Дэвид Стюарт Дэвис
Шерлок Холмс и хентзосское дело
Шерлок Холмс. Свободные продолжения –
Дэвид Стюарт Дэвис
Шерлок Холмс и хентзосское дело
Роджеру Джонсону, другу и такому же шерлокоману, чьи наблюдения и советы сыграли большую роль в создании этой книги.
ПРЕДИСЛОВИЕ
События, связанные с этим приключением, которое мне посчастливилось разделить с моим другом Шерлоком Холмсом, умнейшим и лучшим из известных мне людей, происходили в 1895 году. Делая заметки в своём блокноте, я уже тогда понимал, что мир ещё не готов услышать полное описание этого дела, пока в мире что‑то не изменится. Однако перемены, произошедшие с ним за последовавшие годы, оказались для меня полной неожиданностью.
С началом века растущее напряжение в Европе прорвалось массовыми убийствами в Сараево, стремительной войной, способной положить конец всем другим войнам. Вклад старушки Европы в развитие мировой истории XIX века был неоценим, но сейчас она лежала на смертном одре. Частично виной тому стали ошибки и слабость её политиков, в остальном же сказалась неспособность справиться с разрушительной силой и властью, которой это развитие её наделило. В воздухе отчётливо витали вдохновлённые юными идеалистами настроения о невозможности развития без разрушения. Эти глупцы были готовы броситься навстречу неизвестному, принципиально иному будущему. Для Европы это означало гибель монархии: Старый Свет оказался в плавильном котле, где в пламени войны безвозвратно таяли былые убеждения и династии. В том же огне находилось и королевство Руритании, основное место событий, о которых и будет рассказано далее.
Дым сражений рассеялся только к 1918 году, и тогда я решил, что мне больше ничто не мешает приоткрыть завесу тайны над этой историей. Однако я понимал, что даже тогда публиковать мемуары было ещё рано, поэтому просто положил свои записи об этом и многих других не преданных огласке дел Шерлока Холмса в старый, потрёпанный годами путешествий жестяной посылочный ящик и направил в хранилище «Кокс энд К0» на Чаринг‑Кросс. В своём завещании я определил, что спустя пятьдесят лет после моей смерти, когда никого из действующих лиц этой драмы уже давно не будет в живых, миру наконец будет поведана история о Хентзосском деле.
Джон X. Уотсон,
доктор медицины Лондон,
6 мая 1919 года
Глава первая
ПОЛКОВНИК САПТ
Я часто размышлял о том, что большинство дел, расследованных моим другом, знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом, и имевших драматическую завязку, приходило к не менее трагическому финалу. И дело, о котором я собираюсь вам сейчас поведать, – самое яркое тому подтверждение. Эти события угрожали миру в Европе и чуть не стоили жизни нам самим.
В тот ранний вечер 1895 года, когда мы с Холмсом прогуливались по Гайд‑парку, ничто не предвещало начала приключений. Мой друг мучился бездействием, и когда воздух в нашей гостиной стал совершенно невыносимым из‑за его любимого крепкого табака, я настоял на том, чтобы мы вышли на улицу. Холмс с неохотой согласился.
Мне всегда казалось, что жителям больших городов гораздо проще да и интереснее наблюдать за сменой времён года, чем обитателям сонных селений. Великолепные лондонские парки и пронизывающие столицу аллеи словно становились символами уходившего сезона. Их изменчивые черты становились вязью на геральдике самой природы: резкие чёрные и серые зимние тени, свежая зелень и розовые бутоны весны, летняя роскошь листвы и янтарные с золотом оттенки осени. Прогулка по Лондону всегда давала прохожему возможность заглянуть в прекрасное своим непостоянством лицо матери‑природы.
В том году выдалось чудесное лето, но уже в первые недели сентября деревья окрасились лёгкими медными оттенками. Проходя вдоль свинцовых вод озера Серпентин, я заметил, что вёсельные лодочки, так популярные летом, уже исчезли, и это ещё раз напомнило мне, что самый яркий сезон года уже позади. Повернув домой, мы ощутили, что вечера уже стали прохладными, а ветер, игравший с первыми опавшими листьями, – порывистым.
– Какими бы знаниями и силой человек ни обладал, Уотсон, он по‑прежнему бессилен против времени, – заметил мой друг с меланхолической ноткой в голосе. – Оно неумолимо. Хоть Шекспир и называет нас «венцом всего живого», но мы, друг мой, по‑прежнему рабы времени.
Большую часть дня Холмс и так был угрюм и молчалив, и, казалось, умирающая природа лишь обострила его traedium vitae[1]. Подобные смены настроения моего старого друга были мне давно знакомы. Его мозг, этот удивительно сложный инструмент, был очень чуток к малейшим влияниям извне. К тому же я понимал, что не только неумолимый бег времени удручает моего друга: его замечательный ум бунтовал без дела.
