Еще маленьким Накире вместе с матерью был похищен во время столкновения племени доу с племенем фаю. Его мать сделали второй женой воина доу, и, несмотря на то что детство Накире провел в племени доу, его считали чужим. Думаю, ему там было нелегко.
Когда Накире пришло время взять себе жену, вождь доу сказал: «Уходи в свое племя и возьми жену там. Ты не наш соплеменник. Уходи».
Тогда Накире собрал свои немногочисленные вещи, попрощался с матерью и исчез в джунглях. Незадолго перед второй экспедицией отца глава племени Теарю позвал Накире и сделал ему предложение: «Если поможешь убить чужака и отомстить за моего сына, я отдам тебе в жены свою дочь».
Но, к удивлению всех присутствовавших, Накире отказался. Он сказал, что не хочет больше убивать, что следует добрым заветам белого человека. У доу, которые вели немного войн, Накире понял, как хорошо жить в мире. Все годы, проведенные им на чужбине, мальчик мечтал подарить мир своему народу и выжить вместе со всеми.
Вождь Теарю ничего не мог понять. Еще никто не отказывался от подобного предложения. Жениться на дочери вождя в культуре фаю было очень почетно.
На протяжении многих лет Накире был самым верным помощником отца, в том числе и в языковых исследованиях. Когда отец не знал, как ему вести себя в той или иной ситуации, он обращался за советом к Накире.
Недавно папа рассказал мне о том, как однажды он сидел в своей рабочей хижине с Накире и делал заметки. Он показывал на предмет, Накире называл его на языке фаю, отец записывал фонетическую транскрипцию. До нашего приезда Накире никогда не видел ни карандаша, ни бумаги.
Отец только что записал несколько слов и поднял взгляд на Накире, потому что тот замолчал. Он не поверил своим глазам: Накире лежал на скамье, ноги на столе и спал.
|
|
Накире со своей женой Фусаи
– Накире, ты должен мне помогать, а вместо этого спишь! – с упреком воскликнул отец.
Накире подобрался, зевнул и ответил:
– Клаусу, я с удовольствием помог бы тебе. Но когда ты наконец пойдешь работать? Ты только все играешь!
– Что? Я играю? – засмеялся отец. – Как же я должен работать, если то, что я делаю сейчас, не является работой?
– Ну, – ответил Накире, – ты мог бы пойти на охоту, чтобы добыть пищу своей семье, или построить лодку.
Папу развлекла мысль о том, как бы он выглядел в джунглях, пробираясь между деревьями в попытке подстрелить хоть что‑то. Он позволил Накире заснуть и задумался о том, как понятнее объяснить ему то, чем он занимается.
И придумал. Он написал маме записку на листе бумаги и сказал Накире:
– Пожалуйста, пойди к Дорисо и отдай ей этот листок. Она передаст мне какое‑нибудь питье.
– Откуда она узнает, что ты хочешь пить, если я не скажу ей об этом? – удивленно спросил Накире.
Отец ответил:
– Вся загадка в этом листочке.
Накире, воодушевленный любопытством, направился в дом. Мама прочла записку и на глазах Накире исполнила то, что предсказал отец.
Накире был поражен! Он побежал обратно и замахал листочком, крича:
– Наверное, это очень важно – то, чем ты занимаешься.
– Да, – сказал отец, – а теперь не спи и помоги мне изучить твой язык.
Между тем Накире построил себе хижину, а вскоре нашел жену. Звали ее Даваи.
Однажды ночью, вскоре после свадьбы, мы услышали страшные крики с противоположного берега реки. Мы уже легли спать, но поскольку крик становился все громче, отец встал. Он зажег керосиновую лампу и вышел из дома.
|
|
Мы напряженно прислушивались. Через некоторое время все стихло, потом послышался голос отца. Вскоре он вернулся в дом, вместе с ним – Даваи. Ее лицо распухло от слез, она плакала:
– Накире ударил меня!
Мама накормила и напоила Даваи, отвела ее в гостевую комнату, где лежал матрас. Мне было ее очень жаль. Никогда бы не подумала, что Накире способен на такое. Я слышала, как родители допоздна обсуждали случившееся, сидя за обеденным столом.
На следующее утро отец вышел на улицу и вскоре закричал:
– Дорис, иди скорее сюда!
Мама, варившая кофе, все бросила и поспешила к отцу. Я с любопытством выскользнула из постели и заглянула за угол.
