После падения Труа шалонцы изменили намерения. Бороться было бессмысленно и опасно. Видя настроение народа и чувствуя, что им все равно не устоять, старшины преподнесли королю Карлу ключи от города, а вместе с ними и свою полную покорность.
14 июля армия вступила в Шалон. 16 июля утром она была уже всего в четырех лье от Реймса.
Здесь, в старом замке Сен-Со, Карл VII принял депутацию реймских горожан, которая пригласила его войти в пределы города.
На исходе дня Жанна, находившаяся в передовом отряде, увидела силуэт красивого готического собора.
Путь был окончен.
По спущенному мосту, через Южные ворота, армия освобождения, приветствуемая толпами народа, вошла в церковную столицу Франции.
ГЛАВА 11
Свершение
Всю ночь жители Реймса готовили город к торжественной церемонии: тщательно убирали мостовую, чистили фасады домов, украшали окна гирляндами из цветов и листьев.
Улица Парвис, ведущая к собору, приняла праздничный вид.
Архиепископ Реймский и главные советники короля также почти не спали: слишком много надо было продумать и предусмотреть. Регламент коронации включал в себя целый ряд процедур, выполнение которых в данных условиях было крайне затруднено.
Французские монархи из поколения в поколение венчались драгоценной «короной Карла Великого». Эта корона, равно как знаменитый каролингский меч и золотой скипетр, хранившиеся в сокровищнице Сен-Дени, были у англичан.
Пришлось довольствоваться тем, что оказалось под руками.
В ризнице Реймского собора нашли золоченый венец, могущий сойти за корону. Подобрали и другие регалии, которым при известной фантазии и мастерстве удалось придать нужный облик.
Рано утром в воскресенье, 17 июля, четверо вельмож во главе с маршалом де Буссаком отправились в аббатство Сен-Реми. Их встретил настоятель в парадном облачении, несший ковчежец в виде голубки с заключенной в нем ампулой. В ампуле находилось миро — священная жидкость. Этим миром, согласно преданию, был некогда помазан первый франкский король — «святой» Хлодвиг.
Ампулу доставили архиепископу Реймскому.
Ровно в девять часов приступили к исполнению обряда.
Процессия медленно двигалась по улице Парвис. Навстречу ей плыли мягкие и сильные звуки органной музыки. Жанна, широко раскрыв глаза, смотрела на чудо архитектуры, представившееся ее взору. Издали собор казался кружевным и невесомым. Только теперь девушка поняла, до чего он огромен. Но эта громада не подавляла. Стрельчатые арки порталов, мощные башни и острый шпиль, увенчанный ангелом, стремились ввысь, в самое небо, словно отрывая зрителя от земли. Душа Жанны пела.
Подхваченная невидимыми крыльями, неслась она вслед за ангелом шпиля туда, в необъятную голубизну, к солнцу…
Давно не испытывала девушка такого подъема.
Словно в далеком детстве, всходила она на дозорную башню старого замка Бурлемон, становилась королевой лучезарной страны грез, маленькой феей волшебной сказки…
Но это была не сказка. Грезы сбылись.
И сегодня Жанна явилась подлинной героиней народного торжества.
Ради нее люди надели праздничные одежды. Ради нее звучит музыка. Все сердца тянутся к ней. Ее великая миссия близка к завершению.
Если девушку поразил внешний вид собора, то, оказавшись внутри, она забыла обо всем остальном.
Такой величественной красоты ей никогда не приходилось видеть.
Высокие своды храма поддерживали пучки стройных колонн. Мягкий свет струился сквозь многочисленные окна с цветными стеклами. Одни эти стекла можно было рассматривать несколько часов подряд. Среди причудливых орнаментов и арабесок Жанна различила некоторые знакомые ей с детства образы. Вот он, святой Михаил, ее главный покровитель… Вот святые Екатерина и Маргарита… А сколько их здесь еще! Всех ие сочтешь…
Подойдя к помосту главного алтаря, девушка поняла, откуда шла основная масса света. Прямо против алтаря, наверху, было огромное круглое окно в раме из сложно переплетенных узоров. Это окно, много превосходившее размерами все другие, напоминало чудесный цветок, фантастическую ромашку с разноцветными лепестками. Естественный свет дополнялся бесчисленными золотыми точками восковых свечей, помещенных в больших ажурных канделябрах, стоявших на полу и привешенных к каменным сводам.
