Это дело нужно было порушить, Рад очень бы хотелось, чтобы, по крайней мере, год здесь не было бы никаких войн, никаких набегов. Из-за Хильды… чтоб спокойно. И еще… было б ее на кого оставить! Доверять жрецу – чревато. Не тот человек Влекумер-навий, кому можно было бы доверять. А тем, кому можно – рабы. Никто и звать их никак.
Молодой человек приоткрыл дверь, глядя, как невдалеке прошли – проскользнули – размытые осенним дождем тени. Воины Хотобуд – Серый Карась, Хомут Гунявый, Скорька…
За ними – на всякий случай – и Радомировы, Муму – и того взяли. Оглоедина мог пригодиться – оглоблей-то махал со всем старанием. А что темно – так на то кое-что имеется.
А темнело, между прочим, быстро.
Пропустив воинов, Рад отсчитал про себя до десяти и, запустив двигатель, погнал машину вниз. Вырвавшиеся из фар лучи дальнего света, играя бриллиантовыми брызгами дождя, переломили опускающуюся ночь надвое.
Готы все же выскочили из засады – навстречу неведомому чудовищу, рычащему, с яростно горящими плошками-глазами. Нет, эти парни вовсе не были трусами и не тратили времени даром – уже зазвенели мечи, завязалась схватка, и дурачинушка Муму поудобнее перехватил оглоблю.
– Именем Атли-конунга, стойте! – выскочив из машины, Родион встал в свете фар, положив руку на рукоять меча. – Стойте и слушайте – это сказал Атли, это говорил Варимберт-херцог – слушать меня, как их!
Молодой человек говорил с такой напористостью и страстью, с такой непоколебимой уверенностью, что сражавшиеся изумленно застыли.
Готы тут же отошли в темноту, Рад же оставался на свету – в любой момент можно было ждать стрелы или брошенного умелой рукой дротика.
– Ты кто такой? – удивленно спросили из тьмы.
– Я – Радомир из рода Доброгаста, – гордо ответствовал юноша. – Хевдинг волею пославшего меня Атли-конунга.
– Да-да, – где-то совсем рядом заговорили по-готски, – я слышал об этом воине.
– И я!
– Чего же ты хочешь, Радомир-хевдинг? И что это за страшное колдовство, коим ты обладаешь? Эта колесница…
Родион скрестил на груди руки:
– Ты прав, прячущийся в темноте, это колесница богов. Древних богов – Водана, Донара, Тюра. Я воспользовался ею, чтоб вы не сомневались – кто перед вами! Великий Атли-конунг, которого еще называют Этцель, послал меня, как когда-то посылал херцога Варимберта. Сегодня я здесь, в землях словен, завтра же приду к вам! Зачем – вы знаете.
– Мы вовсе не прячемся в темноте, славный хевдинг, – обиженно пробурчав, выбрался на свет молодой гот – стройный, высокий, с круглым, по-детски наивным лицом и длинными светлыми волосами, ниспадавшими на плечи ровными прядями. – Меня зовут Хукбольд, сын Винегара. Здесь мои воины… и наши враги!
– Словене вам не враги, – покачал головой Радомир. – Очень скоро вы отправитесь вместе далеко-далеко, за подвигами и славой. И я сам поведу вас крушить римские города и виллы! Славный Хукбольд, ты будешь командовать десятком. Теми воинами, которых сам же и наберешь.
– Но… – гот озадаченно прищурил глаза. – У нас же есть уже вождь.
– Он – здесь, в вашем селении, – взмахнул рукой Рад. – А там, на просторах славы, вождем будешь ты. Что же касается вашего нынешнего вождя… – молодой человек повернул голову и крикнул уже по-словенски. – Серый Карась, брат! Выйди.
Словенский воин тут же возник в свете фар. Яркие блики вспыхнули на золотом узорочье щита.
– Карась, расскажи славному Хукбольду все. А ты, Хукбольд, сын Винегара, выслушай его, как меня, и пусть твои воины тоже выслушают. Говорите! Я же будут ждать вас на вершине холма.