Папа шел к дому вместе с Накире. Я испугалась: руки и тело у того были покрыты запекшейся кровью и грязью; он ужасно выглядел. Накире простонал:
– Даваи избила меня и искусала!
Даваи, сидевшая за столом, не поднимала глаз.
Не говоря ни слова, мама начала промывать раны Накире. Когда она закончила, Накире молча взял Даваи за руку, и они вместе ушли. Я видела в окно, как они переплыли реку на лодке и направились к своей хижине.
Я так и не узнала, что же произошло между ними. Тогда мы, ничего не расспросив, посчитали Накире виноватым, хотя это Даваи яростно напала на него. Ребенком я всегда немного ее побаивалась. У Даваи был громкий, пронзительный голос, а характер заставлял дрожать даже мужчин.
Но когда несколько лет спустя она умерла, мы все горевали. Отец предлагал отправить больную Даваи на вертолете в Джаяпуру, но она отказалась. Слишком боялась полета. И мои родители и Накире умоляли ее, но она стояла на своем, так что вмешаться в судьбу не получилось.
|
|
Накире был безутешен, плакал недели напролет и однажды вечером сжег все ее вещи и хижину. После этого он стал чаще появляться у нас. Отец трепетно заботился о Накире и при любом удобном случае старался утешить его.
Когда Накире немного пришел в себя, они с отцом стали часто бывать в племени тигре, где жила молодая дочка вождя по имени Фусаи. Она была милой, а ее необычная полнота считалась очень привлекательной. Накире влюбился в нее и каждый раз, когда отец собирался плыть вверх по реке, просил у нас рыболовные крючки, ткани, украшения, которые мы привозили из Джаяпуры для обмена, чтобы завалить Фусаи подарками. Мы с радостью отдавали ему все, что он просил, потому что для воина фаю было необычным стремление покорить женское сердце. Обычно женщин просто брали силой. Но Накире по природе своей оказался романтиком и хотел добиться ее расположения.
Накире удалось завоевать и сердце ее отца. Через пару месяцев вождь тигре дал разрешение Накире взять его дочь в жены. Ей было около двенадцати лет.
Накире с гордостью привел Фусаи в свое племя иярике. Он выстроил аккуратный дом недалеко от нашего. В нем даже были стены и дверь, по меркам фаю – настоящий дворец. Первые несколько недель прошли замечательно, пока однажды утром Накире не вытащил нас всех из постелей: Фусаи исчезла, он нигде не может ее найти! Мгновенно организовали экспедицию.
У фаю прекрасно налажена «система удаленного оповещения», которая не нуждается ни в кабелях, ни в аппаратах, ни в деньгах. Нужно просто громко крикнуть. С помощью такой системы новости передаются на большие расстояния. Единственный ее недостаток – ничто не сохраняется в тайне. Когда сообщение посылалось по телефону джунглей, все джунгли знали о том, что происходит.
Функционировала система так. Накире встал на берегу реки и своеобразным тоном, более похожим на вой, громко крикнул: «Где Фусаи, Накире ищет Фусаи!» Позднее я поняла, что благодаря этому тону голос слышен намного дальше.
Накире несколько раз повторил одно и то же. Через некоторое время выше по реке зазвучал второй голос: «Где Фусаи, Накире ищет Фусаи!» Слова снова повторились, потом они послышались уже издали. Так вопрос передавали из уст в уста до тех пор, пока не достиг ушей вождя племени тигре.
«Фусаи в своей семье», – вернулся ответ аналогичным образом. Отец с Накире сразу же отправились в путь.
Когда они вернулись, Накире был огорчен и подавлен. Оказывается, Фусаи сбежала, потому что соскучилась по дому. Накире привез ее обратно в Фоиду.
Но через несколько недель Фусаи опять сбежала, и Накире снова пришлось отправляться за ней.
В третий раз Накире в смятении пришел к отцу и спросил, как ему быть. Это было в высшей степени странно по законам фаю. Их мужчины в таких случаях обычно просто пристреливали жену из лука. Но Накире был не такой, он любил Фусаи и не хотел ее обижать. Отец внимательно выслушал Накире, но тот сам вдруг предложил выход: что, если пожить с Фусаи в ее племени, пока она привыкнет к нему и согласится добровольно вернуться в Фоиду?