Приподнятое настроение Жанны не оставляло ее. Этому содействовало все: странная, сказочная обстановка, необычное освещение, торжественная музыка, многотысячная толпа, заполнявшая пространство храма.
Жанна думала о чуде.
О чуде, которое совершила она, простая, неграмотная девчонка.
Она вспоминала весь свой путь, всю свою маленькую, но до предела насыщенную жизнь. Как трудно ей было! Какие невероятные усилия пришлось затратить, чтобы преодолеть злую волю сильных мира сего! Ей казалось, что если бы все предстояло начинать снова, она бы не смогла. Любые силы, любое напряжение имеют свой предел.
А может быть, и смогла бы.
Потому что ее чудо — в любви к родине, любви к своему народу.
Потому что ее чудо — весь народ, борющийся за свою независимость.
Потому что любовь к родине и народ непобедимы.
Карл Валуа подошел к главному алтарю. Вопреки обычному, колени его не дрожали и спина не горбилась. Король был преисполнен достоинства: он понимал значение всего происходившего.
Громким голосом назвал он имена и титулы двенадцати пэров Франции.
Из шести светских пэров на призыв не ответил ни один. Из шести духовных откликнулись трое.
Отсутствующие были заменены принцами крови и главными советниками престола.
Вместо коннетабля королевский меч поручили держать сиру Шарлю д'Альбрэ, сводному брату господина де Тремуйля.
Стоя перед алтарем, король четко произнес формулу присяги. Он торжественно клялся охранять привилегии церкви, не перегружать народ поборами и налогами, править справедливо и милосердно.
Затем принесли золоченое рыцарское вооружение, и герцог Алансонский облачил монарха. Поверх доспехов он набросил мантию ярко-синего цвета, подбитую горностаем и усыпанную золотыми лилиями.
Карл VII преклонил колени, и архиепископ помазал ему лоб миром.
Вновь заиграл орган. Хор невидимых певчих подхватил мелодию.
Монсеньер Реньо де Шартр священнодействовал медленно, со знанием дела. Стоя на помосте перед склоненным королем, он был хорошо виден тысячам зрителей, заполнивших церковь. Его драгоценная ряса сверкала в косых лучах света. Его высокая митра подчеркивала спокойное благообразие застывшей маски лица.
Уверенным движением архиепископ снял с парчовой подушки венец и поднял его над головой короля.
Одиннадцать пэров, окружавшие алтарь, как по команде, скрестили руки, чтобы поддержать корону.
Громче и громче звучало пение.
Бледные губы прелата беззвучно шевелились, повторяя слова молитвы.
Он был упоен. Он переживал момент величайшего торжества. Самый важный момент в своей жизни.
Сейчас он наденет корону на этого ублюдка, и ублюдок станет законным повелителем Франции. Повелителем? Разве он способен повелевать! Нет, Карл Валуа как был, так и останется жалким статистом. Истинным государем окажется он, монсеньер Реньо, первый канцлер королевства, первый архиепископ, герцог и пэр. Кто сможет теперь с ним тягаться? Уж не надутый ли временщик? Нет, господину де Тремуйлю скоро придется читать отходную. Кто же?.. Де Гокур?.. Дюнуа?.. Де Трев?.. Нет, господа, всем вам отныне плясать под одну дудку. Единственный опасный соперник — де Ришмон — в опале. А все эти мелкие сошки, беззубые советники, придворные льстецы, разумеется, в счет не идут.
Архиепископ придерживает корону. Глаза его скользят по лицам вельмож, стоящих близ алтаря. Тонкая улыбка прорезает чуть заметными морщинами углы губ.
Нет, у него не будет соперника. Нет ему равного. И недаром здесь, в этом храме, лишь он один стоит, гордо подняв голову. Все остальные, в том числе и монарх, поникли, склонились перед его фортуной.
Но вдруг улыбка сбегает с лица прелата. Его взгляд останавливается на молодом рыцаре, держащем белое знамя Голова рыцаря высоко поднята.
Это Дева.
Вот он, соперник!
Что соперник. Враг!
Враг страшный, непримиримый, враг постоянный.
На какую-тo долю секунды мысль архиепископа замирает. Потом он чувствует как со дна души поднимается глухая волна ненависти. Она растет и ширится, захватывает целиком.
