Любовь свободна, век кочуя,




Кармен. Другая история

Детективный трагифарс в 3-х актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дон Игнасио – криминальный лидер, агент Эскамильо

Кармен – цыганка, первая красавица Севильи

Мануэла – подруга Кармен

Дон Хозе – бригадир, потом солдат

Микаэла – невеста Дона Хозе

Эскамильо – тореадор

 

Цунига – капитан

Данкайро – контрабандист, оперативник Дона Игнасио

Гитарист – музыкант

Лильяс Пастья – хозяин таверны

Алета – младшая сестра Микаэлы

Убийца – киллер

Солдаты, контрабандисты, журналисты, портретисты, посетители таверны, любители корриды.

 

 

Акт первый

Первая картина

Сцена убрана, как комната в испанской гостинице середины XIX столетия. Приглушённый свет. Горят свечи. Стол, на котором запыленная бутыль с вином и бутыль с водой. Высокие стаканы. Апельсиновые корки и сами апельсины. Стулья небрежно отодвинуты от стола. На них мужская и женская одежды. К одному из стульев прислонена гитара. На полу кастаньеты. Слышится едва различимая музыка. Антракт перед третьим актом оперы Бизе «Кармен». Нежная мелодия начинается усиливаться, вливаясь на сцену и в зал.

В центре сцены – широкая кровать. За ней ковёр, на котором вымпелы корриды, кинжалы и пищаль. На кровати двое. Некто укрытый с головой, и полуодетый мужчина, лежащий поверх простыни.

Музыка будит его. Он садится на кровати, оглядывает кровать, а потом и всю сцену. Встаёт, начиная одеваться. Музыка смолкает, но слышно, как он напевает «Сегидилью». Уже далеко не мальчик, но и не старик – самый расцвет мужской красоты. Лицо уверенного в себе человека, привыкшего принимать ответственные решения, и никогда не мыслящего банальностями. Видимо, поэтому ему присущи и спорадические порывы нервности.

Это – Дон Игнасио. Одевшись, он садится на кровать, берёт гитару, и отстукивает на её тыльной стороне ритм «Сегидильи», порой поглядывая на постель. Ответной реакции нет. Дон Игнасио наливает воды, выпивает, обращается в зал.

 

Дон Игнасио: Вино для неё (показывает пальцем себе за спину). Я совсем не пью вина, хотя это не по-испански. Надо мной в Севилье посмеивались, но теперь даже не улыбаются. Я умею обрезать излишне длинные язычки. Или отстреливать (показывает на пищаль). Теперь на мою винную странность не обращают внимания.

(Передразнивает) Дон Игнасио может себе это позволить!

Всё наоборот. Я не могу позволить очень многого, в том числе, вина. Даже разбавленного. У меня работа нервная. Имею дело и с деньгами, и с людьми. Адская смесь. Ладно, деньги – они молчаливы и справедливы. А вот люди, люди… (не находит слов).

 

Женский голос из-под одеяла: Ты – мизантроп!

 

Дон Игнасио: Да, так и есть. У меня человечество не вызывает особенного прилива нежности. Всё, целиком, от полюса до полюса. Но если поделить его на персоналии, а эти персоналии препарировать, выявляя их страсти и страстишки, то получится вовсе неприглядная картина. Чрезвычайно. Все чем-нибудь, да обуреваемы. Особенно те, что засели в Пиренеях. Причём, пороками ли, добродетелями ли – не важно.

 

Женский голос из-под одеяла: По-моему, ты не прав. Как говорят в Одессе, это – две большие разницы.

 

Дон Игнасио: Во-первых, я не уверен, что в Одессе так ещё говорят. Во-вторых, мы – в Севилье, и знать ничего не знаем, ни о какой Одессе. А, в-третьих, ты ещё спишь, напившись вином и насытившись любовью! Даже похрапывая. Сейчас мой монолог, цыганская чертовка!

 

Голос из-под одеяла: Да, я -- чертовка. Так тебе всегда и говорила. Но продолжай, Гнуси. Не буду перебивать.

(Начинает храпеть.)

 

Дон Игнасио: Не так же громко! Ты не драгун.

 

Голос из-под одеяла: Я – его лошадь!

(храпит ещё громче, но через пару секунд затихает)

 

Дон Игнасио: Благодарю, вас сеньорита!

