– Поднимаемся, милая, – повернув голову, негромко произнес князь.
Хильда дернулась:
– Сдаемся, что ли?
– Пока… А там посмотрим.
И правда – пора уже прикинуть, что к чему, оценить ситуацию. Радомира, к примеру, очень сильно интересовало – кто все эти люди и откуда они здесь взялись?
– Зря платье стирала, – укоризненно покачав головой, юная женщина поднялась на ноги.
Рад глянул на нее и не смог удержать улыбку – слишком уж забавно выглядела супружница. Грязное, буровато-серое платье, такие же бурые щеки, в волосах – ряска. Русалка, а лучше сказать – настоящая болотная ведьма. Впрочем, молодой человек понимал, что и сам сейчас выглядел ничуть не лучше. А ведь в эти суровые времена именно по одежке и встречали, без всяких скидок на обстоятельства – болото – не болото, и грязь – не грязь.
– Вяжи их, парни! – подбежав, скомандовал высокий юноша с редкой рыжеватой бородкой и небольшими усиками. Одет он был так себе – рваная, штопанная местами туника из простой сермяги, поношенная шапка, отороченная беличьим мехом, старым и уже порядком таки полысевшим. На ногах – плетеные из кожаных ремней башмаки – поршни, широкий охотничий нож за поясом, а на перевязи – меч. Похоже, неплохой меч, судя по украшенным золочеными фигурками зверей ножнам, скорее всего – готский. А парень-то сам из словен – это по говору ясно. Однако не все словене друг друг – друзья, кровная месть частенько меж родами случается. Узнать бы поскорей – чьего они рода?
Пока вязали, пока вели – по едва заметной и, вероятно, недавно положенной гати – на островок (тот самый, с сосенками), князь пристально всматривался в пленивших его воинов – а их внешний вид мог сказать многое. Человек с дюжину – всего-то! – правда, это может быть просто небольшой охотничий или разведывательный отряд, все – молодые парни, старшему – с рыжей бородкой – лет, наверное, двадцать, остальным – от четырнадцати до двадцати, некоторые вообще выглядели отроками. Одеты точно так же, как и вожак, – в рубища, у многих сквозь прорехи зияла кожа. Мало кто в поршнях, большинство – в лаптях, а кое-кто из младших и босиком. Волосы у всех нечесаные, руки – в цыпках… этакий одичавший пионерский лагерь. И оружие – обычные охотничьи, без всяких изысков, луки, рогатины, кое у кого за поясом – топор, опять же – самый обыкновенный, которым и дрова и черепа вражьи одинаково сподручно рубить.
|
|
С любопытством разглядывая своих конвоиров, пленники шагали молча, не их воля была выспрашивать, да и невместно – Радомир с Хильдой все ж люди знатные, а эти? Кто их знает? Голь перекатная. Скорее всего, из разных племен сброд. У одного по вороту и подолу рубахи – уточки вышиты, так у тех, что у широкой реки живут, делают, у другого – забавный травяной узор – цветики-семицветики – так у лесных родов принято, у третьего… у третьего вообще – волк, как у готов. Сброд! Сброд! Бродники. Кто ж еще-то?
А не напугать ли их? Давно пора бы!
Между тем, гать наконец кончилась, и пленники вступили на твердую почву небольшого, окруженного непроходимой болотной трясиною островка, вблизи имевшего вполне жилой вид – меж соснами прятались крытые лапником шалаши и землянки. Рядом, на небольшой полянке, уютно горел костер, у которого хлопотали двое пареньков лет по двенадцати. Ни одной женщины видно не было, что вызвало вполне обоснованные опасения Рада. Князь тревожился за супругу.
|
|
– В поруб их, – подойдя к костру, распорядился старший. Потом тут же передумал и махнул рукой. – Нет. Сначала допросим.
Говорил он, смешно растягивая гласные, как делали люди равнин – «в по-оруб», «допро-осим».
– Как скажешь, вождь. – Один из конвоиров, резко схватив пленника за плечо, развернул его лицом к старшему.
Этот уже говорил без всяких вывертов, так, как привык Радомир. Ну, точно – сброд. С миру по нитке.