Когда мы повернули с Оксфорд‑стрит на Бейкер‑стрит, зажглись фонари, и даже на грохотавших по мостовым кэбах загорелись маленькие светильники, пронизывая полумрак янтарными лучами, на которые, как на путеводные звёзды, нацеливались клиенты.
Мы с Холмсом погрузились в молчание, и каждый из нас блуждал в лабиринтах собственных мыслей, когда из надвигающегося закатного сумрака выплыло знакомое мне лицо и направилось прямо ко мне. Лицо принадлежало другу Петерсона, комиссионера, которого я лечил от пневмонии, когда Холмс отлучался из города на одно из своих тайных расследований. Лицо не отличалось благообразием: с высоким лбом, тонким, чётко очерченным носом с горбинкой, на самой высокой точке которого покоилось пенсне. Он походил на поизносившегося духовного служителя или профессора, но я знал, что он виноторговец из «Роуз энд Краун», излюбленной грузчиками пивной в Ковент‑Гардене.
Подойдя поближе, он узнал меня, удивлённо вскрикнул и схватил за руку, чтобы тут же начать её трясти.
– Здравствуйте, доктор Уотсон! – воскликнул он.
Я улыбнулся и кивнул.
– Как видите, я здоров как бык!
– Рад слышать, – ответил я.
На этом мы расстались, и он, без всяких колебаний, снова заторопился на работу.
– Итак, Холмс. – Я повернулся к моему молчавшему другу. – Что вы можете сказать об этом человеке?
Тот взглянул на меня, приподняв брови, и усмехнулся. Я знал, почему он нашёл этот вопрос забавным: он сразу раскусил мою попытку отвлечь его от грустных раздумий.
– Что ж, – произнёс Холмс с улыбкой, – помимо того, что вы некогда его вылечили, он торгует в розлив в питейном заведении где‑то в Уэст‑Энде, скорее всего в «Роуз энд Краун», служил в армии, пренебрегает своим здоровьем и крайне неудачливый игрок, пожалуй, я не могу сказать вам более ничего.
Некоторое время я смотрел на него в немом изумлении, но потом мы оба рассмеялись.
– Холмс, – выговорил я наконец, – я догадываюсь, как вы поняли, что он был моим пациентом, но… Ума не приложу, как вы домыслили всё остальное.
Холмс поджал губы.
– Бросьте, Уотсон, – произнёс он. – Неужели вы и правда хотите предложить мне эту игру?
– Никаких игр, уверяю вас. Я искренне заинтригован вашими умозаключениями.
– Извольте. – Холмс нетерпеливо вздохнул, но я догадался, что эта задача немного его развлекла. – Вот как я всё это вижу. Этот человек окликает вас и говорит о своём здоровье, следовательно, вы лечили его от какой‑то болезни, а поскольку уже не практикуете, то обратиться к вам он мог только по рекомендации кого‑либо из местных жителей, осведомлённых о вашем мастерстве. На эту роль больше всего подходят миссис Хадсон и Петерсон, тот комиссионер. Предмет нашего разговора не похож на тех, кто вхож в круг знакомых нашей домовладелицы, следовательно, остаётся только Петерсон. Далее, у него есть возможность обратиться за помощью к доктору, что, судя по всему, произошло не так давно, раз уж он всё ещё помнит ваше лицо и способен узнать его в сумерках. Однако он не утруждает себя ношением тёплой одежды, несмотря на прохладный вечер, значит, здоровьем своим пренебрегает. Что касается одежды, то от неё исходит сильный пивной запах, да и колени у него заметно потёрты, что указывает на работу в питейном заведении, но работу скорее физическую. Так появляется виноторговец. Поскольку, как мы определили, он приятельствует с Петерсоном, то скорее всего место его работы находится где‑то в том районе, где наш комиссионер бывает в пивных чаще всего, что сужает наши поиски до «Роуз энд Краун» или Генриетта‑стрит. Вам самому хорошо известно, Уотсон, что военные с трудом расстаются со старыми привычками, а его носовой платок…
– Торчал из‑под манжеты?
– Именно.
– А почему неудачливый игрок?
– Когда я вижу, что у человека из кармана вылезает край «Спортинг лайф», у меня появляются основания заподозрить его в склонности к азартным играм. А если этот человек к тому же бедно одет, то и предположить, что он не удачлив в своих попытках разбогатеть.
– Великолепно, Холмс! – вскричал я в восхищении перед потрясающим аналитическим умом моего друга. – Великолепно!