(Отвешивает иронично-небрежный поклон в сторону кровати, после чего танцевальными па реагирует, на мелодию «Хабанеры»)

-- Любовь, ненависть, желание осчастливить, зависть. А ещё корыстолюбие, как у этих оболтусов -- контрабандистов из шайки Данкайро. Или жертвенность, что ещё хуже. А тщеславие, моего тореадора Эскамильо?! Оно вместе с бравостью на арене заменяет ему интеллект. Сколько уже раз приходилось вразумлять парня! Приводить в чувства: «Милый, друг – ты остолоп! Увидишь быка – мчишься на рога! Заметишь юбку, и не важно, какого она сословия – снова на рога. Хотя это опаснее, чем дразнить быка красной тряпкой. Когда-нибудь надо отступить, свернуть в сторону». Отвечает: «Всё понял, Дон Игнасио! Не подведу, Гнуси». Врёт, зараза! Я по глазам вижу. Тореадор он есть тореадор. Просветление у людей этой профессии наступает лишь в час, когда из распоротого живота уходит дух жизни, а вместо него с небес спускаются ангелы.

 

(тихо звучит ария Эскамильо, и Игнасио пародирует пластику тореадора)

Поэтому, какое вино для меня в подлунном мире?! При таком подопечном и таких партнёрах по бизнесу! Данкайро, таскающий тюки через перевалы, убеждён, что он – атаман шайки и пуп земли. Болван, кому нужна контрабанда, не находящая покупателя?! Эскамильо, уверенный, что слава и хорошие деньги пришли к нему исключительно благодаря собственной смелости и даровитости. Не сознаёт, сколько талантливых храбрецов прозябают, не имея приличных контрактов и даже приличной красной тряпки. А, почему они не имеют? Почему?!

(обращается к Голосу из-под одеяла: «Можешь подать ответную реплику!»)

 

Голос из-под одеяла: Почему, Гнуси они не имеют? Не из-за того ли, что великий и ужасный Дон Игнасио, гений финансов и консалтинга, пока ещё не имеет этих храбрецов?!

 

Дон Игнасио: Да-да! У них нет меня! Вот, что никак не уразумеет Эскамильо. Впрочем, все наши герои хороши. Например…

(Обращается к Голосу из-под одеяла: «Ты – спишь, и ничего не слышишь»)

… Например, Микаэла – неврастеничка, толкнувшая Дона Хозе с магистрали, на тропу контрабандистов, где полно буреломов и буераков. Сам наш бравый воин – честен и смел, но позволил чувствам возобладать над разумом. А его командир Цунига? Лицемер, бабник и карьерист, ещё и обделённый чувством юмора. И такие вербальные интервенции можно совершать в любой адрес!

 

Голос из-под одеяла: В мой тоже?

 

Дон Игнасио: О, Кармен – ты хуже всех!

(обращается в зал, показывая себе за спину)

Вы её знаете?! Вы – её не знаете! Вроде, информации океан. Новелла, опера, балет, экранизации новеллы, оперы и балета. Сведений полно, сколько угодно. По крайней мере, так утверждают голоса из будущего на спиритических сеансах. Или самые ответственные цыганки-гадалки – нечета этой обманщице. Но всё – чушь, вымысел. Слухи, сплетни, самые нелепые фантазии. Новеллу вовсе не надо принимать во внимание. Там Кармен, какая-то дикарка с уголовным мировоззрением -- минимум правды.

 

Кармен из-под одеяла: Я – не такая.

 

Дон Игнасио: Верно. Или опера.

 

Кармен: В ней, что не так?

(Напевает цыганскую тему: «Ля-ля-ляля-ля».)

Дон Игнасио: Не надо «ля-ля!» -- ты ещё спишь!

(после – в зал)

Либретто просто смешно!

(говорит нарочито пафосным назидательным голосом учителя)

В музыкальном воплощении сюжета Бизе кое в чём остался близким к новелле, но во многом от неё отошёл. Неукротимость нрава и свободолюбие героини, её капризная изменчивость, непреодолимое обаяние красоты, нарисованные тонким пером рассказчика, сохранены в опере и приобретают подчас ещё большую художественную яркость.

Бред! Не уподобляйтесь господа зрители Ницше, который послушав Бизе, предал Вагнера, и вообще заявил: «Бог – умер!» Видите ли, Кармен, отказавшись пугаться не только земли, но и неба, вбила последний гвоздь в гроб истинного христианства. Только немец, да ещё философ мог повестись на цыганский развод, и предпочесть стае валькирий, одну ведьму из Севильи, да и то не настоящую. Глупец!

Но вас я уберегу от заблуждений. Вы со мной. Вы не станете якшаться с тенями, в которых нет ничего живого. Я расскажу реальную историю Кармен. Конформиста до мозга костей. Беса прагматизма и рациональности. Достаток, счёт в солидном швейцарском банке, молодость на Мальдивах и обеспеченная старость в столице, комфорт и типично буржуазный уют салфеток с рюшечками. Вот её любовь!

 

Дон Игнасио оборачивается к Кармен.

 

-- Ещё она любила меня… Наверное. Но не долго.

 

Кармен, окончательно откидывает одеяло, начиная одеваться: Совсем не долго, Гнуси.

(Она в очках и в образе бизнес-вумен).

Как свободомыслящая и свободолюбивая цыганка я буду говорить правду, и одну только правду! Дай, какой-нибудь журнальчик поклясться. Только не мужской.