Так он и сделал. Через несколько месяцев Накире и Фусаи вернулись в Фоиду, и она больше уже не убегала. Это была скромная девушка, и сердце у нее было золотое. А улыбка просто божественна, – мы все ее полюбили. Фусаи стала лучшей подругой Юдит, ведь они были примерно одного возраста.
Накире не взял себе еще одну жену, хотя и имел на это право, потому что у Фусаи не было детей. Но Накире нужна была только она. Их любовь – единственный, пожалуй, случай такого рода, который мы наблюдали у фаю. У них был прекрасный брак, они вместе и по сей день.
Далеко не все мужчины фаю так хорошо обращались со своими женами. Я дважды видела, как туземцы пускали стрелы в своих жен. И впервые я ощутила справедливую ненависть.
Мы играли на улице. Несколько местных женщин по каким‑то делам пошли в лес. Один из туземцев крикнул своей жене, чтобы она вернулась. Но та не сразу его послушалась. Когда же она наконец появилась из‑за деревьев, фаю достал свой лук, натянул тетиву и, несмотря на то что расстояние было большое, прицелился ей прямо в грудь.
Фаю – прекрасные стрелки. И этот точно знал, как нужно натянуть тетиву, чтобы не убить жену, а только ранить. На наших глазах он выстрелил в женщину. Со стоном та упала на землю. Я почувствовала себя ужасно, мне хотелось кричать, убить этого человека. Ведь его жена, а это было заметно любому, была на позднем сроке беременности!
Мама услышала крики и прибежала. Когда она все увидела, ее буквально затрясло. Еще никогда я не слышала, чтобы мама так кричала... Она бросилась к раненой женщине, вынула стрелу из раны, помогла ей встать и отвела в дом. Я пошла за мамой, с ненавистью взглянув на туземца. Он смеялся.
Отец также очень расстроился, когда узнал о случившемся. Но когда он попытался поговорить по этому поводу с фаю, те высмеяли его.
Сегодня все изменилось. Постепенно, в процессе долгого общения с моей матерью, мужчины фаю научились по‑другому относиться к женщинам. Они своими глазами увидели, как мои родители уважают и любят друг друга. Поначалу для них было совершенно непонятным, как это мужчина может работать вместе с женой и при этом в отличном настроении. У них такого не было. Пример моих родителей наглядно продемонстрировал, как важна любовь, а ссора не обязательно должна заканчиваться смертью или пущенной стрелой.
Только через несколько лет я осознала, что все эти годы они очень внимательно за нами наблюдали. Они видели, что мы такие же простые люди, как они, что мы тоже совершаем ошибки. Они видели, как мы ссоримся, а потом миримся и снова играем и смеемся вместе.
Мы никогда не говорили фаю, как они должны себя вести и что нам кажется правильным. Потому что наши родители научили нас, что лучшим доказательством и учебником будут наша собственная жизнь, наше поведение, а не слова. Нужно жить в гармонии с самим собой. Фаю сами должны были решить, хотят ли они меняться. Решение должно было подсказать сердце.
Плавание на лодке
С вами наверняка такое тоже случалось: стиральная машина сломалась, тостер дышит на ладан, предохранители сгорели. Можно злиться сколько угодно, но потом все равно сядешь в машину и поедешь в супермаркет за новой вещью. А если вам повезло и гарантия еще не истекла, то прибор заменят на другой.
В джунглях все по‑другому. Если что‑то ломалось, мы ждали замену месяцами. Так случилось, когда сломался вертолет: запчасти должны были доставить из США, и на это потребовалась целая вечность. Наши поездки за покупками на базу Данау Бира стали большой проблемой. Оставался единственный способ возвращаться обратно с базы – лететь на маленьком самолете до деревни Кордези. Затем путь продолжался по воде – в лодке с мотором за 4–6 часов можно было добраться до поселений фаю.
Такое путешествие могло быть и увлекательным и ужасно скучным. Мы сидели в длинной деревянной лодке, багаж между нами, передвигаться было нельзя, потому что лодка легко могла перевернуться. Солнце палило с неба, но ветер несколько освежал. Приходилось надевать брюки и рубашки с длинным рукавом, чтобы не обгореть. Я часами глядела в густую зелень джунглей, простиравшихся вокруг. Иногда я замечала пару пролетавших над нами птиц или божественные красные орхидеи. Они, как лианы, росли на деревьях, и их великолепие разнообразило однотонную зелень.
Каждые два часа мы приставали к берегу, чтобы размять ноги и поесть.