Усевшись на старый пень, как видно, специально притащенный на островок – для пущей важности, рыжебородый недобро глянул на пленников и наконец-то соизволил поинтересоваться их родом-племенем. Раньше-то не сообразил, некогда было.
– Я – Радомир-князь, из славного Доброгастова рода! – гордо вскинув голову, заявил молодой человек. – А то – супруга моя, Хильда. Скорей развяжите нас… наш род силен и властвует в этих местах.
Слова Рада неожиданно вызвали смех – совершенно искренний и детский.
– Ха! – выкрикнул кто-то из младших. – Эта замарашка – жена князя?
– А сам-то князь! Хорош – видали?
– Этак и я князем прозовусь! А что? Одежка у меня такая же грязная.
– Цыть! – прикрикнув на своих, рыжебородый сурово глянул на пленников. – Советую говорить правду. Хотя… могу сказать ее и за вас, – вожак скосил глаза на своих соратников, видимо, в предвкушенье чего-то такого, что еще больше поднимет его авторитет, заставит уважать еще более.
Он даже поднялся на ноги, положив руку на меч – постарался, чтоб всем были хорошо видны богато украшенные ножны. М-да-а, что и говорить – оружие знатное. Не по Сеньке шапка!
|
|
– Слыха-ал я о Доброга-астовом роде и про Ра-адомира-князя ведаю, – медленно промолвил вожак. – Только Ра-адомир-князь с супругой своею еще во прошлое лето сгинули без следа. А селение Доброгастово давно уж пусто – мор давно всех повыел.
– Как это – пусто? – озабоченно переспросил князь. – Что еще за мор?
– А то ты не знаешь! – собеседник неожиданно ухмыльнулся и продолжал дальше уже много жестче: – Посейчас много таких, ка-ак вы, шляется. В выморочные селища заходят, оружье, платья берут, потом выдают себя за лучших людей, а сами – бродяги. Не похож ты на князя, а уж про эту замарашку и помолчу… – осклабившись, рыжебородый посмотрел на своих. – А может, отмоем ее, парни? Попользуем, перед тем, как…
– Эй, эй, – поспешно оборвал его Рад. – Что это вы собираетесь с нами сделать? Предупреждаю – это наша земля!
– Молчи лучше! – гневно сплюнул вожак. – Убийцы! За что вы убили славного Урмака? Что он вам сделал?
Урмак? Князь задумался и побледнел. Ну, конечно – тот самый, чумной. Так что же – выходит, за ним и Хильдой следили давно? Ай-ай-ай – плохо дело.
Рыжебородый, щелкнув пальцами, приказал:
– Друже Борич, расскажи всем, как было дело?
Радомир закусил губу: на ровную площадку, меж пнем предводителя и горевшим костром, вышел молодой, лет пятнадцати-шестнадцати, парень, настолько похожий на Хильду, особенно – издалека, что князь поначалу принял его за брата-близнеца собственной супруги, ежели таковой бы у нее имелся. Черты лица, тонкие руки, рост и, главное, волосы. Такие же длинные, прямые, цвета белого золота, словно жемчужно-серые облака в прояснившемся после бурного дождя небе. Глаза вот только серые, а в остальном… Хорошо, что Хильда была сейчас в болотной грязи.
Волнуясь, Борич быстро рассказал о том, как следил за «грязным здоровяком» (Рад даже покоробился – ничего ж себе, обозвал!) и его девкой. О том, как «они преследовали Урмака, шли за ним по тропе»…
М-да, наверное, со стороны именно так все это и выглядело.
…они же и подстрелили его, ранили.
А вот это – враки!
…а потом «грязный здоровяк» добил несчастного «гуннским ножом».
Хм – гуннским. Скорее уж тогда – финским.
– Ты взял нож, Борич? – тут же переспросил главарь.
– Я послал за ним Гостоя, брата. Сам же преследовал «здоровяка».
Рыжебородый повернул голову:
– Гостой, покажи ножик!
– А вот! – выскочивший на поляну парнишка – маленький, русоволосый и грязный – с гордостью вытащил из-за пояса финку: – Борич-брате разрешил мне оставить ножик себе!