Когда-то он, архиепископ, сделал ставку на Жанну. Ставка оказалась верной. Но, боже, скольких мучений, скольких тяжелых потерь она стоила! Какой это был страшный риск! Буквально хождение по острию ножа!
И теперь девчонка мнит себя героиней.
Она рвется вперед, хочет затмить его, первого человека в королевстве!
И — самое страшное — за ней стоит сила.
На нее смотрит весь народ.
Нет, не он, пэр к герцог, сегодня в центре всеобщего внимания.
Напрасно он и господа придворные старались ее приручить. Напрасно приблизили к особе монарха. Сколько волка ни корми…
Но довольно. Теперь конец! Хватит сомнений и колебаний! Она сделала все, что могла сделать. Он выжал ее до предела. Теперь ей пора оставить сцену. Пускай уходит. Пускай убирается к черту! И чем скорей, тем лучше. Он обеспечит ей дорогу. Ему поможет весь двор. Его союзником будет королевский любимец. Нет, отходную де Тремуйлю читать пока рано. Он пригодится для важного дела.
Жанна, чувствуя, что на нее кто-то упорно смотрит, поворачивает голову. Ее глаза встречаются с ненавидящим взглядом прелата.
Вся церемония заняла около пяти часов.
К концу ее зрители устали и едва держались на ногах. Свечи в канделябрах догорели. Одуряющий аромат ладана, смешанный с запахом сгоревшего воска, туманил головы.
Жанна давно рассталась со знаменем. Передав его пажу, она спустилась с помоста. От ее душевного подъема не осталось и следа.
Вдруг зазвучали фанфары.
Хор грянул здравицу в честь короля.
Карл Валуа выпрямился, поднял голову, увенчанную короной, и, подметая пол горностаевой мантией, отошел от алтаря.
Тогда Жанна опустилась перед ним на колени.
— Милый король, — сказала она, — теперь я до конца исполнила свою миссию. Во славу родины я сняла осаду с Орлеана и привела вас сюда для совершения таинства миропомазания. Отныне вы будете законно владеть Французским королевством.
Она сочла своим долгом это сказать. Голос ее звучал неровно и глухо. Ее глаза были полны слез.
Сразу после коронации монарх занялся награждением своих верных вассалов.
Монсеньер архиепископ Реймский был отмечен величайшими почестями и утвержден во владении обширными землями.
Господин де Тремуйль был возведен в графское достоинство.
Господин де Ре был назначен маршалом Франции.
Поместья, должности, титулы сыпались из монарших уст, как из рога изобилия. Правда, многие должности пока что нельзя было реализовать, а поместья нужно было отвоевывать, но теперь всякий знал, что за этим дело не станет.
Счастливый венценосец не забыл никого из придворных.
Вспомнил он и о Деве.
Желая быть милостивым и благодарным, король спросил у Жанны, что бы она хотела получить в награду за свои труды. Если у нее есть несколько просьб, она может все их высказать.
Но у девушки оказалась только одна просьба.
Она хотела, чтобы король освободил от податей ее родные места, многократно разоренные врагом деревни Гре и Домреми.
Желание Девы было исполнено.
Ну и пировали же в этот день в городе Реймсе! Монсеньер архиепископ дал королю и его свите торжественный обед в своем дворце. А что творилось на улице!
Повсюду были расставлены столы, скамейки, чурбаны, ящики. Под навесами и под открытым небом, в кухнях и па кострах, на противнях, сковородах и вертелах жарились дюжины быков, сотни баранов, тысячи кур и кроликов.
Городская казна, несмотря на тяжкие охи и вздохи старшин и богатых буржуа, оказалась вынужденной отпустить средства на всю эту снедь.
По освещенному веками обычаю, день коронации был днем дарового стола.
Раз в жизни голодные бедняки Реймса имели возможность наесться до отвала. Они хорошо знали, что все не съеденное сегодня завтра будет отобрано городской стражей — и это удесятеряло их старания.
Однако что за еда без питья? Известно, сухой кусок глотку дерет!
Это было также предусмотрено. Отовсюду катили бочки и бочонки, несли кувшины и кружки. Из архиепископского дворца выволокли большого бронзового оленя, доверху наполненного бургундским. На груди олени был приделан кран, и каждый мог цедить благородный напиток в потребных количествах.