Клянусь – не долго! Пропадай моя телега, все четыре колеса!

 

Дон Игнасио: Это – плагиат!

 

Кармен: Многое, ты понимаешь! Это – заимствование. Вишнёвый сад ещё в цвету, Чехов всегда в зените славы, а вот нашим постельным утехам, Гнуси – конец.

 

Дон Игнасио: Не называй меня так. По-русски это звучит двусмысленно.

 

Кармен: Хорошо, Гнуси, как скажешь.

 

Дон Игнасио (в отместку): Кармен, ты холодна, как рыба.

 

Кармен: Ты хочешь сказать, что я фригидна?

 

Дон Игнасио: Ишь ты! Что за лексикон?! Фрейд ещё не прозрел, и даже не пережил первых поллюций, а ты ввёртываешь термин «фригидность». Изъясняйся в духе времени!

 

Кармен: Ладно, ладно.

(Снимает очки, распускает волосы, становится узнаваемой Кармен)

Я холодна, как рыба? О-о-о! Ты, говоря это, хочешь сказать, что я холодна, как рыба?!!

 

Дон Игнасио: Не так же примитивно!

 

Кармен (абсолютно спокойно): Да, холодна, как рыба. Фригидна. Вся эта любовь-морковь, все эти секси-пепси меня не греют, а, значит, не согревают. Вот здесь у меня уже необходимость вертеть задом, танцуя фламенко.

(Бьёт себя по горлу.)

 

Дон Игнасио: Однако. Ты же в этом мастерица, каких днём с огнём не сыщешь!

 

Кармен: Спасибо, конечно, но не велика заслуга. Правой пристукнула, левой притопнула, бёдрами вильнула – суета сует. Всё равно любительский уровень. Чай, не Анна Павлова.

 

Дон Игнасио: А тебя манит профессионализм!

 

Кармен: Он меня притягивает. Как и ум. Причём ум в первую очередь. Я и тебя выбрала в любовники не потому, что Гнуси, такой красавец или гениальный следопыт эрогенных точек. Ты развивал меня. Я у тебя училась. С виду простак, но постоянно в размышлениях. А это уже настоящая эротика. Нет ничего сексуальнее, чем умный мужчина. Да, ещё буйная фантазия, пусть и порочная. Коварство сатаны и в тоже время совестливость невинной девушки. В одном флаконе! Чудо! А в общении мне важно всё, что выше.

 

Дон Игнасио: Это забавно. Выше чего?

 

Кармен: Выше пояса, лапа. Это необходимо, чтобы не быть ниже плинтуса.

 

Дон Игнасио: Сама сеньорита Продуманность. И это при скандальной репутации нимфоманки.

 

Кармен: А ты забыл, как ковалась моя репутация?! Сколько мне стоит быть той Кармен, что верховодит мужскими массами?!! Так берегись любви моей – бр-р-р! Мне приходится, прилагать героические усилия, чтобы поддерживать своё реноме. Как же, Кармен – это ого-го-го! У неё должно быть двенадцать любовников единовременно, и по десять сношений в день. Минимум. В итоге трачусь, чтобы всякие пройдохи распространяли отвратительные слухи о моей распущенности и ненасытности.

 

Дон Игнасио: И, что?

 

Кармен: Мужчины – в восторге, женщины – в зависти. А вся репутация держится на тщеславии глупых и до отвращения развратных недотёп. Задерживаюсь до позднего вечера, чтобы потом – поцелуй в щёчку, и шмыг в двери, а то и в окно, где уже гвардейцы, драгуны, вино и танцы у костров. У любви как у пташки крылья! И овации, и крики «браво!» О, Кармен!

 

Дон Игнасио: А ты точно не такая?

 

Кармен: Не такая. У меня скрытая мотивация. Кстати, есть правдивая история.

 

Дон Игнасио: Изволь.

 

Кармен: Парковый ландшафт. На одной из лужаек две скульптуры: нагая девушка и нагой юноша. Они красивы, они смотрят друг на друга влюблёнными глазами. Пять лет смотрят, двадцать, тридцать, но между ними десять метров, цветочная клумба с маленькой струйкой фонтанчика, а с ними — их неподвижность, их совершенство, а ещё голуби, которые делают с памятниками, сам знаешь что.

 

Дон Игнасио: Они гадят. Завораживающее начало.

 

Кармен: Но на небесах тоже ценят и понимают любовь. А потому спустя тридцать пять лет на землю, прямо на клумбу с чертыханьем, спустился Ангел. Он посмотрел добрыми глазами на обе статуи, и девушка с юношей ожили.

 

Дон Игнасио: Виват!