Забравшись в машину, Родион осторожно развернулся, старясь не угодить в болото, и медленно поехал обратно в гору. О, какими глазами провожали его готы… и словене, кстати – тоже! Уже начинало светлеть, алая заря занималась над дальним лесом, а под капотом «Победы» приятно урчал двигатель. Многое бы отдал сейчас Рад, чтоб хотя бы одним глазком увидеть выражение лиц оставшихся у трясины воинов. Впрочем, об этом можно было догадываться.
И все же, все же и словене, и готы оказались на высоте – вовсе не впали в панику при виде этакого самоходного чуда с яростно горящим взором, еще б немного – и в железного монстра полетели б копья. Радомир рисковал – но ничего другого придумать не смог, не было времени.
Поставив авто на старое место, молодой человек заглушил мотор и вышел, аккуратно захлопнув дверцу. Уселся на капот, всматриваясь вниз, в ночь, точнее – в бледноватую предутреннюю морось, пронизанную призрачными жилками тумана. Светало, но у болота по-прежнему было темно. Или это просто так казалось?
Ага! Вот послышались приглушенные голоса… что-то звякнуло… на фоне зари нарисовались две черные фигуры. Хукбольд и Карась – кто же еще-то? Явились вдвоем, молодцы – воины все же оставались на стороже.
– Хевдинг, я хотел спросить…
– Я тоже. Только пока не тебя, славный Хукбольд. Карась, друже, откуда ты знаешь готский?
– У нас все знают, – парень пожал плечами. – Кто лучше, кто хуже.
– А нас словенский уже стали забывать. Хевдинг! Не могу поверить! – сверкнул глазами молодой гот. – Это что же, получается, наш вождь – нас и предал?! Неужто так может быть?
– Думай сам, – Радомир втянул ноздрями холодный и влажный воздух. – Одно могу подтвердить: все то, о чем рассказал Серый Карась, – правда. Он сказал – ты думай. Рассуждай, вспомни – так ли уж ваш вождь доверял тебе и твоим людям? Или, может быть, недолюбливал, старался избавиться?
– Мы были против, когда Эрмерамна выбрали вождем младшей дружины. И мы, и наш священник, отец Ингравд.
– Знаю отца Ингравда – достойный муж.
– Жаль, его не послушали. Эрмерамн вообще-то – из захудалого рода. Далекие предки его – те, да… а этот. И все же – он наш вождь, и мы не можем его убить.
– Убивать и не надо. Просто устройте нам встречу, и как можно быстрей.
– А…
– А если не согласится, – Радомир хищно скривил губы, – то скажите, что люди Атли-конунга отыщут его везде. И накажут, как принято у гуннов – по законам степей.
– Все передам, как ты сказал, хевдинг, – Хукбольд приложил руку к сердцу. – Так я пошел?
– Постой… Истр – есть у вас в селенье такой?
– Истр, сын Доброгаста? Беглец? – гот неожиданно улыбнулся. – О, да, хевдинг, Истр, сын Доброгаста, пока живет у нас. Ждет зимы, когда замерзнут реки. Он, как и ты, воин великого Атли. И хочет вернуться к своему конунгу. Но Истр не собирает с собой людей. Зовет – да, но брать силой не может.
– Он – нет, – согласился Рад. – Я – да. Ибо Атли-конунг и херцог Варимберт дали мне на это право.
– Мы знаем о тебе, у нас были гунны, – поклонившись, гот растворился в тумане.
– А что делать нам, князь? – тихо спросил Карась.
– Ничего. Ждать.
Радомир посмотрел на занимавшуюся зарю, охватившую уже полнеба, на показавшийся из-за дальнего леса сверкающе-оранжевый краешек солнца. Улыбнулся:
– Будет добрый день.
– Да, наши успеют убрать капусту и репу. Нынче славная осень – солнечная, сухая. Не зря Влекумер-навий еще по весне принес в жертву богам красивую молодую рабыню.
– Жрец Влекумер, – шепотом повторил молодой человек. – Ах, если б все твои слова сбылись.
– О чем ты, князь?
Радомир тряхнул головой:
– Почему вы все называете меня князем?
– Ты – старший в роду Доброгаста. А род Доброгаста – старший в нашем селении. Никто не смеет оспаривать этого. По заветам предков ты – князь.