– Рад, что вы такого высокого мнения обо мне, – вяло ответил он. – Однако то, что кажется великолепным вам, настолько элементарно для меня, мой дорогой Уотсон. Мой разум жаждет настоящей работы, – с этими словами он постучал пальцем по виску. – Бездействие для меня губительно. Прах банальности душит пламя духа. – Тут черты его несколько смягчились. – Однако я признателен вам за эту маленькую хитрость.
Не успел я ответить, как нас оглушил грохот копыт по мостовой и громкие крики. Мимо нас пронёсся двухколёсный экипаж, в котором крепко сбитый пассажир, подавшись вперёд, нетерпеливо поторапливал кучера.
– И что у нас тут такое? – тихо проговорил Холмс вслед экипажу, резко остановившемуся напротив наших дверей, наблюдая за тем, как выпрыгнувший на ходу пассажир сунул в руку возничего несколько монет и стал громко стучать в двери тростью. Затем мой друг рассмеялся: – А это, дорогой мой, клиент. Этот гость вполне может стать той самой спасательной верёвкой, которая поможет выбраться из нашего удручающего прозябания.
Пока он это говорил, мужчина толкнул дверь и прошёл мимо несколько растерянной миссис Хадсон.
– И что бы это ни было, – добавил я, – дело срочное.
– Будем надеяться, – отозвался Холмс, в оживлении потирая руки.
Когда мы подошли к двери, шторы в гостиной уже были опущены, и на них явственно вырисовывался силуэт нашего гостя, нервно меряющего комнату шагами.
Холмс слегка улыбнулся сжатыми губами.
– Нервозность всегда выдаёт смятение ума, мой дорогой друг.
За дверьми квартиры номер 221‑b, в холле, нас уже ждала обеспокоенная миссис Хадсон.
– Мистер Холмс, – заговорила она вполголоса, – к вам тут пришёл джентльмен. Он, как мне показалось, очень взволнован и крайне решительно настроен дождаться вашего прихода. Поэтому я взяла на себя смелость проводить его в вашу гостиную.
– Отлично, миссис Хадсон, – одобрил её решение Холмс, энергично взбегая по лестнице.
Едва мы вошли, человек, продолжавший метаться по комнате, резко развернулся навстречу к нам. Он оказался невысок ростом, крепкого телосложения, а крупная голова с коротко стриженными волосами и топорщащиеся усы лишь дополняли образ бывалого солдата.
– Кто из вас будет частный сыщик по имени Шерлок Холмс? – потребовал ответа он, и хотя фраза была произнесена на чистейшем английском, в манере произношения отчётливо угадывался акцент.
– Я Шерлок Холмс, а это мой друг, доктор Уотсон.
Гость щёлкнул каблуками и слегка поклонился:
– Полковник Сапт, на службе короля Руритании Рудольфа Пятого.
– Польщён, – вежливо отозвался Холмс, бросая на диван пальто. – Прошу, присаживайтесь, полковник. Миссис Хадсон сейчас подаст нам чаю.
Напряжённое лицо полковника поблёскивало от капелек пота в лучах газовых светильников, но глаза так и сверкали ледяным холодом. Кожаные перчатки, брошенные им в раздражении, шлёпнулись на стол с характерным хлопком.
– Боюсь, я не располагаю временем, чтобы оценить ваши английские манеры, мистер Холмс. Я нахожусь в вашей стране по тайному поручению чрезвычайной важности. Однако обстоятельства сложились так, что я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. Я не могу терять ни минуты. Сама суть моего поручения исключает обращение за помощью к властям, и вот, будучи наслышан о вашей репутации, я обратился к вам как к последнему средству.
Холмс поднял глаза на Сапта.
– Я зарабатываю себе на жизнь именно такими проблемами, суть которых по тем или иным причинам не позволяет привлекать к себе внимания полиции, – произнёс он, смахивая с плетёного кресла стопку газет. – Что же касается манер, полковник, должен вам доложить, что они исключительно полезны. Вы нужны мне отдохнувшим и успокоившимся, чтобы я смог услышать всё о вашей проблеме в мельчайших деталях. Если я возьмусь за это дело, то информация будет для меня крайне важна. А теперь, сэр, извольте присесть в кресло возле огня. История, рассказанная второпях и накоротко, не только не поможет, но и затруднит быстрый и результативный поиск решения той проблемы, о которой вы желаете со мной посоветоваться.
Сапт что‑то нетерпеливо пробурчал, сделал несколько неуверенных шагов, к нашему изумлению, взмахнул руками, закатил глаза и рухнул прямо на медвежью шкуру, служившую нам ковром.
Глава вторая
КОРОЛЕВСКАЯ ПОДМЕНА
Мгновение я и Холмс взирали на распростёртую перед нами фигуру, затем мой друг поспешил за подушкой и бренди, а я склонился к нашему гостю, чтобы ослабить его воротник и пощупать пульс. Сердце его лихорадочно билось.
