— Ты права, но ключи со мной. — Несмотря на то, что поблизости никого не было, прежде чем продолжить, Никки огляделась. — Послушай, я видела сегодня утром, что ты очень загружена…
— Да-да, у тебя что-то срочное?
— Воротничок священника. На котором пятно крови. Не могла бы ты заняться им в первую очередь?
— У тебя появилась версия?
Перед глазами Никки стоял пластырь на пальце капитана Монтроза. Она хотела было сказать: «Надеюсь, что нет», но вместо этого произнесла:
— Кто знает? Нужно кое-что проверить.
Никки услышала в трубке шелест бумаги, затем Лорен ответила:
— Хорошо, постараюсь побыстрее. Но ты же понимаешь, что анализ все равно займет какое-то время.
— Тогда начинай немедленно.
— Ладно, буду гнать изо всех сил. — Лорен хмыкнула и продолжила: — Пока мы говорили, я отправила тебе свой отчет. — Никки взглянула на монитор и увидела входящее письмо. — Обрати внимание на новый факт. Техники прочесали камеру пыток, нашли несколько волос, но главное — обнаружили нечто напоминающее кусочек ногтя.
Никки вспомнила труп священника, — все ногти были целы. Подруга это подтвердила:
— Я только что дважды осмотрела тело; ни на руках, ни на ногах нет сломанных ногтей.
— Значит, это, возможно, ноготь того, кто его пытал, — произнесла Хит. — Если, конечно, он не остался от предыдущих посетителей.
Такая вероятность делала найденную улику неубедительной, однако она могла дать новую ниточку в расследовании. Лорен предложила провести также срочный анализ ногтя, затем попрощалась.
— Ну, как у тебя идут дела? — спросила Никки, войдя в помещение для работы с аудио- и видеоматериалами — переоборудованный чулан, где Таррелл просматривал видеозапись с камеры, установленной в «Опасных связях».
— Тружусь изо всех сил, детектив, — ответил тот, не отрывая взгляда от монитора. — Как ни странно, посетителей немного, так что я стремительно приближаюсь к концу.
— Именно поэтому ты у нас медиакороль. — Хит обошла стол и пролистала распечатки фотографий посетителей клуба, сделанные детективом. — Отец Граф не попадался?
— Лица его я не видел, — сказал Таррелл. — Кстати, здесь с лицами вообще туговато. Глянь-ка на этого парня на поводке, в маске с молнией вместо рта! Будто смотришь вырезанные сцены из «Криминального чтива».
— Или «Победителей шоу»,[25]— пробормотала Хит, рассматривая снимок. Из десятка людей на фотографиях Таррелла Никки узнала только уборщиков и Роксан Пельтц. Она положила просмотренную стопку около принтера. — Мне нужно показать их экономке священника. Ты скоро закончишь?
Таррел остановил видео и развернулся к ней.
— Прошу прощения, разве так принято обращаться к королю?
— Хорошо, поняла. Скоро ли вы закончите… сир?
— Дай мне еще двадцать минут.
Она посмотрела на часы. Обед — у тех счастливцев, кто действительно делал перерыв на него, — давно закончился. Она спросила Таррелла, какой сэндвич ему принести, и сказала, что вернется через пятнадцать минут. Выйдя в коридор и закрывая за собой дверь, Никки улыбнулась — из-за двери донесся приглушенный вопль: «Эй, я же сказал „двадцать“!»
В гастрономе «У Энди» была доставка в офис, однако, несмотря на холод, Никки хотелось пройтись. День выдался необыкновенно тяжелый, и какой-то первобытный инстинкт приказывал ей двигаться, чтобы сбросить напряжение. Ветер начинал стихать, зимний воздух уже не так сильно обжигал лицо, хотя температура понизилась. Свернув на Коламбус-авеню, она услышала за спиной какой-то хруст и обернулась. Огромный джип-внедорожник тоже медленно поворачивал направо с 82-й, и одна из его чудовищных шин, заехав в сточную канавку, раздавила замерзшую лужицу. Осколки льда разлетелись в разные стороны. Хит бросила взгляд на лобовое стекло, чтобы узнать, кто ездит по городу на таких здоровенных тачках, но разглядеть ничего не удалось. Двигатель взревел, и машина скрылась в потоке транспорта, но Никки еще долго слышала ее шум.