Слушавший всю эту глупую похвальбу Радомир прикрыл глаза от ужаса. Ой, дураки… Во, придурки-то! Чума ведь, Господи! Мальчишечка этот, Гостой, точно уже инфицирован… а может, и все остальные.
– А теперь я расска-ажу, зачем вам понадобилось убивать Урмака, – отпустив жестом руки Борича с Гостоем, вожак уселся на пень. – Вы выследили его у реки, шли по пятам, думая, что несчастный Урмак приведет вас в селение. В выморочное селение, где вы рассчитывали поживиться, как, видно, делали уже не раз! Вы хорошо видели, что боги уже отметили Урма-ака черной печатью смерти, и надеялись, что он приведет вас в свой дом. Но он не привел. И тогда вы захотели взять то, что, может быть, есть у него – хоть что-то, не зря же следили, шли. Гнусные побирушки! Шака-алы! Урмака мы похоронили там, у реки… а вы умрете здесь! Хотите знать, как? Мы еще не выбрали… но скоро выберем и вам, конечно, расска-ажем.
Закончив речь – надо признать, для своего времени весьма грамотную и эмоциональную – вожак бродников повелительно махнул рукой:
– В по-оруб!
Четверо воинов… хм, воинов, обычных парней… подхватили пленников под руки, кинув в сырую землянку с мощным накатом из толстых стволов и массивной дверью… даже, лучше сказать, крышкой – крепкой, сколоченной из толстых досок. Задвинули, навалили сверху тяжелый валун. Развязавшись, Рад попробовал было приподнять – да где там! Люк не поддался ни на йоту.
Даже Хильда хмыкнула:
– Зря стараешься – камень-то, поди, вчетвером ворочали.
– Да хоть вшестером! Эти-то доходяги.
– Хорошо хоть, вместе нас держат, – прошептала юная женщина.
– Да уж, вместе куда веселей, – князь прищурил глаза.
– Веселей, – согласилась супруга. – И думается куда как легче. Ты того парня, Борича, приметил?
– На тебя который похож? А глаз твой востер, милая.
Пленники быстро осмотрели свое узилище, а, поскольку было довольно темно (солнечный свет проникал лишь сквозь не столь уж и широкие щели), то и обшарили буквально каждую пядь. Под ногами хлюпала вода, что и понятно – кругом-то болото – во весь рост не выпрямиться даже Хильде, не говоря уже о князе – он-то вообще парнем был рослым. Как его местные бродники прозвали-то? «Грязный здоровяк». Молодой человек хохотнул.
– Ты чего смеешься? – дернулась Хильда.
– А славно мы влипли!
– Не вижу ничего славного. Думать надо, как выбраться отсюда да поскорей. Казнь нам придумают лютую.
А вот в этом Рад ни капельки не сомневался. Уж конечно, просто так, на елке или сосне, не повесят, заставят помучиться, чего-нибудь этакое учудят. Во-первых, потому что подростки вообще по натуре народ жестокий, а во-вторых – и в главных – рыжебородому главарю утвердиться надо! Ну, и заодно – немного развлечь свое сопливое воинство.
– Эй, вы там! – заглянул в щелку какой-то пацан. – Знаете, какую смертушку примете? Корнованием вас будут казнити, вот!
Рад, конечно, тоже мог бы сказать, какую смерть примут все эти мальчики, и уже очень скоро… Кстати, довольно лютую – чума-с!
– Попить чего-нибудь принеси, малахольный!
– Корнование… – Хильда невольно содрогнулась. – Сосну высоченную к земле пригнут, подкопают немного корни… потом под эти корни – нас, связанных. Сосну отпустят, и…
– Дальше можешь не рассказывать, – передернул плечами князь. – И без того, поверь, жутко.
– Я это к тому, что нам быстрей соображать надо!
Хм… быстрее. Кто бы спорил-то?
– А девку – так сперва вымоем, а потом… ц-ц! – притаившийся снаружи парнишка аж языком прищелкнул – то же еще, эротоман юный, насильник.