Веселье длилось до позднего вечера. Мало кто из горожан в эту ночь спал в своей постели. Наевшиеся и упившиеся до полного изнеможения, они сваливались тут же под скамейками и столами.
Да, надолго должны были запомнить граждане Реймса славный день коронации, 17 июля 1429 года!..
Во время обеда у архиепископа Жанна старалась держаться весело и непринужденно. Это ей плохо удавалось. Она не могла забыть взгляд, случайно пойманный в церкви. Он точно подтвердил все прежние наблюдения и догадки. И сейчас, за столом, Жанна снова видела эти глаза, но изменившиеся, холодные и сладкие — как обычно.
Впрочем, захмелевшие придворные не обращали внимания на девушку. Поэтому, когда герольд тихо сказал, что ее ожидает отец, она смогла незаметно покинуть трапезу. Отец!.. В первый момент Жанна не поверила ушам. Он так был зол, чуть ли ее не проклял. Она уехала из дому, не простившись с ним, вопреки его воле. И вот все-таки он здесь…
Жанна старалась представить суровый облик отца, его тихий, глухой голос. Он был неразговорчив, бедный Жак Дарк. Он был очень строг и часто учил своих детей уму-разуму с помощью тумака или веревки. Но его молчаливую любовь и скрытую заботу девушка ощущала неизменно. Как ей недоставало этого сегодня!..
Недаром почти весь день в церкви и потом, во дворце, Жанна думала о прошлом, о своей деревне, о лесе Шеню, о дереве фей. Недаром, когда король спросил о ее желании, она снова вспомнила родные места. Как ей хотелось сейчас бросить все и уйти с отцом туда, к себе, к ласковой матери, к простым людям, друзьям и подругам детства!..
Девушка не чуяла ног под собой.
Долго искать не пришлось. Жак Дарк остановился тут же, на улице Парвис, в старой гостинице «Полосатый осел». К великой радости, Жанна увидела рядом с ним своего неутомимого наперсника, «дядю» Дюрана Лассуа.
Медленно тянулась беседа. Торопиться было некуда: впереди ждала целая ночь. Постепенно Жанна вытянула из отца все, что хотела услышать: о матери, о подругах, о деревне.
Жак Дарк был очень обрадован, узнав, что благодаря заботам дочки с его односельчан снимут подати. Как это кстати! Восстановление деревни влетело в копеечку и задолженность перед королевским приказчиком была очень велика — крестьяне не представляли, чем будут ее погашать.
Старик разговорился. Он рассказал, как все кругом были поражены подвигами Жанны. Земляки гордились ею. Гордился своей дочкой и он, Жак Дарк, хотя мало кому признавался в этом.
Отец не скрывал, что, когда увидел девушку па коронации в блестящих латах и нарядном одеянии, стоявшей рядом с королем и самыми знатными господами, он слегка приуныл. Он испугался, не зазналась ли его Жаннетта, и захочет ли она разговаривать с ним. Он очень рад, что девушка осталась той же, что была когда-то: простой, честной и скромной. И об этом он намеревался рассказать по возвращении в деревню.
Дюран Лассуа во все глаза смотрел на героиню и о чем-то думал. Наконец, уже под утро, когда беседа стала замирать, он не выдержал и задал вопрос, давно вертевшийся на языке.
— Жаннетта, детка, скажи мне по совести, неужели же ты ничего не боишься?
Жанна долго молчала.
Потом ответила тихо, но внятно:
— Я не боюсь ничего, кроме предательства.
В предрассветной мгле девушка еще раз отчетливо увидела глаза монсеньера архиепископа Реймского.
КНИГА ТРЕТЬЯ
НАГРАДА
…А теперь я пойду к простым людям, и любовь, которую я увижу в их глазах, утешит меня, после той ненависти, что я видела в ваших. Вы бы рады были, чтобы меня сожгли. Но знайте: если я пройду через огонь — я войду в сердце народа и поселюсь там навеки…
Бернард Шоу, «Святая Иоанна»
ГЛАВА 1
Кардинал Винчестерский
Большие часы на башне Кентерберийского аббатства ударили десять раз.
