– Ой… а тут и вообще голые! – готская красавица неодобрительно покачала головой. – Этак налетит кто-нибудь, утащит.
– А может, они того и хотят?
– Эти-то? – Хильда рассмеялась. – Судя по виду – может!
Быстро позавтракав, молодые люди, исполняя наказ хозяина, доктора Юры, отправились в местный продмаг, что располагался не так уж и далеко, примерно в полкилометре. Честно говоря, Рад прогулялся бы и один, да супружница упросила взять с собой и ее – мол, скучно сидеть в одиночестве. Действительно – скучно.
У магазина уже толпилась очередь – человек двадцать: женщины, дети, кто с пластиковым пакетом, кто-то с кошелками, а кое-кто – и с рюкзаком.
– Михаловна, ты что же этаку котомку-то принесла?
– Так по хлеб.
– Вижу, что по хлеб. Другим-то и не достанется – все ведь укупишь!
– Та я немножко.
– Знаем мы твое «немножко»… Машину-то разгрузили уже?
– Та ни… Вон, кажись, едет.
Очередь, как по команде, замолкла. Все повернули головы и вытянули шеи, провожая крайне заинтересованными взглядами подъехавший к магазину голубой фургончик с надписью «ХЛЕБ».
Припарковав грузовик у крыльца, из кабины выпрыгнул молодой парень в красной баскетке и спортивных штанах с белыми лампасами – водитель и по совместительству – грузчик. Парень был явно местный, почти всем в очереди знакомый.
– Василий, батоны привез?
– Привез, привез.
– А сухари?
– Ты еще про сушки спроси, баба Маша! Что, зубы, что ли, выросли?
Стоявшая в очереди с большим рюкзаком седенькая старушка – баба Маша – отнюдь не обиделась, засмеялась даже.
Дожидаясь окончания разгрузки, в очереди деятельно обсуждали последние станичные новости – сводили сплетни. Радомир к этим разговорам не прислушивался – думал о бежевой своей «Победе». О том, что хорошо бы ее, конечно, из болотины вытащить да как-нибудь легализовать. А что? Машина, считай, почти новая… Только вот документы… Нет, вряд ли что с ней получится. А, с другой стороны, так вот, на болоте, бросать – жалко. Разберут! Рано или поздно – разберут, уж найдется, кому. Всякие там бомжи, мальчишки да и местные «справные хозяева» – куркули. Колеса – уж точно снимут, да и сиденья – два дивана, для дачи или там, летней кухни – в самый раз будет.
|
|
Водитель наконец разгрузился, упитанная – кровь с молоком – продавщица в грязно-голубом халате, не спеша, расписывалась в накладных, вызывая законное томление очереди. Некоторые особо нетерпеливые даже ее подгоняли, не стеснялись:
– Ты б побыстрей, Вера. Народ-то ждет!
– Подождет, – продавщица даже ухом не повела, огрызнулась. – Вас много, а я одна.
– Так ить это, Вера… автобус-то ждать не будеть.
– На вечернем уедете.
– Ишь! Не вечернем! А что тут до вечера делать-то?
Забрав бумаги, водитель забрался в кабину и запустил двигатель. Фургон, скрежетнув передачкой, отъехал, запылил по улице. Сквозь распахнутую настежь дверь очередь ломанулась в продмаг, оглашая окрестности веселыми воплями.
– Ай, баба Маша, на ногу-то не наступай!
– Ой, рука, рука, бабоньки-и-и-и!
– По ногам-то, как по асфальту!
– Уй-уй-уй…
– Да кто там визжит-то, как порося?!
– Михаловне руку прищемили!
– Да дверь-то пошире откройте, откройте дверь-то!
– Ну, ё-мое!
– По три буханки в руки! – уперев руки в бока, важно предупредила продавщица. – Больше и не просите – не дам, а то опять жаловаться будете – не хватило!
|
|
– Да как же по три-то, Вера? – заволновалась очередь. – Как же по три-то? Это ж на два дня не хватит.
– Сказано – по три! А кому не нравится – в райцентр пущай ездит!
– Вера, ты тут одна, что ль, сегодня торгуешь?
