Монсеньер Реньо де Шартр также думал над словами Жанны. И думал почти о том же самом, только немного в ином направлении.
Она хочет вернуться к деревенской жизни? Чепуха, маскировка! Кто добровольно уходит от своего счастья, от успеха и славы? Он-то, архиепископ, давно наблюдает и делает для себя вполне определенные выводы. Девчонка непрерывно лезет вперед, будет лезть и дальше, коли ей не помешают. За нею тянется чернь.
Впрочем, если даже предположить, что она действительно хотела бы уйти в деревню, то этого также допускать нельзя. Теперь она слишком опасна. Теперь она — знамя. Это знамя ни под каким видом нельзя отдавать низам.
Да, милая девушка, вы слишком многое сделали и слишком прославились. Вас невозможно ни оставить, ни отпустить. Вас ждет отныне один лишь путь — в могилу. И с этого пути вас не сведут никакие ухищрения и уловки.
Королевский кортеж объехал город и вернулся к главным воротам. А толпа была все такой же густой, и восторженные крики по-прежнему сотрясали воздух.
Сразу после коронации Жанна думала идти па Париж.
Все сулило успех задуманному делу. Сломленный под Орлеаном, почти уничтоженный при Патэ, враг после Реймса, казалось, растаял в воздухе. Англичан нигде не было видно. Бургундские капитаны спешно отходили на восток. Города Шампани и Иль-де-Франса один за другим присылали ключи Карлу Валуа. По полученным сведениям, позиции годонов под Парижем были полностью оголены. Бедфорд отчаянно взывал к Винчестеру и Бургундцу, требуя войск. Но до англичан было далеко, а Филипп Добрый, хотя и явился в Париж, солдат не привел.
При таких обстоятельствах овладеть столицей было не трудно, ее можно было взять буквально с ходу.
Имелось лишь одно обязательное условие: быстрота.
Ни для кого не было секретом, что кардинал Винчестерский готовил большую армию, которую собирался со дня на день перебросить на континент.
Нужно было опередить англичан.
Эту мысль девушка всячески старалась внушить своему королю. Сначала Карл VII как будто согласился с Жанной. На следующий же день после коронации он приказал готовиться к походу.
Но затем вдруг все изменилось. Королевский приказ был отменен.
Де Тремуйль распустил часть армии. При дворе упорно заговорили о мире.
Мир!..
Как чудесно звучало это слово! Как оно было дорого Жанне! Не для того ли, чтобы воплотить его в жизнь, девушка подняла над страной свое белое знамя? Мир — это просторы лесов и полей, это хороводы у Смородинного ручья, это цветущие виноградники, тучные стада, засеянное поле и радостный труд землепашца.
Мир — это счастье.
Но в представлении Жанны слово «мир» неразрывно сливалось с двумя другими словами: свобода и независимость.
Без них оно меркло и рассыпалось. Без них оно не имело смысла.
Мир и труд могли лишь тогда утвердиться во Франции, когда последний вражеский солдат покинул бы ее пределы.
Но враг не уйдет добровольно.
Давно уже прошло время, когда девушка наивно верила, что годонов можно уговорить. Жизнь научила ее правде. А правда заключалась в том, что мир, свободу, независимость приходилось отвоевывать в жестоких битвах.
Теперь меч Жанны хорошо работал во славу ее знамени. На защиту родины по ее кличу несокрушимой стеной вставал весь французский народ. И девушка не раз повторяла трусам и маловерам: «Мы несем врагу мир на остриях наших копий».
Так о каком же мире сейчас, когда нужно собрать последние силы, чтобы добить врага, могут толковать господа придворные?
Триумф продолжался.
После четырех дней пребывания в Реймсе Карл VII выехал в соседние районы. Король продолжал принимать в подданство свои верные города. Он мог позволить себе такую роскошь, пока его уполномоченные разговаривали о мире.
Поездку король начал с Вайи, где получил ключи от Суассона и Лана. 23 июля он прибыл в Суассон; оттуда, повернув на юг, двинулся к Шато-Тьерри и Провену. Как приятно было брать то, что само шло в руки!
Между тем англичане не теряли времени. 25 июля Бедфорд получил от Винчестера долгожданное войско. Новая армия насчитывала пять тысяч человек. Эту цифру регент увеличил вдвое, призвав к оружию феодалов Нормандии и Иль-де-Франса. Теперь Париж имел прочный заслон. Все худшие опасения Жанны оправдались.
