— Не горюй. Уже слишком поздно. Я просто не могла тебя отпустить, ты уж постарайся понять. Давно у меня не было такой молоденькой. Помимо тебя сейчас есть две гостьи, но одна из них со дня на день отойдёт в мир иной. Если бы ты не сказала, что вынуждена уехать, я бы пригласила тебя гораздо позже. Мне несказанно повезло, что сегодня у меня с собой оказался чай – будто чувствовала, что пригодится. Я брала его пару раз до этого, но подходящего момента всё никак не выдавалось. Но так или иначе - это все равно случилось бы. Твоя судьба определилась в день нашей первой встречи. Эх, были времена, когда мне не приходилось беспокоиться, а теперь беру с запасом на всякий случай, ведь бывает, что по несколько лет не удаётся заманить ни одной девочки. Знала бы ты только, как тяжело быть чахлой, немощной старухой... Раньше, мнооого-много лет назад, когда ещё не существовало больших городов - я жила в славном месте и заботилась о жителях одной деревеньки, похожей на ту, где стоит ваш дом. Год из года я обеспечивала хороший урожай, отводила хищников от пастбищ домашней скотины, лечила людей, даже гадала тем, кто мне особенно нравился, а взамен просила сущий пустяк - всего-то одну жертву в три года, чтобы поддерживать себя в форме и оставаться здоровой. Причем, прошу заметить, я не была очень-то избирательна и не требовала только самого лучшего. Меня не волновали мелочи; красавица - не красавица, невинная - не невинная, здоровая - не здоровая. Мне важна была лишь молодость. И представляешь, чем они однажды мне отплатили? Решили сжечь! Забаррикадировали дом, чтобы я не могла выбраться, и подпалили его факелами. Но я выбралась. А они все умерли. Очень мучительно и долго они умирали. Я прокляла их. Наслала неизлечимую хворь. С тех пор я перебралась сюда и с людьми больше дружбы не вожу. Неблагодарное это дело – помогать другим. Добром к тебе это не вернётся. Надеюсь, ты меня не осуждаешь. Я просто хочу жить, Тамара.
Свою исповедь Зофья произнесла с дружелюбной, приятной интонацией, будто рассказывала старой приятельнице о последних событиях за минувшую неделю. Она не язвила, не лукавила и не подшучивали, но это, тем не менее, была уже не та нежная, милая девочка, которую знала Тамара. Этот образ был создан специально для неё.
Тамара уже не сможет встать, надежды больше нет. Сейчас она - представитель самых умных и могущественных существ на планете - людей - поймана в лисий капкан. Ей предоставлена любезная возможность в полной мере осознать, что чувствует загнанный зверь перед лицом охотника, и проникнуться всей обречённой беспомощностью. Она тоже неоднократно употребляла в пищу мясо животных, умерших в муках, ради удовлетворения человеческого голода, и ей нравился вкус их плоти. Всё, что сейчас происходит - очередное проявление естественного отбора. Глупый кролик попал в ловушку и будет съеден.
Жить хочется всем. Но человек в силу врождённой гордыни предпочтет умереть, унеся при это жизнь потенциального врага, если ему представится такая возможность. Наглядным тому примером служит подвиг советского лётчика - Николая Францевича Гостелло, который направил свой горящий самолёт на вражеский лагерь. Его биографию класс Тамары проходил на уроке истории незадолго до окончания учебного года. И подобных случаев самопожертвования за всю эпоху существования человечества огромное множество. Всё то время, пока Зофья говорила - Тамара не переставала думать о зажигалке, которая покоится в переднем кармане её шорт. Она могла не зажечься, ведь девочка довольно продолжительное время не заправляла её. Солома могла оказаться слишком влажной и не загореться. Зофья могла быстро среагировать при возникновении пожара и сбежать. Но имелся жалкий процент вероятности, и Тамара решила проверить свой не сложный план на деле. При удачном раскладе она сгорит здесь, в хлеву. Но это лучше, чем стать овощем.
Всё происходит за несколько мгновений. Пальцы Тамары ловко проскальзываю в карман, достают серебристую зажигалку с гравировкой перевёрнутого креста, откидывают крышку. Кремень с первого раза даёт искру, и вспыхивает пламя. Тамара кидает зажигалку под ноги Зофьи, которая успевает лишь изумлённо округлить глаза. Подол её длинного сарафана моментально загорается, как и сено вокруг. Пожар разрастается со стремительной скоростью. С диким, нечеловеческим воплем Зофья вскакивает на ноги. Огонь переходит на её распущенные рыжие волосы, вспыхнувшие подобно июльскому тополиному пуху. Ткань сарафана моментально превращается в обугленные лохмотья, частично обнажая её юное тело. Кожа краснеет, на ней вздуваются волдыри. Зофья горит, словно пропитанный бензином факел, противоестественно ярко. Тамара никак не могла ожидать такого эффекта, но это к лучшему. Сделав последнее усилие, которое ей под силу в сложившемся положении, Тамара, пятясь, отползает назад, пока не упирается спиной в стену. Огонь окружает её, подбирается всё ближе. Куры кудахчут и суетятся, расталкивая друг друга на пути к выходу. Чёрный дым вздымается к потолку, он заволакивает помещение, с каждой секундой становится всё тяжелее дышать, на глаза наворачивается пелена. Плотно сомкнув губы, Тамара наблюдает, как почерневшая Зофья раздирает ногтями горло в приступе удушья и мечется из стороны в сторону. Огонь успел лишить её зрения, она дезориентирована. Её голос стихает, вместо крика теперь звучит лишь слабый, мученический хрип, затем девушка падает на пол, и Тамара теряет её из вида. Над головой трещат доски, часть пылающей стены с грохотом обрушивается, за ней начинает пылающими ошмётками осыпаться потолок. Тамара понимает, что через несколько минут будет погребена под ним. Она погибнет, но больше не будет жертв и пропавших без вести девочек. Огонь уже повсюду. Потолок над головой девочки обваливается. Тамара успевает лишь закрыть глаза.
Эпилог.
Распространение огня по лесу привлекло внимание министерства по чрезвычайным ситуациям, были высланы пожарные машины. На тушение охваченной пламенем территории ушло несколько суток, и в конечном итоге разбушевавшаяся стихия была побеждена.