– Что с ним, Уотсон?
– Он просто лишился чувств. Наверное, не выдержал накала страстей.
– Со мной всё в полном порядке, – хрипло проговорил наш визитёр, пытаясь раскрыть отяжелевшие веки.
На его бледном лице отчётливо проступили следы волнений и морщины. Холмс поднёс к его губам бокал с бренди, и тот сделал глоток.
– Это всего лишь минутная слабость, уверяю вас, джентльмены. Однако буду вам весьма признателен за ещё один глоток бренди. Прекрасный бодрящий напиток, – и его резкие черты смягчились тенью улыбки.
Спустя пятнадцать минут полковник Сапт уже сидел возле камина и как ни в чём не бывало попивал чай. Напротив него устроился Холмс в мышиного цвета халате и со старинной чёрной трубкой в руках.
– Итак, сэр, – произнёс мой друг, – я готов выслушать вашу историю. И прошу вас, рассказывайте всё в точности до малейшей детали.
Сапт отставил чашку, подался вперёд, будто раздумывая, и начал:
– В первую очередь, мистер Холмс, касательно дела, о котором я сейчас вам расскажу, я должен просить вас как человека чести хранить всё услышанное от меня в строжайшей тайне.
– Об этом можете не беспокоиться, – уверил его Холмс. – Нас с Уотсоном не впервые посвящают в тайны королевских дворов. Мы гарантируем вам полную секретность.
Я кивком подтвердил его слова.
– Благодарю вас, джентльмены. Это дело настолько серьёзно и деликатно, что, стань оно достоянием общественности, династия Элфбергов неминуемо падёт. Итак, для того чтобы ознакомить вас со всеми нюансами, я должен сперва обратиться к событиям, произошедшим три года назад.
– Три года?! – воскликнул я, не в силах сдержать удивления.
– Если вы считаете это совершенно необходимым, полковник, – нетерпеливо вздохнул Холмс. – Однако прошу вас, будьте предельно кратки и точны.
Глаза полковника блеснули недобрыми искрами, но он продолжил свой рассказ:
– За день до коронации короля Рудольфа Пятого, которое должно было пройти в столице Руритании, Стрельсо, король, я и ещё одно доверенное лицо королевского дома, Фриц фон Тарленхайм, провели день в охотничьих угодьях недалеко от Зенды, в пятидесяти милях от самого Стрельсо. Король намеревался провести ночь в охотничьем домике на краю леса, а на следующий день отправиться в столицу, на коронацию. Во время охоты он познакомился с англичанином по имени Рудольф Рассендил, который тоже отдыхал в тех местах. Этот молодой человек обладал поразительным внешним сходством с нашим королём. Позже мы узнали, что Рассендилы были потомками незаконнорождённого сына короля Рудольфа Второго, который, будучи ещё совсем молодым, нанёс визит английскому двору. Там он познакомился с замужней дамой, женой Эрла Бурлесдонского Пятого, и стал за ней ухаживать. Затем, после дуэли с Эрлом, королю пришлось спешно покинуть Британию. Спустя два месяца на свет появился младенец, сын короля.
– Прошу вас, избавьте меня от светских сплетен, – устало протянул Холмс.
Сапт не обратил ни малейшего внимания на реплику Холмса и продолжил рассказ, ни мало ею не смутившись:
– Время от времени фамильные черты Элфбергов проявляются в Рассендилах, а это имя является семейным именем хозяев Бурлесдона. И случайная встреча в лесу короля с последним из Рассендилов, обладающим чертами королевской фамилии, могла быть только перстом судьбы. Король был настолько потрясён встречей со своим «двойником», что настоял на том, чтобы тот отужинал с нами в охотничьем домике. Англичанин, который приехал в Руританию специально, чтобы побывать на коронации, с удовольствием принял приглашение.
Однако вечер обратился катастрофой. И Фриц, и я видели, что король много пил, не внемля нашим уговорам быть сдержаннее и сохранить ясную голову для событий следующего дня. Дело в том, мистер Холмс, что наш король – человек слабой воли, которому недостаёт ни дисциплины, ни чувства долга, сообразного его высокому положению.
Я видел, как тяжело было Сапту признать слабости своего монарха, и, даже зная этого человека совсем недолго, понимал, что он говорит чистую правду.
– В конце вечера Джозеф, наш слуга, поставил перед королём оплетённую бутыль, сказав, что это дар брата короля, герцога Стреславского, Михаила Чёрного. – Сапт с грустью покачал головой. – Я до сих пор помню, как Рудольф вскричал: «Пробку долой, Джозеф! Иначе поплатишься головой! Неужели он думал, что я побоюсь его бутылки?»