Первые несколько плаваний прошли без происшествий. Но на четвертый или пятый раз нас ждала неудача.
Когда мы отплывали от Кордези, солнце светило с чистого синего неба. Еду и прочие необходимые вещи, как всегда, разместили между нами на дне лодки. Мама сидела спереди, рядом с ней Юдит, а потом мы с Кристианом. Отец правил лодкой с мотором в двенадцать лошадиных сил. Второй, более слабый мотор лежал у его ног на случай, если основной откажет.
Я удобно устроилась на подушке, потому что сидеть на деревянной скамейке несколько часов было не очень уютно. Через какое‑то время, разомлев от монотонного звука мотора и от жары, я откинулась назад, положила под голову свой рюкзак вместо подушки и заснула.
Не знаю, как долго я спала, но когда открыла глаза, все изменилось. Воздух стал острее и прохладнее, небо потемнело. Обернувшись, я увидела угрожающие тучи. Отец тоже все время оборачивался и явно нервничал, мотор работал на полную мощность. Другие тоже заметили надвигающуюся грозу и сидели совсем тихо, надеясь этим облегчить ход лодки.
Мы только что вплыли в реку Клихи, то есть прошли около половины пути. Сквозь шум мотора отец крикнул, что может повезти, если ветер изменится. Но шансы на это были невелики, ветер дул в спину, гроза нагоняла нас.
Я с волнением следила за тем, как меняется природа. Солнце исчезло, джунгли потемнели, птицы и насекомые скрылись. Упала одна капля, потом еще, потом дождь усилился. Лицо отца, по которому всегда можно было понять, насколько серьезна ситуация, не внушало оптимизма.
Мы проплыли за следующий поворот, река простиралась перед нами на километры, и тут разразилась страшная гроза. Отец тщетно искал место, где можно было пристать: нас окружали густые джунгли. Капли дождя скатывались по моему лицу, сотни маленьких иголочек вонзались в кожу. Я промокла до костей и начала дрожать. Сверкала молния, гремел гром, я закрыла голову руками и подумала, что наступил конец света – а уж наш‑то и подавно.
Мама что‑то прокричала, но я не услышала: гром гремел слишком громко. Я увидела, как она бросила Кристиану одеяло, и он спрятался под ним. Скоро я почувствовала что‑то мокрое на ногах. Сначала я решила, что по мне ползет какое‑то животное, но, взглянув вниз, увидела воду. Мы тонули!
В этот момент я забыла обо всем – о молниях, громе, каплях дождя, коловших мое лицо. Я обернулась, открыла сумку, в которой были кастрюли, и поняла, что кричала мне мама. Я подала кастрюли Юдит и маме и, как безумная, принялась вычерпывать воду из лодки. Началась гонка за временем: не успевала я вылить кастрюлю воды за борт, лодка вновь заполнялась водой. Я черпала все быстрее, руки болели, казалось, они сейчас отвалятся. Поднимая глаза, я видела только фигуры мамы и Юдит, так силен был дождь. Кристиан спрятался под одеялом. Папа снизил скорость, потому что впереди ничего не было видно, лишь молнии рассекали небо, на секунду освещая путь.
Что за чувство! Еще никогда в своей жизни я не оказывалась в столь опасной ситуации. Вода в лодке прибывала, мы погружались все глубже... Река будто пыталась завладеть нами. Но мы продолжали бороться. Жажда жизни добавляла мне сил. Казалось, время замерло. Две силы сошлись на земле: сила природы и желание маленькой семьи выжить среди разъярившейся реки.
Во мне проснулась необъяснимая любовь – к силе грозы, к нашей борьбе со стихией. Я чувствовала себя живой, более живой, чем когда‑либо. Каждый мускул, каждая вена, каждая клетка моего тела проснулись. Я стала существом, стремящимся победить природу.
Река внесла нас в следующий поворот. Отец попытался остановиться и пристать, но потерял ориентацию и уже не понимал, где мы находимся. Вскоре ветер донес до нас тихий, едва различимый шум. Сначала я подумала, что это деревья. Но шум не прекращался. Отец тоже услышал его и направил лодку к берегу. И мы увидели две темные фигуры, пробиравшиеся сквозь кусты. Это были фаю!
Они, оказывается, услышали вдалеке рокот мотора нашей лодки и поняли, что через пару часов мы будем в деревне. Но они знают, что такое гроза. Несмотря на страшный дождь, они ждали на берегу, чтобы поймать нашу лодку. Какое счастье! Если бы не они, мы проплыли бы мимо деревни.