Чуть заметным движением руки кардинал отпустил придворных, удержав лишь двух секретарей. Его высокопреосвященство чувствовал себя необычно утомленным. Сегодняшний день принес много неприятностей и суеты, а впереди ждала бессонная ночь: нужно было осмыслить все происшедшее, обдумать, продиктовать и отослать письма во Францию.
Известия последних дней сильно взволновали могущественного прелата. По существу, это был крах политики многих десятилетий. Если бы король Генрих V вдруг встал из гроба, он бы пришел в ужас. Но кардинал смотрел на все иными глазами, чем покойный монарх. Наряду с огорчением где-то в тайнике души он испытывал злобную радость. Волею обстоятельств он еще на шаг приблизился к цели. Неудачи на континенте били в первую очередь по его соперникам. Теперь-то они, конечно, без него не обойдутся. Теперь просьбы сменятся мольбами — в этом у него не было сомнений. А раз так, он сможет более твердо ставить свои условия.
Взвешивая беспристрастно события минувших лет, Винчестер не мог не признать, что время работало на удовлетворение его честолюбивых замыслов.
В тот дань, когда Генрих V закрыл глаза, оставив оба королевства девятимесячному ребенку, у кормила правления оказались трое ближайших родственников прямой линии царствующего ланкастерского дома.
Один из них был Винчестер, тогда еще только епископ.
Винчестер приходился дядей умершему королю.
Двое других — герцоги Глостерский и Бедфордский — были младшими братьями Генриха V.
Будущий кардинал слыл богатейшим человеком Англии. Он занял главное место в королевском совете. Глостер был назначен лордом-протектором, а Бедфорд, получивший титул регента, отправился во Францию руководить военными операциями.
И вот началась игра…
Медленно, но верно вел свою партию хитрый прелат. Он использовал каждый шанс, каждый промах партнеров.
Ставкой была верховная власть.
Игра казалась не слишком трудной, ибо партнеры делали неверные ходы.
Лорд-протектор, человек легкомысленный и развращенный, сразу увяз в политических и любовных интригах. Его попытки снискать расположение народа и восстановить против дяди парламент не увенчались успехом.
Бедфорд в отличие от Глостера обладал умом и способностями. Он был талантливым дипломатом и опытным полководцем. Но он не сумел закрепить своих первых побед на континенте. Появление Жанны д'Арк остановило его успехи, а поражения на Луаре и при Патэ уничтожили его армию.
Между тем Винчестер получил кардинальскую мантию. Это повысило его влияние и доходы. Опираясь на сановное духовенство, он захватил власть в совете, прижал Глостера и свел почти на нет его роль в управлении государством.
Очередь была за Бедфордом.
Последний не заставил себя ждать. После Патэ канцелярия кардинала наводнилась жалобными письмами из Франции. Обескураженный регент просил денег и солдат, обращаясь к прелату, как к единоличному правителю.
Кардинал Винчестерский торжествовал. Оставалось еще несколько верно рассчитанных ходов, и он получил бы то, к чему так долго и упорно стремился.
Нужно было немедленно собрать большое войско и двинуть во Францию. Во главе войска должны были находиться маленький Генрих VI и он, Винчестер. Быстрыми маршами, опережая врага, следовало идти на Реймс и короновать Генриха французской короной.
Удайся это, и кардинал, окончательно отодвинув в тень своих незадачливых партнеров, сделался бы единственным регентом и верховным правителем обоих королевств.
В это время римский папа готовил крестовый поход против «еретиков» — гуситов. Английский кардинал — ревностный сын католической церкви — неоднократно громил еретиков в своих проповедях, и папа, доверив именно ему организацию похода, прислал деньги, собранные от продажи индульгенций, на переброску «воинов Христовых» в мятежную Чехию. Винчестер нанял несколько тысяч стрелков. Однако по договоренности с советом, который, в свою очередь, отпустил ему крупную сумму на ведение войны, кардинал решил переправить «крестоносцев» не в Чехию, а во… Францию! Таким образом, дважды выпросив средства и продав солдат, не затратив копейки из своих доходов и соблюдя личину благочестия, ловкий прелат сколотил армию, которая должна была возвести его на вершину власти.
Казалось, все шло как надо. Но именно теперь, в разгар приготовлений, Винчестер вдруг получил новое письмо, вызвавшее его гнев. В послании Бедфорда сообщалось, что французы предупредили англичан и с помощью легендарной Девы дофин Карл короновался в Реймсе, соблюдя весь законный ритуал.