— Компенсирует недостаток размера в другом месте, — пробормотал проходивший мимо почтальон, и Никки рассмеялась. Она любила Нью-Йорк и его жителей, так легко и непосредственно вступающих в разговоры с незнакомцами.
Пока продавец в «Энди» готовил для нее сэндвичи с беконом, латуком и помидорами, Никки снова проверила входящие звонки и электронную почту. От Рука ничего не появилось с того момента, как она смотрела в последний раз — то есть перед тем, как сделать заказ. Она прихватила у прилавка со специями два дополнительных пакетика с медом к холодному чаю для Таррелла и снова взглянула на телефон. Потом подумала: «К черту!» — и нажала на кнопку быстрого набора. Но она не услышала даже длинных гудков — сразу включилась голосовая почта. Пока она слушала автоответчик, сама не зная, что хочет сказать, мужчина, ожидавший свой сэндвич с ржаным хлебом и тунцом, развернул газету, и Никки снова увидела фото Рука и его симпатичного агента с улыбками до ушей, у входа в «Ле Сирк». Хит нажала «отбой», не оставив сообщения, заплатила за еду и поспешила навстречу ледяному ветру, проклиная себя за слабость. Она докатилась до того, что сама бегает за парнем!
Мысли Шерон Гинсбург всегда были написаны у нее на лице; когда Хит появилась в доме священника без предварительного звонка, Гинсбург состроила такую гримасу, будто только что открыла холодильник и почувствовала запах прокисшего молока. Но Никки было совершенно наплевать. Сегодня она уже проявила сочувствие и понимание, и как оказалось, совершенно напрасно; было ошибкой отправлять Гинсбург в дом священника. И Никки не собиралась отвлекаться от работы и волноваться насчет того, не обидела ли она подчиненного.
Решение взять дом священника на себя окрепло после разговора с детективом. Проведя здесь несколько часов, Гинсбург не смогла сообщить начальнице ничего нового; она просто повторила то, что Никки уже знала из разговора с экономкой и звонка криминалистов — по поводу пропавшего медальона со святым и выдвинутых ящиков комода. У Никки возникло вполне логичное предположение, что детектив все это время просто сидела на диване с миссис Борелли и смотрела «The View».[26]
Однако делать замечаний Шерон она не стала. Это вряд ли изменило бы Гинсбург. Хит решила, что сейчас нет смысла вымещать на ней свое дурное настроение; она была зла на саму себя за то, что не побеседовала с экономкой утром, — все из-за журналистов, политических интриг и тревог за босса.
— Миссис Борелли, — начала Никки, когда они уселись за кухонный стол, — нам нужно задать вам несколько вопросов, пока события еще свежи у вас в памяти. Понимаю, как это тяжело. Скажите, вы готовы к разговору?
Глаза худенькой старушки распухли и покраснели от слез, но взгляд был ясным и уверенным.
— Я хочу помочь вам найти того, кто это сделал. Я готова.
— Давайте еще раз вспомним дни накануне исчезновения отца Графа. Прошу прощения, если вы уже говорили об этом с детективом Гинсбург.
— Нет, она у меня ничего такого не спрашивала, — удивилась миссис Борелли.
Гинсбург демонстративно полистала блокнот.
— Вы сказали, что в последний раз видели его вчера в восемь или восемь пятнадцать утра, — произнесла Шерон, повторяя информацию из заявления об исчезновении священника.
Но Никки лишь улыбнулась экономке и продолжила:
— Отлично, с этого и начнем.
