Все так, так…
Князь поворочался на мху и ветках, размазал по лицу едкую, специфически пахнувшую траву – от комаров и мошек. Кстати, не так-то и много их тут было, комаров. С туристским слетом где-нибудь в средней полосе России – никакого сравнения. Уж там-то – и гудят, и звенят, и ноют все-то ноченьку, сосут кровушку, не дают спать… пока стопку-другую не примешь. А здесь не так, совсем по-другому. И комары другие, не такие навязчивые, да и мало их. Может, потому что лягух да жаб много? Ишь, расквакались… на луну, что ли?
Луна висела над головой, словно яркий фонарь на столбе, сверкала так, что невозможно было заснуть – Рад уже и не пытался, поворочался… поднялся, подошел к тлевшему костерку. Сел, задумчиво поворошил прутиком шаявшие красновато-серые угли.
Кто сейчас сторожил? Чья вахта? Словен или готов? Первая половина ночи… по жребию – словене дежурили. Серый Карась, Горност, Скорька Заячьи Уши. Наверное, только последнего князь мог бы считать не только верным воином, но и другом. Скорька и, конечно, Миусс – на этих двоих можно было полностью положиться. Да, пожалуй, и на Хукбольда с его готами. А вот Серый Карась и смотревший ему в рот Горност… Себе на уме эти парни были. Себе на уме. Что, впрочем, вовсе не означало, что они в любой момент предадут, наоборот – слова «честь, верность князю и роду» в это время значили многое.
Чу! Внезапно послышался шум. Громко хлопая крыльями, пролетела по своим делам какая-то крупная ночная птица. Ага… в пот, похоже, поймала добычу… мышь? Лягушку? Змею?
Вот снова кто-то вспорхнул, закричал, засвистел… коростель, что ли?
И – точно-точно! – Рад вдруг услышал чьи-то шаги. Вовсе не крадующиеся, нет…
– Не спишь, княже?
– Скорька? Случилось что?
– Да вот, – подойдя ближе, юноша как-то виновато кивнул назад.
Князь вздрогнул, увидев возникшую позади парня фигуру. Длинное, до пят, платье-туника, подпоясанное узеньким поясом, мягкие, лошадиной кожи, башмаки, ожерелье… Спутанные волосы, огромные сверкающие глазищи на узком и вполне симпатичном личике… уже знакомом.
– Керновия! – узнал Радомир. – Ты как здесь? Постой, это ты… ты за нами шла? Подавала знаки?
– Да, красный, – как ни в чем не бывало, кивнула девушка. – Амбрионикс… я с ним. Мы расскажем.
Ах да, она же не очень-то хорошо знала галльскую латынь.
– Амбрионикс, – обернувшись, позвал хевдинг. – А ну-ка вставай, парень. Подружка твоя в гости пожаловала!
– Какая еще подружка, – спросонья пробурчал галл, но, присмотревшись, замялся… – Керновия? Ты?
– Я… – подбежав, девчонка схватила парня за руки и что-то быстро заговорила.
– За ней следят, – удивленно хлопнув глазами, перевел проводник. – Уже чуть было не схватили. И обязательно схватят, не сегодня-завтра. Они очень хорошо знают здешние места. Она тоже знает, но хуже.
– Кто – они? – быстро перебил князь.
– Люди Зеленого друида.
– Зеленый друид? – Радомир спрятал усмешку. – А-а-а! Кажется, тот же самый, что когда-то уже преследовал эту девчонку?
– Он самый, да, – неохотно подтвердил Амбрионикс. Галлы вообще не очень-то любили говорить с посторонними на темы тайного знания друидов и их магии.
Князь посмотрел на девушку:
– Выходит, этот самый друид опять за тобой гнался?
– Нет, – Керновия тряхнула спутанной шевелюрой – похоже, эта девчонка никогда не расчесывалась.
– Оват и его люди не за вами и не за мной, – девушка снова перешла на галльский.
– Оват? – вскинул брови Рад.
– Так называют первую ступень посвящения друидов, – сквозь зубы пояснил проводник. – Есть еще вторая ступень – барды, а потом уже – чистый друид в белых развевающихся одеждах.
