Голоса вне поляны привлекли его внимание.
– Они будут здесь меньше чем через час. Двигайте своими ленивыми тушами. Живо, живо, живо!
– Ты прикрепил шипы на лопату?
– Накорми змей, Раса! Если они стащат еще что‑нибудь у меня из рук, я начну кусаться.
Бисеринка пота скатилась по спине Соло. Воздух уже был теплым и влажным и станет еще горячее и влажнее, когда наступит полдень.
– Что, такой как ты, может предложить Вике? – спросила Кортэз, перекатываясь на бок.
Соло не ответил, и сделал тоже, что и Таргон – отвернулся.
– Ладно. Намек понят, – пробормотала она. – Это не история Красавицы и Чудовища, хотя, похоже. Ты хочешь Вику, Киттен и, возможно, меня. Определенно меня. Я довольно сексуальна. Ну, считай меня больше не заинтригованной… если наша надсмотрщица не принесет что‑то больше, чем еду. Если ты получишь колбасу, то буду твоей рабой пожизненно. Ну, половину жизни. Мои братья убьют тебя.
Снова Соло не знал, что ответить.
– Ты подготовился к тому, что произойдет?
Напоминание затопило его с предчувствием. Скоро открытие цирка.
– Просто делай то, что говорят, – предупредила Крисс. – Ты будешь ненавидеть себя за это, но так будет лучше. Поверь мне.
* * *
«Возможно, я не готов к этому», – подумал Соло.
Заплатив пятнадцать долларов с человека, один за другим они шли через поляну. Люди останавливались перед каждой клеткой и изучали оголодавших иных, ели сахарную вату, мороженое, хот‑доги и крендельки с солью, в которые были добавлены вещества, вызывающие привыкание.
Люди знают, что пленники под наркотиками?
Некоторые посетители смотрели со страхом и удивлением. Некоторые выискивали недостатки. Некоторые бросали кусочки еды в пленников. Соло не обращал внимания на еду попадающую в него, но он наблюдал, как другие поднимали её и ели, отчаянно хватая то, что могли получить, хотя могли получить, больше, когда Вика кормила их.
|
|
Он должен был разделить свою щедрость со всеми ними, понял Соло с оттенком вины.
Дети прибегали время от времени, смеясь и бросая камни, а не еду, прежде чем их выгоняли вооруженные охранники. Это, конечно, объясняло, откуда появились камни, которыми швыряли в дочь Джекиса.
– Потанцуй для меня, Жемчужина, – попросил один из мужчин Крисс, в то время как двое других нетерпеливо кивали.
Не произнеся уничижительных комментариев или оскорблений, Кортэз танцевала, скользя руками по телу к голове, а затем к бедрам. Мужчины стояли и стонали, выражая свое одобрение, даже при том, что каждое ее движение сопровождалось скрежетом зубов и ненавистью в глазах.
Просто делай то, что говорят. Ты будешь ненавидеть себя за это, но так будет лучше. Поверь мне.
Даже теперь Соло считал наоборот. Если ты презираешь себя за какие‑то действия, то потом никогда не будет лучше.
Только Киттен бросила вызов людям. Она выплевывала проклятия, как и говорила Крисс, пытаясь поцарапать и укусить любого, кто подойдет слишком близко.
Некоторые женщины среди зрителей просили, чтобы мужчины‑иные сняли набедренные повязки, и они повиновались. Даже Таргон, со своей привычной улыбкой… теперь которая напоминала разбитое на кусочки стекло.
Никто не попросил Соло что‑нибудь сделать. Он частично превратился, его кожа стала легкого красного оттенка, глаза, вероятно, пылали, а клыки и когти вышли наполовину. Однако, некоторые, с более выносливыми желудками, рассматривали его с болезненным любопытством, не понимая, что, если хоть один столкнется с ним взглядом, ярость, кипящая в нем, может дать силу необходимую, чтобы разорвать решетки и нанести ущерб прежде, чем охранники выстрелят в него.
|
|
Соло слышал шепот «уроды» и «отвратительные», тоже самое слышал всю свою жизнь, только теперь ничего не мог с этим поделать.
Он просто должен был принять это. Отреагировать – означало потерять сознание, а это делало Соло намного более уязвимым, и сейчас ни место, и ни время, чтобы проявлять любую слабость.
«Держу пари, что ты хочешь убить этих людей», – заговорил доктор Зло. Он был бледнее, чем прежде, и неустойчивее.