– Михаил тоже претендовал на трон? – спросил Холмс, откидываясь на спинку кресла с закрытыми глазами.
– О да, Михаил был злым, завистливым человеком, который приносил Рудольфу одни несчастья. Но, увы, несмотря на мои и Фрица возражения, король лично продегустировал содержимое бутыли. Затем, обведя нас взглядом, полным торжественности то ли от предстоящих событий, то ли от выпитого, он сказал: «Джентльмены, друзья мои, Рудольф, мой кузен, можете забрать себе половину Руритании. Но не просите у меня ни капли этого божественного напитка. Его я выпью за здоровье этого негодяя, Михаила». С этими словами он схватил бутыль и осушил до дна.
Сапт на время замолчал, чтобы зажечь сигару.
– В ту ночь мы все спали плохо, но никому из нас не было хуже, чем королю. Утром мы не смогли его разбудить, он так и остался в глубоком оцепенении.
– А! – воскликнул Холмс, и глаза его раскрылись. – Вино было отравлено!
– Именно. Таким образом Михаил Чёрный собирался помешать коронации, и я прекрасно понимал, что, если Рудольф в этот день не наденет корону, она не достанется ему никогда. Представьте, джентльмены: все жители столицы вышли на улицу, половина войска во главе с Михаилом Чёрным тут же, Рудольф был просто обязан там быть! Разумеется, мы не могли сообщить им, что король не здоров, о его «болезни» было и так слишком хорошо всем известно. Уж больно часто он «недомогал».
– Так вы решили, что Михаил собрался занять место Рудольфа на коронации? – спросил я.
– Я был полностью в этом уверен, доктор. Он старался расположить к себе людей именно с этой целью. Вся страна была в праздничной горячке, и в тот день монарх просто должен был принять корону. И Михаил, сердечно улыбающийся, грустно покачивающий головой, глядя на очередное проявление слабости собственного брата, оказывался как нельзя кстати, в нужном месте в нужный час. Ну разумеется, он уступил бы настойчивым просьбам… Тьфу! – Кулак Сапта обрушился на подлокотник. – Даже сейчас при мысли о том, как близко этот подлец оказался к короне, у меня закипает кровь.
– Как же этого удалось избежать? Король всё же пришёл в себя? – не удержался я от вопроса.
Сапт покачал головой.
– Нет, сэр, этого не случилось.
– Вы заменили короля Рассендилом, – тихо произнёс Холмс.
Полковник вздрогнул:
– Как, чёрт возьми…
Холмс улыбнулся:
– Это был единственный логичный выход из сложившейся ситуации. У вас был король, которого должны были короновать, но он был отравлен и не в состоянии исполнить свой долг, и англичанин, удивительно похожий на короля. У вас не было иного выхода, кроме как убедить Рассендила занять место Рудольфа Пятого.
– Это было очень рискованно, но, как вы сами сказали, у нас действительно не было иного выхода. Мы с Фрицем поговорили с Рассендилом, и он скрепя сердце согласился.
– Итак, если быть точными, король Рудольф так и не был коронован, – подытожил Холмс.
– Боюсь, что так, мистер Холмс, – полковник помрачнел, но согласился. – Не стану донимать вас деталями дела, чтобы не тратить то немногое время, которым мы располагаем, на рассказы, как мы обучали Рассендила дворцовому этикету, фактам из жизни короля, о семейных вкусах, личных особенностях и предпочтениях Рудольфа, равно как и роли, которую он должен был сыграть на коронации. Я лишь скажу, что Рассендил претворялся превосходно и обвёл всех вокруг пальца.
– Всех, кроме Михаила Чёрного.
– Да, кроме Михаила и его коварного сообщника Руперта Хентзосского. – Сапт позволили себе короткий смешок. – Михаил чуть не лопнул от злости, когда столкнулся с Рассендилом в соборе, но ничего не мог ни сказать, ни сделать, не открыв своей причастности к измене. Ему пришлось терпеливо стоять и ждать, пока двойник его брата принимал корону Руритании. Однако самым серьёзным испытанием для Рассендила в тот день стала встреча с принцессой Флавией, невестой короля. Её не удалось так легко обмануть. Она заметила перемены, но они касались не внешности, а поведения, и Флавия сочла их благоприятными. Она была ими приятно удивлена, решив, что наконец Рудольф стал вести себя подобающим королю образом. Впрочем, Рассендил именно так себя и вёл, он ведь был истинным Элфбергом.
– Как я понимаю, подмена короля имела тревожные последствия? – уточнил Холмс.