– Сейчас Ленка в складу управится… Ленка! – обернувшись, утробным голосом позвала продавщица. – Да где ж ты, бисова душа! Скорее давай, на вторую кассу садись.
– Иду, иду, тетя Вера.
За прилавком показалась юная особа с крашеной желтой челкой и пунцовыми до невозможности губами а-ля «чрево Парижа». Усевшись за кассу, особа – по всей видимости, это и была та самая Ленка, которую позвали со склада, – минуты две прихорашивалась, взяв в руки круглое зеркало, после чего вальяжно махнула рукой:
– Подходите.
Духота в маленьком зале продмага стояла страшная, со всех – и с продавцов, и с покупателей – валил градом пот. Родион даже порадовался – хорошо хоть, хватило ума оставить Хильду на улице – пускай лучше там дожидается. А ведь недолго и ждать – перед Радом стояло всего-то пятеро.
Первые двое – белобрысая девчушка лет десяти и худосочный подросток в широких, с многочисленными карманами, шортах – очередь долго не задержали, купили хлеба да пепси-колы – только их в магазине и видели. Родион было обрадовался… да рано. Стоявшая за подростком старушка в цветастом платье явно никуда не спешила.
– Как дела-то, Ленушка? Гости-то уехали ли?
– Уехали. Чего тебе, баба Маша?
– Так ведь хлебца… три буханочки мне. И конфет… Какие помягче-то?
– Да вон, смотри…
– Вот эти, синенькие… они с черным внутри али с белым?
|
|
– Не знаю, баба Маша, не пробовала.
– А мягкие? Ладно, сто граммов мне взвесь… И вон тех, желтеньких, столько же. Ай, дрожжей не забудь – есть у вас дрожжи-то?
– С тебя, баба Маша, двести тридцать пять рублей сорок восемь копеек.
– Двести? Ай, ай…
– Давай, баба Маша, скорей, не задерживай очередь.
– Посейчас, посейчас, заплачу.
Стоявшая сразу перед Родионом интеллигентная с виду женщина, судя по одежде и прическе – блузка, юбка, «химия в мелкий бес» – учительница, взяв две буханки, пристально вгляделась в стоявшие на полках бутылки.
– Мне бы хорошего вина. Лучше бы нашего, южного.
– Нет нашего! Все – иностранное.
– Да как же! А вон на той бутылке, кажется, написано – «Кубанское»?
– Женщина! Вы ж про российское вино спрашивали!
– Ну да. Вот я и говорю – кубанское.
– Ну, вы даете. Это ж – с Кубы!
Стоявший в очереди народ весело засмеялся, причем – явно не над слабо разбирающейся в географии продавщицей.
Все-таки купив бутылку кубинского кубанского, интеллигентная женщина принялась протискиваться к выходу, уступив Раду место у кассы. Взяв, как и было наказано, хлеб, молодой человек выбрался на крыльцо, полной грудью вдохнув свежий – пусть даже и жаркий – воздух, улыбнулся, поискав глазами Хильду… и вздрогнул, столкнувшись взглядом с худенькой, но крепкой, блондинкой лет тридцати. Катериной Олеговной, старой своей знакомой…
Женщина, похоже, его тоже узнала и, хлопнув ресницами, воскликнула:
– Ой!
Глава 2
Лето. Южная лесостепь
Станичники
Катерина Олеговна! Учительница, не так уж и давно – во время вот этого слета, кстати, имевшая с бывшим учеником – Родионом – любовную связь. Неужели узнала? Да нет, вряд ли – Радомир находился в прошлом два года с лишним и за это время сильно изменился – раздался в плечах, заматерел. Не мальчик уже, но – муж! Князь, между прочим. А был-то – простой шофер…
Да и в лицо его сейчас не узнать – длинные, до плеч, волосы, бородка, усы. Бояться нечего! Тем более, Катерина Олеговна спокойно прошла в магазин.
Пожав плечами, Рад спустился с крыльца, поискав глазами Хильду. Все же он почему-то испытывал сейчас некоторую досаду – ну, надо же – не узнала! А ведь могла бы, если бы…
– Молодой человек!