– В белых развевающихся одеждах, – тихо повторил вождь. – Однако у этого-то друида, как я понимаю, одежка зеленая.
– Как у всякого овата, господин.
– Хорошо, – Радомир задумчиво посмотрел на тлевшие угли. – Скорька! Девушка наверняка устала и хочет есть.
– Сейчас накормим, княже… Давай-ка не стой, милая дева, садись вот сюда. Князь! Она не понимает, что ли?
– По-готски – точно нет, – хевдинг снова посмотрел на проводника. – Теперь я спрошу тебя… Это она оставляла тебе знаки? Ромашки да черепа в красный цвет красила.
– Она, – галл давно уже сообразил, что отпираться бесполезно.
Как и пытаться бежать – в лесу усиленная стража.
– Я не очень-то хорошо знаю эти места, слишком уж далеки они от реки.
– Чего ж тогда в проводники вызвался? Или… Корчемщик Гельвеций настоятельно попросил?
– Гельвеций Браниг – не простой корчемщик, – Амбрионикс нервно дернул бровью.
– Я догадался, – усмехнулся князь. – Так о чем же он тебя попросил? Подставить нас под удар Торисмунда?
– Вовсе нет! – галл торопливо вскинулся. – Клянусь всеми святыми – нет! Просто… просто я должен…
– Что должен? – Рад положил ладонь на рукоять меча.
– В случае, если Аттила проиграет и начнет отступать… я должен показать ему путь. Через вас показать!
– Что за путь? В чем там подвох-то? Ну-ну, говори, коль уж начал.
– Нет там никакого подвоха, – устало опустил голову галл. – Даже наоборот – это очень удобный и быстрый путь в Паннонию и Дакию, именно там давно уже проживают гунны, ведь так?
– В чем выгода Гельвеция?
– Он не хочет, чтоб гунны шли через земли битуригов.
– Ага, – Радомир понятливо кивнул. – А через чьи же придется идти?
– Эдуи, секваны. Между прочим – это самый прямой путь.
– Через горы?
– Керновия знает дорогу.
– Не сомневаюсь, – князь погладил бородку. – А что, если ее убьют?
– Найдутся и другие проводники, – угрюмо отозвался Амбрионикс.
Радомир задумчиво посмотрел на скукожившуюся у костра гостью:
– Ладно, возьмем девчонку с собой… Насчет обратного пути – подумаю. Но… откуда вы взяли, что гунны уйдут?
– Ниоткуда, – повел плечом галл. – Гельвеций того не знает, но предполагает, что так может быть.
– А если Аттила выиграет битву?
– Торисмунд отступит в Толозу через земли арвернов и рутенов.
– То есть – снова вас обойдет?
– Да, с юга.
– Расскажи подробнее о друиде.
Амбрионикс испуганно попятился в ночь:
– Я не знаю! Клянусь! Только слышал.
– Ты же сам как-то говорил о друиде!
– Тот был другой! Настоящий друид, давно уже не показывавшийся в этих местах, – юноша нервно дернулся и почесал шрам.
– А девчонка? Пусть она расскажет.
– Хорошо, – проводник уселся на корточки. – Керновия…
Он что-то сказал на древнем языке галлов, девушка ответила… похоже, что отрицательно, впрочем, Амбрионикс оказался весьма настойчив и через пару минут уговорил, улыбнулся, повернув голову к князю:
– Она скажет.
На этот раз заговорила Керновия, сначала медленно, словно бы выжимая из себя слова, потом все быстрее, так, что проводнику приходилось ее перебивать, останавливать, иначе он просто не успевал переводить.
– Она – христианка, живет в дальнем монастыре в горах, рядом со священными рощами эдуев, в Бибракте. Зеленый друид – оват – как раз оттуда. О, с приходом гуннов, таившиеся по дальним лесам и урочищам язычники подняли головы! Начали даже приносить жертвы… человеческие жертвы, люди – добрые христиане – стали бояться ходит в лес. Матушка настоятельница послала Керновию к Гельвецию за помощью и советом, зеленый друид – оват Оллам Гийот – преследовал ее со своими людьми, выследил и схватил… она бежала – как раз тогда и наткнулись на эту девушку ваши воины. Слава Святой Деве! Сейчас же, договорившись с дядюшкой Бранигом о помощи, Керновия пошла обратно, заодно – помогая мне… вам… Так уж просил дядюшка.
