АКОП НАЗАРЕТЯН
Профессор, главный научный сотрудник Института востоковедения РАН, главный редактор журнала «Историческая психология и социология истории»
Смотрите, в материнской утробе каждый их нас осваивает опыт миллиардов лет биологической эволюции, последовательно проходя все её стадии (помните из школьного курса биогенетический закон Геккеля?). А десятки и сотни тысяч лет культурной эволюции мы осваиваем через язык и антураж той культуры, в которую врастаем уже после рождения. При этом мировосприятие и мышление ребенка тоже проходят предшествующие стадии культуры (это так называемый социогенетический закон).
Приведу для наглядности несколько хрестоматийных историй.
К югу от Австралии находится остров Тасмания. Там колонизаторы застали самое отсталое племя из всех, когда‑либо найденных в Новое время. Предки этих людей 60–40 тыс. лет назад опередили все прочие человеческие расы в развитии материальной и духовной культуры. Австралийцы создали первые в мире средства для передвижения по воде (так они и добрались до нового континента), первые наскальные рисунки, их каменные орудия превосходили по совершенству все существовавшие тогда в Азии, Африке или Европе. Но потом они изолировались и зависли в развитии, а на ещё более изолированном острове Тасмания тысячелетиями деградировали.
У тасманийцев не было одежды, они разучились добывать огонь, умели только его поддерживать и так далее, то есть по многим признакам провалились на уровень нижнего палеолита – культур, созданных питекантропами. Европейские пришельцы настолько не считали коренное население людьми, что некоторые даже ели их мясо. А туземцы охотились на домашний скот и вообще всячески досаждали фермерам.
И вот в 1830 году те устроили своего рода субботник по зачистке острова: встали по его периметру с ружьями и пошли вглубь, отстреливая подряд так называемых тасманийских волков (сумчатых хищников с огромной пастью и маленьким мозгом) и аборигенов. Не удивляйтесь, в XIX веке ещё не придумали слово «геноцид», а призывы и действия, направленные на физическое истребление целых этносов, были в порядке вещей. (В скобках замечу, что на коренное население беззастенчиво охотились в Африке и Америке, правительство Калифорнии публиковало прайс‑лист на скальпы индейцев, а наш родной учитель философии Энгельс откровенно призывал «стереть с лица земли» все славянские народы как неисправимых и опасных варваров.)
Так вот, из всего населения острова пощадили одну раненую девочку лет шести, её вылечили и подарили губернатору в качестве домашней обезьянки (тот слыл гуманистом, считал туземцев людьми и мог устроить скандал за такую расправу – надо было его хоть как‑то умаслить). Девочка выросла в доме губернатора и прожила среди европейцев 70 лет, к ней ездили антропологи со всего мира, стремясь реконструировать язык и фольклор её племени, песни которого поселенцы принимали за звериный вой. Девочка освоила английский язык и культуру, повзрослев, вышла замуж за молодого офицера, но так никого и не родила, и генофонд популяции канул в Лету…
А вот ещё история. Бразилия, начало XX века. Группа французских антропологов наткнулась в джунглях на очень отсталое племя, точнее – на его следы. Взрослые бежали со стоянки и оставили там новорожденную девочку (обычная практика для первобытных охотников‑собирателей: «лишние» младенцы, особенно девочки, доставались хищникам и стервятникам). Девочку выходили, нашли кормилицу, а потом один молодой француз решил её удочерить и увез в Париж. Девушка успешно окончила колледж, университет, стала антропологом, а также женой своего приемного отца и его ассистентом.
Третий пример описан в психологических книгах. Хотя он менее достоверен, чем два предыдущих, и бытует в немецкой культуре как предание (прямых документальных подтверждений не найдено), но весьма характерен.
Всё это мы знаем из литературы, но вот и мои личные наблюдения. В 1970–1980‑х годах мне довелось много работать с выходцами из первобытных племен в Южной Америке и реже в Африке. Конечно, встречал немало «тупых» людей, с трудом усваивающих мало‑мальски абстрактную мысль (а кто из вас не встречал «тупых» европейцев?). К тому же не все владели европейскими языками, а это уже моя проблема: даже при наличии грамотных переводчиков было очень трудно «ввинтиться» в их языковой менталитет.
Но были у меня друзья с поразительной эрудицией и интеллектуальной хваткой. Мой близкий друг – Виктор Флеча, крутой коммунист‑партизан, сын женщины из племени аше и латиноамериканского араба (!). Мне даже удалось познакомиться с его родственниками по матери – натуральными гостеприимными и веселыми людоедами (это не шутка!). Так вот, ещё до нашего знакомства он учился на трех факультетах (отовсюду был выгнан за политическую активность), был чрезвычайно одаренным человеком. В последующем он стал известным в Парагвае экономистом и поэтом, политологом и телеведущим.
Другой мой друг – тоже парагваец и почти чистокровный индеец с парадоксально голубыми глазами. К моменту нашего знакомства ему было 32 года, из коих 10 он проел в тюрьмах. Он свободно беседовал о модных философских теориях, читал Фрейда и Винера по‑английски, хотя специально этот язык не изучал. Я удивлялся: «Откуда ты всё это знаешь, ты же не учился, по тюрьмам сидел?» – «А я сидел в камерах с самыми выдающимися интеллектуалами страны, это похлеще любого университета!» После очередного ареста этот парень, Дерлис Виллагра, погиб под пытками…