– Ладно, князь, так князь, – Рад задумчиво посмотрел на медленно встающее солнце. – А если бы старшим в Доброгастовом роду остался совсем молодой парень. Ну, скажем – Истр? Если б меня не было, а он – был.
– Тогда он бы и княжил, – с уверенностью заявил Серый Карась. – Княжил… но не властвовал. Есть ведь и старейшины, они мудры. А Истр просто бы возглавил дружину.
– Как сейчас – Хотобуд?
– Мхх!!! – юноша гнусно выругался. – Хотобуд-дд… Эх, если б не Влекумер-навий! Не быть бы Хотбуду вождем, не быть!
Солнце встало уже, поднялось, засияло, цепляясь за вершины деревьев, загнало в урочища серый, тающий на глазах, туман, длинные, стелившиеся по земле языки котрого напоминали лапы какого-нибудь неведомого чудовища… или просто – перистые, упавшие наземь, облака.
– Там, у болота! – вдруг дернулся Карась. – Всадники! Готы! Скачут прямо к нам.
– Мы их и ждем, друже.
Встреча с Эрмерамном, похоже, вовсе не отличавшимся особой храбростью, а бравшим в основном наглостью и нахрапом, прошла быстро и плодотворно. Вождь молодых готов, при всех его недостатках, оказался парнем неглупым и быстро смекнул, откуда ветер дует. Сориентировался, что и говорить, быстро:
– О, славный Радомир-хевдинг, мы будем ждать тебя всем селением! А до твоего приезда я лично отберу для Атли-конунга воинов. Самых лучших и отважных.
Вот так вот – самых лучших и отважных. Кто б сомневался?
Готы ушли, растворились в степи, словно б их никогда здесь и не было. Хотобуд же явно чувствовал себя не в своей тарелке: его влияние в селении (даже – в собственной дружине!) таяло на глазах, к чему приложили руку Радомир на пару со жрецом Влекумером.
Серый Карась, Хомут, Скорька – это были умелые воины. По просьбе Рада, они и стали учить Ирмана и всех прочих – рабство у словен в эти древние времена еще не было клеймом на всю жизнь, которая вполне могла повернуться и так и сяк: сегодня – раб, завтра – воин.
Но самое главное – Карась и его парни, по совету Радомира, не выступали прямо против вождя… просто сеяли зерна недоверия, произраставшие столь бурно, словно на черноземе. Уже многие, очень многие не доверяли вождю, и Рад мог спокойно искать свидетелей тех нехороших событий, что произошли в селении летом.
Молодой князь долго беседовал с тем же Скорькой, с Витенеговым пастушонком Хвалункой – оказывается, эти парни много чего знали, просто до поры до времени держали языки за зубами. Да и Влекумер-навий все чаще встречался с Радом – пока их устремления полностью совпадали, именно поэтому жрецу и можно было доверять… пока… ну, а потом… А потом Радомир решил вернуть в селение Истра. Уже переговорил со старейшинами – Витенегом, Межамиром, Сдиславом. Тех Истр устроил бы очень, в качестве противовеса влиянию того же Влекумера. Тем более, у Сдиславовых уже была наготове невеста для юного князя. И Витенег тоже, на всякий случай, присмотрел девушку. Дело оставалось за малым – снять с младшего сына Доброгаста все обвинения, гнусные и облыжные.
Мало-помалу обозначился убийца Тужира, Ятвиг – правая рука Хотобуда, парень здоровый, умелый охотник и воин.
– Там, на охоте, они были вместе, – припоминая, пояснял Скорька, – стояли у загонной ямы. Ятвиг попросил Тужира глянуть звериную тропу меж старыми соснами, вот там-то Тужир и нарвался на настороженный лук! Ятвиг его и насторожил незадолго, то Хвалунко видел – он как раз силки проверять бегал.