Ага! Не ушел поганец, подслушивал… Ладно…
– Борич этот… – не очень громко, но, вместе с тем и так, чтобы было достаточно хорошо слышно, протянул Радик. – Я ведь из их рода знал многих. На борах они жили, у реки.
– Откуда ты знаешь, что…
– Тс-с!!! – князь приложил палец к губам и тихо шепнул: – Поддакивай, люба.
– Знал и Келагаста, и Ятвига, Витенега с Дорогобугом, Славок, Радов, а девки… какие там были девки! Грудь – во! Веселые.
– А я охотников тамошних встречала, – на голубом глазу (а ведь действительно – на голубом!) поддержала Хильда. – Медведя, Волка, Рысь… так их звали, кажется.
– А я и парней многих знал – Окуня, Ерша, Налима… То-то этот Борич мне таким знакомым показался. Да и старшой их… Из его рода я, верно, тоже многих знавал. Поговорили бы, может, кого и вспомнили бы.
Радомир точно знал, какие имена перечислить – самые распространенные. К тому же, раз Борич – значит, род на борах жил, а боры – на западе, у широкой реки – значит, и охотники, и рыбаки… супружница тоже не дура, сообразила быстро.
Рад закусил губу – информационную бомбу вбросили. Теперь осталось лишь ждать, что из всего этого выйдет. Ждать и немного – чуть-чуть – подготовиться. Веревочки примастырить, а вот тут, в песке – камушек остался, а на стеночке жердь прилегает неплотно… вытащить. Все, все в ход пойдет. Как говорит старинная английская пословица: «Используй все, что под рукою, и не ищи себе другое».
Интересно еще – кому доложит мальчишка? Вожаку? Или Боричу? Или – им обоим вместе? Может, правда, и вообще никому ничего не сказать, хотя – зачем тогда подслушивал? Главарь послал? А зачем ему? Он даже и слушать-то пленников не стал, сам за них все высказал, как в старинном советском фильме «Неисправимый лгун» главного героя начальник. Значит, не главарь, скорее всего – собственная инициатива, любопытство взыграло – такой уж возраст. А говорит парнишка – привычно, гласные не растягивает. И Борич не растягивает. А вождь для них по крови – никто, человек временный, просто главарь шайки, сброда…
– Эй, вы там? Что про боры говорили?
Ага! Не прошло и года!
И произнесли-то – не «бо-оры», не «гово-орили»… Неужто, сам Борич пожаловал?
– Воды принеси. Больно уж пить хочется.
– Да и поесть бы не худо, – вздохнув, добавила Хильда.
Князь усмехнулся: действительно – и поесть.
– Ждите…
А парень-то – кто бы он там ни был – говорил не очень громко. Таился? Внимания сотоварищей на себя обращать не хотел? Услыхав удаляющиеся шаги, Радомир припал глазами к щелке, всмотрелся… За спиной уходящего парня развевались светлые локоны… Он! Тот, кто и нужен! Борич!
– Та-ак… что там у нас рядом с узилищем?
– В двух десятках шагов на восход солнца – становище, шалаши да землянки, – деловито, словно старавшийся угодить взводному новобранец, отрапортовала Хильда. – Рядом с ним – поляна, костер – там они все сейчас и сидят. На вершине сосны, той, что у гати – гнездовье.
– Что еще за гнездовье? – не понял молодой человек.
– Ну, сторожа там – двое с луками. А внизу – кострище, видать, по ночам костер жгут. Мышь незамеченной не проскочит.
Ишь ты, заметила, востроглазая. А Рад вот, даже внимания не обратил, вокруг-то осматривался внимательно, да, а вот головы не поднял. Так и понятно… Родион вдруг вспомнил старый, еще до армии, случай, когда с одним из старших приятелей-туристов решали, где бы выпить прикупленное по случаю пивко. Прямо на улице? Как-то стремно. А прятаться особо не хочется – погодка стояла клевая, да и девчонок знакомых ждали. Вот приятель и предложил сесть прямо в виду главной улицы, на горушку. Радик вначале замялся – как так? У всего городка на глазах! А приятель-то и объяснил, что не на глазах вовсе. «Вот ты, Радик, когда по улице идешь, часто голову вверх задираешь? Нет? И я – нет. И все так же».