Однако что за дело до всего этого было французскому двору, если монсеньер архиепископ Реймский в эти самые дни успешно завершал переговоры с герцогом Филиппом!
Строго рассуждая, переговоры шли не так уж успешно. Всякому со стороны было видно, что Бургундец хитрит, и хитрит крепко. Стало ясно также, что англичане на мир не пойдут. Они сумели выиграть время и теперь чувствовали себя достаточно сильными, чтобы вести собственную игру.
В конце концов мира не получить.
Пришлось ограничиться перемирием, заключенным только с герцогом Бургундским и всего лишь… на пятнадцать дней (!!!).
Правда, уполномоченные герцога заверяли, что это предварительное перемирие, что переговоры будут продолжаться до тех пор, пока стороны не придут к более серьезному соглашению и самое главное — сделали большие посулы: Бургундец обещал по истечении пятнадцати дней отдать Карлу Париж!
Это вызвало бурную радость при дворе. Ай да канцлер! Добился своего! Без войны, без затраты средств получить столицу из рук герцога Бургундского! Советники престола полагали, что теперь можно со спокойной совестью возвращаться за Луару.
Но большинство французов этих восторгов не разделяло. Бойцы народной армии давно тяготились бездействием. Мысль об уходе в «Буржское королевство» была им не по сердцу. Что же касается «бургундской приманки», то ей просто не верили.
Не верила ей и Жанна, по-прежнему лелеявшая мечту о походе на Париж.
Несмотря на всеобщее недовольство, король всетаки ушел бы за Луару, если бы ему не помешали англичане.
Герцог Бедфордский, располагавший отныне значительными силами, вышел из Парижа и двинулся наперерез французской армии.
5 августа после стычки с передовыми отрядами англичан при попытке переправиться через Сену королевская армия повернула резко на север, потом на северо-запад.
Военные действия возобновились.
Это была поистине странная война. В ходе ее не произошло пи одного сражения, хотя было исхожено много десятков лье. Здесь все старались перехитрить друг друга, предпочитая сражаться не оружием, но казуистикой фраз и провокационными демаршами.
Б то время как монсеньер Реньо тянул канитель с бургундскими дипломатами, Бедфорд посылал Карлу VII письма, в которых, лицемерно вздыхая о «несчастном народе» и обкладывая монарха изысканнейшей руганью, пытался вызвать его на генеральную битву, раз и навсегда решившую бы бесконечный спор.
Французы были согласны сражаться. Но всякий раз оказывалось, что англичане готовят искусную ловушку, рассчитывая погубить врага старыми тактическими средствами, испытанными при Кресси, Азенкуре и Руврэ. Французские капитаны эти средства хорошо усвоили и на приманку не поддавались. Поэтому дело ограничивалось легкой перестрелкой или незначительными стычками, после которых годоны уходили, чтобы строить капкан на новом месте.
Подобная тактика изматывала армию без всякой пользы Настроение во французском лагере неуклонно падало.
А Жанна между тем все время думала о Париже…
Герольды, посланные Карлом VII в крупные города севера — Бове и Компьень, — встретили радушный прием. Правда, епископ Бове — Пьер Кошон был ставленником Винчестера. Но народ вышел из-под власти епископа и заставил его покинуть город.
17 августа, находясь в Крепи, король получил ключи от Компьеня.
Город Компьень был важным стратегическим пунктом на границе бургундских и французских владений. Ключевая крепость севера, он несколько раз переходил из рук в руки. Но жители Компьеня считали себя прирожденными французами и не желали иной власти, кроме власти своего короля.
Капитаном Компьеня Карл VII назначил своего фаворита.
Но горожане, бывшие постоянно под угрозой нападения, нуждались в дееспособном и сильном руководителе. Прекрасно понимая, что де Тремуйль — фигура дутая, зная, что чин капитана ему нужен лишь для вытягивания денег, они стали просить короля, чтобы тог сохранил им прежнего капитана, проверенного на деле.
Это был местный уроженец, сир Гильом Флави, человек жадный и жестокий, но известный своей храбростью и военным мастерством. Оказалось, что Флави — родственник архиепископа Реймского и уже служил под начальством де Тремуйля. Учитывая все это, нашли компромисс, против которого временщик не стал возражать. Де Тремуйль удовольствовался званием капитана и частью материальных выгод, а Флави сохранил свои обязанности и власть.
