвятил добрую часть своей жизни для подготовки этих внешних ударов по стране, которую он сам довел до того, что она была вынуждена бороться за выживание столь жестокими способами.