Точно вот так и здесь, с «гнездом» этим, вышло. А Хильда-то все усмотрела… как и любой житель этой эпохи.
Значит, у выхода с островка – часовые, наблюдательный пост!
– Ага, идет, – обернулась от щели княжна. – Во-он из-за можжевельника вышел. Не видно, чтоб нес чего-то. Ни котелка, ни…
Послышались быстро приближающиеся шаги, сверху что-то загремело… Борич откатывал камень? Один? Впрочем, если использовать в качестве рычага слегу – почему бы и нет? Вот только, как он этот валун назад вкатит? А так же, как и скатил – рычагом, слегою. Однако ну и дисциплинка у них: захотел с пленниками поговорить – пожалуйста. Пацан захотел – пацан сделал. Да откуда тут дисциплине взяться, разве что только от сырости? Чай, не воинское подразделение, а так, непонятно кому подчиняющийся сброд, где авторитет вожака держится только на силе.
– Пейте!
В небольшую щель опустилась худенькая рука с плетеной баклагой…
Радомир тут же схватил неосторожного юношу за запястье, резко на себя дернул… еще раз, еще… Не отпуская врага, отодвинул крышку. Затянув вражину внутрь, для верности ударил в челюсть. Парнишка обмяк.
– Переодевайся! – живо бросил молодой человек, сам же осторожно выглянул наружу.
Никого, ни единой живой души поблизости не было – даже у костра на полянке никто не сидел, да он и потух уже, костерочек. То еще воинство… Кто-то – видно было отсюда – даже дрыхнул в кустах, на мху, не хватило терпения добраться до шалаша или землянки. А что – после сытного-то обеда… До сих пор на всю округу такой дух стоял – просто текли слюнки. Особенно – у голодных пленников.
– Я их отвлеку, а ты давай, по гати, через болото, – выглянув из кустов, князь поднял голову, угрюмо обозревая устроенный на старой корявой сосне пост. Двое с луками. И гать перед ними внизу – как на ладони.
– Милый, давай вместе уйдем!
– Вместе тогда и погибнем, а так… Ведь Влекумер для чего-то нас звал. Истр и все наши где-то рядом, ты их, родная, сыщи, а я уж тут продержусь как-нибудь.
Хильда кивнула – понимала супруга с полуслова. В короткой тунике, с крепкой рогатиной на плече (ее-то и использовали в качестве рычага) – светлые локоны кое-как ремешком кожаным стянула, – вылитый Борич, ежели издалека глянуть. Да и не только издалека. Лишь бы не окликнули, ничего не спросили – голос-то девичий тонковат. Ладно – у супружницы ноги быстрые.
– Готова, милая?
– Угу.
– Да поможет нам Господь!
Перекрестившись, молодой человек отошел в сторону, за сосну, шагов на десять, подобрал с земли коряжину, примерился и швырнул прямо в «гнездо».
Двое юнцов – те еще часовые! – обернулись сразу. Эх, дурни, сразу видать, не заставляли их господа сержанты по ночам устав гарнизонной и караульной службы учить! А то бы знали, что с кем-либо разговаривать часовому строго-настрого запрещается. Ишь, шеи вытянули, птенцы. Швырнуть в них, что ли, камешек поувесистей? Хотя бы одного-то запросто можно сшибить. Однако другой тут же тревогу поднимет. Опасно… да и луки у них, а стреляют даже такие вот юнцы – с детства.
– Ветром, верно, сук высохший ото-орвало.
«Ото-орвало», угу… вожака землячок.
– Вон с той сосны.
А второй слова не растягивает.
Первый – «землячок» – обернулся.
– Ой! Куда-а это Борич поше-ел? Бори-ич! Эй, Бори-ич! Не оглядывается!
– Так, верно, не слышит – ветер-то слова сносит.
– Знамо дело, сно-осит. Ну, раз поше-ол, знать – на-адо. Верно, сосну подходящую выбра-ать. Вятко, а ты видал когда-нибудь, как корно-ованием кого-нить казнили?