Это был жестокий удар. До сих пор Винчестер не придавал большого значения россказням о Деве. Мало того, он смотрел на нее чуть ли не как на союзника: ослабляя Бедфорда, она косвенно помогала его планам. Теперь все менялось. Кардинал впервые понял истинное положение дел и почувствовал острую неприязнь к «проклятой ведьме».
Впрочем, он был далек от отчаяния. В течение всего дня, беседуя с придворными о незначительных делах, он думал об одном и том же, думал напряженно, до головной боли. И чем больше размышлял прелат, тем легче ему становилось.
Поздно вечером, всех отправив и оставшись с безмолвными исполнителями своей воли, он почувствовал себя совершенно спокойным.
Большими шагами ходил он взад и вперед по тускло освещенному залу.
Его некрасивое сухое лицо с нависшими густыми бровями казалось высеченным из камня.
Он диктовал.
Один секретарь фиксировал мысли, которые кардинал хотел сохранить для себя, другой записывал то, что предназначалось Бедфорду.
По существу, ничего страшного не случилось. Ведь Париж — столица Франции — оставался у англичан! Нужно лишь изменить маршрут и вести Генриха VI прямиком в Париж, а там в прекрасном соборе Нотр-Дам его можно будет короновать не хуже, чем в Реймсе, тем более что главные регалии покоятся в Сен-Дени!
Для того чтобы не произошло нового просчета, необходимо лишь соблюсти некоторые меры предосторожности.
Необходимо немедленно бросить войска во Францию, дабы прикрыть и предохранить Париж.
Необходимо любыми средствами удержать герцога Бургундского как союзника. Всем известно, что Бургундец зол, что он считает себя обойденным. Нужно бросить ему самый жирный кусок, нужно любыми средствами заткнуть его глотку, лишь бы в этот острый момент он не изменил и не предал.
И еще одно…
Кардинал опустился в кресло и стиснул голову руками.
Вот оно, главное, что он чуть было не упустил!..
Для полного успеха задуманного дела необходимо скомпрометировать реймскую коронацию. Нужно во что бы то ни стало доказать, что помазание Карла VII незаконно, ибо оно совершено против правил. Как это сделать? Ничего нет проще! Здесь поможет святая мать церковь, причем не иначе, чем руками французских попов!..
Оба секретаря одновременно вздрогнули и с удивлением посмотрели друг на друга. Что это с его высокопреосвященством? Уж не спятил ли он с ума от груза беспокойных мыслей?
Кардинал Винчестерский хохотал, хохотал, как в истерическом припадке. Он схватился руками за стол и едва не стащил парчовую скатерть. Его лоб покрылся потом, а глаза чуть не вылезли из орбит…
Ей-богу, это гениально придумано! Мысль простая, но убийственная в своей простоте. Если удастся претворить ее в жизнь, то беспокоиться больше не о чем.
Последние месяцы ему все уши прожужжали об этой Деве. Многие капитаны считают, что она ведьма и имеет успех благодаря помощи сатаны.
Вот отсюда и нужно исходить!
Он, кардинал, не мешкая, обратится к помощи святой инквизиции. Его люди возбудят процесс о ведовстве. Ему поможет богословский факультет Парижского университета. Он найдет много желающих принять участие в этой забаве. Были бы деньги!
А деньги, слава богу, можно содрать с французских крестьян.
Осудить Деву будет нетрудно.
Ковырни поглубже — и, вероятно, ереси найдется сколько угодно. А ковырнуть-то уж господа инквизиторы умеют, они собаку съели на подобных делах. И когда ее уличат, то будет доказано, что коронацию Карла VII организовала чертовка. Значит, и коронации этой грош цена!
Но этого мало. Дискредитация Девы должна будет перевернуть вверх дном общественное мнение и настроения в войсках. Французы неминуемо падут духом, английские же воины, напротив, воодушевятся, узнав, что их неудачи были лишь делом рук ведьмы.
После устранения этой ведьмы ход войны неминуемо изменится.