Шамбеллан хорошо присмотрелся к своему заместителю и остался им доволен. Он решил, что в будущем этот человек способен оказать ему не одну услугу.
Вскоре в Компьень прибыли послы во главе с монсеньером Реньо, ранее отправленные в Аррас для переговоров с герцогом Бургундским. Прибыли и бургундские уполномоченные. Так как срок пятнадцатидневного перемирия уже истек, а в движении Карла на Компьень Бургундец почувствовал угрозу, переговоры были возобновлены. Роль посредника взял на себя герцог Савойский.
Жанна все видела и понимала. Она была уверена, что обещание «доброго герцога» отдать Париж не более чем сказка. Так и оказалось. И вот теперь все начинали сызнова. Что могут принести новые переговоры? Девушка ничего доброго не ждала. С тоской и сердце провожала она уходившие дни. Она не могла переносить более этой странной войны. Сейчас, конечно, Париж взять труднее, чем месяц назад, но пока все-таки это еще возможно. Между тем без Парижа все победы, одержанные на севере, не будут иметь цены. Какой толк в том, что короля признало так много городов, если самый главный из них, исторический центр страны, остается в руках врага?!
23 августа Жанна решилась. Не сказав ни слова королю, не испросив разрешения у совета, она прямо обратилась к военачальнику, который ие мог ей отказать. Вызвав герцога Алансонского, девушка потребовала самым решительным тоном:
— Мой прекрасный герцог, готовьте ваших людей и людей других капитанов. Я хочу, наконец, увидеть Париж.
Жанна хорошо знала, как настроена армия. Много уговаривать воинов не пришлось. В этот же день Дева и королевский кузен в сопровождении большого войска выехали из Компьеня. Через два дня они были в Сен-Дени.
Менее чем в двух лье от Сен-Дени лежал заветный Париж.
ГЛАВА 3
Западня
Момент для нападения на Париж был выбран удачно. За несколько дней до этого английский регент, встревоженный слухами о делах в Нормандии, собрал большую часть своих войск и выехал в Руан. В Париже осталось около двух тысяч годонов и бургундцев. По сравнению с армией Жанны это были незначительные силы. Однако думать, что штурм столицы окажется делом легким, все же не приходилось.
В течение последних лет в Париже преобладала бургундская партия. Зажиточные мастера и купцы, чиновники и феодалы, члены парламента и доктора Университета, как правило, относились к арманьякам резко враждебно. Официальные власти сделали все возможное, чтобы эти настроения раздуть.
И все же полного единодушия среди парижан не было. В городе существовала партия арманьяков, достаточно многочисленная, но скрывавшая свои настроения от большинства. В случае успеха штурма эта партия могла оказать надежную помощь войскам Девы.
28 августа хмурым, ненастным утром Жанна обозревала с высоты Монмартра величественную картину. Герцог Алансонский давал объяснения и называл главные ориентиры.
Девушка никогда не думала, что Париж столь велик. Такого большого города она не видела ни разу в жизни.
Двумя громадными массивами раскинулась столица по обе стороны Сены. Правобережная часть утопала в тумане и казалась игрушечной. Посередине лежал остров, подпиравший небо высокими башнями собора. Это Нотр-Дам. Лучше всего была видна левая сторона. Сколько здесь высоких домов, сколько дворцов и храмов! Вот церковь Сент-Эсташ, вот Сен-Жермен д'Оксерруа, а вот знаменитый Лувр! А как велики и массивны стены, укрепленные множеством башен!
Особенное внимание Жанна обратила на городские ворота и предмостные форты.
Прямо перед ней находились ворота Монмартр, слева — Сен-Дени, справа — Сент-Оноре.
Девушка пристально рассматривала ворота Сент-Оноре. Ей показалось, что они расположены в месте, наилучшем для штурма. С Монмартра спускался густой кустарник, который шел почти до самой стены. Прямо у холмов тянулись жилые здания предместья. Если эти здания взять, к воротам можно будет подойти без потерь.
Но как зато были укреплены сами ворота! Большой трехбашенный форт, врезанный в стену, потом — подъемный настил, потом — мост, потом — две квадратные башни, опять настил и опять мост!