Полчаса Хит расспрашивала старушку о последних днях отца Графа, задавая хорошо продуманные вопросы. Постепенно вырисовывалась картина не только вчерашнего утра, но и нескольких недель перед исчезновением священника. Его жизнь текла по заведенному распорядку, — по крайней мере, это касалось первой половины дня. Он поднимался в пять тридцать для утренней молитвы, открывал церковь в шесть тридцать, начинал служить утреннюю мессу в семь утра, и без десяти восемь миссис Борелли подавала ему завтрак.
— Помню, как, чувствуя запах бекона, он старался побыстрее закончить службу, — говорила она. Видимо, это воспоминание как-то утешало несчастную.
Остальную часть дня священника занимали административные дела прихода, визиты к больным, совещания в нескольких местных обществах, в которых он состоял. Экономка утверждала, что за последние дни его распорядок дня не менялся. То есть почти не менялся.
— Он стал надолго уходить из дома на ланч. И несколько раз даже опаздывал к ужину, это было не похоже на него.
Хит допила кофе и сделала заметку.
— Каждый день? — уточнила она.
— Дайте подумать. Нет, это случалось не каждый день.
Никки подождала, пока старушка вспомнит даты, затем записала их, а миссис Борелли налила ей еще кофе.
— А что он обычно делал по вечерам?
— Он всегда исповедовал прихожан с семи до семи тридцати, хотя сейчас люди почти не ходят к исповеди. Времена, знаете, стали другие, детектив.
— А после исповеди?
Экономка порозовела и принялась переставлять местами сахарницу и сливочник.
— О, иногда он читал, или смотрел старый фильм по телевизору, или встречался с прихожанами, если кто-то нуждался в его совете — ну, наркотики, насилие в семье, все такое.
Никки почувствовала, что женщина уходит от ответа, и попробовала спросить по-другому:
— Неужели не было такого времени, когда он не работал? Чем он занимался для собственного удовольствия?
Лицо миссис Борелли покраснело еще сильнее, и она пробормотала, обращаясь к сливочнику:
— Детектив, мне очень не хочется говорить о нем дурно, но отец Граф был человеком из плоти и крови, подобно всем нам… Отец Джерри любил выпить и в основном проводил вечера за стаканчиком виски «Катти Сарк» в баре «Медный гарпун».
Еще одна ниточка. Возможно, они не найдут подозреваемых, но если отец Граф был постоянным посетителем бара, у него должны были быть друзья или по меньшей мере собутыльники, которые могли пролить свет на некоторые стороны его жизни, скрытые от старушки.
Затем Никки перешла к самому щекотливому вопросу, задать который было просто необходимо.
— Сегодня утром я сообщила вам, где мы обнаружили тело.
Миссис Борелли покраснела от стыда и едва заметно кивнула.
— Вы никогда не замечали признаков того, что отец Граф… занимался подобными вещами?
На лице маленькой старушки впервые появилось гневное выражение. Миссис Борелли сжала губы и пристально посмотрела в глаза Хит:
— Детектив, этот человек дал обет целомудрия. Будучи священником, он творил богоугодные дела и вел жизнь скромную и праведную.
— Спасибо, мне все ясно, — сказала Никки. — Надеюсь, вы понимаете — я была обязана спросить вас об этом. — Затем она полистала исписанные страницы блокнота и уже другим тоном продолжила: — Вы упомянули о том, что вчера, в день, когда вы видели его в последний раз, а также позавчера он ушел из дома сразу после завтрака, вместо того чтобы заниматься обычной работой в кабинете и встречаться с людьми. Вы не знаете, с чем это связано?
— Мм, нет. Он мне ничего не говорил.
— А вы его спрашивали?
— Да. Но он сказал, чтобы я не совала нос в чужие дела. Вроде как пошутил, и в то же время это была не шутка.
— Вы не замечали никаких изменений в его настроении?