Родион резко обернулся – пригладив волосы, Катерина Олеговна сбежала вслед за ним по ступенькам. Неужели узнала все-таки?
– Вы… вы случайно не к родственнику приехали? Есть у нас такой Радик Миронов.
– Нет, не к родственнику, – поспешно покачал головой князь. – С чего вы взяли?
– Да просто… – женщина заметно смутилась. – Вы… вы так на одного человека похожи! Буквально одно лицо… вот, подстричься и бороду сбрить… Господи!
– Не надо меня брить, – опустив глаза, ухмыльнулся Радик. – И имя Господне всуе употреблять не след.
– Извините, – Катерина Олеговна облизала губы и вздохнула. – Тот человек, с которым я вас спутала, в больнице сейчас, с переломом.
– Сочувствую.
– И, знаете, вроде бы уже выздоравливал, да вдруг – на тебе, воспалительный процесс пошел! Врачи боятся – как бы не гангрена, в реанимацию перевели, вот я и подумала – вдруг вы нашему Радику родственник? Навестить, поддержать приехали… Увы! – женщина поникла плечами и медленно повернулась к открытой двери продмага, возле которой все так же суетилась очередь, до которой, судя по всему, Катерине Олеговне не было сейчас никакого дела. Слишком уж переживала – это было видно.
Родион стиснул зубы – ишь, как не повезло его… его… аватару, что ли? Или – брату? Ну, надо же – гангрена! После перелома? С чего? Неужели, перелом-то открытый был да занесли какую-нибудь заразу? Жаль, жаль…
Радомир вовсе не желал аватару ничего плохого, все же собираясь жить с ним параллельно, нигде специально не пересекаясь. Трудно, конечно, придется без старых друзей, но коли уж на то пошло – со временем появятся новые. Тем более – Хильда сейчас с ним. Хильда… Кстати, где она?
Молодой человек поискал глазами супругу… И не нашел. Не было ее ни под березкою, ни вообще где-то рядом… Может, в сквер возле здания станичной администрации пошла? Во-он, сквер-то, недалече… и народу там толпится порядочно. Представление, что ли, какое? Или случилось что?
Рад поспешно зашагал к скверику, уже понимая, что случилось нечто плохое, и лишь надеялся, что не с Хильдой.
– Доктора, доктора вызывайте, – подходя, услыхал молодой человек.
– Да позвонили уже Юрию Всеволодычу… Сказал – сейчас приедет.
Родион быстро схватил за локоть пробегавшего мимо парня:
– Эй, пацан. Что тут случилось-то?
– Девчонке какой-то плохо стало. Наверное, солнцем голову напекло. Бывает.
– Что-о?
– Во-он она на скамейке лежит… в драных шортах.
Расталкивая плечом столпившийся любопытный народ, молодой человек пробился к скамейке и ахнул:
– Хильда! Родная…
Глянул на бледную, лежавшую с закрытыми глазами, жену… и тут же ощутил удар! Словно бы кто-то треснул обухом по затылку. В глазах потемнело, и ноги вдруг стали ватными, так, что и не удержишься, не устоишь. Молодой человек и не устоял – потеряв сознание, повалился прямо на разбитую рядом клумбу.
Жрец Влекумер, худой, узкобородый, с крючковатым носом, хищно осклабясь и подпрыгивая, изо всех сил колотил в бубен. На шее его билось, словно живое, ожерелье из высушенных змеиных голов, руки покраснели от крови только что принесенного в жертву козла, голова которого красовалась здесь же – у корней старого дуба. И там же, рядом с мертвой козлиной головой, вытянувшись, недвижно лежала Хильда. Бледная, как сама смерть, в длинной белой тунике… словно в саване.
– Чур, меня, чур! – прыгая, потрясал бубном навий. Грязные космы его, растрепавшись, бились за спиной, подобно крыльям падальщика грифа.
– Чур, меня, чур! О Сварог, Сварог венценосный! О Мокошь – мать сыра земля. Прими к себе всех, прими, прими!