Каждая башня располагает множеством бойниц, в каждой бойнице — пушка.
Нет, о том, чтобы взять ворота, нечего и думать. Следует, преодолев широкий ров, штурмовать стену а каком-либо месте, наиболее удаленном от башен. Это будет трудно, но не невозможно.
В Сен-Дени возвращались молча. Настроение было такое же пасмурное, как небо.
Оно стало бы еще мрачнее, если бы Жанна узнала, что в этот день в Компьене подписали договор, имевший роковые последствия для дела, задуманного сю.
Прежде чем начать военные действия, Жанна попыталась договориться миром. Париж ответил залпами.
В течение нескольких дней шла перестрелка у ворот Сен-Дени и Сент-Оноре. Жанна участвовала во всех предварительных операциях. Ее мысль о месте, удобном для штурма, укрепилась. Однако чтобы обеспечить резервы, нужно было собрать всю армию. Значительную часть войск продолжал удерживать король. Пришлось добиваться его приезда.
Когда Карл VII узнал о самовольном отъезде Жанны, его охватил гнев.
В этот момент король совершенно забыл, что обязан Жанне всем: и престолом и положением. Он твердо решил ие давать ей больше солдат и сделать все, чтобы разрушить ее планы. Он поклялся не ездить к Парижу.
Монсеньер Реньо всячески успокаивал короля. К чему бушевать и зарекаться? Надо во всем положиться на волю божию. Главное — договор о иозом перемирии уже готов к подписи. А после его утверждения все сделается само собой. Нет, его величество ие может отказываться от поездки в Сен-Дени. Напротив, он обязательно должен быть там. Это необходимо для успешного проведения плана, составленного советом.
Подписав договор, Карл сразу же переехал в Санлис, а 7 сентября уже обедал в Сен-Дени. Вместе с королем прибыла оставшаяся армия.
В этот день перестрелка была особенно жестокой. Бургундские пушкари выбились из сил. У всех северных ворот английские капитаны держали большие отряды, готовые к внезапной вылазке. С городских стен раздавались проклятия и угрозы по адресу «арманьякской блудницы». Всем было ясно, что штурм близок.
Штурм Жанна назначила на следующее утро.
8 сентября по календарю был большой христианский праздник. Многие капитаны сомневались, следует ли в такой день браться за оружие. Но Дева рассеяла сомнения. Разве их победа не была угодна богу? И разве годоны были изгнаны из-под Орлеана не в воскресенье? Дело не в дне, а в подготовленности. Если люди, оружие и осадные приспособления в полном порядке, если силы достаточны, а настроение боевое — значит, следует начинать, и все пойдет успешно.
Войско покинуло лагерь на рассвете. Жанна разделила армию иа две части. Первый корпус должен был овладеть частью стены у ворот Сент-Оноре. Его возглавила сама Дева. Второй корпус, подчиненный герцогу Алансонскому, был оставлен в резерве. Эту часть войска Жанна расположила на Монмартре под надежным прикрытием. В задачу второго корпуса входило наблюдать за действиями врага и в нужный момент поддержать атаку.
Войско Девы благополучно прошло через предместье и добралось до рва. Ров был сухим. Несмотря на огонь бургундских батарей, Жанна и ее солдаты спустились в ров и выбрались на большую двухскатную насыпь.
Здесь Деву ожидал страшный удар.
За насыпью оказался второй широкий ров, доверху наполненный водой.
Жанна знала, что за ней наблюдают воины. Не подав и виду, что она поражена случившимся, девушка измерила древком знамени глубину воды и отдала приказ нести все возможное для обеспечения переправы.
Потянулись бесконечно тяжелые часы.
Так как водной преграды никто не учитывал, средства переправы заранее подготовлены не были. Началась беготня. Отряды бойцов метались туда и сюда, тащили бревна, доски, поваленные деревья. И все это под непрерывным жестоким огнем. Особенно удобную мишень представляли люди, трудившиеся на двухскатной насыпи. По ним били почти без промаху. Сколько тут полегло народу, и сказать трудно…
В этих приготовлениях прошел весь день. Люди превратились в тени. Бесстрашные и безропотные, они подчинялись четким приказам Девы. Медленно, но точно, теряя силы, по не теряя мужества, они завершали свою работу.