Со смертью Доброгаста тоже имелись подвижки – отыскался подмастерье того кузнеца, который тот самый злополучный нож сделал, сперва Хотобудом Истру подаренный, а после в груди убитого старейшины обнаруженный. Родион давно уж вызнал, кто в тот день, к ночи ближе, в гости на Доброгастов двор жаловал – Ятвиг! Сидели они у Доброгаста в доме, о чем-то шептались – потом Ятвиг ушел, у ворот еще постоял, поговорив с Истром – нож-то приметный, с рукояткой из зуба рыбьего, у Истра за поясом был. А по утру – в груди Доброгаста торчал, а самого Истра на усадьбе не было – на реке парня словили да радовались – вот, мол, убийца далеко не ушел.
– А что он сам-то, Истр, говорил? – все никак не мог добиться Рад, у которого голова уже пухла от непривычной роли следователя.
Скорька чесал за оттопыренным ухом:
– Да не помню уже. Ан, нет – говорил, де, позвал его кто-то с ранья на рыбалку. После признался – с девкой какой-то он там хотел встретиться.
– Что за девка?
– Мирослава, Сдиславова. Они вроде как женихались.
– Так. А Мирослава что говорит?
– Говорит – не уговаривались.
– Тогда почему ж Истр с ранья на речку явился?
– Мол, Мирослава, мальчишке-рабу сказала.
– Что за раб?
– Да Хватко, Доброгастов челядин.
– Ага!
– Только его на тризне вслед за Дроброгастом и отправили… Не поговоришь уж теперь, а тогда как-то не нашли, не спросили.
– Ну, молодцы! – Радомир махнул рукой и сплюнул. – Это ж надо – такого важного свидетеля – и не допросить!
– Я ж говорю – не успели. Его, Хватку-то, Влекумер-навий уже мухоморами опоил, чтоб не так страшно помирать было.
Понятно. Влекумер-навий тогда заодно с Хотобудом действовал. Ятвиг Доброгаста убил, потом все свалили на Истра – просто умело подставили. А вот нож…
– Не верится, что один такой был.
– Маренко, что Госмыслу-кузнецу помогал, сказывал, что вроде как с образца ромейского нож сей делали.
– Ага. И чей образец был?
– Неведомо.
– Так опросить всех! И кузнеца и подмастерья этого!
– Не можно, князь! Те вскоре после тризны в кузне сгорели – полыхнуло, не успели и выскочить.
– Ну, ясно, – Радомир покачал головой. – Все концы – в воду, вернее – в огонь.
И все же – кое-что уже вырисовывалось.
Шли дни, облетали с деревьев листья, гонимые по стерне холодным северным ветром. Все реже показывалось солнышко, все чаще шли дожди, нудные, моросящие, осенние – слава богам, вовремя управились с урожаем. Уже начинались утренники, лужи покрывались тоненькой корочкой льда, совсем скоро замерзнут болота, озера и реки, и тогда можно будет тронуться в путь по зимникам, а иначе – никак. Сначала – в селение готов, встретиться с Истром, растолковать ему, что к чему, а потом уж – в Паннонию, Дакию – в ставку Аттилы – короля Этцеля, Атли-конунга. Раздобыть древнюю корону бургундов, и – в обратный путь, а уж гунны пускай там как знают. Вернуть любимую к жизни, а потом… Потом домой. На этот раз Родион почему-то надеялся не промахнуться. Да, «Победа» – вещь не из его мира, из параллельного, но ведь Влекумер не на авто будет наводить заклятье, на что-то другое… на что? Наверное, что-то должно бы у него быть, какая-нибудь вещь из родной для Родиона эпохи. Знать бы. Впрочем, с этим – потом, сейчас о короне нужно думать, о венце, об удаче. О Хильде, прекрасной деве. Да все получится, не может и быть по-другому, ведь не зря же они с Хильдой встретились, не зря видели волшебные сны.
– Кто здесь?
Выйдя от Хильды, «спавшей» в отдельном доме, Радомир вдруг услыхал чьи-то шаги. Была уже ночь, противная, моросящая, и кто-то чужой прокрался на двор, минуя ворота и часового – чья там была очередь, кого-то из близнецов – Линя? Горшени?
Однако и пес не вскинулся, не залаял, лишь звякнул цепью, заскулил умилительно.
Князь вытащил меч:
– Кто здесь? А ну, выйди, покажись!
– Рад! Брате!