– Когда коронационные празднества завершились, мы с Рассендилом под покровом ночи выехали в охотничий домик. Мы решили, что англичанин отправится прямиком к границе, а мы с королём вернёмся в Стрельсо. Однако, зайдя в домик, мы увидели, что Джозеф, слуга, которого мы оставили присматривать за королём, убит: его горло было перерезано от уха до уха. А король пропал!
– Михаил Чёрный? – Холмс вопросительно выгнул бровь.
– Да, будь он проклят! Люди Руперта Хентзосского схватили короля и доставили его в цитадель Михаила, Зендскую крепость. Разумеется, он знал, что мы не станем бить тревогу из боязни привлечь внимание к собственным действиям, к возведению на трон самозванца.
– Итак, Рассендилу пришлось и дальше играть короля.
– У него не было выбора. Не стану утруждать вас описанием всех событий, которые за этим последовали, скажу лишь, что Рассендил, храбрый малый, не дрогнул и не отступил ни в чём. Если бы он только был полноправным престолонаследником! Да он подходил для короны больше, чем сам Рудольф! Не думал я тогда, что мои праздные размышления…
Сапт на мгновение задумался, заглядевшись на пляшущие языки пламени, и его слова постепенно затихли. Затем, встряхнув головой, он вернулся к рассказу:
– Одним из непредвиденных последствий замены Рудольфа стала любовь, возникшая между Рассендилом и Флавией. Она видела перед собой нового, изменившегося Рудольфа, находила в нём всё, что мечтала видеть в своём женихе. Доброта и благородство Рассендила очаровали её, а её удивительная красота и изящество сломили всё его сопротивление чувству. Между ними расцвела настоящая любовь, и они стали счастливой и достойной парой.
– Однако, – отозвался Холмс с лёгкой тенью иронии в голосе. Я знал, что он при его трепетном отношении к холодному рассудку и неприязни к такому проявлению слабости, как эмоции, найдёт разговор о любви досадным и незначительным. – Скажите, полковник, – резковато продолжил он, поблёскивая глазами, – как вы разрешили проблему с похищением короля? Если вы вообще её решали? О скандалах и переворотах при дворе Руритании вот уже несколько лет ничего не было слышно.
– Действительно, мистер Холмс, со временем нам удалось вызволить короля Рудольфа. Мы отобрали верных солдат и поздно ночью с их помощью напали на Зендскую крепость. Какое это было кровопролитье, доложу я вам! Но, благодарение небу, наш монарх вернулся к нам без единой царапины. А Михаилу Чёрному не так повезло: он пал от руки Руперта Хентзосского, который был дьявольски удачлив, и, избежав ранений, скрылся в горах.
Рассендил в последний раз встретился с Флавией и рассказал ей всю правду. Но доверенная ей тайна лишь сильнее объединила их и укрепила их чувства друг к другу. Однако долг подчиняет себе жизни стольких людей! Долгом Рассендила было отказаться от роли короля Руритании и спешно покинуть эту страну, а долг Флавии призывал её занять своё место подле настоящего короля. Так всё и случилось. Рассендил вернулся в Англию, а король, восстановив силы, уже спустя месяц женился на Флавии.
– И в мире воцарился покой, – подхватил Холмс, уже вставший на ноги и нетерпеливо расхаживавший по комнате. – Вплоть до этого дня. Спустя три года после описываемых вами событий произошло нечто, заставившее вас отправиться в Англию, и дело ваше не только срочное, но и крайне опасное.
Сапт лишь кивнул в ответ.
– Итак, наконец‑то мы подобрались к сути дела, – объявил Холмс. Он снова уселся в кресло и, взяв уголёк длинными щипцами, стал разжигать трубку. Несколько мгновений его лицо было скрыто за густыми клубами дыма, но затем он снова обратился к своему гостю: – Прошу вас, полковник Сапт, расскажите же нам теперь, в чём именно заключается ваше дело и как я могу вам помочь.
Нервно сцепив руки, Сапт пристально взглянул на моего друга:
– Ну что ж, теперь я перейду к событиям, непосредственно связанным с теми, о которых я уже вам рассказал и из‑за которых всё будущее Руритании находится на волосок от гибели.
Глава третья
СИНИЕ
Осенний вечер выдался ветреным, и, пока мы сидели за разговорами, ветер приобрёл неистовую силу, завывая и ломясь в окна, будто пытаясь добраться до нас. Языки пламени танцевали в камине, повинуясь его зову, но мы так и не заметили этих проявлений природы: настолько поглотил нас рассказ гостя из Руритании.
Внешне Холмс казался расслабленным и спокойным, попыхивая трубкой в кресле, но я отчётливо видел признаки его заинтересованности: блеск в глазах, чуть поджатые губы и напряжённые брови.