— Замечала. Он стал более резко разговаривать со мной. Вот, например, насчет «не совать нос в чужие дела». Раньше он сказал бы это другим тоном и другими словами, и я засмеялась бы. И он вместе со мной. — Она поджала губы. — Он определенно нервничал.
Хит решила зайти с другой стороны.
— И вы не предполагаете, с чем связано это напряжение? — Когда экономка покачала головой, Никки спросила: — Он с кем-нибудь ссорился? Может быть, ему угрожали?
— Насколько я помню, за последние несколько дней — нет.
Странный ответ от женщины, которая помнила практически все. Никки сделала себе заметку вернуться к этому вопросу позже.
— А в церкви не было никаких проблем?
— Они там всегда есть, — усмехнулась старушка. — Но ничего из ряда вон выходящего.
— Никаких новых людей вокруг? Незнакомцев, визитов в неурочный час, ничего подобного?
Экономка потерла подбородок и снова покачала головой.
— Простите, детектив, ничем не могу вам помочь.
— Напротив, — возразила Никки. — Вы нам очень помогли.
Видно было, что усталость и стресс сказались на старушке. Никки решила перед уходом продемонстрировать ей фотографии. Она открыла желтый конверт с распечатанными кадрами видео из «Опасных связей». Экономка, похоже, обрадовалась тому, что утомительный допрос наконец закончился. Она протерла очки и принялась рассматривать снимки. Тщательно изучив очередное фото, она качала головой и переходила к следующему. Примерно на середине Хит заметила, как изменилось выражение лица миссис Борели, — это было не узнавание, а скорее сомнение. Никки обменялась взглядами с Гинсбург, и та кивнула в ответ — она тоже это заметила.
— Кого-то узнали, миссис Борелли?
— Нет, пока нет.
Однако она еще раз взглянула на ту фотографию, прежде чем положить ее лицевой стороной на стол и перейти к следующей. Дойдя до конца, она сказала, что ни один из этих людей ей не знаком. У Никки возникло чувство, что миссис Борелли скоро придется пойти на исповедь.
Они вышли из кухни, и Хит спросила, не будет ли миссис Борелли против, если Никки обойдет дом священника и посмотрит на следы обыска.
— Где хранился пропавший медальон со святым Христофором?
Но экономка не успела ответить — ее опередила Гинсбург, старавшаяся казаться полезной.
— В спальне.
— Прежде чем мы поднимемся туда, хочу, чтобы вы кое-что увидели. — Старушка пригласила их в кабинет и указала на шкафчик, служивший тумбой для телевизора. — Я уже говорила об этом вашим экспертам. Когда они приехали сюда, я все здесь осмотрела и заметила, что дверца шкафчика немного приоткрыта. А теперь загляните внутрь.
Никки хотела было сказать женщине, чтобы та не трогала дверцу, но заметила, что с ручки и стекла уже сняты отпечатки. Внутри имелись две полки. Нижняя была заставлена книгами в твердых и мягких обложках. Верхняя оказалась совершенно пустой.
— Все его фильмы исчезли.
— А что это были за фильмы? — спросила Хит.
Она заметила под телевизором старый видеомагнитофон, сбоку стоял небольшой портативный DVD-проигрыватель, от которого тянулись красный, желтый и белый провода.
— Всего понемногу. Он любил документальные фильмы, кто-то подарил ему «Гражданскую войну» Кена Бернса; ее нет. Я знаю, что у него был «Самолет президента». «Убирайся с моего самолета» — он мог это смотреть по сто раз подряд… — Она покачала головой; несомненно, теперь это стало дорогим воспоминанием об усопшем священнике. Затем несчастная женщина снова взглянула на пустую полку. — Погодите… было еще несколько дисков с программами PBS,[27]в основном «Шедевры театра». Остальные — личные; некоторые со свадеб, ему их дарили молодожены, которых он венчал. Еще видео с маршей протеста и митингов, в которых он участвовал. О! Да, и похороны папы. Он ради этого даже ездил в Ватикан. Думаю, эту запись тоже украли. Неужели эти диски для кого-то представляют ценность, детектив, зачем кому-то забирать их?