Англичан и бургундцев, дежуривших на стене, охватил панический страх. Они били из пушек, кулеврин и арбалетов, они видели, как падают враги, но армия нападавших не уменьшалась. Да это, право, какие-то черти! Недаром во главе их ведьма! Вот уже тащат осадные лестницы! Все пропало!..
Некоторые капитаны и стрелки бросали стены и спешили в церковь. Парижские купцы срочно закрывали лавки. Кое-где ползли слухи, что арманьяки уже в городе…
В первый момент Жанна не почувствовала боли. Стрела угодила в бедро, пробив кольчугу в месте, свободном от лат. Ерунда! Царапина. Она уже имеет опыт в этом деле…
Девушка зажмурила глаза, вырвала стрелу и, подняв кольчугу, сдавила края раны рукой. От страшной боли присела на землю. Кровь сочилась по пальцам…
Нет, только не падать духом! Только не прерывать…
К ней подошли несколько бойцов. Лишь тут Жанпа заметила, что уже совсем темно. В сентябре сумерки наступают быстро…
Девушка знала, как тогда, под Турелью, что еще немного, еще небольшая выдержка, несколько усилий, и победа будет одержана. Наведение переправы закапчивали, уже несли первые лестницы. Защитники города прекратили грязную ругань, которой весь день осыпали Жанну. Они устали и стихли. Они и стреляют-то через силу, без прежней уверенности.
Совсем как тогда, под Турелью… И рог в вечерней мгле прозвучал точно так же, как тогда.
Рог? Жанна встрепенулась, как подстреленная птица.
Кто смеет трубить отход? По какому праву?
Но рог беспощаден. Он трубит и трубит. Ему уже вторят несколько других в разных местах.
Усталые бойцы в недоумении смотрят друг на друга. Многие, бросая лестницы и спрыгивая с насыпи в сухой ров, бегут по направлению призыва глашатаев.
— Стойте! Ведь поле боя ваше! Еще несколько усилий, и степа будет взята!
Крик Девы почти не слышен. Она слишком много кричала сегодня…
Но вот ее окружают. Ей что-то говорят. Ее хватают под руки и хотят поднять. Она сопротивляется, как бешеная. Но их много, а она ранена. Вот она замечает ехидное лицо де Гокура. Он улыбается. Наверное, он сейчас чувствует, что отыгрался за свой позор в Орлеане.
Девушка умоляет подождать, подождать всего несколько минут, она клянется закончить дело.
Герцог Алансонский отворачивается. Ее поднимают, чтобы перенести через ров и посадить на коня.
«…В эту ночь, — записал летописец, — велика была радость как в совете французского короля, так и в совете английского регента…»
Герцог Алансонский ничего не рассказал Жанне. Он не признался ей, что вчера, простояв на Монмартре десять часов подряд, испытал приступ малодушия. Не сообщил он и о том, как хитрый Гокур, подобно коварному змею, напевал ему о необходимости прекратить операцию, нечестиво начатую в божий праздник, напевал до тех пор, пока не добился своего. Юный герцог был легковерен и слаб, и теперь ему было безумно стыдно перед Девой.
Поэтому, когда ранним утром войдя к нему в палатку, Жанна властно потребовала собирать войска, он не стал спорить и тут же пошел отыскивать капитанов.
Девушка была тверда как кремень. Что не удалось вчера, удастся сегодня. Так было и с Турелью. Главное — настойчивость и упорство. Людей достаточно, вчерашний опыт многому научил, сегодня дело пойдет быстрее.
И, правда, все пошло быстро. Герцог собрал бойцов буквально за полчаса, люди были бодры и полны решимости. Жанна забыла о своей ране. Легко вскочив на лошадь, она обернулась, махнула рукой и громко сказала:
— Я вернусь не иначе, как взяв город.
Эти слова были признаны за хорошее предзнаменование.
Под самым Парижем наступающих ждал приятный сюрприз.
Навстречу шла большая группа людей во главе со стариком, закованным в железо. Кто это? Парламентеры?
Старик подошел к Жанне и герцогу Алансонскому. Это был барон де Монморанси, один из крупных феодалов Иль-де-Франса. Барон привел с собой отряд воинов, желавших сражаться под французскими знаменами. Он сообщил, что в Париже, в особенности среди простого народа, у них много сторонников, которые посылают армии освобождения привет и горячее пожелание удачи.