Англичане вновь начнут одерживать победы, выгонят из Франции «дофина» и его приспешников, а все лавры побед пожнет он, Винчестер! Тогда уж действительно он и только он будет вершителем судеб обоих королевств, а может быть — кто знает! — и всей Европы…
Кардинал давно уже не смеялся. Он был целиком во власти новой идеи. Да, действовать надо только так…
Правда, пока кое-чего недоставало: не было Девы.
Пока она оставалась во главе французов, затевать процесс было бессмысленно.
Но кардинал Винчестерский был уверен, что, если он мобилизует все усилия, Дева окажется в его руках. Прелат был прекрасным знатоком человеческих душ. Он не сомневался, что найдутся люди, которые ему помогут. Он угадывал, что в самом французском лагере среди лиц власть имущих есть многие и многие враги Девы, которые при надлежащих условиях могут стать его союзниками.
Были бы деньги!..
Лицо кардинала вновь превратилось в камень. Он продиктовал последние фразы и потребовал, чтобы готовые свитки были оставлены для просмотра. Неслышно ступая, секретари удалились.
Часы на башне аббатства ударили четыре раза.
Глаза прелата рассеянно остановились па мутном стекле.
Новая бледная заря вставала над туманной Британией
ГЛАВА 2
Странная война
Королевский кортеж продвигался шагом. В первом ряду были Карл VII, Жанна и монсеньер архиепископ Реймский.
Рев приветствий не смолкал. Люди провозглашали «многая лета» монарху, славили Орлеанскую деву и ее победы.
На душе у Жанны было светло. Она чувствовала горячую любовь ко всем этим людям. Она не могла сдержать охвативший ее порыв.
— Добрый народ, — сказала она, обращаясь к соседям, — как он велик в своей простоте и какой глубокий смысл вкладывает в эту встречу! О, как бы я хотела жить и умереть среди таких людей, как бы желала окончить свои дни в этой благословенной земле!..
Архиепископ метнул на девушку взгляд короткий и острый, как удар клинка.
— Неужели, Жанна, вы знаете время и место вашей смерти?
Что-то в вопросе прелата покоробило Жанну. Как будто цепкая и хищная рука неожиданно вторглась в ее сокровенные чувства и мысли. Вторглась и сжала непреодолимой хваткой…
Девушка ответила, глядя ib глаза канцлеру и раздельно произнося каждое слово:
— Я знаю об этом не больше вашего, монсеньер. Потом она отвернулась и тихо, как бы про себя, добавила:
— Теперь я исполнила свой долг. И я буду молить господа, чтобы он позволил мне отложить в сторону оружие и вернуться к моим родителям. Жанне никто не возразил.
В продолжение всего пути спутники молчали. Каждый был занят своими мыслями.
Карл VII пребывал в упоении от своего триумфа. Как все изменилось в результате коронации! Как его встречают и приветствуют добрые города, как стремятся вновь вступить к нему в подданство! Теперь, казалось бы, он может взять у англичан без боя всю их добычу!..
Впрочем, Карл уже начал уставать от торжеств и походов. Он чаще и чаще вспоминал свои веселые замки Луары. Ему, как никогда, хотелось тишины, покоя, размеренной жизни.
Жанна размышляла над словами, которые только что произнесла.
Правду ли сказала она? Или, быть может, ей просто хотелось ответить нечто в пику архиепископу?
Нет, это была правда.
Это была ее заветная мечта.
Родная деревня, тихий Маас, густой, так хорошо знакомый, но всегда таинственный лес Шеню, милые сердцу люди…
Это был предел ее стремлений.
И, однако, она была твердо убеждена, что никогда всего этого не увидит.
Она знала, что мечта не станет явью.
Почему?
На этот вопрос девушка могла ответить без затруднений.
Да, она выполнила свой долг, завершила ту миссию, которую сама для себя избрала. Она сняла осаду с Орлеана и привела Карла VII в Реймс.
Но оказалось, это не конец.
Впереди предстоит трудная и упорная борьба.
Нужно освободить от англичан и бургундцев столицу.
Нужно полностью изгнать врага из пределов родимой земли.
Нужно залечить раны.
Может ли она уйти, пока борьба не кончена?
Это было бы непростительным малодушием. Что малодушием! Просто изменой!
Нет, ее великая жалость и великая любовь сильнее, чем мысль о личном покое в кругу семьи и близких.
Ее судьба — бороться до конца! Она или победит, или падет в неравной борьбе, но не отступит, пока битва не кончена.