Никки ответила, что все возможно, и попросила старушку составить список всех фильмов и видео, какие она может вспомнить, для занесения в протокол. Существовала вероятность того, что какой-то из дисков окажется у подозреваемого или на блошином рынке.
Техники уже закончили работу на втором этаже, и Никки вместе с Гинсбург и экономкой смогли обойти практически весь дом, кроме чердака, где еще проводился осмотр. Одно из наблюдений детектива Гинсбург оказалось верным: миссис Борелли на самом деле относилась к своей работе как к священной миссии. Она знала, где что лежит, потому что именно она помещала «это» на место и следила за тем, чтобы оно не запылилось и никуда не пропало. Непорядок был едва заметным и мог ускользнуть от взгляда стороннего наблюдателя. Но для женщины, выравнивавшей стопки маек в ящиках комода и чуть ли не по линейке расставлявшей сверкающие туфли на полке шкафа, любая путаница была сродни катастрофе. Пройдя вместе с ней по дому, детектив Хит поняла, что кто-то действительно провел в доме священника обыск и сделал это так профессионально, что не оставил следов. Это открывало множество новых вариантов. И разумеется, ставило под большое сомнение версию о несчастном случае во время садомазохистских развлечений. Никки прекрасно знала, что пока не время выстраивать гипотезы, однако пытки и следы обыска в доме указывали скорее не на сексуальные предпочтения священника, а на то, что кто-то жаждал у него что-то узнать. Но что именно? И зачем капитан Монтроз был здесь вчера вечером?
Хит встретила руководителя группы техников, детектива Бенигно де Хесуса, когда тот выходил из ванной отца Графа; он только что составил список медикаментов из шкафчика и разложил их по пакетикам. Он еще раз перечислил свои наблюдения, которые совпали с тем, что сообщила миссис Борелли: пропавшие диски и кассеты, сдвинутая одежда, приоткрытые дверцы, отсутствующий медальон.
— Мы нашли еще кое-что, — сообщил де Хесус. Он указал на комод, на котором стояла темно-коричневая бархатная коробочка; она была открыта, виднелась желтоватая атласная подушечка.
— Здесь хранился медальон со святым Христофором? — спросила Никки.
— Да, — ответила миссис Борелли, стоявшая у нее за спиной. — Он так много значил для отца.
Де Хесус взял с комода пустую коробочку.
— Здесь мы обнаружили кое-что необычное.
Хит знала детектива де Хесуса, и он ей нравился; они достаточно часто работали вместе на месте преступления, так что Никки сразу угадывала скрытый смысл его слов. Когда Бенигно говорил, что обнаружил «кое-что необычное», его следовало слушать внимательно.
— Под салфеткой. — Заметив, что Хит медлит, он добавил: — Все в порядке, я снял отпечатки пальцев, все записал и сфотографировал.
Никки приподняла кружевную салфетку. Под ней, как раз на том месте, где стояла коробочка с медальоном, лежал обрывок бумаги. Де Хесус пинцетом взял бумажку и поднял ее так, чтобы Никки смогла прочесть надпись. Это был телефонный номер, написанный от руки. Хит спросила:
— Миссис Борелли, вам не знаком этот номер?
Детектив сунул бумажку в прозрачный пластиковый пакетик для улик, положил его на ладонь и протянул экономке. Та покачала головой.
— А как насчет почерка, — продолжила Хит, — вы его не узнаете?
— Вы спрашиваете, не писал ли это отец Граф? Нет. И это не мой почерк. Я его вижу впервые.
Хит записывала номер в блокнот, когда в дверях появился техник и кивнул де Хесусу. Тот извинился, вышел в коридор, но сразу же вернулся.
— Детектив Хит, можно вас на минуту?