Ох, какой это был знакомый голос! Правда, Радомир не мог сразу поверить…
– Истр!!! Ты как здесь?
– Готы вернулись. Про тебя рассказали. Дай же обнять тебя, брат! Один ты у меня и остался.
Побратимы обнялись, пошли в дом, уселись на лавку. Кликнув раба, Радомир велел тому зажечь светильники, принести недавно сваренного в честь какого-то праздника пива и яств. Посмотрев на братца, улыбнулся:
– А ты ничуть не изменился.
– И ты!
Истр был все такой же – темно-русый, худой, разговаривал, как всегда, весело, однако в уголках его светло-карих глаз все же таилась грусть. Еще бы… Нет, он все же вытянулся, возмужал. Сколько ему сейчас – семнадцать? Или чуть больше…
– Как я рад тебя видеть, брат! Слава богам – ты жив.
– И ты, – отослав слугу, Радомир разлил пиво по большим глиняным кружкам. – Я очень надеюсь на тебя, братец Истр.
– Я поеду с тобой! – встрепенулся юноша. – К гуннам! Или – туда, куда ты скажешь.
– Нет, – князь покачал головой. – Ты нужен мне здесь. Хильда тяжко больна.
– Больна?! Что с ней?!
– Влекумер-навий знает, как ее вылечить.
– Влекумер?! Я бы ему не доверял.
– И я не доверяю. Поэтому хочу оставить в селении тебя. Княжить!
Парнишка сверкнул глазами:
– Но я же…
– Знаю! Облыжно обвинен и будешь оправдан. Очень хорошо, что ты уже здесь! Тужира и Доброгаста убил Ятвиг. С помощью Хотобуда и… еще кой-кого.
– Я так и знал! Брат, ты ставишь меня княжить, но…
– Не одного – с дружиной. Насколько верной – будет зависеть от тебя. Сумей править! – поставив кружку, Радомир потрепал братца по плечу. – Поверь мне, в селении найдутся достойные воины. Я заберу с собой не всех. Понимаю – тяжела княжья ноша, но кроме тебя мне довериться некому. Помни о том, что кроме дружины есть еще старейшины и жрец. Старайся не дать им сговориться, учитывай их интересы и не забывай о своих. Думаю, на первых порах старейшины тебя поддержат, – князь вдруг лукаво улыбнулся. – Особенно – Сдислав. Он уже подыскал тебе невесту… некую Мирославу. Что покраснел?
– Мирослава – очень хорошая девушка.
– Ну, так женись!
– Только после твоего возвращения, – твердо заявил Истр.
Рад махнул рукой:
– Ну, как знаешь. Кстати, а как ты сюда попал?
– Подземный ход, – юноша пожал плечами. – От реки в дальний амбар. Да я ж тебе про него рассказывал!
– Разве? Что-то не помню.
– Значит – не успел.
– Ты через этот ход и бежал?
– Да, – Истр угрюмо выдохнул. – А что оставалось делать? Нет, я не боюсь смерти, ты знаешь. Но умереть вот так – казненным за убийство родного отца! И где потом оправдываться? На том свете? Понимаешь, брат, если б ты не вернулся, я бы все равно пришел сюда, рано или поздно. Дознался бы! И отомстил.
– А как ты оказался у готов? Путь-то не близкий.
– Не близкий, – парнишка согласно кивнул. – Просто встретил знакомых гуннов. Ну, тех, Варимбертовых… С ним и добрался. В лесах одному не прожить. А потом вернулся бы, не сом…
– Да я и не сомневаюсь, брат, – устало потянулся Рад. – Ладно, поздно уже, спать давай. А завтра… Утро вечера мудренее.
Назавтра о возвращении Истра знало все селение, что и понятно – попробуй-ка, скрой, чай, не мегаполис! Кто-то радовался, кое-кто злился, а кому-то было… нет, не все равно, а просто интересно – какие доказательства своей невиновности предоставит беглец?! Ведь не зря же он вернулся! А еще интереснее было другое – кого назовут убийцей?