Рад вздрогнул, внезапно увидев рядом с Хильдой… себя самого… даже двух! И оба лежали мертвее мертвого. Один – с бородкой и длинными волосами, в роскошной тунике, с мечом на богато украшенной перевязи – князь! Другой – совсем еще юноша с укутанной гипсом ногой.
Во, дела-то! И смешно, и страшно. Как в старом фильме получается – «чем больше сдадим, тем лучше».
– Смерть! Сме-е-ерть! – изогнувшись, вдруг взвыл Влекумер, отбросил бубен, обернулся к Раду… не к лежащему, нет… к тому – кто стоял, кто подошел только что.
Змеиные головы на жилистой шее жреца затрещали, ударившись друг о друга.
– Мать сыра земля, Мокошь, ждет вас! – погрозив пальцем, спокойно, без всякого надрыва, произнес навий. – Скоро вы все умрете, все.
Сказал словно бы между прочим. Так вот, предупредил и все. И повернулся, ушел, вновь запрыгал у дуба.
Правда, чуть погодя, обернулся, видно решил пояснить кое-что. Промолвил вот так же просто, совершенно без эмоций, как если бы ставил диагноз опытный врач:
– Все умрете. И ты, Радомир-княже, и жена твоя готка… И тот, кем ты раньше был.
Сказал – и исчез, растворился в воздухе. А те трое – Радомир, Родион, Хильда – так и остались лежать у могучих корней… И почва под ними вдруг разверзлась, и потянулась к телам огромная когтепалая лапа. Мокошь! Мать сыра земля.
– А-а-а!!! – проснувшись в холодном поту, Рад уселся на койке, безумно вращая глазами…
Ничего вокруг не было – ни дуба, ни мертвых тел, ни лапы.
Рядом, на койке, лежала Хильда, которая, впрочем, вовсе не выглядела сейчас так плохо, как недавно в сквере… или, упаси Боже, под дубом. Просто спала.
А рядом, на стуле, кто-то сидел… Доктор!
– Ну, слава богу, очнулся, – с облегчением произнес Юрий. – Как это вас обоих-то угораздило? Вот что значит – с северов да сразу на юг. Не всякий организм выдержит.
Родион помотал головой:
– А что с нами было-то? Солнечный удар?
– Тепловой, – протянув руку, доктор заботливо поправил под Хильдой подушку. – Ничего особенно-то страшного нет. Укольчики вам сделал – поправитесь. Только вот завтра на солнце не выходите. Тут посидите, в теньке, телевизор у меня посмотрите, хорошая передача будет – про Высоцкого. Жаль, не посмотрю – снова в райцентр надо, лекарства для ФАПа выбивать.
– На «четвере» своей поедешь? – наконец пришел в себя Рад. – Я бы не советовал.
– Ха, на «четвере»! Я свой автомобиль сегодня завести не смог…
– Я ж сказал – трамблер менять надо. Да и карбюратор бы глянуть неплохо. Ты мне ключи-то завтра оставь.
– Нет! Завтра – только отдыхать.
Поправив очки, доктор взглянул на гостя с такой неожиданной строгостью, суровостью даже, с какой опера или следователи обычно смотрят на лиц, подозреваемых в совершении тяжкого преступления.
На Родиона, впрочем, взгляд этот впечатления не произвел абсолютно. Вот у Аттилы – у того взгляд! Даже у жреца Влекумера. Как сверкнет глазищами, как завопит – чур, меня, чур! Как покличет мать сыру землю – Мокошь.
– Так, значит, в райцентр завтра…
– С волости УАЗик пойдет – и я с ними.
Родион покачал головой:
– А что же – вас лекарствами-то не снабжают?
– Почему же? Снабжают. Только сам знаешь, как. Целую зиму вон, арбидол пропихивали. А на что он, дорогущий такой? Люди-то у нас небогатые. Мне бы парацетамолу в ФАП, обезболивающего…
– Так ты нас на руках, что ли, сюда тащил?
– Почему на руках? – доктор неожиданно улыбнулся. – Пришлось попутку поймать… «Тойоту – Лэнд Круизер».
– Х-ха! – удивленно воскликнул Родион. – Это бандитский внедорожник, что ли?