Радомир еще не успел задать новый вопрос, как Амбрионикс что-то спросил у Керновии отрывисто и быстро.
– Фримаск? – девчонка сверкнул глазами и отмахнулась, а галл облегченно перевел дух, что конечно же отнюдь не укрылось от хевдинга.
– Что за вопрос ты сейчас задал?
– Так…
– И все-таки?
– Друид Фримаск – он спросил, – подняв глаза, неожиданно пояснила Керновия. – Его нет. Нет друида. Ушел, ушел, сгинул. Ищет бургундскую деву.
– Бургундскую деву? А бургундскую корону он, случайно, не ищет?
– Корону – нет. Ищет деву.
Рад махнул рукой:
– Ладно, давайте спать. Вроде бы все у вас выспросил. А что и вспомню – так и завтра спрошу, время будет. Скорька, друже! Постели девчонке помягче… мху, что ли, нарви.
– Я ей свой плащ дам, – улыбнулся дружинник. – Теплый.
Покормив гостью, все улеглись, сменились часовые. Снова затрепетала, забила крыльями птица. Что-то зашуршало… Рад напрягся – змея?
– Княже…
– Тьфу ты черт! Скорька! Чего тебе?
– Мыслю – за пленницей-то следить надо. А ну, как сбежит?
– Не надо ее охранять, друже – сама ведь к нам пришла. А и сбежит – так не велика потеря. И не пленница она – гостья.
– Все одно, я рядом с ней лягу – присмотрю.
– Ложись ты, где хочешь.
Князь ухмыльнулся – ой, не зря спрашивал Скорька! Видать, понравилась девка. Что ж, дело молодое, жаль только, что Керновия-то – послушница, с глупостями всякими к ней приставать бесполезно, так что выйдет у парня полный облом, тут и гадать нечего.
Кстати о девчонках! Рад только сейчас вспомнил, что ведь и хитрый Амбрионикс – тот еще проводничок, как сейчас выяснилось! – тоже ведь спрашивал о какой-то девушке. И о работорговцах-купцах, что шли за войском Аттилы, словно туча увивающихся за быком оводов. Так, та-ак… значит, не только по велению Гельвеция парень старается, есть у него здесь и другой интерес – личный!
Потухший костер глядел в звездное небо голубыми углями едва шаявших дров. Полная – сковородкой – луна, казалось, зацепилась за дерево, да там и повисла, даже не пытаясь выбраться, а просто тупо ожидая алой утренней зорьки, чтобы тут же побледнеть, да поскорей сгинуть, опасливо косясь на яркое желтое солнышко.
Где-то рядом, под корнями деревьев, затянул свою песню сверчок, квакнула лягушка… шум крыльев… возня… и снова все стихло, лишь в отдалении, за ручьем, завыл одинокий волк.
Ишь, развылся. Оват Оллам Гийот не очень-то жаловал хищников, даже, признаться, их побаивался – всяких там волков, медведей, рысей. Его б воля, поубивал бы всех этих зверюг, повывел бы, что толку от той же рыси или волка? Мясо – так себе, вонючее да жесткое, только что шкура красивая.
