ДОРОГА ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ
I
Свидетельство Джоэла Хетмена, младшего Я несчастнейший из смертных. У меня есть все - богатство, положение вобществе, приличное образование, отменное здоровье и многие иныепреимущества, весьма ценимые теми, кому они даны, и вожделенные для тех, ктоими обделен, однако я иной раз думаю, что был бы счастливее, не имей яничего этого - тогда бы мне не пришлось постоянно мучиться от несоответствиямежду моим внешним и внутренним состоянием. Труд и лишения отвлекли бы меняот мрачной тайны, которая неотступно будоражит ум, но не поддается разгадке. Я единственный ребенок Джоэла и Джулии Хетмен. Отец мой былсостоятельный плантатор; к матушке, которая отличалась не только умом, но икрасотой, он питал страстную и требовательную привязанность и постоянно, какя теперь понимаю, ревновал ее. Дом наш находился в нескольких милях отНэшвилла, штат Теннесси, и являл собой громадное, беспорядочно выстроенноесооружение, чуждое какому-либо архитектурному стилю. Стоял он недалеко отдороги, в парке, среди деревьев и кустарников. В то время, о котором я пишу, мне исполнилось девятнадцать лет и я былстудентом Йельского университета. Однажды я получил от отца телеграмму, вкоторой он, ничего не объясняя, настоятельно требовал, чтобы я тотчас выехалдомой. Дальний родственник, встречавший меня на железнодорожной станции вНэшвилле, объяснил причину столь поспешного вызова: моя матушка варварскиубита - кем и почему, остается только гадать - при следующихобстоятельствах. Отец уехал в Нэшвилл, пообещав вернуться на следующий день пополудни.Однако обстоятельства его переменились и он вернулся на исходе той же ночи.Как объяснил он коронеру, у него не оказалось при себе ключа, и, не желаябудить прислугу, он пошел на всякий случай к черному входу. Повернув заугол, услышал, как тихо затворилась дверь, и смутно различил в темнотемужскую тень, метнувшуюся за деревья. Он погнался было за незнакомцем, потомобыскал сад, но тщетно. Решив, что это тайный обожатель одной из служанок,он вошел в дом - дверь оказалась незапертой - и стал подниматься полестнице. Дверь матушкиной спальни была отворена, и он ступил в непрогляднуютьму, но тут же упал ничком, споткнувшись обо что-то тяжелое. Не станувдаваться в подробности; это было тело моей бедной матушки, задушеннойнеизвестным злодеем. Из дома ничего не украли, слуги не слышали ни звука, и, не читая этихстрашных отметин у нее на шее, - о Господи! помоги мне забыть их! - никакихследов убийцы найдено не было. Я бросил свои занятия в университете и остался с отцом, который,разумеется, очень переменился. Обычно степенный и немногословный, теперь онвпал в глубочайшее уныние; был ко всему безучастен, но вдруг, ни с того, нис сего, от какого-то шума - дверь ли захлопнется, шаги ли раздадутся -забеспокоится, переполошится - испугается, пожалуй, сказал бы кто-то.Вздрогнет, бывало, весь побледнеет, а потом снова погрузится в мрачнуюапатию, еще глубже прежнего. Что до меня, то я тогда был молод, и этим всесказано. Юность - благословенная земля Галаад(1), своим бальзамом онаврачует все раны. Ах, если бы мне снова вернуться в эту волшебную страну! Дотой поры не ведавший страданий, я не умел понять, насколько тяжела постигшаяменя утрата, не мог верно оценить всей силы нанесенного мне удара. Однажды ночью, несколько месяцев спустя после этого ужасного несчастья,мы с отцом возвращались из города домой. Полная луна уже три часа как взошла на востоке; торжественный ночнойпокой сковал все вокруг; только наши шаги да стрекот цикад нарушали тишину.