– Со дня похищения короля прошло три года, – продолжал полковник Сапт, – и они были очень тяжёлыми для Руритании. Я уже говорил, что Рудольф не принадлежал к тому типу людей, из которых вырастают хорошие правители. К тому же произошедшее с ним в крепости в Зенде лишь обострило его не самые лучшие черты. Он был плохим мужем для Флавии, обращался с ней пренебрежительно и бесцеремонно, таким же ненадёжным правителем он стал и для своего народа. Долгие периоды подавленности и меланхолии сменялись у него приступами жестокости. В результате, несмотря на все наши усилия сгладить его иррациональное поведение и то влияние, которое оно оказывало на государство, и сдержать распространение слухов о его недостойном поведении, он растерял любовь и поддержку народа, с которыми они приняли его на царствование. На фоне растущего недовольства Рудольфом появилась и стала стремительно набирать авторитет группа людей, подпольная фракция. Они называют себя Синими и выбрали своим символом цветок дубницы, распространённого растения в нашей стране да и по всей Европе. Во главе Синих стоит этот мошенник и негодяй Руперт Хентзосский.
– Что? – не выдержал я. – Неужели он всё ещё на свободе?
– Увы, доктор. Мы не можем предъявить ему обвинения в измене, не раскрывая всю историю о подмене короля, это уничтожит Рудольфа. Выходит, что, ради блага Рудольфа, Руперт должен оставаться на свободе.
– Занятно, – прокомментировал положение Холмс.
– Разумеется, мы не раз пытались избавиться от этого дьявола во плоти, но Руперт слишком хитёр и изворотлив, чтобы попасться в наши капканы. Он нечеловечески удачлив, но придёт день, мистер Холмс, придёт день, и… – Голос Сапта упал до хриплого шёпота, и глаза его блеснули недобрым огнём, перед тем как он снова вернулся к своему рассказу: – Руперт вернулся в Стрельсо в день венчания Рудольфа и Флавии. На публике он вёл себя будто ничего не случилось и для всех, кроме нескольких посвящённых, так всё и было. Михаил уже мёртв, но в его смерти обвиняли кого‑то другого, и предательство Руперта так и осталось не разоблачённым. Он знал, что ему нечего бояться, и это знание давало ему повод для уверенности. Почти сразу по возвращении он воцарился в крепости Зенды, которую Михаил имел оплошность ему завещать. Именно из этой крепости Руперт сейчас управляет Синими. Пока он не предпринимал никаких действий, что могли бы напрямую угрожать королю, но само его присутствие являет собой тёмную неотвратимую угрозу. Он как паук, спрятавшийся в тёмном углу, плетёт свою паутину интриг, в которой однажды увязнем мы все. Благодарение небесам за королеву Флавию, потому что только благодаря ей корона ещё пользуется доверием. Она осталась подле Рудольфа, несмотря на его пренебрежение, и стала единственным хранителем королевской чести и достоинства. Она пожертвовала всеми своими чувствами ради исполнения долга.
Каждый год Фриц фон Тарленхайм отправляется в Дрезден, везя с собой символ любви Флавии к Рудольфу Рассендилу, с которым он там встречается. Флавия строго наказала Фрицу не говорить ни слова о её страданиях и плачевном положении дел в Руритании, поэтому он просто передаёт короткое сообщение в подтверждение её неувядающей любви. Рассендил в свою очередь вручает Фрицу своё сообщение и свой символ. Боюсь, мистер Холмс, эти мимолётные мгновения – единственная отрада в жизни Флавии. Без них она сломалась бы под давлением трагических обстоятельств её брака и шаткого положения королевы.
– Король не знает о её чувствах к Рассендилу? – спросил я.
Сапт отрицательно покачал головой.
– Нет, я в этом уверен. – Полковник выпрямился и подался вперёд. – А теперь пришло время рассказать о том, что произошло два месяца назад и стало причиной моей поездки в Англию, а затем и обращению к вам за помощью.
Пять недель назад король устроил ночное гуляние и после привычных уже возлияний заболел. Поднялся жар, и пару дней нам даже казалось, что он не выживет. Конечно, его смерть была бы только на руку Синим: ведь наследника король пока не оставил, а следующим в очереди претендентов на корону был Руперт Хентзосский.
Но король выздоровел. Во всяком случае выздоровела его телесная оболочка, однако лихорадка имела катастрофические последствия для его рассудка. Как вы уже, наверное, поняли, мистер Холмс, короля и так нельзя было считать крепким умом человеком, но эта болезнь подточила и без того слабый разум. Если называть вещи своими именами – король безумен, господа.
Даже Холмс был ошеломлён подобным заявлением:
– Безумен? Что вы имеете в виду?