Как только мы сошли на берег, фаю прыгнули в воду и закрепили лодку. Вокруг собиралось все больше людей.
Один из туземцев поднял меня и отнес к нам в дом. Мои ноги дрожали, я не могла даже двинуться. Я просто опустилась на пол, когда фаю поставил меня на веранду и побежал обратно, чтобы помочь остальным. Лодку быстро разгрузили, а мы оказались дома, в тепле. Все наши вещи промокли: одежда, книжки, даже камера отца, которая была упакована в пластик.
Мама раздела нас, закутала в теплые одеяла, приготовила горячий чай с кексами. Я смотрела в окно и ощущала себя победительницей стихии. Мы выиграли битву с природой! Всю ночь гремел гром и шел дождь. Я лежала под одеялом, москитная сетка плотно закрывала мою кровать. Через несколько минут я заснула с улыбкой на губах.
Позднее отец купил настоящую металлическую лодку, которую в Фоиду перевезли на вертолете. С тех пор у нас было комфортабельное и безопасное средство передвижения.
Остальные наши плавания обошлись без драматизма, всегда было весело и увлекательно. С большим нетерпением мы ждали воскресенья: во второй половине дня вся семья отправлялась навестить племена фаю, которые жили выше по течению реки. С нами обязательно было несколько человек из племени иярике – мы всячески способствовали улучшению отношений между племенами. Иногда плавание продолжалась несколько часов, и мы развлекались громкими песнями. Любимой была песня о кокосе, которую я и сейчас помню: «Обезьяны мчат по джунглям, наседая друг на друга, стая громко‑громко воет» – и все хором, как можно громче: «Где кокос, где кокос, кто украл кокос?» Не так‑то много детей исполняли эту песню джунглей в самих джунглях!
Купание в крокодильей реке – до того, как мы узнали, что в ней водятся крокодилы...
Через несколько поездок фаю, которые плавали с нами, уже пробовали подпевать. Наверное, если бы кто‑нибудь увидел нас со стороны, счел бы всех сумасшедшими. Но нам было потрясающе весело!
Однажды мы собрались особенно далеко, в племя сефоиди. День был жарким, высокая температура и влажность совсем усыпили нас. Мы остановились в маленьком притоке, чтобы освежиться в холодной воде.
Родители, Юдит и мы с Кристианом попрыгали в воду. Место оказалось просто восхитительным: в центре протоки скопилось множество стволов деревьев. Отец закрепил лодку у торчавшего сука, а мы залезали на эти стволы и прыгали с них в воду, наслаждаясь божественной свежестью. Юдит решила помыть голову. Она сидела на дереве, нагнувшись и опустив волосы в воду, и намыливала их.
Мы удивились, что ни один из фаю не вышли из лодки. Они сидели и с непониманием наблюдали за нами. Папа придержал лодку за борт и предложил туземцам тоже искупаться – при такой‑то жаре!
Но Накире покачал головой и сказал, что в этой реке они купаться не будут.
Отец удивился: это что, какая‑то священная река?
– Нет, что ты, – ответил Накире, – это крокодилья река. Это наши охотничьи угодья. Здесь мы ловим крокодилов, которых приносим вам!
Отец выпучил глаза. Еще никогда я не видела, чтобы кто‑либо так быстро запрыгивал в лодку из воды.
– Вылезайте, вылезайте, – закричал он, – крокодилы!
Мы мгновенно очутились в лодке. У бедной Юдит остался шампунь в волосах, но она побоялась домыть их.
Когда все мы наконец успокоились, отец спросил фаю, почему они не сказали о крокодилах раньше. Они спокойно ответили, что ведь каждый знает, что они водятся именно здесь. Когда первый шок прошел, мы поняли комичность ситуации и еще долго смеялись над собой. Типичные фаю: сидели и удивлялись, что мы не боимся даже крокодилов! Им и в голову не пришло, что мы могли не знать об их существовании. Они считали, что не может быть такого, чего наш папа не знает. С того дня каждый раз, прежде чем пойти купаться в незнакомом месте, мы спрашивали у местных жителей, безопасна ли река.
Фаю объяснили нам: эту реку крокодилы облюбовали из‑за того, что в ней водилась особенно крупная рыба. К тому же течение в ней было не таким сильным, так что заводи стали идеальным местом для того, чтобы отложить яйца.