На чердак вела раздвижная деревянная лестница. Никки поднялась и увидела де Хесуса и техника, сидевших на корточках перед старым мини-холодильником в лужице тусклого света от портативного фонарика. Они отодвинулись, чтобы дать ей взглянуть. Техник сказал:
— Я заметил следы на полу, в пыли; холодильник недавно открывали, однако в сеть он не включен.
Хит заглянула внутрь и на белых решетчатых полках увидела три квадратные подарочные коробки из-под печенья.
Де Хесус снял крышку с одной из жестянок. Она была набита конвертами. Детектив вытащил один конверт и показал Никки. Как и все остальные, это был конверт для пожертвований, полный денег.
— Это нужно изучить повнимательнее, — сказал Бенигно.
Вечером детектив Хит собрала свою группу в участке, около Доски Убийств, на которую следовало нанести новые сведения. Этот ритуал был не только способом поделиться информацией с остальными, но и возможностью для Никки и ее детективов обменяться предположениями.
Она уже зафиксировала на шкале передвижения отца Графа, включая несколько часов отсутствия в день исчезновения и за день до этого.
— В его календаре нет указаний на то, где он был в это время. Будь у нас его бумажник, мы могли бы проверить проездной билет и узнать, на каких станциях метро он выходил.
— А как насчет почты? — спросил Каньеро.
— Я как раз собиралась об этом поговорить, — ответила Хит. — Как только эксперты закончат с его компьютером, возьмись за дело и перечитай все, пожалуйста. Ты знаешь, что искать.
Она постаралась не смотреть на Гинсбург, однако непроизвольно ее взгляд все же упал на высокомерное, надутое лицо. Затем она повернулась к доске и записала: «Электронная почта Графа».
Таррелл доложил о результатах. По указанию Хит он побывал в «Опасных связях» и продемонстрировал снимки Роксан Пельтц. Она узнала трех «доминирующих» женщин, работавших в клубе; две уже перешли в другие заведения. Что касается мужчин, то менеджер либо никого из них не знала, либо не желала говорить. После детектив Таррелл уже по собственной инициативе обошел квартал вокруг клуба и показал фото консьержам и продавцам из местных магазинчиков.
— Ничего не узнал, — подытожил он, — зато, как мне кажется, отморозил нос. Сегодня ужасный ветер.
Поиски в Данджен Эллей, к сожалению, тоже не дали результатов. Детективы Каньеро, Раймер и Галлахер обошли основные БДСМ-клубы, протянувшиеся на двадцать кварталов от Мидтауна до Челси, но никто из сотрудников или посетителей не узнал священника на фото. Детектив Раймер сказал:
— Одно из двух: либо кто-то нам солгал, либо Граф умело скрывался.
— Или он этим не занимался вообще, — вставил Галлахер.
— Или, — добавила Никки, — мы еще не встретили нужного человека. — Она рассказала о клочке бумаги, спрятанном под кружевной салфеткой. — Мы проверили номер. Это телефон клуба мужского стриптиза.
— Клуб мужского стриптиза? А кто именно проверял — Раймер? — Когда хохот стих, Каньеро продолжил: — Можешь отрицать, Опи, но в стриптизеры берут только настоящих мужчин.
Таррелл подхватил:
— Не слушай его, Опи. Мигель просто злится, потому что в прошлый раз ты сунул ему в трусы жалкую долларовую бумажку.
Хит объявила, что Таррелл и Каньеро, как наиболее осведомленные в этом вопросе, получат задание отправиться в стриптиз-клуб, чтобы показать там фотографию Графа. Когда хор насмешек над Тараканами стих, Никки закончила обзор вещей, пропавших из дома священника. Детектив Раймер, работавший в отделе квартирных краж, предположил, что видео выкрали потому, что среди них могли затесаться записи сексуальных сцен.
— Если святой отец занимался чем-то… не слишком святым… возможно, тому, кто был вместе с ним на видео, тоже не хотелось, чтобы об этом узнали.