 

Кармен: Ожили, и подбежали к Ангелу, который донёс им следующий текст: «Мы на небе измучились наблюдать за вами, устали видеть вашу тоску. А потому принято решение: предоставить вам полчаса жизни в плоти и крови, чтобы вы сумели сделать то, о чём мечтаете больше всего. Затем опять на постамент. Всё ли ясно? Повторяю для статуй: то, о чём мечтаете больше всего! О`кей?!»

 

Дон Игнасио: И, что же?

 

Кармен: Девушка и юноша взялись за руки, убежали в ближайшие парковые кустики. Вскоре оттуда раздалось шушуканье, охи, вздохи, стоны, довольное хихиканье и чуть ли не кудахтанье. Впрочем, через пятнадцать минут пара опять стояла перед Ангелом.

 

Дон Игнасио: Ангел удивился их торопливости?

 

Кармен: Он даже воскликнул: «Дети мои! У вас есть четверть часа. Сделайте это ещё раз!»

 

Дон Игнасио: Они согласились?

 

Кармен: Не сразу. Только после того, как юноша сказал девушке: «Ладно. Только сейчас, когда мы поймаем голубя, уже я буду держать эту противную птицу, а ты станешь мстить ей на голову».

 

Дон Игнасио: О, да – это скрытая мотивация. Но зачем ты мне это рассказала, Кармен?

 

Кармен: Гнуси, я решила круто изменить свою жизнь. Я выхожу из бизнеса. Прощай аферы с контрабандным сырьём на табачной фабрике и другие делишки, что я обделывала вместе с Мануэлой.

 

Дон Игнасио: Но, Кармен!

 

Кармен: Прощай репутация нимфоманки, прощайте песни с плясками. Прощай скрытая мотивация!

 

Дон Игнасио: Кармен!!!

 

Кармен: И нашим отношениям – конец. Два лидера в одной постели, как два медведя в одной берлоги – спроси у русских. Баста!

 

Дон Игнасио: Почему ты после медвежьей идиомы заговорила на итальянском языке в испанской Севилье?!

 

Кармен: Чтобы не обидеть тебя русской ненормативной лексикой.

 

Дон Игнасио: Но, почему? Не понимаю!

 

Кармен: Гнуси, я обычная усталая баба, которая набегалась, накрутилась, навертелась, а теперь хочет устроить свою жизнь. Выйти замуж, родить детей, дополнить свой капитал стабильным достатком и не особенно презирать супруга.

 

Дон Игнасио: Мещанство!

 

Кармен: Именно! К нему я и расположена.

 

Дон Игнасио: Как интересно получается… Значит, я для мещанского счастья при всём уме не гожусь?

 

Кармен: Совершенно не подходишь, Гнуси. Прежде всего, твоя профессия. Да, в расцвет капитализма деятельность менеджера станет уважаемым и прибыльным ремеслом. Умение втюхать любой товар вне зависимости от его качества и полезности начнёт восприниматься искусством. Но я живу сейчас, а не в бум рыночной экономики! У нас в Севилье пока ещё ничего не знают о венчурных инвестициях. Только спекулируем табаком, цитрусами и оружием. И, наконец, твой характер. Слишком деловой, слишком энергичный и независимый. Но подчиняться я больше не намерена, следовательно, нуждаюсь в ком-нибудь, кто гораздо податливее.

 

Дон Игнасио: Вот как… Огласите весь список, пожалуйста.

 

Кармен: Он не длинен: всего два имени: Эскамильо и Цунига.

 

Дон Игнасио: Даже так? А предпочтения?

 

Кармен: Эскамильо я пока не знаю, но, похоже, он неплох… Естественен. Мужественен и мил одновременно. Но смогу ли поддерживать беседы на бычьи темы? А ты – рядышком. Соблазн. Но я – честна, и жизнь втроём – не для меня. Цунига -- перспективный военный…

 

Дон Игнасио: О, да! Настоящий полковник.

 

Кармен: Бери круче – генерал. Умеет командовать, значит, обучен к подчинению. А уж взять эту крепость труда не составит.

 

Дон Игнасио (иронизируя): Станцуешь и споёшь? Как обычно бросишь цветочек?

 

Кармен: Гнуси, не ёрничай. Зачем же отказываться от проверенной коленопреклонёнными мужчинами методы? Как напишут потом: не отрекаются, любя.

 

Дон Игнасио: Кармен, ты не шутишь?

 

Кармен: Не шучу, Гнуси.

 

Дон Игнасио: Это – конец…

 

Кармен: Это только начало!

(гаснет свет)

Вторая картина

Та же комната, та же кровать, то же освещение. Дон Игнасио лежит поверх простыни, рядом с ним кто-то укрыт с головой одеялом. Тихо слышится мелодия «Мой капитан, мой капитан» из концовки второго акта оперы Бизе.

Дон Игнасио начинает напевать, садится на кровать, наливает в стакан воду, пьёт.

Дон Игнасио: Вино для неё (указывает себе за спину) – я пью воду. Трезвость мыслей – вот, что важно.