– Не, не видал.
– Вот-то интере-есно, посмо-отрим.
Рад в кустах хмыкнул: интересно им, извращенцы юные. Осторожно обошел сосну, пробрался через можжевельник, выглянул через камышы на болото и наконец-то малость перевел дух. Хильда уже удалилась достаточно далеко, не окликнешь, не спросишь. Действительно, похожа на того мальчика. Точнее – он на нее. Ой, умна, умна, походку юношескую копирует – не придерешься, молодец, сообразила, мужчины и женщины ведь по-разному ходят – у кого как центр тяжести расположен. Да и шаги женские чаще и мельче, и руками девушки не размахивают. Много отличий, внимательному взгляду заметных. Ах, как Хильдочка шла – не придерешься. Даром что по гати, а все ж старалась – ноги, как солдат, ставила. И рогатину держала крепко, по-мужски. Молодец, молодец, женушка. Ушла, милая, выбралась. Господи, хоть в этом повезло!
Однако пора теперь и о себе, любимом, позаботиться. Как говорят в американских фильмах, «спасаем наши задницы!». Пора, пора бы…
Вернее, еще не совсем пора – пока они тут все проснутся да озаботятся: а куда ж это друже Борич пропал? Или пленников вдруг решат проведать. Вообще, где здесь можно укрыться-то? А, похоже – нигде. Островок маленький, шагов триста на сто, сосенки редкие, не можжевельник бы и не папоротники – так насквозь бы просматривался. Папоротники… там и затаиться? И что? Рано или поздно весь островок прочешут, причем очень быстро.
Тогда что же – убивать? Прямо вот сейчас и начать, больше ведь ничего другого-то и не остается. Убивать. Нет, жалко – все-таки совсем почти дети. Надо что-то другое придумать, да вот, как назло, кроме папоротников, ничего другого-то в голову и не лезло, хоть ты плачь. Что ж, папоротники, так папоротники… А почему – не камыши? По краю болота их прорва, там и высидеть, затаиться, куда дольше, нежели в сосняке этом прозрачном, продержаться можно. До ночи-то точно времени нет – всяко раньше хватятся. Однако поспешать надо, раздумывать особо некогда. Плохо только, сыровато там, в камышах, но, с другой стороны, и не жарко. И попить болотную водичку можно… Ага, попей! Не чуму, так какую-нибудь холеру или дизентерию подхватишь! Запросто.
Но камыши – это идея. Уж куда лучше, чем папоротники. Продержаться бы до темноты, а там… а там видно будет. Черт!
Молодой человек похолодел, бросив случайный взгляд на свое, недавно покинутое убежище, к которому – да, да, именно туда! – как раз подбежал растрепанный, озабоченный чем-то пацан, тот самый, который вырвал из груди зараженного чумой трупа бандитскую финку.
Ага, наклонился к порубу – камень-то беглецы, не будь дураками, закатили обратно. Что-то спросил… И аж подпрыгнул!
Ну, вот вам, господа-товарищи, как выражался старшина Дормидонт Кондратьич, и елки-веники, и пироги с грибами. Мерзкий мальчишка! И дернуло же его… Времени теперь не оставалось вовсе, не успеть и до камышей.
Нырнув в папоротники, князь оглянулся, ожидая в любой момент услышать за спиной крики тревоги, возню.
Нет. Ничего подобного не было. Мало того, парнишка, притащив откуда-то палку-слегу, попытался отвалить с крышки камень. Силенок-то не хватало, однако отрок попался упрямый, пробовал еще и еще, не с того бока, так с этого. И наконец, валун подался, подвинулся, откатился с крышки в кусты. Мальчишка тут же оглянулся по сторонам, словно звереныш… и нырнул в поруб. Ага, сейчас развяжет Борича… Вот они уже, оба. Все! Пришла веселуха. Нет, не пришла еще, но очень скоро придет.
Однако… что это они делают-то?