Хит признала, что такая версия имеет право на существование, и под заголовком «Теории» написала: «компрометирующее видео?». Тем не менее Никки сказала, что некоторые события заставили ее расширить границы расследования. Едва произнеся эти слова, Никки заметила какое-то движение за стеклом кабинета начальника. Капитан Монтроз, сидевший за столом, поднялся и теперь стоял, прислонившись к косяку, и слушал Никки.
— Я хочу, чтобы с завтрашнего дня, — продолжила Хит, — мы начали плотнее заниматься прихожанами. Нужно не только искать тех, у кого могли быть мотивы, но и выяснять, чем еще занимался отец Граф. Клубы, демонстрации иммигрантов, даже благотворительные мероприятия и прочие акции.
Затем она сообщила детективам о найденном на чердаке тайнике с деньгами; там оказалось около ста пятидесяти тысяч долларов. Все — банкнотами достоинством не больше ста долларов в конвертах для пожертвований со штампом прихода.
— Я свяжусь с архиепископом и узнаю, известно ли ему что-нибудь о хищениях, может быть, есть какие-то подозрения. Пока мы не знаем, как получены деньги — обманным путем, по наследству, или это тайный выигрыш в лотерею; но есть возможность, что кто-то хотел присвоить их и пытался получить у священника информацию. Но, — предупредила она, — пока слишком рано строить гипотезы, какими бы заманчивыми они ни казались, потому что нужно выяснить еще много всего. Скажем так, это одна из причин расширить область поисков. — Никки рассказала о результатах вскрытия. — Особенно поразительно то, что перед смертью жертву пытали электростимулятором. Такие иногда используют в БДСМ-играх. Однако ожоги, а также сердечный приступ, оказались весьма реальными.
В комнате воцарилось молчание; здесь стало так же тихо, как в тот утренний час, когда Никки появилась в участке. Она знала, о чем думает каждый. Детективы представляли себе последние минуты отца Джеральда Графа, висящего на кресте. Хит была уверена, что даже в этой компании любителей черного юмора сейчас не найдется ни одного остряка, способного шутить над страданиями другого человека.
Почувствовав общее настроение, Никки спокойно закончила:
— Как и во всех подобных случаях, преступник, скорее всего, пользовался своим оружием не в первый раз. Я уже занимаюсь поиском информации о нападениях с применением электростимулятора.
— Детектив Хит!
Все обернулись к двери, ведущей в кабинет капитана. Многие слышали этот голос в первый раз за последнюю неделю.
— Да, капитан? — отозвалась она.
— Зайдите, пожалуйста, ко мне. — И прежде чем она успела сделать шаг, добавил: — Немедленно.
Никки развернулась вокруг своей оси и нанесла Дону удар под колено. Он тяжело рухнул на синий мат и воскликнул:
— Боже, Никки, да что с тобой такое сегодня?
Она протянула ему руку, чтобы помочь встать, но Дон, поднимаясь, решил схитрить и попытаться перебросить ее через себя. Однако Никки разгадала его намерение, отпрыгнула в сторону, не выпуская руку противника, дернула его за большой палец, перевернула на живот и уперлась коленом ему в спину.
В тот вечер, получив сообщение от своего бывшего тренера по рукопашному бою, а нынешнего спарринг-партнера, Никки ответила отказом на предложение Дона. Она ужасно устала за день, и ей хотелось только одного: добраться поскорее до дома и лечь в ванну, а потом пораньше отправиться в постель и забыть о расследовании и о Руке. Но после разговора с Монтрозом Хит чувствовала себя загнанной в угол, не зная, что думать и делать. Закрыв за собой дверь кабинета начальника, она достала телефон и написала бывшему «морскому котику» сообщение, что тренировка ей все-таки нужна.
Бедняга Дон и двух секунд не продержался на ногах: Хит снова свалила его.