 

Дон Игнасио начинает прохаживаться по сцене.

Мстить или не мстить, вот в чём вопрос. Достойно ль утереться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье. И замыслом коварным отомстить. Унизить, опозорить и убить. И видеть после сны. Прекрасные от совершённой мести… Вот и ответ! Конечно, мстить. Но тише. Кармен, мой свет, прости. В молитве, нимфа, свои грехи для неба помяну.

 

(опускается на колени, молится, потом обращается к небу)

 

Всевышний, у меня к Тебе одна просьба: сделай так, чтобы на меня никто и никогда не обращал внимания. В деле мщения и накопления начального капитала нет более высокой цели, чем полная ассимиляция и мимикрия. А я хочу отомстить Кармен, и преумножить свои финансы! Аминь!

 

(Поднимается с колен, садится на кровать)

 

Итак, всё ясно, цель определена. Кармен поплатится за хлад. И будет гром греметь над павшей девой, и всё исплачется дождём, а дух застынет от озноба страха…

Стоп! Стоп! Таким размером заговор не составляется – дурной тон. Строго в деловом стиле. Чёткие формулировки, краткие выводы. Цель – Кармен. Средства – есть. Я не стеснён в средствах ни деньгами, ни оковами порядочности. Инструменты? Какие угодно! Одних куплю, других ублажу, третьих запугаю. Но все станут инструментами моей мести! Молотком, зубилом, плоскогубцами, гвоздями, наконец. Метод кнута и пряника. Особенно с Мануэлой. От грубости к ласкам и нежности. Контрастный душ. Лучше кнутопряника для вербовки агентов ничего не придумать. Кстати, надо оформить в университете лингвистики заявку на это слово. Но сейчас не об этом! Надо начинать мщение!

 

(кричит)

 

Пора просыпаться! Рота подъём!

 

Женский голос из-под одеяла: К чёрту! Ещё слишком рано. Мне в офис только к одиннадцати, Гнуси!

 

Дон Игнасио: Не называй меня так, когда мы работаем по-русски! (про себя) Вот так -- хорошо.

 

Женский голос из-под одеяла: Как скажешь, Гнуси, любой каприз за твои деньги.

 

Дон Игнасио, качая головой: Вы -- два сапога пара.

 

Женский голос из-под одеяла: Просвети, кто это «вы»?!

 

Дон Игнасио: Мануэлита и Карменсита, Карменсита и Мануэлита.

 

Мануэла, откинув одеяло: Глупости. Мы хорошо дополняем друг друга – это верно. А так, две большие разницы, как говорят…

 

Дон Игнасио, перебивая, раздражённо: Знаю, знаю, где так говорят или говорили.

 

Мануэла: Ох! Какой нервный, почти, как я. А Кармен покойна и практична. Это разница номер раз. Она смотрит в будущее, для меня существует только сегодняшний день. Это – два. Наконец, три: она тебя не любит, я – обожаю. Поэтому общее у нас только место в этой постели. Ты, кстати, менял бельё?

 

Дон Игнасио: Об этом надо было спрашивать давеча. Чего уж сейчас волноваться.

 

Мануэла: А я не волнуюсь. Кармен очень чистоплотна. Мы с ней, как сёстры. Пусть и не единоутробные.

 

Дон Игнасио: И хорошо. Но мне нужна помощь, Мануэла. Специфическая.

 

Мануэла: Опять специфическая?! Ненасытный! Мне, казалось, что ты утешен.

 

Дон Игнасио: О чём-нибудь другом думать можешь?

 

Мануэла: Не уверена. Но могу пробовать. Чего ты хочешь? Какое беспокойство тебя снедает? Какие страхи гнетут?

 

Дон Игнасио: Страхи?! Меня?!! С чего ты взяла! Глупая курица!

 

Мануэла: Гнуси! Дон Игнасио!

 

Дон Игнасио (про себя): Теперь пряник. (громко). Ах, Мануэла, Мануэлита, моя Мануэллочка! С тобой я теряю голову. Какая ножка, какие пальчики. Объедение, вкуснятина.

 

Мануэла: Прекрати, Гнуси. Мне щекотно. Хотя, нет… Продолжай.

 

Дон Игнасио (игриво): Так продолжать или перестать?

 

Мануэла, вздыхая: Не знаю… Но неужели мои ножки лучше, чем у Кармен.

 

Дон Игнасио: Безусловно.

 

Мануэла со стоном: Брешешь, сукин сын…

 

Дон Игнасио, вспыхивая: Ты невозможна! Я ей делаю массаж ног, а она заладила – Кармен, Кармен, Кармен!

 

Начинает шлёпать Мануэлу.

 

Мануэла: Ай, ай, ай!

 

Дон Игнасио, переключаясь: Ах, какие ручки, какие пальчики!

