— Он звонил недавно. Говорил, что завтра хочет приехать, — ненавязчиво сообщает бабушка.
— Угу.
— Снова убежишь?
Бабушку Тамары зовут Ивона, ей шестьдесят семь лет, но выглядит она не старше, чем на пятьдесят. Для своего возраста она неподобающе хорошо сохранилась, даже Тамара считает её в своём роде стильной и продвинутой. Она может совершать звонки по скайпу, отлично владеет своим сенсорным телефоном и помогает соседкам совладать с современными технологиями. И она всё ещё красива. Каре седых волос всегда уложено, одежда опрятна, короткие ногти безупречно подточены. Само собой, если бы ей приходилось безустанно работать в огороде, как другим местным жительницам преклонного возраста, то и светский антураж вряд ли удалось бы соблюдать. Но Ивоне посчастливилось удачно выйти замуж. Она могла бы жить в любом другом более респектабельном месте, но когда-то давно выбрала именно это место для создания дома своей мечты. Сейчас двухэтажный, солидный коттедж, оснащённый всеми необходимыми удобствами, немного обветшал, но всё ещё считается самым выдающимся среди прочих жилищ деревеньки. Ивона даже в молодости не любила многолюдные населённые пункты, её тянуло на свежий воздух, не загрязнённый выхлопами. Здесь она могла рисовать, на некоторые её картины – пейзажи в основном – даже был спрос, но Ивона предпочитала оставлять их для себя и на продажу выставляла исключительно редко. Её муж, напротив, был деловым человеком и умудрялся делать деньги буквально из воздуха, бизнес стал смыслом его жизни, но их отношениям расхожесть в интересах не вредила, они умели прийти к компромиссу. Ему нужна была верная жена, не транжирящая деньги попусту и всегда ждущая дома, а ей – внимательный, добрый муж, предоставляющий массу времени для творчества и готовый полностью взять на себя финансовое обеспечение семьи. Возможно, великой и страстной любви между ними и не было, зато они умели дополнить друг друга и сосуществовали в нерушимой гармонии. Дедушку Тамара почти не помнит, он, как и папа, постоянно был занят работой и умер после инфаркта семь лет назад.
— Вечно бегать нельзя, — тихо произносит Ивона.
— Серьёзно? Ты вот ему завтра это и скажи. Ты же понимаешь, что я с недавнего времени не особо вписываюсь в круг его интересов. Ну приедет он, ну и что он мне скажет? Доченька, у-тю-тю, мы должны быть сильными,— Тамара резко замолкает, скрипя зубами и пытаясь вернуть себе самоконтроль, потому что поняла, что выходит из себя и вот-вот перейдёт на неуместные грубости. — Прости, пожалуйста. Ты просто тоже меня пойми. Я сейчас далеко от всего, мне понемногу легчает. Не лучший момент ворошить наболевшее. Знаешь, как я себе всё представляю?
— Как же?
— Ну вот смотри. Мы встречаемся через десять лет, у меня уже свой ребёнок. Возможно, двое. Мы обнимаемся, и я такая шепчу ему на ушко: «Пап, ты говнюк, но я люблю тебя и тебя прощаю». А потом мы не видимся ещё лет десять, потом я плачу на его похоронах, ну и так далее.
— Ох, Тамми… - вздыхает Ивона, опуская локти на колени и подпирая щёки ладонями.
— Вот его же ты не осуждаешь. Меня, значит, тоже не должна. Ты видела его девку?
— Нет, не видела. Но это и не важно. Твой папа – взрослый человек, и я уже не могу влиять на него, как бы сильно того ни хотела. Единственное, что мне остаётся – это радоваться его приездам. Иначе не останется даже этого. Когда ты сама станешь мамой, то всё поймёшь.
— Может быть… Бабуль, хочу кое-то спросить.
— Спрашивай.
— Вот если бы ты оказалась на мамином месте, то как бы ты поступила?
— Не знаю, Тамми.
— Это не ответ.
— Да. Но нельзя быть уверенным наверняка, как поведёшь себя в ситуации, в которой никогда не оказывался. Я не хочу критиковать твою маму, особенно теперь. Она всегда мне нравилась, я считала их хорошей парой.
— А я считаю, что она слабачка, — без явно выраженной злобы, но с непоколебимой уверенностью заявляет Тамара. — Если бы у меня был ребёнок, то я бы в первую очередь думала о нём, а не страдала по мужику, который сходил налево и которому там понравилось.
— Нельзя быть уверенным наверняка… — почти по слогам проговаривает Ивона. — Тебе нужно время. Возможно, ты никогда так и не сможешь их понять, но всё же найдёшь в себе силы простить.
— Да ну нафиг. Я просто уеду куда-нибудь далеко-далеко и поступлю в художественный университет. Как ты.