– Я знаю, что мне делать.
Причинить ущерб Соло мог в любое другое время…
«Ты должен запомнить их лица, и когда выберешься, выследишь преступников и дашь им почувствовать немного твоей боли».
«Есть другой путь, ты знаешь», – перебил Икс прежде, чем Соло ответил. Икс всегда поддерживал его добротой и состраданием, прилагая все усилия, чтобы помочь Соло и поощрить его. Бледность Икса практически исчезла.
«Не смей подкармливать его поощрениями. Мы не можем простить такое поведение». – Всегда доктор Зло был рядом, приводя своего антипода в ярость и дальше.
Ну, это работало.
«Да, он может, – парировал Икс, – но я собирался сказать другое. Это ужасная ситуация, но есть свет в конце тоннеля, если ты будешь искать его, а не держать глаза закрытыми».
– Мои глаза не закрыты, – проворчал Соло. Они открыты и смотрят на человеческую пару, которая только что остановилась перед ним, разинув рот. Почему они не были возмущены тем, какие условия жизни иные были вынуждены терпеть? Почему они не…
|
|
Он пристально посмотрел на каскад светлых волос позади пары. И сосредоточился. Выглядывая из‑за дальней клетки, за ним с заинтересованным и виноватым выражением лица наблюдала Вика.
Ее губа была разбита, и на щеке виднелся новый синяк.
– Икс, – прорычал иной. Он не спас ее. Девушку избили.
Мужчина возле клетки попытался произвести на женщину впечатление, протягивая руку, как будто был достаточно храбр, чтобы показать, что Соло не зверь, а домашнее животное.
Желания, против которых Соло боролся, начиная с пробуждения в этой клетке внезапно, захватили его. Желание причинить боль тем, кто хотел причинить ущерб ему. Желание ответить жестокостью на жестокость. И все же, было новое. Желание добраться до Вики. Защитить.
Молниеносными движением Соло дотянулся, схватил мужчину за запястье и повернул. Кости с хрустом сломались.
Раздался вопль боли.
Один из охранников шагнул вперед – его пистолет был уже наготове.
Соло сможет оправиться от выстрела. За эти годы в него стреляли, его избивали, и много еще чего, что человеческий разум мог придумать. Тем не менее, он понял, что не должен был делать этого. Ему надо оставаться спокойным. Даже убрав человека, все еще невозможно добраться до Вики.
Затем Соло отпустил человека и поднял руки вверх, ладонями наружу – сама невинность.
– Я требую вернуть деньги! – кричал пострадавший, когда слезы бежали по его щекам. – Ой, ой, ой, и компенсацию! Оплатите все мои медицинские счета, ой, ой, ой. Мне сказали, что не навредят, но посмотрите на это. Она сломана! Ой, ой, ой. Лживая реклама – это преступление.
Хмурясь, охранник убрал оружие, чтобы осмотреть рану человека.
«Ой‑ой. Теперь у тебя неприятности», – глумился доктор Зло, смеясь. Здоровье и жизненная сила возвращались к его щекам. Он больше не шатался.
«Сосредоточься на свете», – настаивал Икс. Изрядно побледневший и ослабевший.
Не было света в такой ситуации.
Охранник отправил человека, вероятно, к врачу, и приблизился к клетке.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что деньги, которые мы ему теперь должны, сдерут с твоей шкуры. – С этими словами он нажал кнопку, которую когда‑то нажимала Вика, после чего наступал паралич.
Соло заревел, когда теплота распространилась от его запястий по всему телу, также, когда он сердился, только сейчас эта теплота была более сильной и перемещалась намного быстрее. Река, которая только что освободилась от дамбы. Он боролся с внезапным приступом слабости… боролся с наступающей уязвимостью…
Он проиграл.
Последнее, что он увидел, когда его веки отяжелели, была Вика, ее длинные волосы, её глаза блестели странным безумием. Она мчалась к нему, полная решимости добраться, пока второй охранник не схватил ее за талию, заставляя остановиться.
Соло заревел еще раз, пытаясь дотронуться до нее, но не смог.
Переводчики: maryiv1205, anapa, marisha310191, natali1875; редактор: Shottik, natali1875
Глава 11
Не радуйся ради меня, неприятельница моя! хотя я упал, но встану; хотя я во мраке, но Господь свет для меня.