– Да уж, какая попалась. Спасибо, не отказали, я ж главного бандита – администрации нашей главы – тещу от ларингита лечил. Да и Димка, сын его, в принципе, неплохой парнишка. В медицинский вроде бы в перспективе поступать намерен. Вот только – отпустит ли туда папаня? Засунет, скорей всего, на какой-нибудь факультет управления.
– Уважает, значит, тебя власть-то?
– А то! Ладно, – Юрий поднялся со стула. – Не буду вам мешать, спите. И завтра утром со двора – ни ногой!
Пожелав гостям спокойной ночи, врач вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Честно говоря, Рад чувствовал себя довольно хреново – все еще кружилась голова, да и слабость какая-то нехорошая ощущалась во всем теле. А потому молодой человек, попив заботливо принесенного доктором Юрой соку, вновь растянулся на койке рядом с женой.
Тепловой удар. Ну, надо же! А вроде не очень-то и жарко было.
– Ты здесь, милый? – Хильда открыла глаза.
– Здесь, родная моя, здесь. Не спишь, что ли?
– Давно уже не сплю. Боюсь! Такой жуткий сон снился! – приподнявшись, красавица прижалась к мужу и, хлопнув ресницами, прошептала: – Знаешь, мне Влекумер-навий привиделся. И мы с тобой… возле старого дуба.
Молодой человек непроизвольно дернулся:
– Та-ак! Только одни мы?
– Еще парубок какой-то. С белой ногой. Хороший такой парубок, на тебя похож чем-то.
– Та-ак…
Родион не знал, что и думать. С чего б это им с Хильдой одинаковый сон приснился? Нехороший сон, нехороший – «Все умрете, все!». Жуть! И этот еще… Родион-аватар… в реанимации. Гангрена. Это от перелома-то? Если у него вообще перелом был, может – просто сильный вывих. Шел, упал, очнулся – гипс.
Странно это все, очень странно.
– Слышь, милая, а давай, завтра в церковь местную сходим. Я видел, тут, на холме, есть. Неблизко, правда, но и не очень-то далеко. С утра – пока не жарко – пойдем… Эй, эй, родная. Ты спишь уже? Спит…
Осторожно укрыв жену простынею, молодой человек растянулся рядом и неожиданно для себя тут же уснул, словно бы провалился в глубокую черную яму. Спал крепко и на этот раз, слава богу, без всяких сновидений, лежащих вокруг старого дуба тел, прыгающего жреца и всего такого прочего.
Утром снова сияло солнце. Оно врывалось в окно, по-хозяйски усаживаясь на столе, отражаясь в принесенном доктором Юрой графине, нахально лезло Раду в глаза и с ухмылкой щекотало спящей красавице пятки. Вот, отразившись в старом, висевшем на стене, зеркале, принялось будить гостей уже с удвоенной силой, веселилось, словно бы кричало: подъем, подъем, подъем!
Супруги распахнули глаза разом. Посмотрели друг на друга и дружно – в голос – расхохотались.
– Смотрю, встали уже, – доктор Юра заглянул со двора в распахнутое настежь окно, прикрытое от комаров да мух марлей. – Ну, я в райцентр. Чайник на плите, колбаса в холодильнике… Да что я говорю – и так все знаете. Как спалось, кстати?
– Как в яме, – честно признался Рад. – Темно, глухо и безо всяких снов.
Врач хохотнул:
– Ну, еще бы – успокоительного-то я вам вчера вкатил с избытком. Ладно, поехал, машина ждет уже. Завтра выходной – борщ наварим… или ботвинью сладим – посмотрим.
– Лучше ботвинью… Слышь, Юра, ты ключи-то оставь все-таки. Я бы тут, во дворе, в тенечке, и повозился бы в свое удовольствие. Ну, не могу без всякого дела сидеть – тошно!
– Понимаю – сам такой. Коль уж так хочешь – ключи в столе, в ящике. Только ты это… без фанатизма, ладно?
– Договорились!