На ближней поляне, меж поникшими зарослями вереска, жимолости и ивы – ни на чьей усадьбе, чтоб не обидеть никого из старейшин – собрались все жители селения. Естественно – кроме женщин, те за людей в эти времена особо-то не считались. Свободные люди – молодые воины и убеленные сединами старцы-ветераны. Старейшины – Межамир, Витенег, Сдислав – притащили с собой челядь. А как же? Прийти одному – для чести поруха. Вот и Радомир с Истром не одни явились – с Ирманом, Иксаем, близнецами – все при оружии, в шлемах, чин-чинарем. Мечи – правда худые, но ведь если не присматриваться, то и не видно – на кожаных перевязях, щиты золотом горят на солнышке, так же, как и доспехи юных дружинников Хотобуда. Впрочем, Хотобуда ли уже?
Всего – если считать челядь – человек около сотни собралось, все приодевшиеся, радостно возбужденные – не каждый день на селе такое событие! Суд! Пересуд даже. Современным языком выражаясь – внеочередная сессия по рассмотрению кассационной жалобы обвиняемого. Интересно всем, весело – что-то будет?! Тем более, с погодою повезло – с ночи подморозило, а утром выглянуло солнышко, забралось на деревья, окатило собравшихся удивленно-оранжевым взглядом – мол, как вы тут без меня, поди, соскучились?
Соскучились, соскучились, а как же! Все хмарь да дожди – надоело до смертушки. Теперь вот – солнцу да небу высокому синему радовались. Да и с соседями лясы поточить, погутарить, выпить – не так уж и часто так вот собирались.
Даже сидевший на почетном месте судьи жрец Влекумер – жилистый, темноликий, с горбатым выступающим носом и кустистыми, словно у Леонида Брежнева, бровями – и тот, повернувшись к старейшинам, что-то шептал, щурился, кивая на солнце – наверняка выпавший погожий денек себе в заслуги приписывал, мол, вот поволхвовал, оно, солнышко-то, и вышло. Старейшины степенно кивали да гладили бороды, усмехаясь. Верили жрецу, нет – не очень-то и поймешь, себя держать умели. Другого жреца – молодого конкурента, ставленника Хотобуда – нигде видно не было… как и самого вождя «молодшей» дружины. Запаздывал, гад, что-то, верно, боялся Истру в глаза взглянуть. Зато Ятвиг явился – маячил невдалеке мрачной громадою. Силен, что и говорит, силен. К тому же отважен, умел. Надел на себя лучшее – длинная, до колен рубаха, готская, из выкрашенной в густо-синий цвет шерстяной пряжи, поверх рубахи – бычьей кожи панцирь с железными бляшками, мечом такой не прошибешь, копьем – и то если повезет только. Как на бой вырядился, меч на перевязи поправляя, щурился, выпячивая презрительно губы.
Слуги костер уже разожгли – для «божьего суда», ордалий, а Хотобуда все не было. Судьи-старейшины посовещались, послали людишек – искать. Вот Скорьку, да Карася, да Гунявого Хомута и послали – те обернулись быстро, доложили: нет, мол, нигде Хотобуда, вестимо, сбежал, гадюка такая! Может, с ночи еще сбежал… поискать, конечно, можно.
– Ты, Ятвизе, не ведаешь ли, где вождь твой? – осклабясь, поманил здоровяка Витенег.
Ятвиг лишь сплюнул презрительно:
– Не! Про то мне не ведомо.
– Ну, что ж, – Влекумер-навий махнул рукою. – Слуг отрядим в погоню, а сами терять время не будем – начнем. Радомир-князь, сыщутся у тебя надежные люди?
Рад лишь бровью повел:
– Ирман, бери всех. Всю округу прочешите. Желательно живым взять, но не обязательно. Если уж будет сопротивляться…
– Поняли тебя, князь, – Ирман, за всех ответив, вскочил на коня, за ним – Иксай с близнецами, Оглоблишку Муму только не взяли, тот дома, на усадьбе, сидел – нечего дуракам на суде делать.
Первый вопрос о ноже был. Истра расспрашивали дотошно, с пристрастием, потом за Ятвига взялись, а тот ничего не отвечал, не считал, собака, нужным, за что и поплатился, старейшинам-то такое его поведение сильно не понравилось, ишь ты – захудалец какой-то, а туда же, благородного князя из себя корчит.