— Но я нигде не училась.
— Ну, у меня просто пока получается не так хорошо, как у тебя. Надо бы подучиться. Но ты не парься по этому поводу. Можем уехать вместе, если захочешь. Осталось всего пару лет подождать.
— Спасибо за столь лестное предложение, я непременно его обдумаю, — улыбается Ивона. — Пошли домой? Мне что-то очень захотелось тост с сыром.
— Уговорила.
Во сне её преследуют змеи. Они кишат под ногами, вьются вокруг щиколоток. Она не видит их, но чувствует кожей, слышит шипение. Она заперта в тесном помещении без дверей и окон, в кромешной тьме, где есть лишь змеи. Во сне она истошно кричит и в кровь разбивает кулаки о стены, надеясь выбраться живой.
В тот момент, когда девушка, тяжело дыша, открывает глаза – открывается и дверь уже знакомой ей комнаты. Входит женщина в чёрном строгом платье с белым кружевным воротничком. В руках она держит поднос, на котором пышет паром расписная пиала. Создаётся ощущение дежавю. Так уже было. И это единственное сохранившееся воспоминание. Девушка бегло осматривает обстановку комнаты и узнаёт её. Она по-прежнему лежит на кровати под тяжёлым стёганым одеялом. По лицу струится пот, дышать тяжело, будто бы после километровой пробежки под палящим солнцем.
— О, милая, ты проснулась, — любезным голоском воркует хозяйка. — Как ты себя чувствуешь?
— Где я?
— О нет, — с неподдельным огорчением произносит женщина, установив поднос на тумбочку, с которой исчез графин, и приложив ладонь ко рту. — Ты снова всё позабыла?
— Нет, — цедит девушка сквозь зубы. — Вы нашли меня в лесу, перенесли сюда… Мне нужен врач, у меня сильный жар.
Женщина с обеспокоенным видом касается лба гостьи и кивает головой:
— Да. Это верно. Когда закончится дождь – я дойду до ближайшего поселения и попрошу о помощи.
Девушка переводит взгляд на окно, за которым всё так же мрачно, как и во время первого её пробуждения, но из-за того, что ставни плотно закрыты, соответствующего дождю шума не слышно. Она предпринимает попытку подняться в кровати, опершись на руки, но они будто ватные и не желают подчиняться. Получается лишь слабое елозанье.
— Что такое, милая? Тебе неудобно?
— Я хочу подойти к окну.
— О, боюсь, ты всё ещё слишком слаба для того, чтобы встать, – с сожалением предполагает женщина, чуть склонив голову на бок и покачав ей.
— Тогда откройте его. Пожалуйста. Мне душно.
— Даже не знаю… Снаружи стало прохладно. Боюсь, как бы тебя не продуло. Тебе нужно пропотеть. Выпей бульон, пока он горячий. Это должно помочь. А завтра я обязательно схожу за врачом.
Хозяйка, подобрав подол платья, присаживается на край кровати и помогает гостье приподняться. Затем поднимает её подушку, чтобы девушка могла удобно расположиться, ставит поднос на свои колени, зачерпывает глубокой деревянной ложкой бульон из пиалы, дует на него и подносит к губам девушки. Она медлит лишь пару мгновений, с сомнением глядя то на хозяйку, то на содержимое пиалы, затем покорно принимает предложенное угощение. Как и в первый раз - оно кажется необыкновенно вкусным, девушка поглощает его ложка за ложкой с животной жадностью и даже огорчается, когда пиала оказывается пустой. Хозяйка удовлетворённо улыбается, утирая платком губы гостьи.
— Вот и славно, милая. Ты молодец. Скоро всё будет хорошо. Отдыхай. Тебе не о чем тревожиться.
Её приятный голос успокаивает девушку, вновь накатывает тягостная сонливость. Покинув комнату, хозяйка закрывает дверь, а девушка в этот момент старательно напрягает слух, чтобы различить звук запирающегося замка, но его не доносится. В доме очень тихо, было бы слышно. Судя по двери, никакой механизм затвора в неё в принципе не встроен, но, возможно, есть крючок или засов с обратной стороны. Девушка вновь предпринимает попытку подняться, но всё так же безуспешно. Тело отказывается повиноваться командам. Ничего не болит, ощущается лишь всепоглощающая немощь и лёгкое головокружение. Сил хватает лишь на то, чтобы откинуть с ног одеяло. Девушке тяжело признать даже собственное тело. Она среднего телосложения, избыточным весом не страдает, но и худышкой не назвать. Из одежды на ней лишь сорочка, но вряд ли бы она в таком виде вышла на улицу, потому, вероятнее всего, женщина переодела её, когда принесла сюда. Девушка проводит ладонью по лицу, которое тоже не помнит, пытаясь проанализировать его черты. Нос немного курносый, щёки чуть пухленькие, густые брови, длинные ресницы. Затем она ощупывает голову и перекидывает через плечо растрёпанную косу, впервые видя свои густые, золотистые волосы длиной до пояса.