Черные тени деревьев косо падали на выбеленную лунным светом призрачнуюдорогу. Мы уже подошли к тонувшим в глубокой тени воротам нашего дома, вкотором не светилось ни единого огонька, как вдруг отец стиснул мне руку исдавленно прошептал: - Боже мой! Что это? - Я ничего не слышу, - отвечал я. - Но ты видишь... видишь? - Он указал на дорогу прямо перед собой. - Ничего не вижу, - сказал я. - Пойдем же, отец... тебе нездоровится. Он выпустил мою руку и остановился, как вкопанный, посреди залитойлунным светом дороги, вперил взор в пустоту и окаменел. Лицо его, белое,скованное ужасом, поразило меня. Я тихонько потянул его за рукав, но он,кажется, забыл о моем существовании. И вдруг он начал пятиться, ни насекунду не отрывая взора от того, что видел, или думал, что видит. Я хотелбыло идти за ним, но в нерешительности остановился. Помню, до этой минуты ясовсем не чувствовал страха, но тут внезапно меня пробрала дрожь. Словномогильный холод дохнул мне в лицо, охватил все тело, пробежал по волосам... В этот миг внимание мое отвлек свет, внезапно вспыхнувший в верхнемокне: одна из служанок, разбуженная зловещим предчувствием, повинуясьбезотчетному порыву, засветила лампу. Я обернулся к отцу, смотрю, а его нет,и за все эти годы никаких известий о его судьбе не просочилось ко мне изпределов страны Неведомого. ------------------------ (1) Галаад - область в Палестине, восточнее реки Иордан. "Пойди вГалаад и возьми бальзама, дева, дочь Египта" - Книга Пророка Иеремии, 46,II.II
|
|
|
|
|
|
III
Свидетельство покойной Джулии Хетмен, полученное через медиумаБэнроулза Я легла рано и почти тотчас погрузилась в спокойный сон, от которогоочнулась с безотчетным чувством страха, столь нередким, помнится, в той,прежней жизни. Я не могла отделаться от этого чувства, хотя понимала всю егобессмысленность. Мой муж, Джоэл Хетмен, был в отъезде; слуги спали в другойполовине дома. Впрочем, ничего необычного в том не было, и прежде я никогдане боялась. Тем не менее сейчас страх мой сделался столь невыносимым, чтопереборол оцепенение. Я села и засветила лампу. Против ожидания, легче мнене стало; свет только усилил тревогу. Мне пришло в голову, что полоска светапод дверью укажет мое убежище тому безымянному зловещему существу, чтотаится снаружи. Вы, все еще облеченные в свои тела и подвластные ужасам,рожденным вашим воображением, можете представить, как должен быть великстрах, который вынуждает искать спасения от ужасов ночи - во тьме! Ототчаяния бросаться в объятия невидимого врага! Потушив лампу, я натянула на голову одеяло и притаилась, дрожа, не всилах позвать на помощь, утратив способность молиться. В таком жалкомсостоянии я пробыла, должно быть, не один, как вы говорите, час - для насвремени не существует. Наконец, вот оно - тихие, ковыляющие шаги на лестнице! Медленныенеуверенные шаги, точно оно не видит, куда ступает; мой смятенный разумужасался приближению этой безмозглой, безглазой силы, к которой тщетновзывать о пощаде. Мне вдруг показалось, что я оставила на лестнице зажженнуюлампу, и раз оно пробирается ощупью, значит, это не ведающее света исчадьеночи. Как глупо, ведь я сама только что погасила свет в комнате. Но чтоподелаешь? Страх не рассуждает. Он лишен разума. Он рождает зловещиекартины, он нашептывает трусливые советы, которые не вяжутся между собой. Мыэто слишком хорошо знаем, мы - это те, кто ступил в царство ужаса, ктотомится в вечном сумраке среди призраков прошлой жизни; одинокие и невидимыедаже для самих себя и друг для друга, и тем не менее осужденные скрыватьсяото всех, мы жаждем говорить с любимыми существами, но мы немы и полныстраха перед ними, как и они перед нами. Иногда стена рушится, неумолимыйзакон отступает: бессмертная любовь или ненависть снимают заклятие, и мыстановимся зримы для тех, кого призваны остеречь, утешить или покарать. Вкаком обличье мы являемся им, нам неведомо, но мы повергаем в ужас даже тех,кому тщимся даровать покой и утешение и от кого страстно ждем сострадания. Умоляю, простите за это неуместное отступление ту, что некогда былаженщиной. Вам, которые вопрошают нас столь несовершенным способом, вам... недано нас понять. Вы задаете пустые вопросы о том, что нам неведомо илизапретно. Нам