Радомир не поверил своим глазам, увидев, как двое парней – Борич, между прочим, в женской длинной тунике, натянул все-таки, не бегать же голым, – воровато озираясь, закатили камень обратно. Во, молодцы! Ну и дела тут творятся! Хотя, в общем-то, понятно – тот, мелкий, парнишка просто не хотел подставлять своего незадачливого старшего братца – Борича. Видно, они были земляки, из одного рода, и старались во всем друг друга поддерживать. Ай, молодцы – сообразили быстро: зачем тревогу самим поднимать, давать вожаку повод для подозрений? Пусть побег кто-нибудь другой обнаружит, лучше всего из тех, кто гласные звуки растягивает.
Что это там блеснуло? Кинжал? Да, похоже, та самая финка. Все правильно – подол с туники срезали, укоротили. Из остатков материи тут же сообразили обмотки на ноги, обвязали ремнями – поршни-то Хильда себе на ноги не надела – великоваты оказались. А ребятишки-то – выдумщики, с головой! Ну, жить захочешь, еще и не то придумаешь. И все же…
Переглянувшись, парни весело стукнули друг друга по рукам, вернулись на поляну и, словно ни в чем не бывало, принялись разжигать костер. Ага, вот еще кто-то проснулся, подошел. Послышались разговоры, смех…
Радомир укрылся в густых камышах, слава богу, хватило времени поудобней устроить свое убежище, что молодой человек и сделал – выстлал сорванными камышинами место, чтоб можно было сидеть, прилечь даже. Получилось что-то вроде норы у какой-нибудь выдры. Ничего, переночевать можно, а вот дальше что? Тем не менее, хоть какая-то передышка есть, можно теперь и подумать.
Первое, что придумал князь, это, нарвав камышин, принялся переплетать их между собой в некое подобие фашины или небольшого плота, использовать который молодой человек намеревался с наступлением темноты, моля Господа, чтоб означенная темнота поскорей наступила. Уж, по крайней мере, до того момента, когда будет обнаружен побег. Пока, слава Богу (или получившим халявную «Победу» духам болот), в становище бродников все было спокойно. Доносились отдаленные голоса, ветер приносил дым и вкусный запах похлебки, а вот уже и пламя костра отразилось в небе мерцающими светло-оранжевыми сполохами. Темнело! Радомир довольно потер ладони – еще час-другой и можно будет приступать к исполнению намеченного плана.
В кучевых облаках, повисших далеко на западе, еще отражалось давно скрывшееся за холмами солнце, еще сверкала заря, светилось молочно-желтое небо, а вот здесь, в лесу, уже становилось темно, пролегли повсюду длинные синие тени, делаясь все темнее, темнее – до полной черноты, до густого бархата. В небе вспыхнули звезды, еще не яркие, да и месяц не засиял в полную силу… но вот-вот готовился засиять и тогда… темней, уж точно, не будет. Вот Рад и решил – пора.
Встав на ноги, развел рукой камыши, осмотрелся… спустил в черную воду сплетенный из камышей плот, лег на него всем телом, осторожно погреб руками – этакий болотный серфинг! Узкая полоска относительно чистой воды – князь ее и пил, а куда деваться – быстро сменилась плотной, покрытой густой ряской жижей, настоящей трясиной. И тут уж беглецу пришлось туго. Туго, но не безнадежно. Он все же мало-помалу продвигался, обходя выступ со «сторожевой сосной» пологой дугой, одним концом своим упиравшейся в недавнее убежище князя, другим же – в гать. Туда, где с темнотой уже и не видно ничего будет, где ни один, даже самый яркий костер не возьмет. Еще немного осталось, совсем чуть-чуть – буквально несколько метров.
И тут у сосны – наконец-то! – вспыхнул яростным светом костер. Рванулось к вершинам сосен бурное пламя, слишком уж, избыточно, яркое, да и слишком рано зажгли часовые костер – не очень-то еще и стемнело, до ночи-то далеко. С острова донеслись возбужденные голоса и крики, оборвалась на полуслове затянутая кем-то песня… по крикам этим, по песне оборванной, словно от пули врага, Радомир сделал верный вывод – побег обнаружен! Что ж, следовало поспешить, приложить еще больше усилий…
Обернувшись, молодой человек всмотрелся в синюю мглу. По всему острову, по всему сосняку, разбегались уже оранжевые, безжалостно-неумолимые, звездочки факелов. Бродники прочесывали лес, искали. То один кричал, то другой, а то и все разом.