Вскочив с койки, Родион вышел во двор, почистил зубы, умылся и зашел в комнату доктора – забрать от машины ключи. На письменном столе, возле раскрытого ноутбука, лежала набитая закладками книжка с простым и без всяких коммерчески выверенных изысков названием – «Чума».
Молодой человек едва не сплюнул – нет, чтоб, скажем, Шукшина или Чехова почитать, или хоть тех же разрекламированных донельзя Коэльо, Мураками, Брауна. Впрочем, вместо последних, наверное, все же лучше – «Чуму».
Родион машинально пролистнул книгу. Приятное, между прочим, чтиво, особенно – названия глав. Простые и ясные – «Происхождение чумного микроба и возникновение его подвидов», «Роль сусликов в поддержании природной очаговости чумы»… или вот, совсем хорошо – «Взаимоотношения кровососущих членистоногих переносчиков и возбудителей бактериальных инфекций теплокровных животных». Все ясно, конкретно, понятно – не какой-нибудь там женский «ероничско-любовный детектив» под названием «Огненный зов вагины».
Взяв ключи, Рад, опасаясь разбудить женушку, пока не стал запускать двигатель, а просто внимательно осмотрел подвеску и кузов – благо, машина стояла в тенечке, под развесистым платаном. Выделил для себя требующие неотложного ремонта места, каковых, к удивлению молодого человека, отыскалось не так уж и много – задний левый «солдат» приварить покрепче да подтянуть рулевое, вот, в принципе, и все. Всякие там брызговики-бампера-сальники Рад за ремонт не считал.
– Ого! – вышла на крыльцо томная спросонья Хильда. – Решил самобеглую коляску сделать?
– Да уж хозяину нашему помогу.
– Уж помоги, коль сможешь, человек он добрый, – подойдя ближе, женушка чмокнула мужа в щеку и тут же пожаловалась: – Знаешь, а мне опять Влекумер-навий привиделся.
Ключ на тринадцать, выскользнув из руки Родиона, со звоном упал наземь.
– Навий приснился? Опять?
– Ну, вот под утро уже, – пояснила Хильда. – Вначале темно все перед глазами было, а потом… Влекумер словно бы разогнал морок, руками так поводил, да опять про смерть начал. Мол, все трое умрем очень скоро. И почему – трое? Может, того парня вспомнил? И еще сказал – мол, ждут нас. Черная смерть кругом, мор страшный… и будто бы только мы с тобой это поветрие остановить можем!
– Мор, говоришь? – молодой человек сплюнул, вспомнив Юрину книжку.
Чума, наверное, что еще там у них быть-то может? Аттилу ведь именно чума из Европы выгнала, а вовсе не душещипательная беседа с папой римским Львом. Ну да, с гуннами, гепидами, готами чума в Восточную Европу и пришла… Непонятно только, какое отношение к эпидемии имели Радомир и Хильда? «Врачи без границ» они, что ли?
– Милая, ты мне нужна будешь… Кое-что подержать, на газ понажимать иногда.
– На что понажимать?
– Вон, на ту педальку. Ну, давай-давай, умывайся… Да, там на кухне продукты…
– Я приготовлю, уж посмотрю, чего есть.
– Постой, я тебе плиту включу… растоплю…
– Видела я, как ее разжечь. Слажу.
Сладит она… баллон бы газовый не взорвала, чудо.
Сполоснув лицо, Хильда скрылась на веранде, слышно было, как чиркнула спичка… другая…
– Как там, милая?
– Все. Разожгла. Что я, совсем уж безрукая, что ли?
Ну, слава те… Пусть хоть приготовит чего-нибудь, все – при деле. А то ведь опять этот чертов жрец Влекумер привидится, не к ночи будь помянут.
Откуда взялся джип, Родион не заметил – увлеченно возился с машиной. Просто обернулся, услыхав за спиной голоса, и уж тогда увидал и по-хозяйски въехавший во двор внедорожник – тот самый черный «Лэнд-Круизер», и выбравшихся из него молодых людей, крепеньких, коротко стриженных, с одинаковыми, отнюдь не обезображенными и намеком на интеллект лицами. Столь карикатурно выглядевшие, словно бы вынырнувшие из начала «лихих» девяностых, «братки» – или все же лучше именовать их «быками» – сохранились как вид лишь в глухой провинции. В больших городах сия, когда-то довольно немаленькая, популяция давно уже вымерла либо окультурилась, обзаведясь вузовскими дипломами, не всегда, кстати, и купленными. А чего ж? В девяностые «бык» это не призвание было – профессия, хватало там и умных, вполне. Однако вот эти двое к таковым, похоже, не относились.