 

Мануэла, выдыхая: Ты – сумасшедший!

 

Дон Игнасио, целуя: Как я рад, что Кармен больше не стоит между нами…

 

Мануэла: Она и не стояла – она лежала.

 

Дон Игнасио: Молчать! Нет – её! Сгинула. Только ты. Одна ты. Обожаю. Люблю.

 

Зажимает Мануэлу в объятии.

Мануэла, вырываясь: Люблю и удавлю – одно и тоже?!

 

Дон Игнасио: Не возражать!.. Ах, моя ласточка, цыпочка. Ах, мои плоскогубцы…

 

Мануэла: Что-что?!!

 

Дон Игнасио: Не обращай внимания.

 

Мануэла: Гнуси, Гнуси… Люди же кругом.

 

Дон Игнасио: Пусть закроют глаза.

 

Мануэла, вздыхая: Ну, да, как же! Закроют они, заплатив за билет… Ах, Гнуси, я таю…

 

Дон Игнасио: А я таю замысел, моя отвёртка.

 

Мануэла: Ты бредишь?.. Но продолжай…. мне нравится, когда ты так бредишь. Да! Да! Да!.. Я без труда замещу Кармен.

 

Дон Игнасио (заинтересовано): Во всём и везде? В бизнесе, например.

 

Мануэла: Да. У меня на примете способная цыганочка. Совсем дитя, но очень продвинутый киндер. Что ещё? Для тебя, Гнуси, что угодно.

 

Дон Игнасио: Даже так?

 

Мануэла: Да. Я – твоя. Хочешь вернуть её на это место (хлопает по постели)? Не стесняйся. Я помогу. Пойду на это! Буду вредить своим интересам, превращусь в мазохистску.

 

Дон Игнасио: Господи! И ты туда же!

 

Мануэла: Куда «туда же»?

 

Дон Игнасио: В будущее! Захер-Мазох, как говорят во Львове, ещё не родился!

 

Мануэла: Не суть. Кто вдаётся в детали?! Особенно сейчас и особенно во Львове.

 

Дон Игнасио: Я! Я вдаюсь! Не нужна мне Кармен в постель. Только – ты! И табачный бизнес – ерунда. Справимся. Но есть два момента – коррида и мой личный авторитет руководителя.

 

Мануэла: Коррида? Ты хотел воспитать из Кармен торреро? Или быка?!

 

Дон Игнасио: В дообеденные часы, радость моя, ты не производишь впечатления интеллектуальной женщины.

 

Мануэла: На утренниках работать не привыкла.

 

Дон Игнасио: Не дерзить! Лучше скажи, как у тебя с продажами?

 

Мануэла: Замечательно. Можешь проверить накладные и всю документацию.

 

Дон Игнасио: Нет, Мануэлита, нет, моя умница. Как у тебя с теми продажами, что означают предательства? Ведь я хочу именно этого. Кармен нам всерьёз угрожает. И её нам надо продать, предать и заложить. Желательно с потрохами. Понимаешь? Радость, прелесть, красота неземная, дрель с переменным набором свёрл…

 

Мануэла: Ох!.. А чем нам угрожает Кармен?

 

Дон Игнасио, переставая ластиться, вскакивая на ноги: Вкратце, без растекания мыслью по древу. Как дама умная Кармен, уходя из бизнеса, обеспокоена вопросом устройства своего быта. Кое-что она накопила, но для неё это неприкосновенный запас, и она будет искать свою «тихую гавань». Мужчину – супруга. У неё две цели: наша бравая «крыша» Цунига и наш удалой тореадор Эскамильо.

 

Мануэла: Опля!

 

Дон Игнасио: Реплика на грани!

 

Мануэла: Пардон!

 

Дон Игнасио: Так вот, вариант солдафона Цуниги не убедителен. Кармен чересчур избирательна. А вот её охмурение Эскамильо, никак не входит в мои планы. Подумай, во что превратится наш тореадор, попади он в пасть Кармен! Через месяц будет тюфяк-подкаблучник, а через полгода его придётся выбросить на помойку спорта, чистить свинарники. Все инвестиции в корриду сгорят синим пламенем! А денег вбухано изрядно.

 

Мануэла с укоризной: Ревнуешь, Гнуси!

 

Дон Игнасио: Нет! Но она меня унизила. Если не отомщу, то это и мне и тебе вылезет боком. Совсем скоро. У Данкайро пакостный характер. Он, как Троцкий при Ленине – всё рвётся в вожди.

 

Мануэла: Мне не знакомы эти кабальеро…

 

Дон Игнасио: Слава, Богу. Даже оборотни нечета революционерам.

 

Мануэла: Я верю! Я не хочу в революционеры. Согласна на оборотня. Буду предавать!

 

Дон Игнасио: С потрохами?

 

Мануэла: Со всеми! Кто мне – Кармен?! Но что ты предлагаешь?