– Господин, я принес немного рыбы, – подойдя к шалашу, негромко промолвил Лариг, эдуй, из всеми забитых крестьян, да еще беглый, живший лишь милостью друида. Великого друида Фримаска, увы, давно уже покинувшего священные рощи. Увы? Хм… Пока его нет – в Бибракте именно Оллам Гийот – главный, пусть еще и оват, и ходит в зеленом. Но если дела так пойдут и дальше – не быть ему друидом никогда! Даже бардом не стать! Шутка ли – девчонку упустил, при этом еще и двух своих людей потерял, которых, в принципе, нисколько было не жалко, Оллам Гийот, как и любой друид, людей никогда не жалел, а уж этих-то – тем более. Особенно – этого трусливого идиота Вариска. Голова у него, конечно, большая, да глупая. Ну, надо же – такое важное место оставить. Показалось ему там чего-то. Испугался, убег. Тварь! Кто теперь будет следить за Гельвецием? Снова придется нового человечка искать, слишком ужу большая власть у этого битуригского дядюшки, чтоб оставлять его без присмотра. Хотя, правду сказать, лично овату Гельвеций не особо сдался – слишком уж далеко жил, от Бибракте до Юлиодума – шесть дней пути, да и то, если срезать по лесным тропкам, по которым с грузом, с повозкою, не пройдешь, не проедешь, да и конно – сомнительно – в горах перевалы, ущелья, а ближе к реке – урочища да болота. А по хорошим римским дорогам до Юлиодума и все десять дней будет, в обход получается: сначала – до Генабума, потом – вдоль реки.
Далеко, далеко Юлиодум от обиталища верховного друида Фримаска, и все же тот строго-настрого наказал, чтоб во время его отсутствия оват тщательно собирал о Гельвеции все доступные сведения. Собирал и фиксировал, хотя традиция и не жаловала письмо, эти жалкие римские буквицы, которыми нельзя было записывать ни один священный текст – все следовало учить наизусть.
Наизусть. Оллам Гийот поморщился: для того, чтобы стать бардом, достигнув второй степени посвященности, ему нужно было выучить двадцать тысяч священных стихов! Двадцать тысяч! Представить себе страшно. Но Фримаск настаивал, он вообще не терпел рядом с собой дураков… хотя и шибко умных – не жаловал. Вот и крутись, как хочешь.
Наскоро перекусив оставшейся с ужина рыбой, оват поплотнее закутался в длинный зеленый плащ и посмотрел в небо, мерцающее рассветом. Первые солнечные лучи уже зажгли далекие облака, позолотили снизу, но само светило еще не показалось, таилось в дальних горах, чтобы, когда придет время, выскочить быстро, внезапно, словно бросившийся на добычу волк.
Уже почти год прошел с того времени, как Великий друид Фримаск отправился на поиски бургундской девы, поверив в странные утверждения древних германских легенд. Вот именно – не своих, германских… Правда, не так просто поверил в них верховный эдуйский жрец, много думал, гадал по внутренностям и крови жертв – немало людей погибло, в первый день гадания было умерщвлено пять человек, пять красивых девственниц, что удалось отыскать по дальним селеньям, где еще, по традиции, чтили древнюю веру. Оставленные на второй день семеро – это уже были изгои и слуги, а уж на третий день пришлось купить девятнадцать рабынь и рабов. Брали кого попало, экономили – не те были времена, чтобы очень уж привередничать.
Пять, семь, девятнадцать – то священные числа. Пятерых девственниц – зарезали, вскрыв животы и разбросав по траве кишки – по внутренностям и гадали, удачно – друид казался довольным. Семерым слугам отрубили головы, собрав кровь в особые жертвенные кувшины, а девятнадцать купленных задешево невольников и невольниц без особых затей сожгли в большой деревянной клетке. Знатный вышел костер!
Оват ухмыльнулся, вспомнив, как провожали друида в далекий путь. Он ведь не зря гадал и не зря приносил жертвы жестоким, но мудрым богам: Езусу, Таранису, Эпоне… в каждом племени они назывались по-разному. И боги что-то сказали друиду… или он просто узнал это от купцов, тех самых, что частенько прибивались к гуннским обозам. Они много чего знали, эти купцы. Наверняка они и поведали Фримаску, где искать деву…
Тьфу! Тьфу! Тьфу! – опомнившись, Оллам Гийот благоговейно поджал левую ногу и прикрыл левый глаз. Опасные у него оказались мысли, аж самому страшно стало. Надо же – засомневаться в могуществе и воле богов! Какие там купцы; сами боги сказали друиду, что делать, как вернуть старую веру, уничтожив отступников христиан. О, сейчас это стало возможным, такие уж наступили времена… и если победят язычники-гунны – а такое вполне может случиться – останется только направить Аттилу на верный путь, уверив его, что победу даровали ему именно старые боги, местные боги, могучие и грозные кельтские божества. Язычник всегда поймет язычника. Да и победа – так ведь и будет, если не ошибся в своих расчетах великий друид Фримаск. Корона бургундов у Аттилы уже есть, осталась – бургундская дева, принцесса, спящая красавица из древних, овеянных мраком и кровью, легенд. Ильдико – такое имя должна носить дева. Хильда – на германский манер.