– Слышь, мужик, а Всеволодыч где?
Это вот вместо того, чтобы поздороваться, пожелать доброго дня.
– В город уехал, – пожал плечами Рад. – К вечеру, думаю, будет. Может, что ему передать?
«Бычата» переглянулись.
– Да ему-то ничего не надо. Просто Димыч, пахана наше…
– Виталия Аркадьевича сын, – поспешно перебил напарника один из быков, тот, что, верно, все же был поумнее.
– Виталий Аркадьевич, я так понимаю, местной администрации главарь?
– Правильно понимаешь, – коротко кивнул «бык». – И не только местной. Короче, Димыч, сын его, просил у Всеволодыча, лепилы… А, ладно, завтра сам спросит, – что-то, видимо, вспомнив, браток глянул на расхристанную «четверку» и тут же сменил тему. – В тачках, что ли, шаришь?
– Допустим.
– А к Всеволодычу – в гости приехал?
– В гости, в гости, – Рад уже стал тяготиться навязанной ему беседой. – Машинку вот, решил помочь починить.
Братки снова переглянулись.
– Слышь, мужик, а ты тут одну тачку не глянешь? Починишь – так отмаксаем конкретно, в обиде не останешься.
Родион насторожился – вот это был уже разговор, это было дело! Отмаксаем… хм… Да, денежки бы сейчас не помешали – не век же у доктора Юры сидеть? Одну машинку сделать, а там, глядишь, и другие клиенты появятся…
– Что за тачка-то?
– Да обычная, «Лада» двенадцатая. Аркадьич ее весной только сыну на шестнадцать лет подарил, чтоб тот ездить учился, ну, что разбить не жалко. А у него что-то в салоне гремит, ну, у Димыча.
– Так ты ж сказал – все равно не жалко, – усмехнулся Рад.
«Бык» почесал шею:
– Так-то оно так. Да Димыч, вишь, тот еще… Не нравится ему когда что-то не так.
Родион усмехнулся и махнул рукой:
– Так пригоняйте тачку-то. Поглядим, что там гремит.
– Во, мужик! Я так и знал, что мы с тобой договоримся. Ты жди. Димыч – он как проснется, так и подъедет. Что ему еще делать-то? Каникулы! – браток повернулся к напарнику. – Вот бы нам с тобой каникулы, а, Гриш?
Гриша – тот, что выглядел поглупее – поскреб на подбородке щетину и отозвался коротко:
– Гы!
Что значило это «гы», похоже, не знал и его приятель, поскольку в ответ ничего толкового либо смешного не сказал, а лишь коротко бросил:
– Поехали.
Совсем, как Гагарин, ити мать!
Повернулся да зашагал к джипу, а вот не шибко умный Гриша, застыв столбом, распахнул рот:
– От это телка!
Радомир неприятно поежился. Ну, конечно же, было, от чего обалдеть – «бычара» углядел-таки выглянувшую на крыльцо Хильду.
– Гриша, давай, шевели копытами, у нас дел еще.
– Да погодь. Тут вон, девка…
– Мало тебе девок? Я же сказал – поехали.
Вот эту фразу напарник произнес достаточно строго, так, что «бычок» Гриша тут же повиновался, тем более, что и Хильда, не будь дурой, убралась с крыльца. Кому же приятно, когда тебя так вот, откровенно вожделенно, разглядывают? Нет, может, конечно, многим и приятно… но тогда уж пусть потом не кричат: «Изнасиловали!»
– А телочка-то ничего, м-м-м, такую б насадить на кукан, гы! – пробормотав, Гриша уселся наконец в машину. – Ладно, еще встретимся.
Заурчав двигателем, джип выпятился со двора и, развернувшись, умчался, подняв тучу пыли.