Монтроз предстал перед Никки таким, каким она его никогда не видела. Он закрыл за ней дверь и, еще не дойдя до своего кресла, успел обвинить в том, что она неправильно ведет дело. Она слушала, не в силах отвести взгляд от пластыря на его пальце, и размышляя о том, чья же кровь осталась на воротничке священника.
Дон отошел в угол зала и вытер пот с лица. Никки пританцовывала на носках посередине мата, полная энергии и желания продолжать схватку.
Капитан сказал ей:
— Кажется, сегодня днем мы договорились, что вы будете разрабатывать линию БДСМ. Что с вами случилось? Грибов за ланчем объелись? О чем вы там сейчас говорили?
Кто этот человек, который разговаривает с ней таким тоном, подумала Никки. Ее наставник, советчик, защитник, тот, кто помогал ей все эти годы? Конечно, он не заменил ей отца, давно ушедшего из ее жизни, но определенно был ей как дядя.
Дон попытался применить отвлекающий маневр. Он встряхнул руками, расслабил тело, притворился, что отдыхает, чтобы застать Никки врасплох. Затем сделал бросок, пригнулся, намереваясь нанести плечом удар ей в живот и повалить на пол. Она отступила в сторону и рассмеялась, когда он полетел на ковер лицом вниз.
— Я получила кое-какую информацию, проливающую свет на расследование, капитан, — сказала она тогда, напряженно размышляя, о чем говорить с Монтрозом и о чем лучше умолчать. Никогда прежде в разговоре с этим человеком ей не приходилось лгать и изворачиваться.
— Например, какую? Собираетесь опросить всех прихожан, чтобы узнать, кто считал проповеди Графа занудными? Допросить «Рыцарей Колумба»?[28]Отправиться к архиепископу?
— Есть еще деньги, которые мы обнаружили на чердаке, — пробормотала она.
— Есть еще соглашение, к которому мы с вами пришли, — отрезал он. Затем Монтроз, видимо немного успокоившись, заговорил почти как прежний капитан. — Никки, я отвечаю за все расследования и вижу, что вы тратите время и энергию на нити, не имеющие отношения к делу. Вы прекрасный детектив. Я уже говорил об этом. Вы умны, обладаете интуицией, много работаете… Никогда не видел человека, способного лучше вас найти ключевую деталь, так сказать, непарный носок. Если в деле или на месте преступления есть что-нибудь фальшивое, что-то такое, что вызывает подозрения, вы сразу это видите. — Затем прежний Монтроз снова исчез. — Но, черт побери, не могу понять, что с вами случилось сегодня. Вы полдня копаетесь, прежде чем допросить основного свидетеля, да еще делаете глупость и посылаете туда Гинсбург!
Дон перелетел через плечо Никки, молотя ногами в воздухе. Выпустив партнера, она пригнулась, припала на одно колено и опустила голову. В такой позе она не могла видеть его падения, но почувствовала, как задрожал пол.
— Согласна, мне нужно было сразу отправиться в дом священника.
Хит замолчала, не желая дальше говорить. Она думала о том, как кружила вокруг офиса судмедэкспертизы, стояла в пробках, как ее задержал звонок от чиновника из штаб-квартиры, и, разумеется, о файле с информацией по тому давнишнему убийству. Но если бы она продолжила, если бы начала объяснять все это, ее слова прозвучали бы как жалкие оправдания. Ей и так было нелегко. Тяжело было притворяться, будто она не видела того файла. Ведь теперь она прекрасно знала, что убийством Хаддлстона в 2004 году занимался детектив первого класса Чарльз Монтроз.
— Да, вам следовало отправиться туда, но вы этого не сделали. Может, вы слишком много думаете о своем повышении? — Он помолчал, давая ей время поразмыслить над этими словами, затем наклонился вперед, опершись на стол и прикрыв рукой пластырь на пальце. И сделал очередной выпад: — А может, вы заняты другими делами? Например, общением с газетчиками?