многое открыто, но мы бессильны передать вам свое знание - навашем языке оно лишено смысла. Мы вынуждены говорить с вами на жалком языкерассудка, ведь это все, что вы способны понять. Вам кажется, что мыпринадлежим иному миру. Нет, нам знаком лишь один мир - ваш, но для нас онлишен солнечного света и тепла, музыки и смеха, пения птиц и душевногообщения. О Боже! Что за участь быть призраком, трепетным и пугливым, вотчаянии мечущимся в этом неузнаваемом мире! Нет, я не умерла от страха: неведомое нечто отступило и стало удалятьсяпрочь. Я слышала, как оно уходит, спускается по лестнице, спешит, словносамо чего-то боится. Тогда я поднялась, чтобы позвать на помощь. Едвакоснулась дрожащей рукой дверной ручки, как - Боже милостивый! - услышала,что оно возвращается. Поднимается по лестнице быстрыми, тяжелыми шагами, откоторых содрогается весь дом. Я забиваюсь в угол, вжимаюсь в пол. Шепчумолитву. Мысленно зову моего дорогого мужа. Вот слышу, дверь отворяется.Потом - беспамятство. Очнулась и чувствую, как чьи-то руки сдавили мнегорло... как я слабо отбиваюсь, а оно прижимает меня к полу... языквываливается у меня изо рта... И вот я вступаю в иное существование. Нет, я не знаю, кто это был. Нам не дано знать о прошлом более того,что знали мы в момент смерти. Нам открыто то, что совершается сейчас, нонаши представления о прошлом не меняются - все, что нам известно о нем,начертано в нашей памяти. Мы не ведаем той истины, с высот которой можновзирать на хаотичный пейзаж страны былого. Мы все еще обретаемся в ДолинеТеней, таимся в пустынных местах, всматриваемся сквозь лесные чащобы в еебезумных и злобных обитателей. Что можем узнать мы нового об этомускользающем прошлом? То, о чем я вам расскажу, случилось ночью. Мы различаем приход ночи,ибо тогда вы удаляетесь в свои жилища, и мы покидаем свои тайные убежища,безбоязненно приближаемся к нашим прежним домам, заглядываем в окна и дажепроникаем внутрь и глядим в ваши спящие лица. Я подолгу медлила у тогоместа, где со мной произошла эта жестокая перемена - мы часто так поступаем,пока живы те, кого мы любим или ненавидим. Тщетно искала я, как дать о себезнать, как объяснить мужу и сыну, что я существую, что по-прежнему люблю ихи мучительно им сострадаю. Если я склонялась над спящими, они пробуждались.Если являлась к ним, когда они бодрствуют, они обращали ко мне страшныйвзгляд своих живых глаз, и я немела от ужаса... В ту ночь я тщетно их искала... и боялась найти. Их не было ни в доме,ни на залитой лунным светом лужайке. Хотя солнце для нас утеряно навсегда,луну, и полную, и ущербную, мы видим все время. Она сияет нам ночью, а пороюи днем, она восходит и садится, как в той, прежней, жизни. Я покинула лужайку и, охваченная печалью, бесцельно заскользила подороге сквозь лунный свет и безмолвие. Вдруг послышался голос моего бедногомужа, исполненный испуга и удивления, и голос сына, успокаивающий,разубеждающий; они стояли в тени деревьев... близко, совсем рядом! Их лицабыли обращены ко мне, глаза мужа устремлены прямо на меня. Он видит...наконец, наконец-то он меня видит! Когда я поняла это, мой страх рассеялся,как дурной сон. Смертельное заклятие снято: любовь победила! Вне себя отвосторга я вскрикнула... должно быть, вскрикнула: "Видит! Наконец-то онвидит! Теперь он все поймет!" С трудом сдерживая себя, я приближалась к ним,красивая и улыбающаяся. Сейчас он заключит меня в свои объятия, я стануласково утешать его, возьму за руку моего сына. И мы будем говорить,говорить, и рухнет преграда между живыми и мертвыми. Увы! Увы! Его лицо побелело от ужаса, а глаза стали как у загнанногозверя. Он все пятился от меня, а потом бросился бежать и исчез в лесу... Гдеон?.. Мне не дано этого знать. Мой бедный мальчик, он остался совсем один. Я бессильна внушить ему,что я здесь, рядом с ним. Скоро и он должен перейти в мир невидимого. И япотеряю его. Навсегда.ПО ТУ СТОРОНУ