Приехавший часа в два пополудни сынок главаря местной администрации (а по совместительству – и банды) оказался вполне приятным с виду подростком, белобрысым и щуплым, выглядевшим даже младше своих лет. И как его только гаишники не останавливали? Как? Хм… да ясно, как. Как и везде в России – дай да езжай.
Загнав серебристую тюнинговую «Ладу» во двор, юноша вышел из машины и, вежливо поздоровавшись, поинтересовался:
– Это вы машины ремонтируете?
Рад потер запачканные маслом ладони:
– Ну, я. А ты – Дима?
– Ага, – радостно закивал юноша. – Так вы глянете? Знаете, что-то там в салоне, слева, гремит.
– Послушаем, – вытерев руки валявшейся под поддомкраченной «четверкой» ветошью, молодой человек забрался на заднее сиденье «двенадцатой»:
– А ну, прокатись-ка чуть-чуть…
Дима послушно доехал до конца улицы, развернулся.
– Ага… значит, не в салоне гремит… Амортизатор, скорее всего, развалился.
– Так новая же тачка совсем!
– Новая, новая, – скептически усмехнулся Рад. – Знаешь ведь, как у нас делают. Может, и новая загреметь. Ладно, заезжай во двор, посмотрю.
– Я вам помогу, не думайте, – юноша заморгал. – Ну, мало ли, где чего подержать надо. Домкрат там покрутить….
– Подержать? – Родион задумчиво почесал за ухом. – За запчастями, ежели что, пехом сбегаешь?
– Не вопрос!
– Ну, тогда сейчас поддомкратим.
Димыч честно выполнял все, что у него просили: держал, крутил, сбегал. Даже пива принес – мол, гляжу, устали вы, Родион Даниилович, употели весь.
– Вот за пиво отдельное мерси! – искренне обрадовался молодой человек. – Давненько не пробовал. Сам-то что, не пьешь?
Подросток поморщился:
– Пью, но так… иногда, под настроение. А вы к дяде Юре надолго приехали?
– Да с недельку еще поживу.
– Юрий Всеволодыч – отличный доктор! – неожиданно промолвил сын местного главаря. – Без него все тут, в станице, пропали бы. И ФАП отстоял, и сестринский уход… Знаете, тут все на моего отца думают – мол, он больницу закрыл. А ведь это и не так вовсе! Это ж государственная плитка – сокращение расходов – причем тут мой отец? Да, он тоже не святой, но к закрытию станичной больницы отношения не имеет.
Радомир с наслаждением хлебнул из предложенной бутылки пива, не такого, конечно, хорошего, какое варили там, в прошлом, но по нынешним жарким временам и это неплохо пошло. Амортизатор сделали быстро, чего проще-то – старый выкинуть да новый поставить.
– Во! – одобрительно кивнул вновь усевшийся на заднее сиденье Рад. – Слышишь? Не гремит ничего.
– Здорово, – довольно кивнув, Дима развернулся и, остановившись у ФАПа, вытащил из кармана деньги. – Спасибо вам большое. Вот – за труды.
Три тысячи!
Радик едва не присвистнул… однако! Все же не стал корчить из себя бессребреника, отказываться – денежка-то нужна, на шее у доктора сидеть стыдно. Какая у сельского врача зарплата? Тысяч десять, много – пятнадцать, а, скорее всего, и вообще – семь. Живи как хочешь и ни в чем себе не отказывай.
– Удачно поездить, – открыв дверцу, пожелал Родион. И тут же задержался, кое о чем подумав. Спросил про болото – далеко ли?
– Какое болото? А, где туристский лагерь! – подросток качнул головой. – Не, недалеко – рядом. А что?
– Машина у меня там брошена, – честно признался Рад. – Хоть и старая, а все жалко – мало ли, разберут. Надо бы присмотреть да выехать.
– А что за машина?
– «Победа». Антикварная вещь!
– О, йо! Это же броневик вообще! – воскликнув, Дима с сомнением покачал головой: – Но, думаю, вряд ли вы даже на броневике своем из болота выедете. Там дороги-то давно никакой нет.