Прочешут островок – недолго! – а затем кинутся по гати в леса? Скорее всего, так оно и будет.
Нет! Не так.
Краем глаза молодой человек увидал, как оранжевые звездочки отделились и от костра. Понятно! Побежали к гати. Одна… две… три… Трое. Не так их там и много. Правда, преследователи вооружены – кто рогатиной, кто топором, кто луком, а беглец – грязен и гол. Да еще и лежит брюхом в тине, скребется… как черепаха, блин! Ох, не успеть, не успеть.
А с другой стороны, Радомир – молодой и весьма сильный мужик, к тому же далеко не глупый да и опытный. Ему что, не провести этих сопляков? Всего-то троих? Тем более и стемнело совсем. Эх, не луна бы!
Князь так и выполз на гать – черепахой – не поднимаясь на ноги. Затаился, залег, стараясь не глотнуть невзначай терпкую болотную жижу, чавкающую меж жердинами да бревнами проложенного через трясину пути. Лег, затихарился неприметным айсбергом, ждал своего «Титаника» терпеливо, как опытный охотник поджидает дичь. И вот, наконец, дождался…
Первым шагал Борич! Со слегой в одной руке и топором в другой, юноша внимательно вглядывался в дальний берег, в густой, скрытый непроглядной пеленой сумерек, лес. Что он там хотел увидеть? Искры чужих костров?
Вот и споткнулся – а Рад еще и помог, схватил за ногу, сбросив парня в трясину! Жаль, не успел подхватить выпавший из рук отрока топор – тот так и булькнул… К «Победе»!
Под ноги надо смотреть, под ноги!
Идущий следом за Боричем широкоплечий бродник оторопел, не успев ничего предпринять. Вскочивший на ноги князь (вот уж, поистине, как черт из чернильницы!) тут же двинул его кулаком в челюсть и не сплоховал – вырвал из руки копье – рогатину на мощном и толстом древке, с такой и на медведя запросто. На медведя с ней и ходили… А кто тут остался третий-то? А-а-а, старый знакомый!
Нехорошо прищурившись, Рад отбил острием рогатины брошенную финку. Между прочим – инфицированную микробами чумы. Или они уже все отмылись? Парнишка, впрочем, не сплоховал, в отличие от всех своих более старших товарищей, резко рванул с плеча лук да еще и заорал, подзывая помощь:
– Здесь они, здесь! Э-эй!!!
Ах ты ж сволочуга мелкая, недоносок! И следовало бы тебя проучить, проткнуть рогатиной – нечего и делать… да жалко… Ладно, живи!
Конечно же, мальчишка не успел наложить на тетиву стрелу – едва только примерился, да и руки дрожали, то ли от страха, то ли от возбуждения. А вот у Рада ничего не дрожало! Ну, разве что сердце чуть дрогнуло – убивать пацана все же не стал, хоть, наверное, и следовало бы. Нет. Молодой человек проворно перехватил копье да махнул – раззудись плечо-о!
Мальчишку словно кошка языком слизнула! Барахтайся теперь в трясине, доходяга, помогай своим приятелям выбраться. Или они тебе помогут… быть может. Впрочем, кому повешену быть, тот не утонет… Или – кому от чумы помереть суждено. Как бы самому-то не заразиться! Вдруг рогатина теперь тоже инфицирована?
Ладно, это уж, конечно, чушь собачья. А может быть – и не чушь! Книжка-то там, на берегу речки, осталась. Надо бы забрать!
Такие вот мысли непроизвольно роились в голове Рада, пока он, насколько мог быстро, шагал по качающейся гати, слушая, как орет позади погоня. Даже оглянулся, крепче сжимая копье – а не слишком ли быстро догоняют преследователи? Как опять же выражался старшина Дормидонт Кондратьевич, перефразируя чем-то ему памятного Леонида Ильича Брежнева: широко шахгает советский Азер-бар-джан!