– Книга пророка Михея 7:8
Около двух часов ночи луна выглядела, словно серп из золота в черном усеянном звездами небе.
Посетители цирка разошлись, и теперь артисты собирались около большого, сверкающего костра в центре поляны, вокруг которой размещались клетки с иными.
Вика дрожала от страха. Но на сей раз не за себя, а за новичка. Голубоглазый, так она прозвала его.
Плата в размере пятнадцати долларов, которую ее отец потерял вместе с «компенсацией», а также раздражение от необходимости иметь дело с сердитым человеком, все это он должен будет возместить за счет шкуры Голубоглазого.
Мужчина не просыпался, с тех пор как вкололи огромную порцию наркотиков, добавляя новую дозу каждый час.
Ее отец хотел держать иного послушным до нужного времени, и оно наступило тогда, когда все его работники и Вика могли засвидетельствовать наказание Голубоглазого.
Артисты принесли складные стульчики и разместили их перед клетками. Среди зрителей промелькнула Раса – женщина‑карлик с бородой из шипящих змей. Глотатель шпаг – транссексуал с четырьмя руками, сиамские близнецы гимнасты, и, по‑видимому, тысячи других.
В центре установили столб с торчащими крюками, к которым привязали за наручники Голубоглазого, стоящего на коленях. Огонь полыхал рядом с ним, бросая золотые блики на бронзовую кожу его голой спины.
Не было и намека на красный. Но он будет. Очень скоро, и это будет красный другого рода.
Джекис пнул Соло в бок, чтобы разбудить – послышались аплодисменты.
Когда Голубоглазый поднял голову, то быстро заморгал, возможно, пытаясь сосредоточиться.
Джекис ходил вокруг него, высоко подняв руки. Он остановился перед иным и повернулся лицом к зрителям.
– Этот мужчина – это отвратительное существо, осмелился прикоснуться к человеку без разрешения, – кричал ее отец, раззадоривая толпу. Вика продолжала читать по губам. – Он намеренно хотел причинить непоправимый вред, даже после того, как был предупрежден об обязательности хорошего поведения.
Сквозь толпу пронесся крик «Фуу», и вибрация от него почти сбила Вику с ног. Она оглядела людей, с которыми выросла, надеясь, молясь о том, чтобы найти хотя бы одно сочувствующее лицо, что кто‑то, встанет и крикнет, «Это неправильно. Я не позволю вам причинить ему боль». Кто‑то сильный, способный заставить ее отца отступить.
Вместо этого она почувствовала ехидное ликование и порочное удовольствие. Выражения лиц казались маниакальными, благодаря сценическим костюмам, которые до сих пор были на артистах после последнего шоу. Пестря всевозможными: блестками, перьями, короткими пышными юбками, кружевом и колготками, блестящими торсами, и расписными штанами.
Люди, будучи изгоями, принимались только для развлечения толпы. Теперь, они хотели веселья и думали, что заслужили хорошее шоу. Джекис получил признание, в конце концов.
Мышцы на спине Голубоглазого сжались, и он выпрямился. Осмотревшись, мужчина внезапно насторожился.
Кто‑то бросил в него горстку поп‑корна, и желтые зерна дождем просыпались над телом иного.
Ярость сверкала в его глазах… и огонь, горячее, чем костер, горящий рядом.
Вика догадывалась, что задумал Джекис. Только не это.
– Пусть это будет уроком для всех, – продолжал отец, поворачиваясь… поворачиваясь лицом к публике. Он говорил еще что‑то, но стоял спиной к Вике, чтобы она не могла прочитать по губам. Толпе нравилось представление, неважно угрозы или оскорбления произносил Джекис, поскольку люди смеялись. Потом Джекис снова повернулся в сторону Вики и продолжил, – … узнают, что неповиновение влечет за собой страдание.
Приветствия присоединились к смеху. Желудок Вики скрутило. Так много потрясений, на которые она реагировала в последнее время, от чего чувствовала, будто в животе взбивали масло.
Когда отец протянул руку, Матас вложил в раскрытую ладонь кнут, и Вика отпрянула, скрываясь в тени. Джекис хотел крови девушки, и если бы заметил ее, то избил бы тоже.
Кое‑что странное произошло сегодня. Через несколько минут после ухода Матаса из ее трейлера, снова замерцали огни.
Она открыла дверь, ожидая, что он вернулся.