Жанна со слезами на глазах крепко обняла старого воина. Она не ошиблась в расчетах. Сегодня они вернутся победителями!
Командиры строили полки. Все было готово к наступлению.
И вдруг снова, как вчера, прозвучал рог.
Кто-то закричал:
— Именем короля!
К осаждавшим спешили двое всадников.
Запыхавшийся граф Клермон приблизился к герцогу Алансонскому.
Из раструба железной перчатки он вытащил бумагу и громко ее прочел.
…Его величество Карл VII своим именем приказывал, чтобы все командиры и солдаты немедленно возвращались в Сен-Дени…
Небо померкло перед глазами Жанны. Она хотела что-то сказать — и не смогла. Она оцепенела.
Герцог Алансонский, бледный, растерянный, отдавал распоряжения капитанам. Старик Монморанси, ничего не понимая, смотрел на Клермона…
Не повиноваться королевскому приказу было нельзя.
Все рушилось. Плоды неимоверных усилий, гибель многих сотен людей, горение дней и недель — все было брошено, растоптано, развеяно в прах…
Королевские советники действовали со знанием дела, не оставляя ни малейших сомнений.
За несколько дней до этого у Сен-Дени по приказу Жанны был сооружен мост. Девушка оставляла его, как последнюю надежду: если бы штурм левобережья не удался, можно было попытаться перейти иа правый берег и быстро нанести удар в месте, где французов не ожидали.
Теперь оказалось, что моста больше не существует. Королевские люди протрудились целую ночь для того, чтобы его разобрать и уничтожить.
Все было ясно. Слова и жалобы не имели значения. Жанна ничего не стала говорить, а ее никто ни о чем не спрашивал.
Карл VII пробыл в Сен-Дени до 13 сентября. В этот день, разослав по главным городам севера циркуляры, в которых он объяснял свои внезапный отъезд желанием собрать за Луарой большое войско, король двинул па юг.
21 сентября армия освобождения после трехмесячного похода снова вступила в город Жьен.
Архиепископ Реймский глубоко сидел в мягком уютном кресле, вытянув ноги к решетке камина. В комнате был полумрак. В этот холодный осенний вечер, когда вихрь рвал крыши с домов бедноты, а ливень хлестал мостовую, прикорнуть здесь, у камина, было особенно приятно.
Да, он сильно постарел. Кровь не так быстро, как прежде, текла по сосудам. Подагрические ноги требовали тепла. Ему все труднее выполнять государевы поручения, все тяжелее неделями трястись в дороге.
Но эту, последнюю, миссию он провел от начала до конца, не чувствуя усталости. Это было его детище…
Сейчас никто, в том числе и король, ие понимает в полной мере того, что произошло.
Об этом когда-нибудь расскажет история.
А может быть, и не расскажет.
Архиепископ беззвучно рассмеялся.
Это была превосходная западня, талантливо и ловко расставленная. Конечно, такое не могло пройти без потерь. Потери уже есть, в дальнейшем они увеличатся. Война, которая была близка к концу, теперь затянется еще на некоторое время… Впрочем, в данных условиях это даже к лучшему.
Сделано самое главное.
Будущее знати и всех благородных обеспечено. Подлая чернь притихнет на долгое время. Как же он добился этого?
Все было просто до предела. Прежде всего он сумел отговорить короля от похода на Париж. В то время взять Париж было, конечно, легко, но это оказалось бы новой победой Жанны и голытьбы. Это лишь увеличило бы их триумф. И вот при таких условиях канцлер сумел добиться перемирия — перемирия, текст которого он сам состряпал.
Пока что многие статьи этого перемирия хранятся втайне. Именно сохранение их втайне и дало возможность устроить западню…
Согласно тайным условиям договора на весь его срок, от 28 августа до рождества текущего года, король Франции брал на себя обязательство не делать попыток взять Париж силой. Мало того, в договоре указывалось, что любой город в районе Сены и к северу от этой реки, в случае его захвата во время перемирия, подлежал отдаче прежнему владельцу.
Если учесть, что договор был подписан как раз в день, когда армия Жанны прибыла под Париж, станет ясно, какой смысл имели эти статьи.
Недаром архиепископ не препятствовал Жанне в ее планах.
Недаром он заставил короля последовать за ней.