 

Дон Игнасио: Слушай!

 

Обнимает Мануэлу, шепчет ей на ухо.

 

Мануэла: Дон Хозе?!!! Из отряда Цуниги? (начинает хохотать) Хотя… Он хорош. Честный малый. Красавец…

 

Дон Игнасио опять шепчет Мануэле на ухо

 

Мануэла, категорично: Но он же бедняк-наваррец. Зачем он Кармен? И к нему постоянно шастает – туда, сюда, с горы в долину и опять на гору, эта Микаэла, типа невеста. С приветами от матушки. Жеманничает, изображая скромницу. Аж дрожь пробирает.

 

Ещё шёпот Дона Игнасио.

 

Мануэла: Да, Дон Хозе – не алкоголик, я знаю. В таверне у Лильяс Пастья он редко пьёт. А так только чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал» -- в кафетерии через дорогу. Но беден, как церковная крыса…

 

Дон Игнасио: Сколько можно! Кармен сама не бедна, чтобы при большой любви зацикливаться на финансовом вопросе. Тем более, что, Дон Хозе получит дополнительные возможности для заработка…

 

Мануэла: Ах, коварный Гнуси! Если Кармен, действительно, влюбляется в дона Хозе, то не уходит из бизнеса, и, напротив, приводит к нам ещё одного сотрудника, в чём нуждается шайка Данкайро! Эскамильо по-прежнему весело закалывает быков, а Цунига крышует все проекты, не отвлекаясь на сюси-пуси!

 

Дон Игнасио: Джек-пот!

 

Мануэла: Джек-пот, говоришь?! Это ещё Кармен в зоне твоего влияния, а, значит, эта постель опять согреется не только моим телом?! Ах, ты кукловод несчастный! Ах, какой, ты, Гнуси!

 

Дон Игнасио, лаская: Нет, нет – что ты! Гнуси -- хороший. Он любит Мануэлу, он обожает Мануэлу. Только Мануэлу. Ну, и немного беспокоится об Эскамильо. Но это уже бизнес.

 

Дон Игнасио принимается улащивать Мануэлу.

 

Мануэла, как сомнамбула: Любовь… Бизнес… Месть… Защита Эскамильо…

 

В комнату входит Эскамильо – крепко сбитый, но очень пластичный мужчина, передвигающийся танцующей походкой.

 

Эскамильо: От кого, милашка, меня надо защищать? Где угроза?! Неужели, речь идёт о моём лучшем друге и ангеле-хранителе Гнуси?

 

Мануэла, выходя из транса: Не называй его так, он стесняется.

 

Дон Игнасио: Вот привязались!

 

Эскамильо: Ты, почему с утра злой, как собака? Это ты виновата, Мануэлита?! (хохочет) Как жаль, дорогая, что ты уже одета.

 

Мануэла (глядя в упор на дона Игнасио): Я могу и раздеться.

 

Дон Игнасио: Прекратить! Равняйсь! Смирно! Эскамильо – вольно, Мануэла – ко мне! (переходя на шёпот) Медлить нельзя. Иди, моя радость, моя любовь, мой компаньон по продажам. (громко) Шагом марш!

 

Мануэла уходит строевым шагом, с песней: «Хочешь я убью соседей, что мешают спать?»

 

Эскамильо: Что ты ей сказал, Гнуси?

 

Дон Игнасио, игнорируя вопрос, и, улыбаясь, издали тореадору: Теперь займёмся моим молотком. Нет, это даже молот! Крах для любой наковальни, не говоря о Кармен. Но кнутопряник здесь не годится. Сыграем на тщеславии и мужских страхах.

 

Дон Игнасио, насвистывая попеременно песню Земфиры, и песню тореадора, подходит к Эскамильо, и ощупывает его руки, плечи, проверяя мускулатуру.

 

Дон Игнасио требовательно: Покажи зубы!

 

Эскамильо, у которого улыбка сменяется на обиженную мину: Я тебе, что лошадь?!

 

Дон Игнасио: Ох, если бы ты был лошадью! Ладно, не хнычь. Докажи, что ты бодр! Сделай небольшую зарядку.

 

Эскамильо: Небольшую?

 

Дон Игнасио: Десяток отжиманий, два десятка приседаний… вон с этим поленом. (приносит полено) Ведь ты помнишь, Мильо, что через месяц в Севилье важнейшая коррида?

 

Эскамильо: Только о ней и думаю. (подражает глашатаю) Слушайте, слушайте, слушайте! Представление состоится 13-го числа, если тому не воспрепятствует погода, с разрешения властей и под их председательством!

 

Дон Игнасио, восхищённо: Молоток!

 

Эскамильо самодовольно: Да, я – молодец.

 

Дон Игнасио: Я не об этом, но – неважно. Начинай. Упор лёжа принять!

 

Эскамильо приступает к отжиманиям.