Вместо Матаса на пороге стоял Джекис. Угрюмый и разъяренный.
– Ты посмела не повиноваться мне? Осмелилась подвергнуть себя опасности, зная, что для меня, ты – самая драгоценная вещь в мире?
Он толкнул Вику обратно, ворвался вслед за ней и ударил.
– Прости, – прошептала Вика.
– Почему ты делаешь это со мной? – Пощечина. – Зачем заставляешь причинять боль, тебе это нравится? – Еще одна.
Но в этот раз, Джекис вскрикнул от боли. Он. Не она. Как будто ее кожа каким‑то образом порезала его.
А затем в голове Вики, раздался голос. Это был фактически первый звук, который девушка услышала за эти годы. Потрясенно, она потерла уши, покачала головой, только чтобы понять, что звук шел не снаружи… он возник внутри.
Но этот голос не принадлежал ей. Шок превратился в замешательство, а смятение в ужас.
Она сошла с ума?
«Не давай ему бить себя», – произнёс голос.
Затем немного громче: «Ты сильная».
А потом еще громче: «Ты победишь».
Возможно, она сумасшедшая, но ей разрешили, будто слова наполнили силой изнутри. Вика, каким‑то образом набралась смелости и закричала отцу в лицо:
– Нет! Я не позволю тебе!
Отец отшатнулся на несколько шагов, как бы оступившись, прежде чем остановиться и размять кости в суставах, готовясь к серьезным действиям.
Но, вместо того, чтобы ударить Вику, он приостановился, и капелька страха появилась в его глазах. Страх. Проявленный перед ней!
– Меня ждут на арене, – пробормотал он, словно был сбит с толку. – Разберусь с тобой позже.
Испугался Джекис или нет, но никогда не забывал наказать, никогда не прощал и не проявлял милосердие. Даже к ней, его предполагаемой любимой дочке.
Поэтому Вика решила вернуться в зоопарк и проверить Голубоглазого. В конце концов, избиение уже ждало ее. Подходящее время, не подчиняться и делать то, что хочется?
Когда девушка вышла из трейлера, голос вернулся:
«Позже, ты снова будешь сопротивляться. Позже, ты опять победишь».
– Кто ты? – спросила она. – Что ты?
Тишина. И все же казалось, будто теплое одеяло обернулось вокруг нее, укрывая, и исчезло секунду спустя, словно этого никогда не было. Как если бы Вику просто обняли и потом отпустили.
Но… это означало, что она не сумасшедшая. Это означало, что некто пытался помочь ей.
Некто… абсолютное добро из другого мира? В конце концов, если зло может проявляться, очевидно, добро тоже.
– Потом, я уже не смогу сопротивляться, – прошептала Вика. Если она станет большой проблемой, то Джекис исполнит угрозу и ослепит ее.
Мог даже выгнать Вику из цирка, и она окажется на улице, неспособная добраться до своих денег, без навыков, без защиты… без надежды.
Движение привлекло ее внимание, возвращая к реальности. Отец только что раскрутил кнут, с разделенным на три части наконечником: одна с осколком стекла, вторая с большим гвоздем, и третья с деревянной щепой.
У Вики образовался ком в горле, и подбородок задрожал. Соло будет мучительно больно сегодня вечером.
Она практически была готова стать той, кто склонится над плахой, и получит удары плетью.
Незнакомец попытался причинить боль иному, который защитил себя так, как Вика всегда хотела и пыталась найти силы защитить себя. Соло заслуживал похвалы, а не наказания!
Вина за это уничтожит ее.
Голубоглазый не торопясь просматривал толпу во второй раз, замедляясь все больше и больше… пока его пристальный взгляд, не встретился с её. Глаза Вики расширились от удивления и смятения.
Он не мог видеть ее. Никто не мог. Под покровом темноты она стояла в стороне, завернувшись в плащ черный как ночь.
Джекис встал позади Соло.
Пристальный взгляд Голубоглазого переместился от нее, останавливаясь на… иной, которую Вика звала Киттен. С пронизанным яростью выражением лица, она вцепилась в прутья клетки. Мужчина кивнул ей, подбадривая.
Быстро он действует. Всего два дня в цирке, а уже завёл роман с девушкой.
Искра ревности вспыхнула в груди Вики. Ревность? Серьезно? Но почему?
Голубоглазый несомненно презирал ее, и продолжит это испытывать, пока план по спасению не будет утвержден или пока не умрет в этом цирке… что произойдёт раньше.
Вика отвела взгляд и направила его на Таргона.
– Матас! – кричал он.
Матас не реагировал.
Каамил‑Ализ попытался снова.
– Матас! Посмотри на меня! Посмотри на свою судьбу!
Ноль реакции.
Вика предположила, что слишком шумно, чтобы отличить единственный голос. И снова возник вопрос, почему Таргон так ненавидел Матаса? Насколько она знала, эти двое никогда не общались.
Джекис занёс кнут высоко в воздух. Девушка почувствовала вибрацию, и хотя ничего не услышала, но подозревала, что сейчас толпа непристойно скандировала. Соло сжал зубы.
Усмехаясь, отец нанес первый удар.
Брызги крови и куски кожи полетели в разные стороны. Вика вздрогнула и прижала ладонь ко рту, чтобы помешать себе закричать. Но иной даже не вздрогнул… лишь ещё раз взглянул на неё.
– Прости, – прошептала она. – Мне очень жаль.
Второй удар.
Голубоглазый даже не покачнулся, а Вика вздрогнула. Как Джекис мог бить людей? Как можно быть таким безжалостным?
Третий удар обрушился. Еще больше крови и кожи разлетелось, и Вика знала, что повреждения на бедной спине Голубоглазого настолько глубоки, что их невозможно будет зашить, поскольку неповрежденной кожи не осталось.
С четвертым ударом колени Вики подогнулись, и она опустилась на землю. Никто не заслуживает такого отношения. Никто, кроме самого владельца кнута. Ее глаза наполнились слезами, затуманивая ей взгляд. Как она могла позволить своему отцу делать это?
К вине прибавилось чувство стыда и ударило в нее с той же силой, с которой кнут продолжал бить Соло. Она должна сделать что‑то. Должна попытаться остановить избиение, несмотря на последствия.
Но сможет ли? Нет. Она слабая. Жалкая. Трусиха.
«Просто закончи это», – зашептал голос в ее голове.
Другой голос, поняла Вика удивленно. Не тот приятный голос что раньше, а более глубокий, предлагающий ей… убить себя?
«Ты почувствуешь себя лучше. Все почувствуют себя лучше. Не нравится идея?»
Злость и досада коснулись ее кожи – зло, которое она почувствовала в Джекисе, Матасе и в параллельном мире. Правда поразила ее. Она не сумасшедшая. Голоса действительно реальны.
Один голос хотел помочь.
Другой – уничтожить.
Ну, Вика слишком много пережила, чтобы сдаться теперь. Все, что нужно делать, это придерживаться плана, продолжать экономить и продавать подарки, подаренные отцом, и остановить утечку наличных, чтобы тайно покупать необходимое для иных. Осталось потерпеть год, напомнила она себе.
«Надежда глупа. Что если твои сокровища украдут прежде, чем получится их продать? Что если деньги украдут после того, как ты их получишь? Что если твой отец узнает об этом плане? Ты действительно хочешь, доставить ему удовольствие от твоего убийства?»
– Я тебя не слушаю, – прошептала Вика. – Уходи.
Удивительно, но злое потрескивание в воздухе исчезло.
Соло получил еще один удар, что прервало самую причудливую беседу, которая когда‑либо у нее была. Еще один удар по ней. Хотелось надеяться, что это конец, но нет – снова и снова опускался кнут, пока Голубоглазый не получил пятнадцать мучительных ударов.
Задыхающийся Джекис уронил кнут и вытер окровавленные руки в жесте, что работа хорошо проделана. Он посмотрел на иного и помрачнел. Практически каждый человек в толпе хмурился, поняла Вика. Они уставились на Голубоглазого, как на монстра потрепанного, но с диадемой: внушающего ужас и в, то же время благоговение.
Почему?
– Любой, кто поможет ему, умрет, – объявил Джекис. – И если ты надумаешь бороться за свободу и сбежать, – добавил он, пиная Соло в живот, – вперед. В твоих наручниках есть датчик. К утру, ты снова будешь в клетке и пожалеешь, что не умер. О, если ты попытаешься снять наручники, то активизируется лезвия пилы и отрежет тебе кисти. – Джекис безжалостно рассмеялся. – Я предпринял небольшие меры безопасности.
Голубоглазый даже не смотрел на него.
Джекис осмотрелся.
– Ты и ты, – прорычал он двум здоровякам. – Оставайтесь здесь до утра и наблюдайте за ним.
С этими словами он потопал прочь, а усмехающийся Матас следовал за ним по пятам. Большинство зрителей последовали его примеру.
Несколько отставших, обернулись, оценивая реакцию Соло на угрозы. Он остался там, где и был, с пустым выражением лица, устремив пристальный взгляд к Вике.
К счастью, усталость от работы за время долгого, трудного дня и понимание, что следующий будет точно таким же, и он скоро уже наступит, взяли верх над оставшимися зрителями, которые поспешно ушли, остались только охранники.
Один встал у восточного входа в круг, с заключёнными, другой у западного.
Вика пристально посмотрела на иных в клетках. Большинство держались за прутья, подобно Киттен, на лицах некоторых отражался ужас, в то время как на других – облегчение. Если бы она помогла Голубоглазому и ослушалась предупреждения, то принесла бы еще больше проблем на его голову. Или спину.
Но почему они так тревожатся? Джекис мог бы вернуться и направить свой гнев на заключенных.
И с другой стороны, если они промолчат, он поймёт, что иные увидели ее действия, и наказал бы их завтра. Или, возможно, отец был бы так рассержен на Вику, что не отыгрывался бы на иных.
В любом случае сейчас не время волноваться об отце. Но она не могла, потому что слишком хорошо знала боль от побоев, когда тебя оставляют раненую в одиночестве, отчаянно нуждающуюся, в чьей угодно помощи. Вика не откажется от Соло.
Сердце стучало в груди, когда она прокралась позади первого охранника. Сглотнув, она откинула назад капюшон своего плаща и похлопала охранника по плечу. Тот повернулся к ней, и напрягся.
– Вика, – удивился он с серьезным выражением лица. Затем посмотрел ей за спину, будто ожидая появления хозяина. – Что ты здесь делаешь?
Вика натянуто улыбнулась, поднимая руку… на которой было кольцо, которое она приобрела лишь несколько недель назад, именно для такого момента, как этот… и подула. Должно сработать.
Одурманивающий темный порошок затуманил лицо человека – это был тот же препарат, которым Джекис раньше успокаивал иных. Охранник закашлялся, его кожа начала краснеть, и Вика отступила в темноту.
Мгновение спустя колени охранника подогнулись, и он рухнул на землю, уже без сознания.
– Бернард? – позвал второй охранник. Он подошел к другу и присел рядом с ним, а Вика уже была рядом, выдувая порошок ему в лицо. Этот также закашлялся и упал, приземляясь сверху на своего приятеля.
Вика подождала, дабы удостовериться, что мужчины остались на месте.
Малая толика радости наполнила её. Сработало!
Охранники проснуться через час, с воспоминаниями о ее поступке, но ничего не доложат Джекису – Вика надеялась, что не доложат.
Скорее всего, они захотят получить наказание за то, что заснули на рабочем месте, чем за то, что уснули по ее вине – тогда кара будет хуже.
Девушка помчалась вперед и, достигнув Голубоглазого, упала на колени. Его голова была повернута к ней – он лежал щекой на пне, сжав челюсти.
Глаза закрыты, но длинные ресницы трепетали. Кровь повсюду была на лице мужчины.
Вика не смогла остановить себя и потянулась к его лбу, чтобы нежно убрать волосы.
Он встретил ее взгляд.
– Что ты делаешь, Вика?
– Помогаю.
– Не надо. Я не в лучшем настроении.
Волна тепла затопила её тело. Он хотел защитить Вику от себя.
Голубоглазый так же красив, как и силен – поняла она, и ненавистно было смотреть, как зло навредило ему.
«Я должна была остановить это, сделать что‑то».
Ну, она сейчас действовала.
– Я должна. – Так быстро, как могла, Вика отцепила манжеты от пня. Несмотря на то, что Голубоглазый все еще находился в сознании, он резко упал вперед, не приложив усилий, чтобы сохранить равновесие.
Вика поймала его прежде, чем мужчина ударился о землю. Он был слишком крупным и тяжелым, чтобы затащить обратно в клетку. Плюс его спина… о, помилуй Господи.
Желчь подступила к горлу. Вблизи, Вика увидела, разорванные куски мышц, располосованную кожу, и кровь, сочившуюся, словно тысячи крошечных рек.
Слезы навернулись на глаза.
– Мне так жаль, – прошептала она, и опустила его на землю как можно удобнее, а полом почувствовала вибрацию и подумала, что он застонал. Это была его первая реакция после произошедшего.
Или движение причинило ему боль хуже, чем порка, или он не стеснялся показывать ей свою боль.
Вика выпрямилась, намереваясь побежать к краю поляны, где хранились продукты питания, лекарства и другие припасы, понимая, что необходимо накормить заключенных и вылечить Голубоглазого быстро, не вызывая тревогу в лагере.
Но прежде, чем она смогла сделать хоть шаг, удивительно сильные пальцы сжались вокруг ее лодыжки.
– Я вернусь, – пообещала девушка и указала туда, куда должна была пойти.
Голубоглазый не разжал руку. Тени и золотые отблески костра мерцали на его лице, свет сплетался с тьмой, и пока она смотрела на это, губы мужчины двигались, но Вика не смогла разобрать, ни слова.
– Пусти, – попросила она и молилась Богу, чтобы не закричать. – Ты слишком слаб, чтобы навредить мне, кроме того, там у меня есть мазь.
И в этот раз его хватка не ослабла.
– Я не слаб. И предупреждал тебя, что на грани.
Ее пристальный взгляд устремился через поляну, но никто не вышел к ней. Благословение, конечно, и такого момента больше не будет. Не в состоянии придумать ничего другого Вика присела. Соло все еще держал ее за лодыжку, вынуждая нагнуться, чтобы посмотреть ему в глаза.
Она положила одну руку на свое горло и сказала:
– Что ты хочешь от меня?
– Я говорил, что хочу от тебя.
Только что, или раньше? Решив казаться храброй, девушка проговорила:
– Дай угадаю. Свободы. Не лучший выбор. Для начала тебе нужна медицинская помощь.
Нахмурившись, он смотрел на нее.
Великолепно. Она так сильно ошиблась?
– Отпусти меня, или я буду драться, чтобы освободиться, и оставлю тебя здесь. И прежде чем ты подумаешь, что это позволит далеко уползти к Госпоже Свободе, знай – я вырублю тебя. Мой отец не лжет. В манжетах есть устройство, и будет лучше, если ты останешься на месте.
– Что будет с тобой? Он побьет тебя за оказанную мне помощь?
– Не твоя забота.
Голубоглазый что‑то сказал, но губы двигались слишком быстро, и Вика не смогла ничего разобрать.
Она неловко сглотнула.
– Тебе кто‑нибудь говорил, что, ну, твой акцент слишком тяжел для понимания? – Насколько правдив был этот вопрос?
Хмурый взгляд вернулся, темнее прежнего.
– Ты смотришь на мой рот. Прекрати.
Ее глаза распахнулись.
– Я сделаю это, когда ты меня отпустишь. Как тебе такое?
Его пристальный кристальный взгляд держал ее в плену, пока девушка не поняла, что рот иного снова двигался. Она посмотрела вниз, но пленник сжал губы. Разочарованная Вика подняла глаза, и мужчина снова начал говорить. Она посмотрела вниз.
Он сделал паузу, и, прямо перед тем как девушка собиралась ударить его в грудь от досады, сказал:
– Ты глухая, да?
Все ее тело напряглось. Как он догадался? Никто никогда не догадывался. Другие заключенные слышали его?
Она выдавила сквозь зубы:
– Надеюсь, ты чувствуешь себя глупо, сказав это. – Уклонение не было ложью, хотя это не было и правдой. Но слишком много людей пытались обмануть ее, когда узнавали об этом недостатке. – У меня там есть аптечка. Отпусти меня, и я помогу тебе.
– Почему? – спросил он.
Ее пристальный взгляд задержался на нем достаточно долго, чтобы поймать подрагивание век и потемнение щек.
– Почему что?
– Почему ты хочешь помочь мне?
Действительно зачем.
– Тебе больно.
– И?
Прежде, чем Вика смогла ответить, что не означало растерянности с ее стороны, его пристальный взгляд переместился за плечо девушки.
Опасаясь, что один из работников вернулся, она повернулась, готовая вскочить и выкрикнуть какую‑нибудь угрозу. Но, опять же, никого не было.
Несколько секунд прошли прежде, чем она успокоилась достаточно, для того чтобы повернуться и встретиться с пристальным взглядом Голубоглазого.