Деве позволили начать штурм, затратить много усилий и потерять сотни людей.
Ее спровоцировали на обещание взять столицу.
А затем, когда ценою всех этих усилий и потерь штурм должен был увенчаться успехом, его во исполнение тайных статей договора не дали довести до конца.
Западня захлопнулась.
На поверхности теперь все выглядело так: Дева зарвалась, слишком много о себе возомнила; она не слушала опытных людей и ни с кем не советовалась; она кощунственно начала штурм в святой праздник, загубила массу людей, надавала массу обещаний и ничего не выполнила.
Это значит, что бог отвернулся от Жанны.
Это значит, что престиж ее пал.
Остальное докончит время…
Архиепископ еще глубже осел в кресле и поправил плед на ногах. Его веки сомкнулись. Его благообразное лицо выражало одухотворенность и покой.
ГЛАВА 4
Продана и предана
И пошли один за одним мрачные, безрадостные дни…
Серые будни осени 1429 года.
Казалось, удача покинула Францию.
Сразу по возвращении в Жьен королевские советники распустили армию. Двор, переезжая из замка в замок, прочно осел на средней Луаре. Жанна, печальная и подавленная, следовала за королем.
В эти дни с ней навсегда расстался спутник ее многих походов герцог Алансонский. После провала операции под Парижем юный принц, чувствуя подоплеку всей игры, не пожелал более оставаться при дворе. Он уехал в свое виконтство Бомон. В дальнейшем герцог рассчитывал организовать давно задуманный им поход в Нормандию в целях вызволения своих земель и доходов.
К этому времени королевский кузен значительно поостыл к Деве. Неудача под Парижем навела суеверного принца на мысль, что божественные силы отвернулись от Жанны; а если так, то и в его глазах она уже теряла прежнюю цену.
Все же перед началом похода он письменно пригласил Деву принять в нем участие. Но королевские советники господа Реньо де Шартр, де Тремуйль и де Гокур отказали принцу. У них были иные планы. Не желая выпускать девушку из своего поля зрения, эти сеньоры решили бросить ее на мелкие операции в пределах «Буржского королевства».
Если благодаря энергичным ударам мая — июня средняя Луара была полностью освобождена от врага, то верхнее течение реки до сих пор удерживалось бургундцами. В их руках находились укрепленные пункты Кон, Сен-Пьер-ле-Мутье, сильная крепость Ля-Шарите. Это обстоятельство не то чтобы уж очень сильно смущало советников Карла VII, однако теперь, когда двор прочно утвердился к югу от Луары, было все же неплохо избавиться от непрошеных соседей, постоянно угрожавших тылу.
В дождливый октябрьский день Жанна переехала в Бурж, где должна была готовиться армия. Значительного войска собрать не удалось. С ничтожными силами в начале ноября Дева оказалась под Сен-Пер-ле-Мутье. Здесь она сотворила еще одно «чудо».
…Штурм был в полном разгаре. Люди валились, как снопы. Многие, считая, что все потеряно, ударились в бегство. Д'Олон, раненный в ногу, тоже собирался покинуть поле боя. Оглянувшись, он замер от ужаса: перед крепостной стеной орудовала Жанна, окруженная жалкой горсткой солдат.
Превозмогая боль, воин направил коня к отчаянной девушке.
— Немедленно трубите отход! Разве вы не видите, что с вами никого не осталось?
Жанна сняла каску и вытерла пот с лица.
— Никого не осталось? Неправда! За мною армия в пятьдесят тысяч человек! Мы не отступим, пока не войдем в крепость!
Сила бесстрашного примера еще раз сделала свое дело.
Боевой клич Девы проник в трепещущие сердца. Беглецы остановились. И крепость была взята.
Но под Ля-Шарите все обернулось иначе. Жанна, видя, что у нее нет войска, обратилась за подмогой к Риому, Буржу и Орлеану. Магистраты откликнулись на призыв девушки, но большой помощи оказать не смогли.
Маленькая армия, лишенная провианта и осадных приспособлений, расстреливаемая врагом, томимая голодом и холодом, буквально таяла на глазах, и в конце ноября Дева, несмотря на всю свою решимость, оказалась вынужденной снять осаду.
Это была ее вторая неудача после Парижа.
Между тем внимание всей Франции вновь оказалось прикованным к северу. Героем дня па этот раз был город Компьень.