Информацию насчет рыбы мы запомнили и через неделю вернулись туда с лесками и крючками. Так у нас появилось новое хобби: рыба и впрямь так и кишела!
Мы брали деревяшку длиной 10 см и шириной 5 см и делали маленькое отверстие с одной стороны, где закрепляли леску. А на узких сторонах деревяшки прорезали два углубления, с помощью которых можно было намотать леску на деревяшку. На леске закрепляли камешек в виде грузила, и на конце – рыболовный крючок. Получилась прекрасная удочка!
Потом мы искали червей. Как оказалось, идеальной наживкой были два вида: толстый белый червь, которого едят и люди, и длинный темный, подходивший только для рыб. В джунглях полно всевозможных червей, и мы с Кристианом и нашими друзьями собирали их с удовольствием, превратив это в настоящую игру, соревнуясь, кто найдет больше.
С червями мы возвращались к реке, закрепляли удочки в кустах, спускавшихся к воде. 10–15 удочек раскладывали по всему берегу. И когда закрепляли последнюю, на первой уже клевала сочная рыба.
За час ловилось столько рыбы, что мы доверху наполняли свои ведра. Больше всего было сомов – метровых, весом до пяти килограммов. На вкус рыба была великолепна.
Дома, в Фоиде, мы разжигали огромный костер. Над углями фаю делали деревянную стойку, на которой коптилась наша добыча. Вечером устраивали большой праздник, туземцы рассказывали увлекательные истории и показывали их в сценках.
Но река с крокодилами всегда остается рекой с крокодилами! Они были королями этой сокровищницы, и однажды дали нам это почувствовать.
То была наша третья или четвертая рыболовная экспедиция. Мы уже закинули удочки и следили в ожидании добычи, но когда отец достал леску из воды, на ней ничего не оказалось. Ни червя, ни рыбы, ни самого крючка. Леска была перекушена. Мы с увлечением рассматривали леску, когда в паре метров от лодки из воды вынырнул огромный крокодил. Распахнув пасть, он явно нацелился на нас. Мы закричали и бросились к другому борту лодки, крокодил с плеском нырнул в воду, и волна, которую он поднял, окатила нас с ног до головы.
Несколько минут мы не решались пошевелиться, но крокодил исчез. Если бы у кого‑то из нас рука или нога в тот момент оказалась в воде, могло бы плохо кончиться...
Такие встречи не были редкостью. Фаю успокаивали нас и говорили, что крокодилы просто обозначают свою территорию. Скорее всего, так и было. Крокодилы не выказывали агрессии, если их не провоцировали. Мы убедились в этом и просто старались вести себя осторожно, когда один из них появлялся поблизости. Мы не совали в воду ноги и руки, предпочитая наблюдать за крокодилом с безопасного расстояния. Но внезапное появление того, первого, запомнилось надолго.
А потом мы нашли райский уголок. Как‑то поплыли вверх по течению, было жарко, и нам хотелось есть. Папа начал искать место, чтобы пристать, и мы заметили небольшую заводь у берега, скрытую кустами. Отец направил лодку в нее, и мы оказались в небольшой бухте. В дальнем ее конце виднелась речка, впадавшая в нашу, и ширина ее как раз подходила для того, чтобы прошла лодка. Отец выключил двигатель, и мы сели на весла. Речка была мелкой, мы положили мотор в лодку.
Когда проплыли поворот, перед нами открылось красивейшее место на земле. Мы не могли проронить ни слова. Я до сих пор это вижу, будто побывала там только вчера. Лодка села на мель. Мы вышли на берег. Перед нами, как змея, извивалась речка. С деревьев по берегу свисали тысячи ярко‑красных орхидей. Местами они касались воды и образовывали настоящую красную стену от самой воды до самого неба. Вода была голубой и такой чистой, что видно было дно. Поверхность сверкала, как зеркало. Пестрые птицы перелетали с дерева на дерево, радостно пели и щебетали.
А для нас, детей, этот рай на земле приготовил особенный подарок: оба берега речки представляли собой пляжи из песчаной глины. Только я ступила на берег, Кристиан бросил мне в лицо пригоршню песка. Я ответила комочком из глины. Но Кристиан пригнулся, и я попала в Юдит – прямо по спине. Она обернулась, и через мгновение все мы стали участниками грандиозной битвы глиняными комочками. Даже фаю присоединились к нам. Это было непередаваемое счастье.