Женившись на Ильдико, соединив две сущности, корону и принцессу, Аттила обретет свою прежнюю силу и, все всяких сомнений, разгромит всех своих врагов. И те люди, которые доставят ему красавицу, обретут покровительство жестокосердного гуннского властелина. Хотя… могут и не обрести. Аттила – человек вспыльчивый, своенравный, попробуй-ка на него повлиять. Так что, может, зря Фримаск и старается? Или боги – через внутренности и кровь принесенных жертв – поведали ему что-то такое важное, ради чего друид и рискнул, отправившись неведомо куда. И с тех пор не было о нем ни слуху, ни духу, однако священная роща эдуев близ древнего святилища Бибракте – увы, давно уже разоренного римлянами – вовсе не пустовала, и жертвы богам приносились регулярно. Все благодаря ему, Олламу Гийоту, хоть кто-то и скажет – ха, простой оват! Оват, да. Но, если бы не Оллам Гийот, некому бы осталось хранить древние обычаи и священную славу. А кому еще доверял великий друид Фримаск? Или, лучше сказать – вынужден был довериться, ибо Фримаск никогда не доверял никому.
С великим друидом оват Оллам Гийот должен был встретиться уже очень и очень скоро, предварительно собрав сведения о Гельвеции Браниге… далекие предки которого когда-то сами были друидами, вот почему Гельвеций был для Фримаска так важен. Он многое мог испортить, этот битуригский дядюшка. Если б догадывался, если б знал…
Но не знал и не догадывался, хотя, конечно, рано или поздно вычислил бы шпиона… появление которого, тем не менее, вряд ли бы связал с желанием великого друида Фримаска возродить древнюю веру предков. Ну, кто ж мог до такого додуматься-то? Это через четыреста с половиной лет от Рождества Христова, в одной из самых надежнейших, цивилизованных и христианнейших римских провинций! Хотя и таилось еще язычество по дальним селеньям, словно недобитый ядовитый гад, огрызалось иногда, напоминало о себе, показывая зубы, но… все же в городах друиды показываться не осмеливались, иначе б тут же были преданы казни.
Уезжая, Фримаск назначил овату встречу в ставке Аттилы. Так уверен был в том, что осуществит свой, мягко говоря, слегка авантюрный план? Уверен, а почему бы и нет? Не зря же гадал по внутренностям и свежей людской крови, не зря приносил жертвы. И боги, несомненно, откликнулись, высказали свою волю, дали какой-то знак, иначе друид просто никуда б не поехал. Значит, скоро объявится, привезет Аттиле невесту.
А вдруг не появится? Дорожка-то дальняя, всякое может случиться… И тогда, без него… Без него оват Оллам Гийот будет главным! Над всеми теми, кто все же побаивается старых богов, а таких в горной глуши немало. Если Фримаск не придет…
Боги, боги!!!
Оват снова поднял левое колено, притянул к груди, благоговейно глядя в утреннее, светлеющее прямо на глазах, небо. Как?! Как смел он, недостойный червь, усомниться в могуществе древних божеств? Раз они открыли великому друиду Фримаску свою волю, значит он придет, вернется, и не один – а с кем следует, за кем и шел. С невестой Аттилы-рэкса. Бургундской принцессой Ильдико, Хильдой.