Последующие несколько часов она усердно борется со сном. Ей страшно вновь всё забыть после пробуждения. Девушка напрягает память, цепляясь за любые всплывающие в ней образы. Ей представляется молодая, полноватая женщина с суровым взглядом. В несвязных фрагментах, состоящих из хаотичных пейзажей, действий и незнакомых, размытых лиц, она фигурирует довольно часто и на уровне подсознания вызывает не самые приятные эмоции, связанные с подавлением и даже страхом. Предположительно определяя свой возраст, который едва ли достигает двадцати лет, девушка делает вывод, что эта женщина вполне может быть её матерью или же другой близкой родственницей, раз в памяти, даже основательно деформированной, ей отведено так много места и переживаний.
Ход времени искажён. Вернувшись в реальность из сумбурного внутреннего мира, девушка не может сориентироваться и понять, прошёл ли час, два или больше. За окном сохраняется монотонная серость. Не видно ничего, на чём мог бы сфокусироваться взгляд, да и ракурс с кровати не особо хорош для полноценного обозревания. Бороться со сном больше невозможно.
Тамара пробуждается от стука в окно, сонно морщится и не сразу соображает, что происходит. Слышно, как на улице щебечут птицы. Уже рассвело, мягкие, рассеянные ветвями деревьев перед домом лучи солнца заполняют комнату. Нечасто ей удаётся крепко проспать всю ночь. Бывает, что, проснувшись в четыре-пять утра, девочка уже не может заснуть снова и ворочается с боку на бок, пока не услышит, как бабушка ставит чайник на кухне, и лишь после этого встаёт сама. Стук повторяется. Опомнившись, Тамара откидывает лёгкое одеяло и неуклюже вскакивает на ноги. Территория двора перед домом не огорожена, потому любой может беспрепятственно пройти к окнам. Сейчас перед ними стоит Зофья и приветливо машет заспанной, взъерошенной Тамаре рукой. Увидев подругу, она моментально оживляется и машет в ответ.
— Подожди пару минут! — бодро заверяет Тамара и спешит к шкафу с одеждой.
В большом зеркале, закреплённом на дверце, девочка, не найдя в поле зрения расчёску, суетливо поправляет стриженные по плечи волосы. Изначально они были осветлены, затем выкрашены в бирюзовый, но цвет получился неоднородным. Где-то пряди голубые, где-то – насыщенно синие, где-то – зелёные. Сильно отросли чёрные корни, потому что последние полгода Тамаре не было дела до причёски. Когда-то густые, здоровые волосы сожгла перекись, и теперь, без должного ухода, они секутся по всей длине и ломаются при каждом расчёсывании. Ростом девочка чуть ниже среднего и сильно исхудала опять-таки за последние несколько месяцев. Аппетит начал восстанавливаться только после переезда к бабушке. Скинув чёрную футболку на несколько размеров больше положенного, которая осталась здесь ещё с прошлого визита и заменяла ей ночнушку, девочка оперативно натянула короткие джинсовые шорты и клетчатую рубашку, которую пришлось одолжить у бабушки. Почти из всей одежды, которая хранилась здесь, девочка уже выросла, но разнообразие доступного гардероба не представлялось важным. Заскочив на кухню, она наспех почистила зубы, умылась, сгребла в рюкзак свежую выпечку, ожидавшую её на обеденном столе, и побежала к выходу на улицу. У крыльца вместе с Зофьей стояла её бабушка, они о чём-то беседовали, но появление Тамары прервало их, и обе обернулись к ней.
— Наконец-то я лично познакомилась с твоей новой подругой, Тамми. Она очаровательна, — Зофья смущённо хихикнула, заправив за ухо выбившуюся из неряшливого пучка прядь светло-рыжих вьющихся волос. — Куда сегодня пойдёте?
— Пока не знаю. Зофи придумает, как меня удивить, у неё это классно получается. Она заводит меня в такие места, о существовании которых я и не подозревала.
— Может, как-нибудь и меня с собой возьмёте?
— Да хоть сейчас.
— Ох, жаль, но вынуждена отказаться. Сегодня у нас с Идой банный день, а перед этим мне нужно прибраться у неё.
— А, ясно. Ну ладно. Мы тогда пойдём. Вернусь к ужину.
— Постой, там твои любимые пирожки на кухне, возьмите с собой.
— Я уже взяла. Спасибо, бабуль, — чуть поднявшись на носочки, Тамара чмокает Ивону в щеку. — Удачного дня.
— И вам. До встречи, Зофья.
— До свидания!