Мы не раз возвращались в то загадочное место, называя его своей воскресной речкой.
Ори, мой брат
Ему было около восьми. Он был парализован и передвигался, ползая на руках. Мое сердце сжалось, когда я увидела его в первый раз: худой, слабый, ноги скрючены. Его родителей убили на его глазах. Теперь он жил, а вернее существовал, в другой семье.
Мы взяли Ори к себе, накормили его и стали о нем заботиться. Вскоре он полюбил нашу маму, как свою собственную, подползал к ней, чтобы обнять, да и вообще не отходил от нее. Постепенно он набирался сил, учился подниматься на свои скрюченные ножки с помощью палки, даже немного стал ходить. Мы радовались улучшению его состояния, это было словно чудо.
Мама разговаривает с Ори (справа от нее), я слушаю
Он проводил с нами много времени; постепенно он стал нам, детям, почти братом, а маме и папе как сын. И однажды, когда мы вернулись в деревню с Данау Бира, он встал на ноги. На лице его сияла такая гордость: он шел нам навстречу без палки! Мы гордились им.
Прошел год. Мы с Кристианом разводили костер, когда увидели Ори. Он вышел из джунглей. А мы уже начинали о нем беспокоиться, потому что достаточно долго не видели его.
В принципе тут не было ничего особенного. Каждый раз, когда мы уезжали в Данау Бира, фаю уходили в лес, где у каждой семьи было по четыре хижины. Обычно они три‑четыре месяца жили в одной хижине, пока в окрестностях не истощался запас съедобных растений и животных, на которых они охотились. Тогда они переезжали в другой дом. За то время, пока они вновь возвращались в первую хижину, проходил год, природа успевала отдохнуть. Таким образом поддерживалось экологическое равновесие. Когда мы возвращались в деревню, вертолет делал большой круг над землями фаю. Так они узнавали, что мы вернулись, и кто хотел, приходил в Фоиду, чтобы жить с нами.
Но в этот раз оказалось, что мы волновались не зря: я взглянула на Ори, вскрикнула и тут же позвала маму. Ори опустился на землю, у него была высокая температура. Мне хотелось помочь ему встать, но я боялась до него дотронуться. Его грудь была рассечена и вся воспалилась, на ней образовался толстый слой серо‑зеленого грибка. Фаю просто оставили его в лесу, посчитав мертвым.
Мама прибежала и помогла Ори добраться до лестницы. Отец спросил фаю, что случилось. Те ответили, что Ори съел «запретную» часть крокодила. Это была расплата. Больше они не хотели его видеть.
Я разрыдалась, увидев перекошенное болью лицо. От Ори пахло гнилым мясом. Но я все‑таки села рядом с ним и взяла его за руку. Мама уложила его на листья, которые мы принесли из джунглей. Она достала перевязочные материалы и лекарства, повернула его на бок, развела в воде марганцовку. Потихоньку она поливала раствором грудь Ори, и постепенно слой грибка, сантиметра в три толщиной, отслоился и упал на листья.
Ори было очень больно, теперь его грудь стала сплошной открытой раной, кишащей червями. Мама взяла пару чистых простыней, разрезала их, густо смазала рыбьим жиром, мазью‑антибиотиком и перебинтовала грудь Ори. Каждый день она его перевязывала.
Листья и использованные повязки мы выбрасывали в яму за домом. Отец поливал их бензином и сжигал.
– Мама, он умрет? – спрашивала я снова и снова, утирая слезы.
– Я не знаю, – отвечала она. – Мы сделаем все для того, чтобы спасти его.
Я тоже помогала перевязывать Ори. Мы кормили его, он спал в нашем доме, наблюдал за нами из своей постели. Когда наши занятия заканчивались, мы слушали кассеты и показывали ему картинки, которые привезли с собой.
Уже через несколько дней температура спала, а еще через неделю затянулась и рана на груди, остался только шрам. Как‑то спустя много лет мама призналась: тогда она не верила, что Ори выживет. А он как ни в чем не бывало встал на ноги и вскоре уже играл с нами.
Ори быстро рос и стал выше меня. Мы любили его, потому что у него был замечательный характер, он был спокойным, любил нас и своих соплеменников. Я никогда не видела его злым или раздражительным. Он стал частью нашей семьи, и когда через несколько лет его жизнь оборвалась, это потрясло меня до глубины души.