Явится, непременно явится, ведь так сказали боги. И тогда…
Глава 11
Начало марта 453 г. Галлия
Последняя битва Аттилы
Приземистые горные кряжи с вечнозелеными зарослями, разнотравьем и корявыми соснами вскоре сменились долиной, небольшой, узкой, густо поросшей проснувшимися после дождливой зимы одуванчиками. Ровно посередине долины протекала неширокая река, как предполагал Радомир, приток Сены. Кругом было как-то необычно пусто – ни рыбаков, ни пасущихся на заливных лугах стад. Зато во множестве попадались следы свежих кострищ, разбросанные тут и там обглоданные кости да вытоптанная лошадьми трава. Из всего этого князь сделал вывод, что идут они, в общем, правильно: наверняка здесь совсем недавно останавливались на отдых или ночлег гунны или преследующие их вестготы короля Торисмунда.
Керновия, как проводник, знало свое дело туго – сразу же обнаружила брод, и вся компания, немного отдохнув, пересекла реку, направляясь к видневшемуся впереди плоскогорью – меловым пологим утесам и каменистым холмам, покрытым сухой чахлой травкою и низкорослым кустарником. Средь редких деревьев – тоже каких-то кривобоких, чахлых – вились одичавшая виноградная лоза и жимолость.
– Земли сенонов, – повернув голову к хевдингу, Амбрионикс перевел слова Керновии. – Та долина, где мы только что были – тоже их. А дальше, за кряжами, снова будет долина – но это уже другой народ – лингоны. А город Августобона – он тут недалеко – стоит на землях трикассиев.
– Все равно все они галлы, как ни назови, – качнул головой князь. – И вся вражда их – в прошлом.
Амброникс засмеялся:
– О, не скажи, вождь! Помнят. И былую вражду, и даже старую веру. Особенно – в деревнях, в городах-то, конечно, другое дело – там все живут, как римляне. Что-что? – юноша посмотрел на Керновию, рядом с которой, не отставая ни на шаг, шагал Скорька. – Она как раз и говорит про Августобону. Аттила-рэкс может разграбить его… если уже не разграбил раньше… а может и не успеть – ведь войска Торисмунда близко, и везеготы вряд ли захотят дать гуннам возможность укрыться за городскими стенами.
– Что ж, – Рад пожал плечами. – Следует и нам поспешить. Кстати, тот зеленый друид…
– Оват, господин.
– Да, оват. Он и его люди, думаю, сейчас следуют впереди… или за нами. Эй! Будьте бдительны, парни, не расслабляйтесь.
– Да мы и не расслабляемся, – засмеялся Скорька.
И снова, повернув голову к Керновии, принялся весело о чем-то болтать. Рассказывал про охоту. Девушка слушала, иногда даже кивала, смеялась. Интересно, как они друг друга понимали? Эта юная послушница даже латынь плохо знала. Галльскую искореженную латынь. Впрочем, Скорька ее вообще не знал, да и вообще, не владел окромя родного никакими другими языками, исключая, конечно, готский – больно уж близкими соседушками были готы, можно сказать – в одной коммуналке жили, иногда дружно, а иногда – в полный раздрай.
Князь видел – Скорьке девчонка нравилась, очень, да и она, поначалу пытавшаяся держать себя строго, все же не устояла перед обаянием ушлого словенского парня, понемногу оттаяла – слушала, вон, невесть что, смеялась.
– Всадники, княже! – заметив появившийся из-за редколесья отряд, подал сигнал тревоги бдительный Горност.
– К бою! – Радомир выхватил из ножен меч – Гром Победы и, быстро осмотревшись, приказал: – Карась! Со своими – во-он за тот кряж. Хукбольд, ты с готами – за этот, я тоже с вами. Остальные – в сосняк. Лучники! Зря стрелы не слать, сначала подпустим поближе… не так-то уж их и много.
– …шесть, семь… десять… – осторожно выглянув из-за камня, считал Хукбольд. – Дюжина. Ого, вождь! Ты только глянь – еще скачут! И откуда только взялись? Теперь их никак не меньше трех дюжин… Что будем делать? Биться?
– Подождем, – хмуро отозвался Радомир. – Может, они нас и не заметят.