 

Дон Игнасио: Делай раз… делай два… Не части. Показывай мне каждую фазу. Делай раз, делай два… (внезапно ставит ногу на спину Эскамильо, и прижимает его к полу) В прошлый раз ты так паршиво заколол быка своей шпажонкой, что тебя наградили только «ухом», а публика гудела в спину!

 

Эскамильо, задыхаясь: Мне не повезло! Плохое самочувствие, заурядный бык, болван пикадор и олух бандерильеро… Сойди с меня!

 

Дон Игнасио, убирая ногу: Вечные отговорки!

 

Эскамильо: На этот раз всё пройдёт по классу люкс. Мне присудят высшую награду -- два «уха» и вдобавок «хвост»!

 

Дон Игнасио: Речь хвастуна. Причём, хвостатого. Не уловивши бела лебедя, уже кушаешь. Делай раз…

 

Эскамильо, горячась: Вот увидишь!

 

Дон Игнасио: Делай два… Хочу твоего триумфа! Делай раз… (опять ставит ногу на спину тореадору) Чёрт возьми! Смысл корриды не в том, чтобы тупо убить быка. Это театр, кумекаешь! Бык твой партнёр. Ты обязан раскрыть его лучшие качества.

 

Эскамильо в раздражении: Было бы что раскрывать!

 

Дон Игнасио: Было бы кому раскрывать, кровожадный мясник! (опять убирает ногу) Делай раз…Давай поговорим о здоровье. Как твой сон? Питание, стул, в конце концов? Делай два…

 

Эскамильо, жалостливо: Вот нарвался, так нарвался. Мне комната твоя нужна на час другой, а не «бла-бла-бла» с вопросами и советами… Аппетит завидный, стул регулярный. Сплю, как убитый, здоровье, как у быка.

 

Дон Игнасио: Делай раз… Двусмысленные аналогии для тореадора. Не ешь жирного, берегись копчёного. Без хамона ты не засыпаешь, но ограничь себя в эти недели. И никакого вина! Делай два…

 

Эскамильо: Так-таки никакого?!

 

Дон Игнасио, опять прижимая тореадора ногой: Уже забыл, почему у тебя в последний раз было плохое самочувствие? Никаких попоек всей квадрильей для сплочения командного духа!

 

Эскамильо: Гнуси, порой это необходимо!

 

Дон Игнасио: Но не за несколько дней до корриды! Делай раз… Как у тебя отношения с наставниками? (убирает ногу)

 

Эскамильо: Нормально работаем. Кроссы по утрам бегаем, брёвна таскаем, специальная подготовка с мулетой и капоте. Теоретические занятия: разбираем в деталях каждую терцию. Конечно, засыпаем, но, что тренера (делает ударение на последний слог) говорят, то мы с ребятами и делаем.

 

Дон Игнасио: Делай два… Мильо! Тренеры, тренеры, тренеры! Ударение на первый слог!

 

Эскамильо: Я запросто со всем миром. Я с ним на «ты». Что тренеры, что тренера.

 

Дон Игнасио: Нет! Это две большие разницы, как говорят (осекается)… не важно, где так говорят!

 

Эскамильо: Вот и я о том же: не важно, где и как говорят. Говори, как удобнее – и будет тебе счастье.

 

Дон Игнасио, качая головой: Вставай, Мильо. Бери брёвнышко. Кадр второй, дубль первый. Приседай!

 

Эскамильо: Как ты меня достал! Мне комната твоя нужна на пару часов!

 

Дон Игнасио: Делай раз… (прижимает плечи тореадора поленом) Поговорим о поэзии. Как у тебя со стихотворным приветствием председателю корриды?

 

Эскамильо: Отлично! Я, здесь Инезилья, я здесь под окном. Объята Севилья и мраком и сном.

 

Дон Игнасио: А если серьёзно? Делай два…

 

Эскамильо: Если серьёзно, то жду стихов от твоего поэта, чтобы суметь их за месяц заучить. Это беспокоит.

 

Дон Игнасио: Заучишь, а не сможешь – заставим. Делай раз… Больше никаких тревог и страхов? Ни малейшего дискомфорта?

 

Эскамильо: Ни малейшего. Тренируюсь, концентрируюсь. Амуры в прописанных тобой дозах, и безо всяких волнительных обязательств… Мне комната нужна!

 

Дон Игнасио: Это я слышал. Делай раз… О комнате, и об амурах тоже поговорим.

 

Эскамильо: Ты меня обнадёживаешь!

 

Дон Игнасио: Делай два… Но, прежде, запомни: без моих советов ты служил бы учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерном бараке. Делай раз… Поэтому повторяй за мной. (прижимает плечи тореадора). Мне дураку…

 

Эскамильо, кряхтя: Ты – не дурак, я не буду повторять.

 

Дон Игнасио, прижимая ещё сильн



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-08-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: