Губы Джекиса шевелились, вероятно, он что‑то пытался сказать Соло, но тот был так очарован девушкой, что утратил всякую концентрацию…
– …приветствовать тебя в Цирке Уродов. Как я уже говорил, и надеюсь, ты услышал, я – Джекис Лукас, владелец и распорядитель… твой новый хозяин. Давай сразу договоримся. Если ты делаешь то, что я скажу, и когда я скажу, жизнь твоя будет довольно легкой. Если не делаешь…
Cirque de Monstres. в переводе с французского «Цирк уродов», однако Лукас вовсе не был французом. Соло часто путешествовал по миру, имена языки, диалекты – были его специальностью. Имя Лукас являлось литовским, как и его явный акцент.
Соло ничего не слышал об этом странном цирке, которым управлял этот странный человек, но он кое‑что слышал о подобном во время своих странствий.
Это было нелегально, опасные поездки, нечестные игры, призы, которые были ничем иным, как украденными товарами, палатками, где продавали наркотики и женщин, и сплошное насилие на каждом углу.
Джекис продолжил речь, сказав:
– Ты ни с кем не разговариваешь, не плюешься и не вредишь любому, кто приблизится к тебе. Ты просто сидишь в своем новом доме и симпатично выглядишь. – Он хихикнул своей собственной шутке. – Вероятно, у тебя проблемы с последним, великан, но это часть твоей привлекательности. Никогда не забывай, что ты – мое домашнее животное. Мое животное. И если ты хорошо ведешь себя, получаешь награду. В противном случае будешь наказан.
Одно слово эхом отозвалось в голове Соло: животное.
Он осмотрел клетки более пристальным взглядом. На каждой висела надпись, хотя кто‑то пытался соскоблить их. Он прочел Лев. Тигр. Обезьяна. И дальше. Медведь. Аллигатор.
Забыть гнев. Ярость мерцала под его кожей. Пойманные в ловушку иные должны быть животными. Их должны рассмотреть посетители цирка, изучить и унизить.
Они обязаны быть… ласковыми? Накормленными? Объезжены?
Он умер бы прежде, чем разрешил человеку сделать его домашним животным. Он умер бы прежде, чем позволил человеку кормить его с руки. Он сжег бы весь мир до основания прежде, чем позволил бы человеку надеть на него попону, и кататься верхом.
«Говорю тебе, – настаивал Икс. – Не бойся. Человек пожинает плоды своего труда.»
«Если это правда, у нашего мальчика должен появиться приступ паники, – ответил доктор Зло с ухмылкой. – Он точно не посадил лучшее из деревьев, и что теперь?»
Икс проигнорировал его, говоря:
«Джекис уничтожит себя. И ты, Соло, найдешь выход».
«Сомневаюсь, – разминая пальцы, сказал Доктор Зло. – Конечно, ты и раньше сбегал из тюрьмы, Соло, мой друг, но в первом случае это была тренировка, а во втором тебе помогали. Сейчас ты один. У этих людей есть оружие, и они не побоятся его использовать. Ты же безоружен».
«У тебя получится, и ты поможешь спастись остальным».
«Ты провалишь дело… и высыплешь на голову каждого еще больше страданий. Просто будь паинькой и жди спасения, так будет лучше для всех».
Джекис, заглушая его компаньонов, говорил что‑то еще, но Соло никого не слышал. Впервые с момента пробуждения, он изучал собственное тело.
Как и другие мужчины, он был одет только в набедренную повязку. Его грудь, руки и ноги были покрыты порезами и синяками, разветвляющимися во всех направлениях. Вообщем месиво.
Кожа стала краснее, чем была еще пять минут назад, первый признак того, что его ярость продолжает расти. Он соединил руки, чтобы взглянуть на тату.
На правом предплечье было наколото имя его матери, на левом – отца. Воспаленная царапина рассекала М и первую Э в имени МЭРИ ЭЛИЗАБЕТ, тату ДЖЕЙКОБ осталось нетронутым.
Каждая клеточка в его теле дрожала и в его взгляде отражалась готовность к броску. Рассерженный Джекис стоял напротив него.
– Когда я говорю, слушай меня, гигант. Завтра открывается цирк, и я хочу, что бы ты вел себя наилучшим образом. – Его голос заполнил окружающее пространство, буквально проникая сквозь кожу и кости черепа, надвигаясь на Соло, хотя тело его оставалось на месте. – Я все сказал.
Зло буквально витало в воздухе.
«Я буду уже далеко», – сказал он себе. – А если я буду плохо себя вести?
Позади него мужчины громыхали ведрами – он фыркнул – запах мыла смешался с запахом почвы. Возле ведер лежали груды тряпок, бутылок с чем‑то еще, скорее всего парфюм.
– Если хоть один посетитель пожалуется, хоть один… – Драматическая пауза, так как Джекис поднял руки, потирая кулак об кулак, – я пущу пулу тебе в голову, без лишних вопросов.
Когда Соло никак не отреагировал – что и следовало ожидать – Джекис, что есть силы, ударил кулаком по прутьям клетки, для пущего эффекта.
– Если ты сомневаешься в том, что я сказал, спроси у других животных. Многие из их друзей умерли от моей руки.
Переводчики: maryiv1205, natali1875, aveeder, marisha310191, anna_locsley; редакторы: natali1875, Kr71, marisha310191
Глава 4
Я Роза Шарона, лилия долин.
– Песнь Соломона 2:1
У Вики как всегда вызывало отвращение «приручение» нового «животного». Без разницы: мужчина или женщина, молодой или старый, вновь прибывший всегда просил ее проявить милосердие и отпустить его на свободу, когда ее отец не будет этого видеть.
Она не могла проявить милосердие и даровать им свободу. Просто не имела возможности.
Пока не имела.
Несколько лет назад Вика попыталась ослушаться Джекиса, и отец так сильно избил ее, что она была не способна перенести это вновь, пытаясь освободить кого‑то еще. В тот день она выпустила животных, хотя он запретил ей это.
Он всегда мог сделать намного, намного хуже.
Есть что‑то хуже потери слуха? Запросто. Можно потерять ещё и зрение. О‑о, да. Ее отец был подлецом.
Джекис погубил ее слух, без надежды на выздоровление, просто чтобы Вика во всём зависела от него, и он угрожал лишить ее зрения, если когда‑нибудь она предаст его ещё раз.
Если бы Вика хотела сбежать, а она хотела, то ей следовало придерживаться определенного плана. И этот план требовал того, чтобы она в течение года оставалась в цирке.
Всего лишь год, а затем она освободит пленников и сбежит. Она спрячется, и не будет бояться, что ее найдут.
Джекис окончил свою речь, о правилах и том, чего он ожидал и пригласил жестом Вику вперед. Она встала рядом, словно послушный робот. Он положил ей на плечо свою огромную ладонь, и она посмотрела на его губы.
– Эта девушка будет ухаживать за вами, – произнес Джекис. – Вы будете относиться к ней еще лучше, чем к посетителям. Вы будете держать при себе свои руки и мнения, иначе мы с ребятами неплохо повеселимся, прежде чем всадить в вас пулю.
Джекис не дождался ответов от иных – по сути, они не были важны для него – и обернулся к Вике. Она внимательно смотрела ему в глаза, такие безразличные, бесцветные и полные тьмы, словно бездонные выгребные ямы.
Он обхватил ее щеки руками и поцеловал Вику в кончик носа.
– Если у тебя возникнут проблемы, мое сердце, не стесняйся и позови меня.
«Я никогда не попрошу тебя о помощи».
– Спасибо.
– Для тебя все что угодно. – Вместо того чтобы уйти, как она надеялась, он остался на месте и сморщил губы. – Мое новое животное куда более жестокое и сильное, чем те, что были прежде. Возможно, к тебе придется приставить охрану…
– Цирк открывается завтра, – Вика поспешно сменила тему, пока он окончательно не убедил себя в этом. – У каждого есть чем заняться, и нет никакой надобности, отрывать кого‑то от дела, чтобы присматривать за мной. Кроме того, каким бы жестоким не был вновь прибывший, он не посмеет причинить мне боль, поскольку ты предупредил его о последствиях.
Отец с силой обхватил ее подбородок, что отразилось болью от его последнего «урока» на прошлой неделе.
– Похоже, я и впрямь впустую трачу время. Ты для меня куда важнее любого шоу, и если я говорю, что угроза существует, значит так и есть. Я лучше разбираюсь в некоторых вещах.
Вика сдержала вскрик:
– Конечно, – Согласилась она, хотя хотела сказать, что если Матас будет ее охранять вместо того чтобы готовиться к своему номеру иллюзиониста, и шоу провалится, то Джекис обвинит ее. Отчитает, как следует. И в результате она пострадает.
Глубоко вздохнув, он отпустил ее.
– Будто я могу, хоть в чем‑нибудь тебе отказать. Ладно, я разрешаю тебе работать без охраны, поскольку реальной опасности не существует, и животные находятся под надежным замком. Но если ты вернешься домой, хотя бы с одним синяком, моя дорогая, я буду очень расстроен.
Вот и ладно. Вика не стала уточнять, что несметное число синяков и без того уже украшают ее тело. В этом и не было никакой необходимости. Джекис и так был в курсе. Он сам поспособствовал этому.
Оскорблять ее, как и когда ему заблагорассудиться являлось исключительно его привилегией, никто больше не смел, этого делать.
Отец снова поцеловал ее в кончик носа, прежде, чем удалиться в абсолютной уверенности, что Вика сделает все что будет в ее силах. Он был абсолютно прав.
Вика сделает. Она может мечтать сбежать от отца, даже строить планы по этому поводу, но пока она здесь не посмеет его ослушаться.
Новичок не имеет представления, что его ждет?
Если он еще сомневается в недоброжелательности Джекиса, то скоро в ней убедится. Джекис наказывал своих животных за самые невинные проступки, само же наказание было далеко не невинным.
Если Джекис выходил из себя, то гнев поглощал его без остатка. Он крушил… калечил… убивал без разбора.
И тогда живые завидовали мертвым.
Вика направилась к тому, что оставил позади нее отец, не смея поднять взгляд, чтобы прочитать по губам, что иные о ней думали. А они говорили, она это точно знала, судя по тому, как колебался воздух, соприкасаясь с поверхностью ее кожи.
В такие моменты она была почти благодарна за свою глухоту.
«Я сбегу из этой адской бездны и заберу тебя с собой, Вика, злая ведьма этого мира. Я посажу тебя в клетку, и сотворю с тобой такое…» – эти слова когда‑то сказал ей Мек, которого она прозвала Радугой.
«Ты, цирковая шлюха, и это ты должна сидеть в этой клетке, а не я!» – кинула ей в лицо Кортэз по имени Криссабелль.
Им нужно было сорвать на ком‑то злость, и Вика являлась самой подходящей кандидатурой. Она знала об этом, и давно перестала обращать внимание.
Она ни за что не стала бы вредить иным или жаловаться на них, но от Джекиса было тяжело удержать что‑то в тайне. Когда‑нибудь он все равно узнает об угрозах этих двоих, и они пожалеют об этом.
Однажды.
Слово оставило горький привкус у нее во рту.
Остальные отказывались не то, что разговаривать с ней, даже смотреть на нее, опасаясь того, что сделает с ними Джекис. Вернее не совсем так. Таргон фактически считал ее своею.
«Настало время для обтирания меня губкой, Вика, я прямо таки Бог Удачи?» – Он любил повторять. Таргон часто называл себя Папа Спэнки и просил, чтобы Вика хотя бы раз в день обращалась к нему так.
– Угощайтесь. Сегодня у меня приступ щедрости. – Она положила по ванильному печенью в каждую клетку, даже Меку и Кортэз. Вознаграждение ужасного дуэта после их несносного поведения было явной глупостью, но ей хотелось хоть как‑то скрасить их существование, хотя бы немного.
Поскольку обитатели зверинца накинулись на десерт и съели все до последней крошки, она взяла жидкость для омовения, щетку, тряпку и направилась к клетке Бри Лайана, которого она прозвала Дотс.
Его особенностью был разноцветный мех с выделяющимися точками, покрывавший его с головы до пят. Со стороны он был похож на длинношерстного гепарда с золотистой основой, но повадки у него были далеко не кошачьи.
Будучи очень мускулистым, он никогда не ходил по клетке из угла в угол.
Но он чем‑то напоминал ей Доби – добродушного тигра, который метил все, включая саму Вику, и каждый раз, когда она смотрела на Бри Лайана, острая боль пронзала ее сердце.
Не стоит возвращаться туда. Право. Прошлого не вернешь. Воспоминания приносили только сожаления. Сожаления о перенесённом горе. Горе приводило к депрессии, депрессия приводила к страданию, а этого у нее и так было предостаточно, благодарствую.
Так, идем дальше. Каждая из разновидностей отличалась своими особенностями, как и своими врожденными способностями. Например, Бри Лайан мог отравить врага, укусив его.
Кортэзы были склонны к телепортации, Меки могли загипнотизировать переливом своей кожи, Теран могла прыгнуть за милю, даже будучи связанной.
Но было совершенно невозможно знать все способности, которыми обладали эти особые иные, вот почему ее отец отправился на черный рынок и купил эту группу рабов.
Они были закованы в толстые кандалы с длинными, острыми иглами из бронзы, заточенные каким‑то иностранным металлом, который был введен в кость каждого из рабов, устойчиво капая и постоянно поставляя мощный ингибитор[5]прямо в мозг.
Перед тем как войти в клетку, чтобы вымыть ее или заключенного в ней, Вика должна была просто нажать на отдаленный активатор, чтобы послать разные препараты – успокоительные средства – в систему иного, отключая его в течение, по крайней мере, часа.
Чем ближе она подходила к Дотсу, тем более рьяно он бродил по своей клетке. Обычно, он был воплощением спокойствия. Он ел тогда, когда предполагалось, должен был есть. Он никогда не говорил первым, и забивался в дальний угол всякий раз, когда Вика приближалась.
Дотс пробыл здесь достаточно долго, чтобы изучить, как именно Джекис действовал.
Иные были в зверинце, до тех пор, пока они были здоровы, и люди оставались очарованными ими.
Восемь дней назад самый старший из рабов выбыл из игры, потому что он оказался «лихорадочным».
Это был Эрсладо‑Эл, чувствительная, легко ломающаяся раса. Много раз Вика была близка к его освобождению. Близко… но не достаточно.
Теперь Эрсладо‑Эл был звездой аттракциона под названием Mole Smack Attack, где его заставляли высовывать голову в отверстие в стене, а с другой стороны люди пытались ударить его по лицу надувной битой.
За прошедшие несколько недель, Дотс потерял много веса. Несмотря на его мышцы, он начинал казаться изможденным. Вика давала ему дополнительные куски еды каждый раз, но безрезультатно.
Он будет следующим, кто дойдёт на плаху.
Вика хотела освободить его прежде, чем это произойдет. Она сделает это. И если бы он мог просто потерпеть ещё некоторое время, она смогла бы. Иной просто должен был продержаться. Но Вика не могла сказать ему, что может помочь.
Живот скрутило язвительной смесью вины и раскаяния, Вика подпрыгнула, чтобы нажать на кнопку, которая сделает его ничего не осознающим.
Как же ей не нравился ее низкий рост! В мгновение ока Бри Лайан ринулся к ней с ревом:
– Я убью тебя, если ты до меня дотронешься! – Крошки от печенья попали ей прямо в лицо. Дотсу удалось сунуть руку сквозь прутья и оцарапать ее прежде, чем он свалился без чувств, уже храпя.
Ее плечо пульсировало от боли, и Вика почувствовала теплую струйку крови, но такой небольшой ушиб был слабым всплеском на ее радаре.
Вика быстро повернулась, желая удостовериться, что рев Бри Лайана не пробудил внимание соседнего исполнителя. Прошла минута, потом другая. Никто не прибежал. Хорошо, это было хорошо.
«Но как быть с отцом? Подумала она, и первая искра паники расцвела в ней. Ты не должна прийти домой с ушибом».
Открытая рана это худо, очень. Резко двигаясь, Вика завязала рукав своей рубашки на плече, давя на следы когтей.
Как только кровотечение остановится, она должным образом перевяжет рану и сменит рубашку. Вероятно что‑то с длинными рукавами.
И если Вика наконец‑то наденет колье, которое отец подарил ей, то он будет, слишком, доволен, чтобы заметить что‑либо еще. Конечно. Стоит надеяться.
– Еще кто‑нибудь проделает подобное, – произнесла Вика, не глядя на иных, – я забуду накормить вас сегодня вечером. – Как же ей не нравились угрозы, подобные этой.
Она не была уверенна, что будет в силах их выполнить. Но не могла рискнуть еще одной раной. Ее отец убил бы любого из иных, только чтобы доказать свое.
Иные приносили хорошую прибыль. Отец заплатил за них немалые деньги, учитывая, сколько всего он проделывал со зверинцем и аттракционами, самую большую прибыль он получал от того, что продавал зверей по запчастям.
Дрожащей рукой она открыла дверь к Дотсу и вошла внутрь. В течение получаса Вика протирала его кожу и расчесывала волосы, со всей нежностью на которую была способна.
Вика испытывала к нему жалость. Свойственная ему скромность канула в прошлое, о хорошем воспитании все давно позабыли, а издевательства стали нормой жизни.
Однажды я смогу помочь ему.
Блин. Снова эти слова.
Она закончила с Бри Лайаном и заперла его. Таргон был следующим. И хотя у Вики не было прозвища для Таргона, она отказалась называть его Папой Спэнки.
Как всегда растянувшись на полу своей клетки, он улыбнулся ей. Таргон был привлекательным человеком с бледной блестящей кожей, словно ее кто‑то посыпал алмазной крошкой и волосами темными, как ночь, мерцающими сапфировыми искрами.
Только одно беспокоило его, и это – появление Матаса.
Таргон выходил из себя каждый раз, когда видел ее телохранителя.
– Я такой грязный, – промурлыкал он. – Убедись, что ты как следует все отмыла.
Вика поднесла руку к горлу, чтобы ощутить, насколько уверено звучит ее голос.
– Если бы я могла отмыть твой разум.
– Сладкая моя, вне зависимости от того, что ты собираешься мыть, ты поразишься размерами этого…
Закатив глаза, Вика подпрыгнула и нажала кнопку, чтобы ввести Таргона в бессознательное состояние.
Когда она распылила смесь ферментов, которые вычистят все от и до, затем вытерла лишнее масло, она могла почувствовать чей‑то пристальный взгляд, бьющий в нее, горя глубоко и уверенно.
Ей не нужно было даже оглядываться, чтобы понять, что это был новенький. Все изначально наблюдали за ней, пытаясь изучить ее привычки, чтобы справиться с ней, и Крисс часто говорил:
– Беги из этой адовой бездны.
Вика вспомнила, как он с самого начала смотрел на неё с любопытством, и странным сочувствием и в его глазах скорее был страх за нее, а не ненависть. Этот взгляд так потряс ее. Мужчины никогда прежде не смотрели так на Вику.
Его отношение к ней сразу изменилось, как только ее отец объявил, что она будет за ним ухаживать. Сочувствие и страх сменились скрытой свирепостью. И ей к этому не привыкать.
Если бы Соло вырвался, то мог бы уничтожить ее в мгновение ока.
Мог бы. Но стал бы он это делать? Так ли он был свиреп, или им руководил инстинкт самосохранения?
Отважиться ли Вика, узнать ответ на этот вопрос?
От одной мысли об этом у нее вспотели ладони. Соло был такой же огромный, как и Таргон… только значительно выше и на несколько дюймов шире.
Он являлся воплощением силы, и она никогда не видела такого крепко сложенного мужчину.
Если бы Соло стал ей угрожать, она бы… что? Закричала? Вряд ли. Только две вещи могли напугать ее: сердитый Джекис и счастливый Джекис. Вновь прибывший не имел отношение ни к одному, ни к другому.
Но учитывая вздорный характер Соло, мужчина безо всякого усилия сумел бы занять третье место.
Но… его глаза. У него были такие прекрасные глаза. Они были такими огромными и самого потрясающего оттенка, цвета неба раннего утра, обрамленные темными пушистыми ресницами.
В какой‑то момент, Вика словно растворилась в его глазах, и это было настолько непередаваемо.
Утопая в них, она забыла о своей несчастной жизни.
Утратив себя, она нашла в себе силы вернуться…
Сумеет ли она не утратить себя вновь?
Отлично. Она выяснит это. Вика подняла взгляд.
Переводчики: aveeder, maryiv1205, natali1875, marisha310191; редактор: natali1875, elenorg
Глава 5
Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать это.
– Притчи Соломона 2:27
Вика встретила пристальный взгляд новичка, и ее тело тут же отреагировало, каждая клеточка ожила, загудела, разогреваясь. Но Вика, ни на йоту не утратила контроль.
Мужчина был более чем разозлен. Просто излучал раскаленную добела ярость. А его кожа приобрела красный насыщенный оттенок. Веки сузились в опасные щелки, скулы подались вперёд, а ноздри раздувались при каждом вдохе. Вика с ужасом осознала, что его зубы удлинились. Они были настолько длинными, что выпирали за пределы нижней губы. Уши тоже изменились – заострились на кончиках. А ногти… о, святой боже… превратились в когти.
Несомненно, иной способен разрезать прутья клетки. И когда это сделает, то будет плохо обращаться с Викой. Он поднимет вверх свои сильные кулаки и уничтожит ее. Причинит много боли. Ударит Вику в лицо и ослепит. Нет!
Вика запаниковала, и уронила тряпку, а в горле застрял воздух, кристаллизуясь и образуя жесткий, комок, мешающий ей вздохнуть. Тёмное пятно промелькнуло перед ее глазами, и Вика бросилась в дальний угол клетки Таргона.
Будет больно, будет больно, будет больно… это плохо.
Вот только…
Боли не было.
Вика моргнула, совсем потеряв ход времени. Она поняла, что новичок не сдвинулся ни на дюйм, и не пытался добраться до неё.
И даже если бы попробовал, подумала Вика с возвратившейся к ней храбростью, он был бы наказан и обездвижен, став таким же беспомощным, как новорожденный младенец.
Остатки паники постепенно испарились. Вика сглотнула и осмотрела мужчину. Его кожа вернулась к естественному бронзовому цвету. Парень стиснул зубы, и втянул когти, а глаза все еще светились огнём ярости, но в них отражалось и страдание.
То же страдание, что порой отражалось в глазах Вики.
Что она сделала, чем обидела? Вика не запирала его в клетке, а лишь кормила вкусным печеньем. К которому новичок так и не притронулся, как заметила девушка.
Маленькие кругляшки угощения лежали на полу его клетки. Но ведь Вика догадывалась, что так будет?
Вика взглянула на мужчину и, вздрогнув, отодвинулась на почтительное расстояние, словно иной являлся чем‑то отвратительным.
Такая реакция оскорбила бы кого угодно, но мужчина, как и подобает настоящему воину, с гордостью ударил себя в грудь. Джекису нравилось, когда его боялись, это тешило его самолюбие.
Но все, же не все мужчины были такими как ее отец или Матиас или другие мужчины в цирке или большая часть благочестивых горожан, приходивших в цирк. Вика знала это.
Она видела отцов, улыбавшихся своим детям, защищающих их. Она видела любящих мужей, обожавших своих жен, истиной любовью, а не той, что демонстрировал Джекис.
Я не могу оставить бедного парня в беде. Его мир только что разрушился, а новый… более темный… теперь окружал его.
В первый день его новой, ужасной жизни Вика хотела отнестись к иному по‑доброму. Но могла ли?
Вика решительно выбежала из клетки Таргона, и, приложив большой палец к замку, закрыла его, потом направилась через поляну в сторону новичка.
Камешек ударил Вику по руке. Нахмурившись, она посмотрела налево и мельком увидела женщину в клетке рядом с новичком. Кортэз самодовольно усмехнулась и кинула следующий камешек. Он угодил Вики в грудь.
Вика не стала спрашивать Криссабелль, хочет ли она умереть, потому что догадывалась, каковым будет ответ. Да. «Жаль, дорогая, но я не собираюсь делать тебе одолжение».
– Тот факт, что ты не забыла о моей коллекции камней, наверное, самая офигенная вещь на свете, – Вика произнести легко и непринуждённо, чего не ощущала. – У нас юбилей?
Иная мрачно усмехнулась. Несмотря на размазанную по щекам грязь, от неё просто захватывало дух. Криссабелль была высокой и стройной женщиной, с длинными гибкими конечностями, утончёнными и элегантными. Кожа её была так же безупречна как самый дорогой жемчуг, волосы ниспадали черным бархатом.
– Когда мои братья придут за мной, а они придут, ты будешь сожжена заживо, в то время как я буду смотреть и смеяться.
Камень попал в Вику сзади. Она обернулась, посмотреть на виновницу, только чтобы получить ещё один большой камень в грудь. Мек – Радуга гоготал и указывал на нее, как будто с Викой что‑то было не так. Мек любил издеваться над ней.
По началу, когда он так делал, Вика убегала, чтобы посмотреться в зеркало. Пятно на лице? Порванная одежда? Что‑то между зубов застряло?
Но каждый раз всё было в порядке, и Вика поняла, что Радуга просто мучает её.
– Ты нашла еще немного для моей коллекции? Спасибо за подарок. Но, ребята, я не знаю, что дать вам взамен.
Гоготание прекратилось, и Мек зашипел на Вику. Его кожа начала пылать ярко‑красным, признак растущей ярости иного.
Вначале Мек и Криссабелль пытались наладить отношения с Викой. Крисс льстила ей, говоря, насколько она хорошая, а Радуга уверял, что ненавидит то, как Джекис общается с ней, и что поможет, если только Вика освободит его. Но спустя время, продолжительный отказ Вики разрушил все намеки на доброжелательность.
Их издевательства начались с малого: сначала Мек и Кортэз только оскорбляли, а когда поняли, что Вика не побежит жаловаться Джекису, иные стали бросаться в неё соломой, потом едой, а теперь и камнями.
Иные полагали, что Вика будет принимать… принимать и принимать удары, и никогда не давать сдачи.
«Да, они были… правы», подумала девушка, вздыхая.
С высоко поднятой головой, Вика прошла остальную часть расстояния к новичку. Он был на том же месте, в той же позе, но пристальный взгляд мужчины сосредоточился на Мек и Кортэз. Как и у Мек, его кожа была красного цвета.
– Привет, – прошептала Вика.
Нежно‑голубой взгляд обратился к ней, и Вика вздрогнула.
Девушка сделала глубокий вдох, надеясь набраться немного храбрости и остановить внезапное покалывание в теле. В обоих случаях Вика потерпела неудачу. Покалывание даже увеличилось.
Дымчатые запахи торфа, сосны и мяты наполнили ее нос, заставляя думать о полуночных кострах в зачарованном лесу. Вика закрыла глаза и впитывала этот редкий аромат вновь, и вновь, пока не закружилась голова.
В мире осталось не так уж и много диких лесов. Большинство из них принадлежало правительству, и посещать их, было запрещено. Только изредка Вика видела их издалека, когда цирк переезжал из города в город, из штата в штат, а иногда из страны в страну. Цирку позволяли останавливаться только на открытом пространстве,… где прежде шумели леса.
В конце концов, яркий солнечный свет и испепеляющий взгляд мужчины напомнили Вике, что она стоит на улице у всех на виду, уже полдень, а ей предстоит еще много дел.
Не успей Вика чего‑нибудь, и ее накажут. А это выбьет из колеи на несколько дней.
Вика сконцентрировалась на стуке сердца. От пленника так и веяло жаром, так мощно, что Антарктика расплавилась бы в течение нескольких секунд.
– Почему бы тебе не подойти поближе, женщина? – спросил он.
К счастью она перестала паниковать и призвала на помощь смелость, появляющуюся при отсутствии Джекиса.
– Думаю, мне и здесь не плохо, но я оценила предложение.
Вика расправила плечи и взглянула на мужчину. Вблизи его кожа казалась гладкой как стекло, краснота перешла в бронзу.
Кости его лица казались слишком крупными, но в целом оно не плохо смотрелось, открыто и мужественно. Взгляд иного казался таким же суровым как и у Однажды в начале его недолгой жизни.
Внезапная тоска пронзила ее сердце.
Губы иного двигались, и Вика догадалась, что пропустила то, что он говорил. Не желая раскрыть свой секрет, она просто промолчала. Люди часто повторяли то, что говорили, избавляя девушку от необходимости переспрашивать.
– На что ты так уставилась, женщина? – Наконец‑то спросил новичок.
– Я смотрю на тебя. Разве не видно?
Иной схватился за решетку, костяшки его пальцев побелели. Слова НПРИ ЭЛИЗАБЕТ и ДЖЕЙКОБ были запечатлены на его руках.
Элизабет и Джейкоб – Вика поняла, что это имена, и задалась вопросом, что эти люди для него значат. Но НПРИ.
– Женщина!
Пульс пустился в дикий и не контролируемый танец.
– Вот, – сказала Вика и достала плитку шоколада, которыми были наполнены карманы джинсов, чтобы насладится позже. – Возьми. Это тебе.
Она бросила шоколад, но иной не шелохнулся. Даже не взглянул, куда упала сладость.
– Если ты не съешь его сейчас, то шоколад растает, и тебе придётся слизывать его языком. Это может быть неудобно, поверь мне. Но шоколад хорош в любом виде, так что тебе решать, как ты будешь ли…
Губы иного снова задвигались. Такие сочные, розовые губы.
– …я задал тебе вопрос, женщина.
Притворяясь беспечной, Вика откинула волосы за плечо.
– Спроси снова, – произнесла она. Ни один из пленников не догадывался о ее слабости, и Вика никогда не признается в ней. Столь же отчаянно, как они обвиняли ее в своем заключении, иные используют физический недостаток Вики против нее. – Я отвлеклась.