Хевдинг сейчас принял единственное возможное решение: в эти неспокойные времена нельзя было наверняка утверждать, кто друг, а кто недруг, и все незнакомые воины традиционно считались врагами. Хотя… вдруг?
– Заметили! – сплюнув, прошептал Хукбольд. – Вон тот, в шлеме с черными перьями, смотрит прямо на нас.
– Миусс, Скорька! Выбейте командиров, быстро, – Рад щурил от солнца глаза, пристально рассматривая всадников. Некоторые были в доспехах – кольчуги или просто кожаные крутки с нашитыми бляшками, некоторые – нет, у кого-то имелись круглые германские щиты, красные, с большим умбоном, а у кого-то – овальные или продолговатые, со сглаженными углами, голубые, с желтым рисунком – галльские. Какай-то непонятный сброд!
Выбить командиров, тех, кто в кольчугах, в разноцветных плащах, в сверкающих шлемах… Таких немного – один, два… три. Трое всего.
Радомир видел, как, наложив на тетиву стрелу, вопросительно оглянулся Скорька. Стрелять? Да, пожалуй, стрелять, что еще делать-то?
Князь поднял руку…
Вот-вот сорвутся, просвистят безжалостные меткие стрелы… враги, конечно, не станут дожидаться, когда их всех поразят, живо рассредоточатся да с гиканьем поскачут вперед, и в этот момент еще троих-четверых запросто уложить можно, а уж потом… потом – в рукопашную. Верный меч, преданная дружина, уверенность и кураж – что еще нужно для славной победы?
– Стойте! – напряжение, вот-вот готовое взорваться стрелами и кровью, уже достигло предела, когда из сосняка выскочил Миусс.
Выбежал безоружным, не доставая меча и беспечно забросив за спину лук, закричал, замахал руками:
– Хэй! Хэй! Гатаульф!
Воин в шлеме с черными перьями нервно дернул поводья. Обернулся, сделав своим знак рукою и медленно поехал навстречу гунну.
– Гатаульф, сын Хаутдинга, – переходя на шаг, улыбнулся Миусс. – Тебя в добром здравии видеть рад я.
– Миусс?! – удивленно бросил воин. – Вот так встреча! Ты еще жив, бродяга?
– Жив. А как Варимберт-херцог?
– Он меня и отправил в разъезд.
– Я не один, да, – оглянувшись, гунн призывно махнул рукой. – Со мной Радомир-хевдинг, херцогом посланный в свой далекий край за дружиной, да. Ты его знать должен… или слышать.
– Радомир-хевдинг? – воин спешился – в сверкающей короткой кольчуге, с мечом на красной, расшитой жемчугом перевязи, в синем добротном плаще, заколотом золотой фибулой. Настоящий вождь!
– Рад приветствовать тебя, славный Гатаульф, сын Хаутдинга, – Рад постарался накрепко запомнить имя встреченного вождя, как-то его переиначить выглядело бы оскорблением, из тех, что с легкой руки германцев смывались только кровью. Или солидным штрафом – в зависимости от цивилизованности.
– Рад и я видеть тебя, хевдинг! – вежливо кивнул вождь.
Интересно, кто он? Простой десятник – сержант, по-римски – тессариус? Нет, скорее – командир взвода, такой же, как и сам Рад, лейтенант-хевдинг. Есть еще эрлы – или у северных германцев – ярлы – это вожаки кланов, по-армейскому рассуждать – майоры да подполковники, херцог же – штабной полковник, ну а конунг, рэкс – генерал, и даже – маршал.
– Слышал о тебе от херцога. Ты славно бился!
При Каталаунских полях, – Рад прикрыл глаза, – почти два года уже прошло с той великой битвы. Аттила тогда проиграл и вынужден был уйти из Галлии. Ненадолго. Теперь вот, вернулся. Чтоб снова уйти. Не было у Божьего Бича впереди ничего, одна только смерть. Вот, если бы не умер…
– Я тоже слыхал о тебе немало хорошего, славный Гатаульф, сын Хаутдинга.
– Ты привел дружину?
– Да, – оглянувшись, хевдинг махнул рукой. – Увы, это все, что осталось.