– Нет, он не бормочет и не рвёт на себе одежды, – ответил полковник. – Он просто ведёт себя как ребёнок. – Сапт неторопливо покачал головой. – Жалкое зрелище, признаюсь вам.
– Это состояние излечимо?
– Никто не знает, что с ним будет дальше. Мы организовали консилиум лучших врачей Европы, включая сэра Джаспера Мика, специалиста по дисфункциям мозга из Лондона. Они все говорят в один голос: то, как поведёт себя рассудок дальше, вырвется ли он из пут забытья или погрузится в их пучину ещё глубже, зависит только от характера и силы воли больного. Король должен сражаться за свой рассудок. Время покажет, чем это всё закончится. О его состоянии известно лишь королеве, мне, Фрицу, Штайнеру, личному врачу короля, канцлеру и горстке слуг, которым мы можем доверять. Общественности было сказано, что король упал с коня и повредил спину, поэтому исполнение королевских обязанностей отложено до той поры, пока он не поправится. Репутация человека безудержного и склонного к опасным развлечениям сделала эту историю правдоподобной. Пока правдоподобной. Однако вскоре настанет день, когда народ устанет ждать и потребует встречи с монархом.
– А Руперт подозревает об истинном положении вещей? – спросил я.
– Сложно ручаться, доктор, потому что недооценить такого хитрого человека было бы ошибкой. Если он и не знает об этом сейчас, то это всего лишь вопрос времени. А время у нас на исходе: всего через десять дней к нам прибывает король Богемии с государственным визитом. Если Рудольф его не примет и не сможет участвовать в публичных церемониях, связанных с этим визитом, то вся правда выплывет наружу. Это станет последней каплей на чаше весов. Как может народ сохранять верность слабому, выжившему из ума монарху? Руперту останется лишь подождать удачного момента, чтобы склонить их на свою сторону. Ха! Это будет равносильно передаче ему ключей от королевства! Та самая возможность захватить власть и уничтожить династию Элфбергов, которую этот негодяй и его люди так долго ждали. Мы не должны допустить этого любой ценой.
Холмс резко подался навстречу полковнику, глаза его ярко замерцали в свете ламп:
– Теперь я понимаю, почему вы покинули свою страну, находящуюся на грани катастрофы, чтобы приехать в Англию. Вы решили снова обратиться за помощью к Рудольфу Рассендилу, чтобы он помог вам успокоить подозрительные умы и отбиться от нападок Руперта.
– Вы и в самом деле проницательны, мистер Холмс. Именно за этим я и прибыл в Лондон. Зная страсть Рассендила к приключениям, его честность и глубокие чувства к королеве Флавии, я рассчитывал на его согласие ещё раз помочь двору Руритании.
– Однако ваше присутствие в моей гостиной говорит о том, что ваша миссия не увенчалась успехом.
– Именно так, мистер Холмс. Рудольф Рассендил исчез!
Глава четвёртая
ПРОПАВШИЙ ДВОЙНИК
Шерлок Холмс несколько мгновений просидел молча, устремив напряжённый взгляд на огонь в камине. Затем он неожиданно обернулся ко мне, и лицо его засияло.
– Вот мы и снова в строю, Уотсон, не так ли? – Он потёр изящные руки и снова обратился к гостю. – А теперь, полковник, давайте поговорим об этом подробнее. Как именно исчез Рудольф Рассендил?
– Рассендил живёт в маленькой деревушке под названием Лэнгтон‑Грин, возле Танбридж‑Уэллс. Я отправился к их местному водоёму, чтобы разыскать его дом, скромную виллу, в которой, по словам Фрица, он вёл уединённую жизнь вместе со своим старым слугой. Этот слуга, Эдвардс, и сказал мне, что его хозяин поехал в Лондон, чтобы повидаться со своим братом, лордом Бурлесдонским. Проклиная неудачу и зря потраченное время, я вернулся в город и нашёл дом лорда Бурлесдонского, что на Парк‑Лейн. Мне пришлось приложить немало усилий, пока я добился аудиенции у лорда, который, кстати, отнюдь не был образчиком человека высшего света. Более того, он был крайне неучтив со мной и довольно грубо информировал меня, что не является нянькой своему брату, уже давно не видел Рудольфа, не имел вестей о нём и не ожидал их.
У меня возникло необъяснимое чувство, что он мне лгал. Я уже достаточно давно вращаюсь в обществе, чтобы меня можно было так просто провести. Лорд нервничал, и в голосе его не было уверенности, хотя он пытался это скрыть своим высокомерием. Конечно, я ничего не мог поделать, кроме как поблагодарить его и откланяться. Вот, собственно, это и есть моё дело, мистер Холмс. Можете ли вы мне помочь?
Холмс встал и некоторое время молча мерил комна