К полудню все подробненько разобрали, не поленились, куда там российской юстиции. И про охоту, про Тужира с Ятвигом – тут Скорька с Хвалункой послухами-видоками выступили, богам допреж того присягнув – не на Библии же в правдивости клясться? Библия, она у готов была, Ульфилой-епископом переведенная, а у словен пока так… язычество, Владимир Креститель, князь Святой, еще не скоро на свет народится.
Прояснили все про Тужира, про смертушку его, про лук настороженный. Ятвиг все так же молчал презрительно. На что надеялся? На Хотобудову помощь?
А по ножу неожиданно очень хороший свидетель выискался – сам жрец Влекумер. Поднялся, ухмыльнулся, вытащил из-за пояса ножик, старейшинам протянул:
– Гляньте-ка!
– Тот нож! Он в груди Доброгастовой и торчал, – Витенег едва глаза скосил – заценил, увидел. – Истр, твой?
– Мой, – хмуро отозвался парень.
– А вот этот… – навий протянул еще один нож – точно такой же, как и первый.
– И этот, выходит, мой! – Истр очумело похлопал глазами.
– Одинаковые! – ахнули старейшины. – И не отличишь. Вот оно как бывает.
– Один ножик в груди Доброгаста нашли, другой – чуть позже – Ятвиг в реку выкинул, думал, что в тайности. Окровавленный тот ножик был, да Пескарик-раб то увидел. Верно, Пескарик?
По знаку жреца вышел из толпы испуганный до бледности мальчишка. Юный совсем, лет двенадцати. Подтвердил:
– Все так и было!
– А что ж ты раньше-то молчал, Пескарик?
Мальчишка испуганно покосился на жреца, замямлил что-то. Понятно…
– Невольника-то, по уму – пытать бы надоть, – подсказали из толпы.
Старейшины закивали:
– Все верно, рабу без пытки веры нет.
Сдислав с Витенегом переглянулся, оба согласно бородами тряхнули:
– Котелок на огне вскипятите. Пескарь руку сунет – покраснеет рука, значит – врет.
– Не, не, не, – всколыхнувшись, поспешно запростестовал навий. – Тут по-другому надо. Сперва богов спросить, тем более – есть кому.
Сказал – и приосанился – а поспорьте-ка!
Старейшины переглянулись и разом кивнули – спрашивай.
Поглядев в небо, Влекумер-навий важно поднялся и прошествовал на середину поляны – сгрудившийся на его пути народ спешно расступался, давая дорогу, да и вообще, все собравшиеся посматривали на жреца с интересом и затаенным страхом. Боги – они шутить не любят, а волхв ведь именно с ними сейчас общаться собрался. Вот так вот, запросто, на виду у всех. Ух, как жрец повел бровьми, как встрепенулся, развернул плечи – ни дать ни взять тетерев или глухарь на току! Приосанился, выхватил из-за пояса погремушку из козлиного черепа, тряхнул… сам тряхнулся… Висевшие на шее змеиные головы дружно стукнулись в такт погремушке. Радомир даже головой качнул уважительно, ну, надо же – гремучих змей тут отродясь не водилось, а как громыхнуло – кастаньеты испанские отдыхают.
– Чур меня, чур! – немного погромыхав, Влекумер закатил глаза и принялся вращаться на одном месте, словно волчок – быстро-быстро.
Рад хмыкнул – тоже еще, Николай Цискаридзе! Однако надо признать, вертелся навий отменно, сказывались годы тренировок. Жрец то плевался, то закатывал глаза, то глухо рычал, периодически выкрикивая – чур меня, чур! И все время не забывал про свою трещотку.
И от этих завываний, от крутящейся фигуры жреца зарябило в глазах не только у одного Радомира – у всех! Старейшины – и те побледнели, хотя, казалось бы, давно ко всему были привычные.
А жрец вертелся юлою, все быстрей и быстрей, хотя и быстрей-то было уже некуда, брызжал слюной, кричал:
– Чур меня, чур!
Змеиное ожерелье на шее его тоже вертелось, и засушенные головы-черепа вдруг словно бы ожили, хищно распахнув пасти.