– Вижу, это опытные воины, – ухмыльнулся в рыжеватую бороду Гатаульф. – Ничего, что их мало. Теперь каждый опытный меч – ценен. Лучники среди них есть?
– Да найдутся.
– Ну, и славно. Херцог будет доволен.
Да, дружина, что и говорить – малая. Однако в чуть более поздние времена полсотни викингов брали Париж! А воины Радомира были ничуть их не хуже.
Херцог Великого Аттилы Варимберт принял Рада в своем шатре, что стоял у склона плоского горного кряжа, поросшего жухлой травою и вереском. Он ничуть не изменился, Варимберт-херцог, все такой же пижон – в темно-голубой, изысканно расшитой серебром тунике до самых колен, узких штанах, башмаках с золоченой оплеткою, на поясе – меч с золоченой рукоятью, через правое плечо – алый дорогой плащ с белым подбоем, не для тепла, для солидности. На груди – золотое ожерелье изысканной галльской работы, волосы стянуты узеньким серебряным обручем, пиратская бородка и усики, правда, уже чуть поседели, но в остальном – пижон, как есть пижон. Правда, Рад давно знал, что внешность Варимберта – обманчива. Под личностью озабоченного собственной внешностью ловеласа скрывался циничный философ и опытный воин.
– А, вот и ты наконец, Радомир! – поднявшись с высокого кресла, весело вскричал херцог и, тут же перейдя с готского на латынь, добавил:
– Potius sero, quam nunquam! Лучше поздно, чем никогда. Что так задержался?
– Tempora mutantur et nos mutamur in illis. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, – в тон собеседнику отозвался гость. – Разные были причины. Увы, и дружина моя нынче мала.
– У нас нынче каждый меч ценен, – покривившись, херцог повторил слова Гатаульфа.
– Что, так плохо? – вскинул глаза Рад.
– Не плохо, – Варимберт помотал головой. – Скорей – непонятно. И зачем только после италийских богатых городов мы сюда вторглись? Знали ведь, что, поддержанный ромейским золотом, тотчас уже ударит Торисмунд. Надо было идти на Рим, а не в Галлию! Увы, так решил конунг. Говорят, он явился искать какую-то деву.
– Что еще за деву?
– Так. Пустое поверье, – отмахнулся херцог. – Ты садись, садись, Радомир, выпью с тобой с большим удовольствием – не так уж много нынче осталось людей, коим можно было бы доверять. Не просто в воинах, в верных и преданных воинах – ценность! Потому для меня все равно, сколько людей ты с собой привел. Найдется, найдется для тебе дело… А пока – пей!
– Я привел с собой людей. Местных. Они знают дороги.
– Славно! Вполне могут понадобиться, особенно, если… Да ты пей, пей! Еще спрошу – ответь, хорошенько подумав. Не видел ли ты по пути странных людей – с ужасными распухшими лицами, заживо гниющих? Или, может быть, встречал подобные трупы?
– Нет, ничего такого не видел, херцог. Мы вообще-то бездюдьем шли – горами, лесами… Что-то важное упустили?
– Страшная болезнь свирепствует в южной Галлии, – тихо промолвил Варимберт. – Куда страшнее воинов Торисмунда.
Болезнь? Что еще за болезнь?
– Ладно, – херцог махнул рукой. – Будем надеяться на Божью милость. Ешь, друг мой, пей, не стесняйся!
– Доброе вино, – сделав долгий глоток из серебряного, украшенного средней величины изумрудами, кубка, похвалил молодой человек. – Повелитель не спрашивал обо мне? Хотя… понимаю, что слишком для него мелок.
– Верно понимаешь, – херцог с усмешкой кивнул. – Недосуг повелителю каждого помнить. Ладно, дружина твоя в засадную сотню войдет.
– Не понял, – честно признался хевдинг.
Варимберт засмеялся, подергав торчащую в мочке уха золотую серьгу. Ответил загадочно:
– А тебе и не надо сейчас понимать. Поймешь после. Или вообще никогда… если сотня та не понадобится.