– Чур меня! Чур!!!
Быстрее… Еще быстрей! Быстро, как только возможно!
Впав в транс, уже повалилось наземь несколько человек, из них – двое дружинников, видать, слабонервные попались.
– Чур меня!!!
Стоявший рядом Истр пошатнулся, прикрыл глаза…
– Чуррр!!!
Звук трещотки. Прыжок…
И все!
Влекумер-навий упал лицом в грязь, замер… И – куда уже устали ждать – медленно, раскачиваясь, поднялся, с коричневым от глины лицом и без того страшным. Протер глаза, пригладил грязные космы, сплюнул. И резко выбросил вперед правую руку, указав крючковатым перстом на Ятвига:
– Молчишь? Не зря молчишь. Боги не дают тебе слова!
Не отрывая указующего перста от дружинника, жрец повернул голову к старейшинам и громко, словно бы выплевывая слова, вскричал:
– Он! Он убил Доброгаста. Ятвиг из рода Сдислава!
– Он не нашего рода – робичич, наложницы-курвы сын! – тут же возопил уязвленный Сдислав.
– То так, все мы знаем, – покладисто согласился навий. – А раба подвергать пытке не надо, боги того не хотят, ведь итак уже ясно все.
Повинуясь знаку старосты Витенега, его люди, уже поволокшие было Пескарика к костру, отпустили несостоявшуюся жертву восвояси.
– А с Ятвигом что делать? – пригладив бороду, староста Межамир картинно повернулся к людям.
– Смерть! – разом закричали все. – Смерть ему!
– Смерть! Смерть! Корнованием казнить убивца!
– За ноги к соснам привязать – и напополам!
– Поделом, поделом гаду!
Прислонившись спиной к толстому стволу березы, Ятвиг на удивление спокойно скосил глаза – маленькие, пусто-серые, полные презрения к собравшейся его судить толпе – своим соплеменникам. Посмотрев на старейшин, ухмыльнулся и, положив руку на меч, сказал только одно слово:
– Бой! Пусть нас рассудят боги.
– Боги уже сказали! – возопил было жрец, но, тут же сориентировавшись, прикусил язык – слова обвиняемого явно пришлись толпе по вкусу. Казнь казнью, но чем же они все хуже ромеев, у которых, как рассказывали греческие купцы, были когда-то гладиаторские игры, во время которых бились бойцы не на жизнь, а на смерть, а зрители смотрели, азартно делая ставки.
– Бой! Бой! – сперва вразнобой, а потом и все четче заголосил народ. – Пусть боги рассудят. Страва!
– Страва! Страва! Стравы хотим!
– Пусть боги рассудят!
– Как скажете, – усевшись на свое место, Влекумер-навий согласно тряхнул головой. – Страва, так страва. Истр, сын Доброгаста! Остр ли твой меч?
– Остр! – юноша извлек из ножен клинок, ярко блеснувший на солнце. – Этот славный меч зовется Игривым. И, клянусь всеми богами, сегодня он наконец совершит месть!
Жрец осклабился:
– Поистине, славно сказано! Ну, иди же в бой, парень, и да помогут тебе боги – Род, Свентовит, Мокошь…
– Нет! – остановившись на середине поляны, так и не доставший меча Ятвиг презрительно скрестил на груди руки. – Этот молокосос хочет мести? Пусть. Но мстить должен старший в роду! И я должен сражаться со старшим.
О, с какой ненавистью Ятвиг взглянул на Радомира! Пожалуй, от такого взгляда могла бы расплавиться сталь.
Понятно – Ятвиг вполне разумно считал именно Рада причиной того, что стало твориться в селении в последнее время. Кончилась власть Хотобуда и его, Ятвига, власть. Сыну рабыни-наложницы опять указали на его места – ткнули лицом в грязь при всем честном народе. Ясно – из-за кого. И теперь непонятно было – кто кому будет мстить, но в том, что битва будет захватывающей, никто из собравшихся не сомневался.
– Да, – поднявшись, от имени всех старейшин согласно произнес Витенег. – За род отвечает старший. Он должен биться… но он же и может выставить бойца из своего рода.